"Есть на тёплом море чудный камень яхонт."
"У туфель золотой обрез и, словно в танце, узкий носик…Кругом болото, топь да лес,таких у нас самих не носят!" Сергей Клычков.
Возвращение в ЖЖ после некоторого отсутствия прекрасно иллюстрирует анекдот о совете раввина, привести в дом козла. Начав писать сызнова,я остро почувствовал, как был счастлив, запершись в заоблочной твердыне своего духа. Но проклятая привычка время от времени выступать на публике оказалась настойчивей здравого смысла. Помню: раз, накануне 1-го Мая тёплая компания отмечала окончание очередного заказа в мастерской, занимавшей часть цокольного этажа жилой пятиэтажки в Сокольниках. Наш форматор Женя, вздымаясь, как грозовая туча над горизонтом сказал, чтобы мы держали его крепко. А то, мол, бабки ментам опять наберут. А потом, освободившись от наших нетвёрдых объятий, он начал своё выступление с того, что точным движением высадил пустой кастрюлей оконное стекло. Затем, прижавшись к решётке начал зычно голосить: "Курвы старые, Продали Россию......."; "..............." Голубая майка его выразительно оттеняла пятно свежего весеннего неба. Далее всё случилось, как и было им предсказано... Я ,конечно далёк от подобной экспрессии. Стараюсь сейчас постичь глубину событий и явлений, увидеть грандиозное в невеликом. Как леопард, развалившийся в кроне одинокого дерева щурится на стрекозу, принюхиваясь тем временем к благоуханию пасущейся поблизости антилопы. Деятельность нашего отважного коллектива сейчас замечательно описывается этим образом. Между тем мы продолжаем производить на свет всякие затейливыеые вещички, внутренне готовясь к изрядной добыче. Недавно, ребята закончили одну такую диковинку. Это престол совсем небольшого размера. Поставили его в домашней церковке, реставрируемого старинного купеческого дома, посередь Замоскворечья. Церковка совсем крошечная, алтарь, ещё меньше. Но в нём будет всё, что положено алтарю.
Такие алтарчики порою встречаются в древних Балканских монастырях. Представьте себе, я раз видел в одном таком откидной престол-доску. Но наша домашняя церковь, конечно побольше. Мы постарались сделать этот престол таким, чтобы вокруг него организовалось пространство для совершения полноценного служения. Такого, как если бы оно происходило в большом храме.
Поэтому, пристальное внимание к деталям. Когда капительки престола ещё стояли отдельно на поддоне в цеху, ими можно было любоваться, вертя в руках, на манер японских нэцкэ. Судите сами.
Но рисуя этот престол я думал вовсе не о нэцкэ и не венецианских колодцах, образцы которых память угодливо подкладывает перед внутренним взором. Я думал о греческих островах. О своём любимом Додеканесе. О невероятной смеси зарахов, звуков, оттенков и густых теней, которые вихрем проносятся перед тобой, стоит лишь начать произносить слово: "До..." Вспоминалась одна резная вещица из уединённого Пантелеймоновского монастыря на склоне острова Тилос. Сейчас она служит основанием для двухстороннего аналоя. А в прошлом...Бог весть.
Почти триста лет назад вырезали её местные корабельщики. Те же самые, что сделали тамошние иконостасы и кафедру. Смесь островного наивного мировосприятия и тонкого чутья природы, моря, вскриков местных птиц (среди них имеются эндемики, между прочим). Для меня в этой колонне удачно слилось всё то, о чём написал Михаил Кузьмин в стихотворении, открывающем цикл "Корфу". Не удержусь от позёрства - продекламирую:
Взорам пир - привольный остров в море.
О, леса, зеленые леса!
Моря гладь с лазурью неба в споре,
Что синей: волна иль небеса?
Что белей: наш парус или чайка?
Что алей, чем алых маков плащ?
Сколько звезд на небе, сосчитай-ка, -
Столько струй родник стремит из чащ.
По горам камней ряды сереют,
По камням сверкает светлый ключ.
В облаках зари румяна рдеют,
Из-за туч широк прощальный луч.
О Корфу, цветущая пустыня,
Я схожу на твой счастливый брег!
Вечер тих, как Божья благостыня,
Кроток дух, исполнен тихих нег.
А может, обо всём этом я пишу, чтобы помахать ладошкой своему другу, отправляющемуся на Корфу. Тогда по сложившейся традиции - послевоенный постер 1954 года. До моего появления на свет целых десять лет.
Тиражируемый Керкирский вид. Монастырь Влахернской Божией Матери на фоне Мышиного острова. За спиной у зрителя, у начала пирса недурной рыбный ресторан. А справа, совсем близко точка отрыва-касания взлётной полосы международного аэропорта. Съездите и к Влахернской Богоматери, и к Пантократору на Мышиный остров. Полюбуйтесь завораживающей красотой самолётов. А для полноты ощущений отведайте жареной смеси рыбной мелочи на веранде "Флисвос Сисайд" (если я правильно запомнил название). Ну и о вине, местном белом вине не забудьте... Тут, согласно мизансцене мне становится одиноко. И я снова думаю о нашем престоле. О согласии между ним и настенной живописью, которую выполнили умелые Ярославские мастера. Особенно хорош его вид на фоне Спасителя с предстоящими. Есть между этими двумя визуальными образами какое-то внутреннее родство. Может тоже одиночество? Но уже не земное, а высшей пробы.
И я дома тоже сидеть, пожалуй не буду. И мне постер в дорожку.
Тем более, что это правдивое отражение сложившейся ситуации
Возвращение в ЖЖ после некоторого отсутствия прекрасно иллюстрирует анекдот о совете раввина, привести в дом козла. Начав писать сызнова,я остро почувствовал, как был счастлив, запершись в заоблочной твердыне своего духа. Но проклятая привычка время от времени выступать на публике оказалась настойчивей здравого смысла. Помню: раз, накануне 1-го Мая тёплая компания отмечала окончание очередного заказа в мастерской, занимавшей часть цокольного этажа жилой пятиэтажки в Сокольниках. Наш форматор Женя, вздымаясь, как грозовая туча над горизонтом сказал, чтобы мы держали его крепко. А то, мол, бабки ментам опять наберут. А потом, освободившись от наших нетвёрдых объятий, он начал своё выступление с того, что точным движением высадил пустой кастрюлей оконное стекло. Затем, прижавшись к решётке начал зычно голосить: "Курвы старые, Продали Россию......."; "..............." Голубая майка его выразительно оттеняла пятно свежего весеннего неба. Далее всё случилось, как и было им предсказано... Я ,конечно далёк от подобной экспрессии. Стараюсь сейчас постичь глубину событий и явлений, увидеть грандиозное в невеликом. Как леопард, развалившийся в кроне одинокого дерева щурится на стрекозу, принюхиваясь тем временем к благоуханию пасущейся поблизости антилопы. Деятельность нашего отважного коллектива сейчас замечательно описывается этим образом. Между тем мы продолжаем производить на свет всякие затейливыеые вещички, внутренне готовясь к изрядной добыче. Недавно, ребята закончили одну такую диковинку. Это престол совсем небольшого размера. Поставили его в домашней церковке, реставрируемого старинного купеческого дома, посередь Замоскворечья. Церковка совсем крошечная, алтарь, ещё меньше. Но в нём будет всё, что положено алтарю.
Такие алтарчики порою встречаются в древних Балканских монастырях. Представьте себе, я раз видел в одном таком откидной престол-доску. Но наша домашняя церковь, конечно побольше. Мы постарались сделать этот престол таким, чтобы вокруг него организовалось пространство для совершения полноценного служения. Такого, как если бы оно происходило в большом храме.
Поэтому, пристальное внимание к деталям. Когда капительки престола ещё стояли отдельно на поддоне в цеху, ими можно было любоваться, вертя в руках, на манер японских нэцкэ. Судите сами.
Но рисуя этот престол я думал вовсе не о нэцкэ и не венецианских колодцах, образцы которых память угодливо подкладывает перед внутренним взором. Я думал о греческих островах. О своём любимом Додеканесе. О невероятной смеси зарахов, звуков, оттенков и густых теней, которые вихрем проносятся перед тобой, стоит лишь начать произносить слово: "До..." Вспоминалась одна резная вещица из уединённого Пантелеймоновского монастыря на склоне острова Тилос. Сейчас она служит основанием для двухстороннего аналоя. А в прошлом...Бог весть.
Почти триста лет назад вырезали её местные корабельщики. Те же самые, что сделали тамошние иконостасы и кафедру. Смесь островного наивного мировосприятия и тонкого чутья природы, моря, вскриков местных птиц (среди них имеются эндемики, между прочим). Для меня в этой колонне удачно слилось всё то, о чём написал Михаил Кузьмин в стихотворении, открывающем цикл "Корфу". Не удержусь от позёрства - продекламирую:
Взорам пир - привольный остров в море.
О, леса, зеленые леса!
Моря гладь с лазурью неба в споре,
Что синей: волна иль небеса?
Что белей: наш парус или чайка?
Что алей, чем алых маков плащ?
Сколько звезд на небе, сосчитай-ка, -
Столько струй родник стремит из чащ.
По горам камней ряды сереют,
По камням сверкает светлый ключ.
В облаках зари румяна рдеют,
Из-за туч широк прощальный луч.
О Корфу, цветущая пустыня,
Я схожу на твой счастливый брег!
Вечер тих, как Божья благостыня,
Кроток дух, исполнен тихих нег.
А может, обо всём этом я пишу, чтобы помахать ладошкой своему другу, отправляющемуся на Корфу. Тогда по сложившейся традиции - послевоенный постер 1954 года. До моего появления на свет целых десять лет.
Тиражируемый Керкирский вид. Монастырь Влахернской Божией Матери на фоне Мышиного острова. За спиной у зрителя, у начала пирса недурной рыбный ресторан. А справа, совсем близко точка отрыва-касания взлётной полосы международного аэропорта. Съездите и к Влахернской Богоматери, и к Пантократору на Мышиный остров. Полюбуйтесь завораживающей красотой самолётов. А для полноты ощущений отведайте жареной смеси рыбной мелочи на веранде "Флисвос Сисайд" (если я правильно запомнил название). Ну и о вине, местном белом вине не забудьте... Тут, согласно мизансцене мне становится одиноко. И я снова думаю о нашем престоле. О согласии между ним и настенной живописью, которую выполнили умелые Ярославские мастера. Особенно хорош его вид на фоне Спасителя с предстоящими. Есть между этими двумя визуальными образами какое-то внутреннее родство. Может тоже одиночество? Но уже не земное, а высшей пробы.
И я дома тоже сидеть, пожалуй не буду. И мне постер в дорожку.
Тем более, что это правдивое отражение сложившейся ситуации