Богословский И.В. /"Борьба классов" марксизма и социал-дарвинизм/ (из книги 1905г.)
Биологический факт, выраженный в потребности питания и оцениваемый с точки зрения начала, которое стоит превыше всех других начал и которое именуется жизнью, играет подчиненную роль по отношению к этому началу. "Мы едим для того, чтобы жить, а не живем для того, чтобы есть", сказал какой-то мудрец древности, и в этом изречении скрывается истина, далеко не охватываемая нравоучительной формой выражения.Жизнь, как бы её не представляли себе метафизики, не перестанет складываться из множества анатомо-физиологических элементов, из которых акт питания занимает вовсе не первое место. /.../ Мы пользуемся данными биологии только потому, что сами творцы теории отводят в ней этим данным видное место. "Борьба за существование", перефразированная Энгельсом в "классовую борьбу", и эволюционное развитие, отождествляемое тем же мыслителем с "диалектическим методом", целиком принадлежат области биологии.
Да и сама экономика с "формами производства" во главе потеряет всякий смысл, если за ней не будет скрываться органических потребностей в пище, одежде и жилище. За всем тем смена поколений, которая лежит в основе исторического процесса и которая дает возможность марксистам говорить о рабской и крепостной организации общества впрошлом, о капиталистическом хозяйстве в настоящем и об "обобществлении средств производства" в будущем, после появления экономического материализма остается невыясненной, как осталась невыясненной и до марксистской схоластики, хотя со стороны марксистов и были попытки покрыть смену поколений "экономическим" термином "детопроизводство".
Итак, верховное начало, от которого только и позволительно отправляться в социологических исследованиях и которое называется жизнью, решительно восстает против той однобокости, которая ограничивает это начало какой-либо одной потребностью в то время, как оно слагается из нескольких вполне равноправных потребностей.
/.../
Если факты билологии не поддаются диалектическому объяснению, то, быть может, культурные факты целиком подходят под законы "диалектики". Энгельс иначе и не думает. "В этом обществе, - говорит он, - всякий порядок, будет то религиозно-нравственный, политический или семейный, "вполне подчинен имущественному и является возможность свободно развиваться тем классовым противоречиям и той классовой борьбе, которые составляют содержание всей писанной истории до нашего времени". Оказывается, что "диалектика" уж не так всемогуща, чтобы могла обойтись без союзника, когда дело касается объяснения исторического процесса. В качестве такого союзника ей дана "классовая борьба", которая по откровенному признанию Энгельса, есть перифраз "борьбы за существование". Таким образом "внутреннее стремление" каждой культурной формы развивать из "себя противоречия" находит для себя, так сказать, направляющее русло, по которому оно изливается в новые прогрессивные формы, служащие разрешением возникших "противоречий", не в каком-либо экономическом факторе, а в словесной формуле "борьбы", под которую с одинаковым правом можно подвести "имущественный порядок" Энгельса, как и те"общественные и политические неравенства, из действия и противодействия которых, по утверждению бокля, слагается значительная часть истории". Для всякого непредубежденного ума ясно, что союзник "диалектики" притянут к выполнению диалектической работы полицейским способом, т.е. вполне искусственно. Диалектический nisus formativus, как представлял его себе Гегель, был достаточно всемогущ сам по себе, чтобы формулировать историю по своим законам, и только для объяснения фактов биологии давалась ему в помощь "молния жизни"; вместе с этим и "борьба за существование" в том виде, в котором она вышла из-аод пера Дарвина, в качестве фактора эволюции не нуждалась ни в каких союзниках. Теперь оказывается, что диалектика без борьбы за существование вполне бессильна, равно как и наоборот. Тайну такого тесного союза разъясняет нам сам Энгельс в своих сетованиях, направленных по адресу фейербаха. В то время, когда формировалось мировоззрение учеников Гегеля, на литературной арене не было никакой "борьбы за существование", и Фейербах, верный заветам своего учителя - низвести Божество до человеческого "я", добросовестно выполнил эти заветы, разъяснив генезис религиозной догмы. Появление теории "подбора" застало Фейербаха не у дел, тогда как другие его сотоварищи в это время только готовились к выполнению своей литературной миссии. В их головах немедленно произошла революция, завершившаяся объявлением "диалектики" синонимом "эволюции" и замена "молнии жизни" Гегеля "борьбой за существование" Дарвина. Для нас, переживших апогей славы теории "подбора", попытка перенести принципы этой теории в область общественности отзывается чем-то архаическим. Ещё когда над термином "борьба за существование" оперирует какой-нибудь апологет рынка или, по выражению Маркса, "гений буржуазного тупоумия", смысл и значение этой операции вполне понятны, ибо борьба за существование придумана и возведена в звание фактора прогресса в целях оправдания начал рыночного строя. Но когда такими же словесными эквилибрами начинают заниматься доброжелатели угнетенного человечества, теряешься в догадках - не достает ли им здоавого рассудка, или уж они черезчур подавлены рыночной схоластикой, не позволяющей им выбраться на надлежащую дорогу.
/.../
Будет ли это так или иначе, во всяком случае верно одно, а именно то, что сам творец "подбора" придавал понятию о "борьбе" всеобъемлемость, под которую можно подвести всякое явление природы. Эта всеобъемлемость "борьбы за существование" вполне отвечает симпатиям рынка, желающего навязать свои распорядки самой природе, но вовсе не согласуется с требованиями точной методичности, которая состоит в расчленении сложных явлений на их составные элементы, а не в сваливании этих явлений в общую кучу, хотя бы эта куча и окрещивалась почетной личкой "великого закона". Само собой понятно, что "борьба за существование", извлеченная Мальтусом из рыночных распорядков и перенесенная Дарвином на природу, не утрачивает своей всеобъемлемости только потому, что после метаморфозы, какую она претерпела в головах марксистов, возвращается под видом "классовой борьбы", и "великая книга", поставившая себе задачей сделать эту борьбу "содержанием всей писанной истории", может представить из себя прекрасный образчик беллетристического произведения с фантастической фабулой, но едва ли способна выяснить перед нами конкретные условия культурного развития.
Богословский И.В. Вопросы жизни. СПб.,1905. с.101-103, 106-107,108.
Комментарий.
Богословский открывает очень интересную сторону марксизма - по сути марксисткая "классовая борьба" есть вариант социал-дарвинистского истолкования "борьбы за существование". Есть индивидуалистическая трактовка, есть расовая трактовка и, в дополнение, возникла классовая трактовка. "Борьба классов" оказывается особой формой групповой борьбы за существование. Парадокс в том, что биологический принцип применен к небиологическим образованиям, а если точнее - к искусственным социальным показателям. Рассмотрение марксизма и "диктатуры пролетариата" как варианта социал-дарвинизма весьма перспективно, на мой взгляд. (д.д.)
Да и сама экономика с "формами производства" во главе потеряет всякий смысл, если за ней не будет скрываться органических потребностей в пище, одежде и жилище. За всем тем смена поколений, которая лежит в основе исторического процесса и которая дает возможность марксистам говорить о рабской и крепостной организации общества впрошлом, о капиталистическом хозяйстве в настоящем и об "обобществлении средств производства" в будущем, после появления экономического материализма остается невыясненной, как осталась невыясненной и до марксистской схоластики, хотя со стороны марксистов и были попытки покрыть смену поколений "экономическим" термином "детопроизводство".
Итак, верховное начало, от которого только и позволительно отправляться в социологических исследованиях и которое называется жизнью, решительно восстает против той однобокости, которая ограничивает это начало какой-либо одной потребностью в то время, как оно слагается из нескольких вполне равноправных потребностей.
/.../
Если факты билологии не поддаются диалектическому объяснению, то, быть может, культурные факты целиком подходят под законы "диалектики". Энгельс иначе и не думает. "В этом обществе, - говорит он, - всякий порядок, будет то религиозно-нравственный, политический или семейный, "вполне подчинен имущественному и является возможность свободно развиваться тем классовым противоречиям и той классовой борьбе, которые составляют содержание всей писанной истории до нашего времени". Оказывается, что "диалектика" уж не так всемогуща, чтобы могла обойтись без союзника, когда дело касается объяснения исторического процесса. В качестве такого союзника ей дана "классовая борьба", которая по откровенному признанию Энгельса, есть перифраз "борьбы за существование". Таким образом "внутреннее стремление" каждой культурной формы развивать из "себя противоречия" находит для себя, так сказать, направляющее русло, по которому оно изливается в новые прогрессивные формы, служащие разрешением возникших "противоречий", не в каком-либо экономическом факторе, а в словесной формуле "борьбы", под которую с одинаковым правом можно подвести "имущественный порядок" Энгельса, как и те"общественные и политические неравенства, из действия и противодействия которых, по утверждению бокля, слагается значительная часть истории". Для всякого непредубежденного ума ясно, что союзник "диалектики" притянут к выполнению диалектической работы полицейским способом, т.е. вполне искусственно. Диалектический nisus formativus, как представлял его себе Гегель, был достаточно всемогущ сам по себе, чтобы формулировать историю по своим законам, и только для объяснения фактов биологии давалась ему в помощь "молния жизни"; вместе с этим и "борьба за существование" в том виде, в котором она вышла из-аод пера Дарвина, в качестве фактора эволюции не нуждалась ни в каких союзниках. Теперь оказывается, что диалектика без борьбы за существование вполне бессильна, равно как и наоборот. Тайну такого тесного союза разъясняет нам сам Энгельс в своих сетованиях, направленных по адресу фейербаха. В то время, когда формировалось мировоззрение учеников Гегеля, на литературной арене не было никакой "борьбы за существование", и Фейербах, верный заветам своего учителя - низвести Божество до человеческого "я", добросовестно выполнил эти заветы, разъяснив генезис религиозной догмы. Появление теории "подбора" застало Фейербаха не у дел, тогда как другие его сотоварищи в это время только готовились к выполнению своей литературной миссии. В их головах немедленно произошла революция, завершившаяся объявлением "диалектики" синонимом "эволюции" и замена "молнии жизни" Гегеля "борьбой за существование" Дарвина. Для нас, переживших апогей славы теории "подбора", попытка перенести принципы этой теории в область общественности отзывается чем-то архаическим. Ещё когда над термином "борьба за существование" оперирует какой-нибудь апологет рынка или, по выражению Маркса, "гений буржуазного тупоумия", смысл и значение этой операции вполне понятны, ибо борьба за существование придумана и возведена в звание фактора прогресса в целях оправдания начал рыночного строя. Но когда такими же словесными эквилибрами начинают заниматься доброжелатели угнетенного человечества, теряешься в догадках - не достает ли им здоавого рассудка, или уж они черезчур подавлены рыночной схоластикой, не позволяющей им выбраться на надлежащую дорогу.
/.../
Будет ли это так или иначе, во всяком случае верно одно, а именно то, что сам творец "подбора" придавал понятию о "борьбе" всеобъемлемость, под которую можно подвести всякое явление природы. Эта всеобъемлемость "борьбы за существование" вполне отвечает симпатиям рынка, желающего навязать свои распорядки самой природе, но вовсе не согласуется с требованиями точной методичности, которая состоит в расчленении сложных явлений на их составные элементы, а не в сваливании этих явлений в общую кучу, хотя бы эта куча и окрещивалась почетной личкой "великого закона". Само собой понятно, что "борьба за существование", извлеченная Мальтусом из рыночных распорядков и перенесенная Дарвином на природу, не утрачивает своей всеобъемлемости только потому, что после метаморфозы, какую она претерпела в головах марксистов, возвращается под видом "классовой борьбы", и "великая книга", поставившая себе задачей сделать эту борьбу "содержанием всей писанной истории", может представить из себя прекрасный образчик беллетристического произведения с фантастической фабулой, но едва ли способна выяснить перед нами конкретные условия культурного развития.
Богословский И.В. Вопросы жизни. СПб.,1905. с.101-103, 106-107,108.
Комментарий.
Богословский открывает очень интересную сторону марксизма - по сути марксисткая "классовая борьба" есть вариант социал-дарвинистского истолкования "борьбы за существование". Есть индивидуалистическая трактовка, есть расовая трактовка и, в дополнение, возникла классовая трактовка. "Борьба классов" оказывается особой формой групповой борьбы за существование. Парадокс в том, что биологический принцип применен к небиологическим образованиям, а если точнее - к искусственным социальным показателям. Рассмотрение марксизма и "диктатуры пролетариата" как варианта социал-дарвинизма весьма перспективно, на мой взгляд. (д.д.)