Капители в Храме Благовещения Пресвятой Богородицы в Сокольниках
“Как из больных видений сна, в испуге освобождаясь от кошмарных пут, день встать спешит, так сводчатые дуги из капители спутанной бегут.” Р.М. Рильке
Наш маленький земной мир порою бесконечно велик. Та самая пылинка дальних стран на твоем ноже неизменно вытаскивает из памяти пухлую колоду стоп-кадров, обрывков фраз, интонаций и бесконечных поводов почесать языком. Накануне, тут, завязался разговор о капителях. Тема неохватная. Они (капители) точно любимые гуси на моем птичьем дворе, и рассказывать о каждой я могу долго - только спроси. Видели на снимке цеха поленницу из капителей? Так это только малая часть.
Но был в этой любви обычный с виду день, который разделил наши отношения на “до” и “после”. Лет десять назад я впервые попал в Дублин. Город притягательный, как квартира холостяка-жизнелюба. Веди себя в ней как хочешь, только стекол не бей. На второй день я здорово простудился. Не помогало ничего - ни многочасовые посиделки в Темпл Баре, ни едкие травяные чаи. Исцеление откладывалось. В тот самый день я хаотично слонялся между дублинскими церквями и пабами. Вечер приблизился где-то поблизости от Святого Михана. Небольшая норманнская церковка с сырой криптой, набитой доверху гробами. Это самый мой любимый дублинский святой. Он известен главным образом тем, что ничего про него нынче не известно. Кто он был? Откуда взялся? Знаем только, что его рьяно почитали пришлые норманны, но рассказывать о нем местному населению они не стали. Наши, мол, норманнские заморочки, кельтам не понять. Они только закладывали в его крипту своих усопших рыцарей, словно бочонки с виски. Наверное, не зря Миханом звали самого отпетого хулигана с улицы моего детства. Зато, какой орган живет наверху в самом храме! Любимый орган Генделя, на котором он в первый раз проиграл партитуру “Мессии” перед премьерой на концерте для избранных.
Свифт, который в то время занимал пост декана Собора Святого Патрика, настаивал, чтобы сборы от концерта пошли в пользу дублинских умалишенных. Они с Генделем тогда здорово поцапались. Я, помнится, решил помирить двух гениев. Поэтому отправился к Святому Патрику. Простуда забавлялась моей бедной головой, хватая то за нос, то за уши. Свет вызывал боль в глазах. Перебравшись через старушку Лиффи, я вынужден был спрятаться в Beer Market.
Накануне вечером добрая душа поднесла мне замечательный виски Bushmills (для будничного питья берите двенадцатилетний односолодовый - не ошибетесь). Пришлось выпить с каждым из гениев по отдельности. Мир, кажется, был достигнут, и мы выпили уже втроем. Озноб начал отступать, и я решил закрепить эффект дозой Эффералгана. Затем, помню, плелся я к Святому Патрику и печально размышлял о тяжести ирландских сводов. Вы бы только взглянули на их нервюры, как они тихонько гудят от напряжения. Сумерки сгустились. Публики в соборе было мало - нечастые шаги, негромкие голоса. Я потихоньку уселся на стульчик у столпа средокрестия и начал дремать. Было тепло и уютно. И тут глаза раскрылись сами. Перед ними замелькали острые подпружные арки нефа. Как назло, они были так хорошо подсвечены, что была видна каждая выщербина. Резкие тени росли вверх из капителей, словно струи сизого ирландского тумана. Над капителями кривлялись потрясающие рожи.
Это была образцовая паническая атака. По опыту я знал, что главное - восстановить дыхание. Надо было подумать о чем-нибудь отвлеченном. Я и подумал. Подумал, что это справедливо, когда над капителью вешают человеческую голову. Кто-то должен рассказать за них о маете тяжкого груза, который несет каждая капитель. Немоте нужны посредники. Наконец, лбу стало приятно от холодного камня столпа. Дыхание потихонечку возвращалось. Проходивший мимо служитель бормотал под нос, сгоняя последних посетителей к выходу. Видно, пора было идти и мне. Вот думайте, что хотите, но с того самого дня я стал рисовать капители немного иначе. Все не мог забыть эти головы. Да и с методической точки зрения оказалось удобно представлять их, как лица - характеры. Есть капители ироничные, есть махнувшие на все рукой. Среди них водятся энтузиасты и меланхолики, психопаты и святые. Я написал этот текст оттого, что в будущем, надеюсь, капителей в моем журнале будет немало. Они словно вишенки на кусочках горького шоколада. В подтверждение своих слов я выкладываю на обозрение изображения обитателей нашего старого доброго знакомого, десантного Благовещенского Храма.
Вот как раз тот самый случай, когда меж стеблей и листьев выглядывают пристальные глаза. Они не жалуются. Десантники все же заходят. Могут не понять. Поэтому капители смотрят и помалкивают, слушают, как чирикают мраморные птички. И вишенки, кстати, присутствуют - красные яшмовые пуговки среди зарослей. Если вы устанете еженощно кататься в Рим, вас радушно ожидают в Дублине.
Наш маленький земной мир порою бесконечно велик. Та самая пылинка дальних стран на твоем ноже неизменно вытаскивает из памяти пухлую колоду стоп-кадров, обрывков фраз, интонаций и бесконечных поводов почесать языком. Накануне, тут, завязался разговор о капителях. Тема неохватная. Они (капители) точно любимые гуси на моем птичьем дворе, и рассказывать о каждой я могу долго - только спроси. Видели на снимке цеха поленницу из капителей? Так это только малая часть.
Но был в этой любви обычный с виду день, который разделил наши отношения на “до” и “после”. Лет десять назад я впервые попал в Дублин. Город притягательный, как квартира холостяка-жизнелюба. Веди себя в ней как хочешь, только стекол не бей. На второй день я здорово простудился. Не помогало ничего - ни многочасовые посиделки в Темпл Баре, ни едкие травяные чаи. Исцеление откладывалось. В тот самый день я хаотично слонялся между дублинскими церквями и пабами. Вечер приблизился где-то поблизости от Святого Михана. Небольшая норманнская церковка с сырой криптой, набитой доверху гробами. Это самый мой любимый дублинский святой. Он известен главным образом тем, что ничего про него нынче не известно. Кто он был? Откуда взялся? Знаем только, что его рьяно почитали пришлые норманны, но рассказывать о нем местному населению они не стали. Наши, мол, норманнские заморочки, кельтам не понять. Они только закладывали в его крипту своих усопших рыцарей, словно бочонки с виски. Наверное, не зря Миханом звали самого отпетого хулигана с улицы моего детства. Зато, какой орган живет наверху в самом храме! Любимый орган Генделя, на котором он в первый раз проиграл партитуру “Мессии” перед премьерой на концерте для избранных.
Свифт, который в то время занимал пост декана Собора Святого Патрика, настаивал, чтобы сборы от концерта пошли в пользу дублинских умалишенных. Они с Генделем тогда здорово поцапались. Я, помнится, решил помирить двух гениев. Поэтому отправился к Святому Патрику. Простуда забавлялась моей бедной головой, хватая то за нос, то за уши. Свет вызывал боль в глазах. Перебравшись через старушку Лиффи, я вынужден был спрятаться в Beer Market.
Накануне вечером добрая душа поднесла мне замечательный виски Bushmills (для будничного питья берите двенадцатилетний односолодовый - не ошибетесь). Пришлось выпить с каждым из гениев по отдельности. Мир, кажется, был достигнут, и мы выпили уже втроем. Озноб начал отступать, и я решил закрепить эффект дозой Эффералгана. Затем, помню, плелся я к Святому Патрику и печально размышлял о тяжести ирландских сводов. Вы бы только взглянули на их нервюры, как они тихонько гудят от напряжения. Сумерки сгустились. Публики в соборе было мало - нечастые шаги, негромкие голоса. Я потихоньку уселся на стульчик у столпа средокрестия и начал дремать. Было тепло и уютно. И тут глаза раскрылись сами. Перед ними замелькали острые подпружные арки нефа. Как назло, они были так хорошо подсвечены, что была видна каждая выщербина. Резкие тени росли вверх из капителей, словно струи сизого ирландского тумана. Над капителями кривлялись потрясающие рожи.
Это была образцовая паническая атака. По опыту я знал, что главное - восстановить дыхание. Надо было подумать о чем-нибудь отвлеченном. Я и подумал. Подумал, что это справедливо, когда над капителью вешают человеческую голову. Кто-то должен рассказать за них о маете тяжкого груза, который несет каждая капитель. Немоте нужны посредники. Наконец, лбу стало приятно от холодного камня столпа. Дыхание потихонечку возвращалось. Проходивший мимо служитель бормотал под нос, сгоняя последних посетителей к выходу. Видно, пора было идти и мне. Вот думайте, что хотите, но с того самого дня я стал рисовать капители немного иначе. Все не мог забыть эти головы. Да и с методической точки зрения оказалось удобно представлять их, как лица - характеры. Есть капители ироничные, есть махнувшие на все рукой. Среди них водятся энтузиасты и меланхолики, психопаты и святые. Я написал этот текст оттого, что в будущем, надеюсь, капителей в моем журнале будет немало. Они словно вишенки на кусочках горького шоколада. В подтверждение своих слов я выкладываю на обозрение изображения обитателей нашего старого доброго знакомого, десантного Благовещенского Храма.
Вот как раз тот самый случай, когда меж стеблей и листьев выглядывают пристальные глаза. Они не жалуются. Десантники все же заходят. Могут не понять. Поэтому капители смотрят и помалкивают, слушают, как чирикают мраморные птички. И вишенки, кстати, присутствуют - красные яшмовые пуговки среди зарослей. Если вы устанете еженощно кататься в Рим, вас радушно ожидают в Дублине.