съезд великого перелома
Выделю фрагмент того, что я процитировал из книги Александра Городницкого "И вблизи и вдали".
Наше политическое и литературное самосознание стремительно совершенствовалось -- начав еще в школе с соцреализма и "Краткого курса", оно менялось по мере открытия Хемингуэя и Ремарка, Цветаевой и Мандельштама, первых документов о масштабах сталинских репрессий и песен заключенных.
Конечно, многого мы еще не знали, были незрелы и невежественны. Казалось, стоит только очистить социализм от сталинского культа -- и все опять будет хорошо. Неслучайно именно в эти годы в Москве и в Ленинграде возникла подпольная организация "марксистов-ленинцев". Кроме того, исторический перелом, наступивший с XX съездом, как бы символизировал тогда движение вперед и осуществление юношеских наших надежд, связанных с реализацией "чистых" революционных идей. Почти никто из нас не подозревал тогда о масштабах бедствия, о тлетворности самой системы, породившей чудовищный феномен Сталина.
Кроме того, что немаловажно, мы были молоды, полны неизрасходованной энергии, чувствовали себя нераздельной частью великого народа, победившего недавно фашизм в грозной войне, зацепившей наше детство.
Задумывались ли в те годы молодые, незрелые и невежественные потомки победителей фашизма "о масштабах бедствия, тлетворности самой системы, породившей чудовищный феномен" Гитлера? Видимо, не задумывались ни тогда, ни впоследствии, хотя, казалось, бы принципы сравнения предельно прозрачны. Лидер сравнивается с лидером, система с системой, народ с народом. Или же задумывались, но по мере просвещения и созревания что-то происходило то ли с логикой, то ли с фактами, то ли и с тем и с другим вместе взятым.
То ли - кроме логики и фактов (документов) была ещё и эмоциональная, психологическая сфера. Ей соответствуют в аккурат песни заключённых, которые Городницкий счёл важным элементов в культурной системе наряду с Хэмингуэем, Ремарком, Цветаевой и Мандельштамом.
В эмоциональной сфере противоположный полюс маркировался революционными и раннекомсомольскими песнями. Им соответствовали "чистые" революционные идеи, которые к тридцатилетию Октября, будучи заключёнными в старые формулировки, переставали и убеждать и греть. А запрос на подвиг сохранялся, и энергии было хоть отбавляй...
Наше политическое и литературное самосознание стремительно совершенствовалось -- начав еще в школе с соцреализма и "Краткого курса", оно менялось по мере открытия Хемингуэя и Ремарка, Цветаевой и Мандельштама, первых документов о масштабах сталинских репрессий и песен заключенных.
Конечно, многого мы еще не знали, были незрелы и невежественны. Казалось, стоит только очистить социализм от сталинского культа -- и все опять будет хорошо. Неслучайно именно в эти годы в Москве и в Ленинграде возникла подпольная организация "марксистов-ленинцев". Кроме того, исторический перелом, наступивший с XX съездом, как бы символизировал тогда движение вперед и осуществление юношеских наших надежд, связанных с реализацией "чистых" революционных идей. Почти никто из нас не подозревал тогда о масштабах бедствия, о тлетворности самой системы, породившей чудовищный феномен Сталина.
Кроме того, что немаловажно, мы были молоды, полны неизрасходованной энергии, чувствовали себя нераздельной частью великого народа, победившего недавно фашизм в грозной войне, зацепившей наше детство.
Задумывались ли в те годы молодые, незрелые и невежественные потомки победителей фашизма "о масштабах бедствия, тлетворности самой системы, породившей чудовищный феномен" Гитлера? Видимо, не задумывались ни тогда, ни впоследствии, хотя, казалось, бы принципы сравнения предельно прозрачны. Лидер сравнивается с лидером, система с системой, народ с народом. Или же задумывались, но по мере просвещения и созревания что-то происходило то ли с логикой, то ли с фактами, то ли и с тем и с другим вместе взятым.
То ли - кроме логики и фактов (документов) была ещё и эмоциональная, психологическая сфера. Ей соответствуют в аккурат песни заключённых, которые Городницкий счёл важным элементов в культурной системе наряду с Хэмингуэем, Ремарком, Цветаевой и Мандельштамом.
В эмоциональной сфере противоположный полюс маркировался революционными и раннекомсомольскими песнями. Им соответствовали "чистые" революционные идеи, которые к тридцатилетию Октября, будучи заключёнными в старые формулировки, переставали и убеждать и греть. А запрос на подвиг сохранялся, и энергии было хоть отбавляй...