Единственно верный. Vol.12.1
Метель усиливалась, и фонарь во дворе погас. Несса, устав слушать речь на незнакомом языке, подалась спать, а Шани и Андрей все сидели над кружками с нетронутым отваром и разговаривали о своей до-аальхарнской жизни и том, что произошло с ними за эти годы на Дее. В итоге Шани спросил:
- Скажите, Андрей Петрович, а почему вы раньше никого здесь не лечили?
Андрей задумался, глядя в метельный мрак за окном. Действительно, почему? Он же врач - что мешало ему, выучив язык, стать лучшим целителем Аальхарна и вытащить несчастную страну из болезней, которые приходили каждую зиму, то легкие, то тяжелые... Разве не мог он синтезировать биоблокаду десять лет назад да по свежей памяти?
- Наверно, потому, что при мне всегда проповедовали принцип невмешательства в чужие дела и жизнь, - произнес он, когда молчание стало уже неприличным. - И потом, это все-таки другая планета, а я не специалист по болезням гуманоидов. Но болезнь Траубера пришла сюда из моего мира, - он криво усмехнулся и закончил, - и некому было ее уничтожить, кроме меня.
- Интересно вы рассуждаете, доктор, - произнес Шани, и Андрей поежился: землянин перед ним растаял - за столом сидел инквизитор: очень неприятный, надо сказать, человек: образованный, въедливый и готовый ловить собеседника на противоречиях. - Тогда спрошу еще, раз уж у нас такой откровенный разговор завязался: отчего вы не пошли в город? До столицы не так уж и далеко. А вас, я так понимаю, выкинуло неподалеку от Кучек, ну вы тут и осели. Блестяще образованный человек, врач - и настолько банально кукует на болотах с непромытой деревенщиной… Странно. Я понимаю, что общество аальхарнских ученых на нынешнем этапе развития науки для вас с вашими знаниями что-то вроде песочницы, но все же...
Андрей улыбнулся.
- Это же совершенно другой мир, Саша. Я не имел представления о самых элементарных делах и фактах. Представьте, я даже не знал, как приготовить еду в печке, потому что ни разу не видел ни печки, ни горшков, ни котелка… Как бы я пришел в город, не зная даже основных принципов здешней жизни? Меня бы поймали и отправили на костер, обвинив в уйме "приятных" вещей.
- Вот, - Шани прищурился. - Вот и корень проблемы. Вы попросту боялись: охранцев, моего ведомства, да Заступник там знает, чего еще, и все эти десять лет вами руководил страх. Я понимаю, сгореть никому не хочется..., - он помолчал, пристально рассматривая разбухшие от кипятка травы в своей кружке. - Другое дело, как вы отважились этот страх преодолеть.
- Не знаю, - пожал плечами Андрей. - Наверно, понял, что если останусь в стороне, то окончательно утрачу право быть собой. А ради этого права я уже потерял однажды и семью, и дом.
Шани мотнул головой в сторону угла, где посапывала Несса.
- Дочь ваша? - спросил он.
- Нет. Ее мать забили камнями как ведьму, а Несса сбежала из деревни и прибилась сюда. Кстати, местные решили, что это она наслала мор - мстила за мать.
- Когда приедете в столицу, то не рассказывайте никому эту душевную историю, - посоветовал Шани, - а то загубите и ее, и себя. Представьте себя ее законным отцом - так вам обоим будет лучше.
И будто бы воочию Андрей внезапно увидел события десятилетней давности.
...Двери в камеру перехода еще были закрыты, но команда отправки в защитных комбинезонах уже возилась рядом с ними, завершая необходимые приготовления. Андрей с удивлением заметил, что особист, приходивший к нему, тоже находится в зале и выглядит на удивление взволнованным, словно процесс отправки осужденного в Туннель на его памяти происходит впервые. Один из охранников передал Андрею мешок с пакетом Милосердия; Андрей взвесил его в руке - легкий, ссыльным много не положено - и забросил на плечо.
- Волнуетесь, Андрей Петрович? - спросил особист. В его серых глазах Андрей прочел настоящее - и потому неожиданное и странное беспокойство.
- Не знаю, - пожал плечами Андрей. - Не знаю...
- Я не даю вам какого-то особенного задания, - повторил особист свою недавнюю реплику, - однако..., - он помолчал; команда отправки уже закончила приготовления, но Андрею почему-то было ясно, что пока особист не закончит разговор, двери камеры не откроются. - Его зовут Александр Торнвальд. Если он жив, то сейчас ему двадцать. Высокого роста, европейский типаж, блондин, глаза голубые. Из особых примет шрам на левой брови, шрам на животе после операции аппендицита, родимое пятно на правом запястье. Конечно, я не думаю, что вы с ним встретитесь, Андрей Петрович, и не даю специального задания на поиск... Но если вы все-таки найдете этого человека, то вручите ему передатчик. Не сочтите за труд.
Андрей усмехнулся, попытавшись вложить в ухмылку все доступное ему презрение. Человек на пороге смерти имеет на это право. Однако особист проигнорировал эту весьма выразительную гримасу.
- Всего доброго, Андрей Петрович.
И двери открылись.
...- Задумались, Андрей Петрович?
Андрей встрепенулся. Шани по-прежнему сидел на лавке с кружкой травяного отвара в руке; видимо, он задал какой-то вопрос, который Андрей, заблудившись в воспоминаниях, благополучно пропустил мимо ушей.
Шрам на животе у него действительно был.
- Есть немного, - сказал Андрей. - Знаешь, Саша, у меня есть для тебя посылка с Земли.
Шани вскинул брови.
- Посылка? От кого?
Андрей не ответил. Он встал с лавки и полез в свой заветный мешок, где десять лет своего часа дожидался передатчик, тщательно завернутый в ткань арестантской рубашки. Тонкая пластинка послушно скользнула в руку; Андрей на секунду замешкался, но потом развернул сверток и передал устройство Шани. Тот осторожно отставил чашку в сторону, покрутил подарок в пальцах, осматривая и изучая, а затем кивнул:
- Судя по всему, базовый передатчик. Такие стали выдавать разведчикам на планетах с низким уровнем комфортности. Передает сигнал в пункт управления, а оттуда уже высылается капсула эвакуации.
- Вот именно, - подтвердил Андрей. - Человек, который мне его вручил, очень хотел, чтобы я отдал его тебе.
Шани очень нехорошо прищурился, словно вспомнил о том, что давно бы хотел забыть. Андрей подумал, что ведьмы от такого взгляда должны сразу сознаваться во всем, что сделали и не сделали.
- Андрей Петрович... - голос Шани, тихий и какой-то растерянный, что ли, совершенно не соответствовал лютому стылому взгляду и закаменевшим скулам. - Вы хорошо помните того человека?
- Блеклый какой-то, - пожал плечами Андрей. - Типичный сотрудник секретной службы. Белесый такой, волосы назад зачесаны. Очень аккуратный костюм. Но внешность совершенно незапоминающаяся.
- Понятно, - кивнул Шани. Теперь он выглядел потерянным и очень несчастным: таким шеф-инквизитора явно никогда не видели. Андрей заметил, что пальцы Шани, сжимающие пластинку передатчика, дрожат. - Знаете, Андрей Петрович... Возьмите эту дрянь и утопите в болоте. Пожалуйста.
Андрей утвердительно качнул головой.
- Вообще-то это правильно, - сказал Шани, когда пластинка передатчика уже была убрана Андреем на прежнее место, а травяной отвар все-таки выпит. - Знаете, за время здесь я понял, что людьми движет только инстинкт самосохранения. Нам толкуют про мораль, идеи, праведность и неправедность, Заступник сказал, что блажен тот, кто голову положит за други своя...
- Это не Заступник, - поправил Андрей. - Это из Библии.
- Да? Ну ладно, допустим. Тем не менее, вы, блестящий доктор, гуманист и идеалист, не захотели стать спасителем целой страны, которая тонет в дерьме. А потому, что вам на костер не хочется. Известно ведь, что болезни лечатся целованием чудотворных икон, а тут вылез неведомо откуда лекарник и давай какие-то уколы делать. Да на костер его, и всего-то делов. И про невмешательство вы, доктор, слукавили... где же тут невмешательство, если в вашу совершенно частную жизнь залезли самым непристойным образом? Ну хотите вы принимать наркотики - кого, кроме вас, это касается? Так ведь нет...
- Пожалуй, ты прав, - не стал спорить Андрей. Он задумчиво смотрел в темную от времени столешницу и бездумно скользил пальцем по древесному рисунку. - Однако наступает момент, когда нужно действовать вне всяческих инстинктов. Тебе ведь нельзя в столицу, не так ли? Первый же патруль тебя если не пристрелит, то бросит в тюрьму. И ты тоже пойдешь на костер - по меньшей мере, за убийство того капитана, - он мотнул головой в сторону камзола. - Но завтра с утра мы с тобой поедем в столицу - спасать тех, кого еще можно спасти.
Шани кивнул.
- Да, поедем. Потому что люди... наверно. Да и вообще, - он поболтал остатками отвара в своей кружке, - странную мы с вами тему выбрали для разговора.
И с этими словами он уснул. Кружка выскользнула из его пальцев и скатилась на колени, травяной отвар расплескался, но Шани этого не заметил. Андрей осторожно взял кружку и посмотрел в окно - метель заканчивалась, а ночь стала белой-белой, и на небе проглянула луна сквозь хлопья уходящих на юг туч. Поставив кружку на стол, Андрей стал собираться на улицу - надо было зажечь фонарь.
В воздухе еще мелькали снежинки, но метель уже миновала. Маленький дворик и огород Андрея превратились в белую страницу, еще не тронутую чернилами людских и звериных шагов. Андрей обернулся на избушку: казалось, она надела огромную песцовую шапку. На снег падало золотое пятно - квадрат окна, а кругом было тихо-тихо: не шумели деревья, не ворочались в лесу звери, даже ветер не свистел. Андрей прошел к фонарю и вынул из кармана огниво. Надо же, когда-то он не знал, что подобная вещь в принципе существует, а теперь пожалуйста, обращается с ней споро и ловко - вот и фонарь зажегся. Довольно улыбнувшись, Андрей спрятал руки в карманы и огляделся. Все спало, и тишина стояла такая, словно мир еще не родился. С низкой ветки кривенькой яблони оторвался лист и неслышно упал на снег - на белой странице возникло первое слово…
Андрею вспомнилось, как они с семьей проводили отпуск в горах - было так же снежно и звонко; казалось, что человеческое дыхание слышно за много миль. Инга тогда носила короткую шубку из лисицы. Андрей смотрел на нее и думал, что на самом деле она фея этих гор, снега, безмолвных караульных сосен в белых шапках - что это сон, который вот-вот растворится в наступающем утре. Так оно и случилось. Сейчас, стоя на опушке леса на крохотной планетке за несчетное количество световых лет от Земли, он не был уверен, действительно ли существовала та женщина в рыжей шубке и те мальчишки, что строили снежную крепость и решали, кто будет гарнизоном, а кто - захватчиками.
В груди что-то неприятно сжалось, и на какое-то время стало трудно дышать. Андрей распахнул куртку, давая доступ воздуху, и некоторое время стоял, не шевелясь. Воспоминание угасло, словно и не приходило.
Еще один лист не выдержал тяжести снега и слетел на землю. Теперь на белом поле возникала фраза, словно невидимый автор начинал черновик новой повести. Андрей усмехнулся - вряд ли кому-то захочется написать о нем. По большому счету Шани прав: ссыльный врач, рохля и интеллигентский нюня, чьих сил и умственных способностей хватило только на сидение на болотах, вряд ли будет кому-то интересен. Ни как личность, ни как предмет искусства. Однако есть ли смысл переживать по этому поводу?
Тучи окончательно рассеялись, и в черноте неба проступили крупные звезды, свежие, будто умывшиеся в снегу. Память снова унесла Андрея в прошлое - в тот день, когда Витька, самый творческий и взбалмошный тип из их университетской компании прошел операцию и вживил в себя фотоаппарат. «Просто, как все гениальное, - сказал он тогда. - Смотришь, видишь что-то интересное и все, что тебе надо - это просто моргнуть и получить отличный снимок. Кстати, есть уйма опций для обработки изображения». Интересно, жив ли еще его старый друг, и захотел бы он сейчас сфотографировать это высокое холодное небо, усеянное незнакомыми землянам созвездиями. Вон там - длань Заступника, по ней узнают, где север. А там, над лесом, восходит Победитель Змеедушца - вон, изогнулся весь…
Почему он вообще думает об этом? Десять лет ведь старался не вспоминать, и это прекрасно удавалось, а теперь вот стоит в снегу и захлебывается в памяти. Или это появление земляка - молодого мужчины с насквозь промороженным циничным взглядом профессионального убийцы - настолько растревожило бывшего врача? Темные воды поднимаются все выше и выше, он вот-вот утонет: маленькая коричневая родинка у Инги под лопаткой, сыновья, озаренные вечерним солнцем, гоняют в футбол по двору, его сестра танцует вальс, статья доктора Кольцова в «Науке и жизни», умопомрачительный запах цветущей сакуры под окнами дома, счастливая монетка в кармане пальто…
Андрей не сразу понял, что плачет - настолько это было странным и для него, в общем-то, неестественным. Все это глупая сентиментальность, подумаешь, постаревший бывший интеллигент вспомнил молодость, - пытался сказать он себе, но тихие скупые слезы никак не желали останавливаться. Наконец, ему удалось взять себя в руки; Андрей провел рукавом куртки по лицу и вдруг понял, что стоит здесь не один.
Он обернулся к дому и увидел Нессу. Та стояла в дверях, совершенно позабыв о том, что с открытой дверью дом выстуживается, и смотрела на Андрея, приоткрыв от изумления рот.
- Ты что? - спросила она, когда Андрей обернулся. - Андрей, ты что, плачешь?
Сказано это было так, словно Несса была скорее готова поверить в явление всех сил Заступниковых в Кучки, чем в мужские слезы.
- Нет, - соврал Андрей, стараясь, чтобы голос звучал ровно. - Нет, с чего ты взяла…
Несса закрыла, наконец, дверь и подошла к Андрею. Глядя в ее встревоженное лицо, он вдруг понял, что она повзрослела за эти несколько месяцев, превратившись из ребенка в девушку…
- Ни с чего и не взяла, - сказала Несса. - Ты завтра в столицу поедешь?
- Поеду, - кивнул Андрей. - Там ведь люди умирают. А моего лекарства хватит на всех.
- Поняла, - Несса поежилась, плотнее запахнула доху, подаренную сегодня днем кем-то из спасенных односельчан и голосом, не оставляющим места для возражений, заявила: - Я с вами.
- Не выдумывай, - нахмурился Андрей. - Ты останешься тут, и все. Потому что послезавтра к вечеру я вернусь и буду очень голодный. А ты приготовишь ужин.
Несса надулась.
- Кто б сомневался, что будешь голодный, - буркнула она. - А все ж я с тобой поеду. У меня порода такая, что не переупрямить.
Андрей вздохнул. Он уже успел убедиться в фамильном упрямстве Нессы. Пожалуй, Шани прав - надо в самом деле ее удочерить… Она даже чем-то на него похожа, вот и складка между бровей такая же.
- Кто б сомневался, что не переупрямить, - сказал он в лад. - Но дело в том, что мы едем на верную смерть. Наш с тобой гость - преступник и убийца, и я думаю, что охранцы с удовольствием вздернут его на первом же столбе. Ну и меня с ним рядышком подвесят за компанию. А я не хочу, чтобы с тобой случилось плохое.
Несса охнула и обвела себя кругом.
- А вид у него благородный, - заметила она. - Ясно, что знает вежество. Андрей, а ты когда был Боратой и в столице жил, то знал его?
- С чего ты взяла? - спросил Андрей.
- С того, - ответила Несса, - что говорите вы, будто знакомые. И не по-нашему.
Андрей усмехнулся и кивнул.
- Ничего от тебя не утаить. Да, знал. Но немного.
- Что ж, совсем дурной человек?
Андрей пожал плечами. Не всякий десятилетний мальчик схватит топор и зарубит мачеху, пусть она его и истязала. Далеко не всякий. И не каждый потом пойдет на службу в инквизицию - это работа только для определенного склада личности.
Я бы не поворачивался к нему спиной, подумал Андрей, но вслух сказал:
- Не то что бы дурной. Особенный.
- Я и вижу, - нахмурилась Дина. - Особенный. Как зыркнул на меня своими глазюками, я чуть душу Заступнику не отдала, - она помолчала, а потом промолвила: - И вот как тебя одного с ним отпускать? Зарежет, как того капитана, а лекарство отберет.
- Не зарежет, - тихо произнес Андрей. - Не волнуйся.
С этими словами он обнял Нессу за плечи и двинулся к дому. Холодало, а звезды становились все крупнее и ярче.
Если бы Андрей обернулся, то он увидел бы, как с ветки яблони срывается последний лист и, упав на снег, в общество своих собратьев, образует на белом поле подобие русской буквы «А», словно кто-то невидимый решил, что судьба ссыльного врача интересна и достойна романа.
Но Андрей не обернулся.
- Скажите, Андрей Петрович, а почему вы раньше никого здесь не лечили?
Андрей задумался, глядя в метельный мрак за окном. Действительно, почему? Он же врач - что мешало ему, выучив язык, стать лучшим целителем Аальхарна и вытащить несчастную страну из болезней, которые приходили каждую зиму, то легкие, то тяжелые... Разве не мог он синтезировать биоблокаду десять лет назад да по свежей памяти?
- Наверно, потому, что при мне всегда проповедовали принцип невмешательства в чужие дела и жизнь, - произнес он, когда молчание стало уже неприличным. - И потом, это все-таки другая планета, а я не специалист по болезням гуманоидов. Но болезнь Траубера пришла сюда из моего мира, - он криво усмехнулся и закончил, - и некому было ее уничтожить, кроме меня.
- Интересно вы рассуждаете, доктор, - произнес Шани, и Андрей поежился: землянин перед ним растаял - за столом сидел инквизитор: очень неприятный, надо сказать, человек: образованный, въедливый и готовый ловить собеседника на противоречиях. - Тогда спрошу еще, раз уж у нас такой откровенный разговор завязался: отчего вы не пошли в город? До столицы не так уж и далеко. А вас, я так понимаю, выкинуло неподалеку от Кучек, ну вы тут и осели. Блестяще образованный человек, врач - и настолько банально кукует на болотах с непромытой деревенщиной… Странно. Я понимаю, что общество аальхарнских ученых на нынешнем этапе развития науки для вас с вашими знаниями что-то вроде песочницы, но все же...
Андрей улыбнулся.
- Это же совершенно другой мир, Саша. Я не имел представления о самых элементарных делах и фактах. Представьте, я даже не знал, как приготовить еду в печке, потому что ни разу не видел ни печки, ни горшков, ни котелка… Как бы я пришел в город, не зная даже основных принципов здешней жизни? Меня бы поймали и отправили на костер, обвинив в уйме "приятных" вещей.
- Вот, - Шани прищурился. - Вот и корень проблемы. Вы попросту боялись: охранцев, моего ведомства, да Заступник там знает, чего еще, и все эти десять лет вами руководил страх. Я понимаю, сгореть никому не хочется..., - он помолчал, пристально рассматривая разбухшие от кипятка травы в своей кружке. - Другое дело, как вы отважились этот страх преодолеть.
- Не знаю, - пожал плечами Андрей. - Наверно, понял, что если останусь в стороне, то окончательно утрачу право быть собой. А ради этого права я уже потерял однажды и семью, и дом.
Шани мотнул головой в сторону угла, где посапывала Несса.
- Дочь ваша? - спросил он.
- Нет. Ее мать забили камнями как ведьму, а Несса сбежала из деревни и прибилась сюда. Кстати, местные решили, что это она наслала мор - мстила за мать.
- Когда приедете в столицу, то не рассказывайте никому эту душевную историю, - посоветовал Шани, - а то загубите и ее, и себя. Представьте себя ее законным отцом - так вам обоим будет лучше.
И будто бы воочию Андрей внезапно увидел события десятилетней давности.
...Двери в камеру перехода еще были закрыты, но команда отправки в защитных комбинезонах уже возилась рядом с ними, завершая необходимые приготовления. Андрей с удивлением заметил, что особист, приходивший к нему, тоже находится в зале и выглядит на удивление взволнованным, словно процесс отправки осужденного в Туннель на его памяти происходит впервые. Один из охранников передал Андрею мешок с пакетом Милосердия; Андрей взвесил его в руке - легкий, ссыльным много не положено - и забросил на плечо.
- Волнуетесь, Андрей Петрович? - спросил особист. В его серых глазах Андрей прочел настоящее - и потому неожиданное и странное беспокойство.
- Не знаю, - пожал плечами Андрей. - Не знаю...
- Я не даю вам какого-то особенного задания, - повторил особист свою недавнюю реплику, - однако..., - он помолчал; команда отправки уже закончила приготовления, но Андрею почему-то было ясно, что пока особист не закончит разговор, двери камеры не откроются. - Его зовут Александр Торнвальд. Если он жив, то сейчас ему двадцать. Высокого роста, европейский типаж, блондин, глаза голубые. Из особых примет шрам на левой брови, шрам на животе после операции аппендицита, родимое пятно на правом запястье. Конечно, я не думаю, что вы с ним встретитесь, Андрей Петрович, и не даю специального задания на поиск... Но если вы все-таки найдете этого человека, то вручите ему передатчик. Не сочтите за труд.
Андрей усмехнулся, попытавшись вложить в ухмылку все доступное ему презрение. Человек на пороге смерти имеет на это право. Однако особист проигнорировал эту весьма выразительную гримасу.
- Всего доброго, Андрей Петрович.
И двери открылись.
...- Задумались, Андрей Петрович?
Андрей встрепенулся. Шани по-прежнему сидел на лавке с кружкой травяного отвара в руке; видимо, он задал какой-то вопрос, который Андрей, заблудившись в воспоминаниях, благополучно пропустил мимо ушей.
Шрам на животе у него действительно был.
- Есть немного, - сказал Андрей. - Знаешь, Саша, у меня есть для тебя посылка с Земли.
Шани вскинул брови.
- Посылка? От кого?
Андрей не ответил. Он встал с лавки и полез в свой заветный мешок, где десять лет своего часа дожидался передатчик, тщательно завернутый в ткань арестантской рубашки. Тонкая пластинка послушно скользнула в руку; Андрей на секунду замешкался, но потом развернул сверток и передал устройство Шани. Тот осторожно отставил чашку в сторону, покрутил подарок в пальцах, осматривая и изучая, а затем кивнул:
- Судя по всему, базовый передатчик. Такие стали выдавать разведчикам на планетах с низким уровнем комфортности. Передает сигнал в пункт управления, а оттуда уже высылается капсула эвакуации.
- Вот именно, - подтвердил Андрей. - Человек, который мне его вручил, очень хотел, чтобы я отдал его тебе.
Шани очень нехорошо прищурился, словно вспомнил о том, что давно бы хотел забыть. Андрей подумал, что ведьмы от такого взгляда должны сразу сознаваться во всем, что сделали и не сделали.
- Андрей Петрович... - голос Шани, тихий и какой-то растерянный, что ли, совершенно не соответствовал лютому стылому взгляду и закаменевшим скулам. - Вы хорошо помните того человека?
- Блеклый какой-то, - пожал плечами Андрей. - Типичный сотрудник секретной службы. Белесый такой, волосы назад зачесаны. Очень аккуратный костюм. Но внешность совершенно незапоминающаяся.
- Понятно, - кивнул Шани. Теперь он выглядел потерянным и очень несчастным: таким шеф-инквизитора явно никогда не видели. Андрей заметил, что пальцы Шани, сжимающие пластинку передатчика, дрожат. - Знаете, Андрей Петрович... Возьмите эту дрянь и утопите в болоте. Пожалуйста.
Андрей утвердительно качнул головой.
- Вообще-то это правильно, - сказал Шани, когда пластинка передатчика уже была убрана Андреем на прежнее место, а травяной отвар все-таки выпит. - Знаете, за время здесь я понял, что людьми движет только инстинкт самосохранения. Нам толкуют про мораль, идеи, праведность и неправедность, Заступник сказал, что блажен тот, кто голову положит за други своя...
- Это не Заступник, - поправил Андрей. - Это из Библии.
- Да? Ну ладно, допустим. Тем не менее, вы, блестящий доктор, гуманист и идеалист, не захотели стать спасителем целой страны, которая тонет в дерьме. А потому, что вам на костер не хочется. Известно ведь, что болезни лечатся целованием чудотворных икон, а тут вылез неведомо откуда лекарник и давай какие-то уколы делать. Да на костер его, и всего-то делов. И про невмешательство вы, доктор, слукавили... где же тут невмешательство, если в вашу совершенно частную жизнь залезли самым непристойным образом? Ну хотите вы принимать наркотики - кого, кроме вас, это касается? Так ведь нет...
- Пожалуй, ты прав, - не стал спорить Андрей. Он задумчиво смотрел в темную от времени столешницу и бездумно скользил пальцем по древесному рисунку. - Однако наступает момент, когда нужно действовать вне всяческих инстинктов. Тебе ведь нельзя в столицу, не так ли? Первый же патруль тебя если не пристрелит, то бросит в тюрьму. И ты тоже пойдешь на костер - по меньшей мере, за убийство того капитана, - он мотнул головой в сторону камзола. - Но завтра с утра мы с тобой поедем в столицу - спасать тех, кого еще можно спасти.
Шани кивнул.
- Да, поедем. Потому что люди... наверно. Да и вообще, - он поболтал остатками отвара в своей кружке, - странную мы с вами тему выбрали для разговора.
И с этими словами он уснул. Кружка выскользнула из его пальцев и скатилась на колени, травяной отвар расплескался, но Шани этого не заметил. Андрей осторожно взял кружку и посмотрел в окно - метель заканчивалась, а ночь стала белой-белой, и на небе проглянула луна сквозь хлопья уходящих на юг туч. Поставив кружку на стол, Андрей стал собираться на улицу - надо было зажечь фонарь.
В воздухе еще мелькали снежинки, но метель уже миновала. Маленький дворик и огород Андрея превратились в белую страницу, еще не тронутую чернилами людских и звериных шагов. Андрей обернулся на избушку: казалось, она надела огромную песцовую шапку. На снег падало золотое пятно - квадрат окна, а кругом было тихо-тихо: не шумели деревья, не ворочались в лесу звери, даже ветер не свистел. Андрей прошел к фонарю и вынул из кармана огниво. Надо же, когда-то он не знал, что подобная вещь в принципе существует, а теперь пожалуйста, обращается с ней споро и ловко - вот и фонарь зажегся. Довольно улыбнувшись, Андрей спрятал руки в карманы и огляделся. Все спало, и тишина стояла такая, словно мир еще не родился. С низкой ветки кривенькой яблони оторвался лист и неслышно упал на снег - на белой странице возникло первое слово…
Андрею вспомнилось, как они с семьей проводили отпуск в горах - было так же снежно и звонко; казалось, что человеческое дыхание слышно за много миль. Инга тогда носила короткую шубку из лисицы. Андрей смотрел на нее и думал, что на самом деле она фея этих гор, снега, безмолвных караульных сосен в белых шапках - что это сон, который вот-вот растворится в наступающем утре. Так оно и случилось. Сейчас, стоя на опушке леса на крохотной планетке за несчетное количество световых лет от Земли, он не был уверен, действительно ли существовала та женщина в рыжей шубке и те мальчишки, что строили снежную крепость и решали, кто будет гарнизоном, а кто - захватчиками.
В груди что-то неприятно сжалось, и на какое-то время стало трудно дышать. Андрей распахнул куртку, давая доступ воздуху, и некоторое время стоял, не шевелясь. Воспоминание угасло, словно и не приходило.
Еще один лист не выдержал тяжести снега и слетел на землю. Теперь на белом поле возникала фраза, словно невидимый автор начинал черновик новой повести. Андрей усмехнулся - вряд ли кому-то захочется написать о нем. По большому счету Шани прав: ссыльный врач, рохля и интеллигентский нюня, чьих сил и умственных способностей хватило только на сидение на болотах, вряд ли будет кому-то интересен. Ни как личность, ни как предмет искусства. Однако есть ли смысл переживать по этому поводу?
Тучи окончательно рассеялись, и в черноте неба проступили крупные звезды, свежие, будто умывшиеся в снегу. Память снова унесла Андрея в прошлое - в тот день, когда Витька, самый творческий и взбалмошный тип из их университетской компании прошел операцию и вживил в себя фотоаппарат. «Просто, как все гениальное, - сказал он тогда. - Смотришь, видишь что-то интересное и все, что тебе надо - это просто моргнуть и получить отличный снимок. Кстати, есть уйма опций для обработки изображения». Интересно, жив ли еще его старый друг, и захотел бы он сейчас сфотографировать это высокое холодное небо, усеянное незнакомыми землянам созвездиями. Вон там - длань Заступника, по ней узнают, где север. А там, над лесом, восходит Победитель Змеедушца - вон, изогнулся весь…
Почему он вообще думает об этом? Десять лет ведь старался не вспоминать, и это прекрасно удавалось, а теперь вот стоит в снегу и захлебывается в памяти. Или это появление земляка - молодого мужчины с насквозь промороженным циничным взглядом профессионального убийцы - настолько растревожило бывшего врача? Темные воды поднимаются все выше и выше, он вот-вот утонет: маленькая коричневая родинка у Инги под лопаткой, сыновья, озаренные вечерним солнцем, гоняют в футбол по двору, его сестра танцует вальс, статья доктора Кольцова в «Науке и жизни», умопомрачительный запах цветущей сакуры под окнами дома, счастливая монетка в кармане пальто…
Андрей не сразу понял, что плачет - настолько это было странным и для него, в общем-то, неестественным. Все это глупая сентиментальность, подумаешь, постаревший бывший интеллигент вспомнил молодость, - пытался сказать он себе, но тихие скупые слезы никак не желали останавливаться. Наконец, ему удалось взять себя в руки; Андрей провел рукавом куртки по лицу и вдруг понял, что стоит здесь не один.
Он обернулся к дому и увидел Нессу. Та стояла в дверях, совершенно позабыв о том, что с открытой дверью дом выстуживается, и смотрела на Андрея, приоткрыв от изумления рот.
- Ты что? - спросила она, когда Андрей обернулся. - Андрей, ты что, плачешь?
Сказано это было так, словно Несса была скорее готова поверить в явление всех сил Заступниковых в Кучки, чем в мужские слезы.
- Нет, - соврал Андрей, стараясь, чтобы голос звучал ровно. - Нет, с чего ты взяла…
Несса закрыла, наконец, дверь и подошла к Андрею. Глядя в ее встревоженное лицо, он вдруг понял, что она повзрослела за эти несколько месяцев, превратившись из ребенка в девушку…
- Ни с чего и не взяла, - сказала Несса. - Ты завтра в столицу поедешь?
- Поеду, - кивнул Андрей. - Там ведь люди умирают. А моего лекарства хватит на всех.
- Поняла, - Несса поежилась, плотнее запахнула доху, подаренную сегодня днем кем-то из спасенных односельчан и голосом, не оставляющим места для возражений, заявила: - Я с вами.
- Не выдумывай, - нахмурился Андрей. - Ты останешься тут, и все. Потому что послезавтра к вечеру я вернусь и буду очень голодный. А ты приготовишь ужин.
Несса надулась.
- Кто б сомневался, что будешь голодный, - буркнула она. - А все ж я с тобой поеду. У меня порода такая, что не переупрямить.
Андрей вздохнул. Он уже успел убедиться в фамильном упрямстве Нессы. Пожалуй, Шани прав - надо в самом деле ее удочерить… Она даже чем-то на него похожа, вот и складка между бровей такая же.
- Кто б сомневался, что не переупрямить, - сказал он в лад. - Но дело в том, что мы едем на верную смерть. Наш с тобой гость - преступник и убийца, и я думаю, что охранцы с удовольствием вздернут его на первом же столбе. Ну и меня с ним рядышком подвесят за компанию. А я не хочу, чтобы с тобой случилось плохое.
Несса охнула и обвела себя кругом.
- А вид у него благородный, - заметила она. - Ясно, что знает вежество. Андрей, а ты когда был Боратой и в столице жил, то знал его?
- С чего ты взяла? - спросил Андрей.
- С того, - ответила Несса, - что говорите вы, будто знакомые. И не по-нашему.
Андрей усмехнулся и кивнул.
- Ничего от тебя не утаить. Да, знал. Но немного.
- Что ж, совсем дурной человек?
Андрей пожал плечами. Не всякий десятилетний мальчик схватит топор и зарубит мачеху, пусть она его и истязала. Далеко не всякий. И не каждый потом пойдет на службу в инквизицию - это работа только для определенного склада личности.
Я бы не поворачивался к нему спиной, подумал Андрей, но вслух сказал:
- Не то что бы дурной. Особенный.
- Я и вижу, - нахмурилась Дина. - Особенный. Как зыркнул на меня своими глазюками, я чуть душу Заступнику не отдала, - она помолчала, а потом промолвила: - И вот как тебя одного с ним отпускать? Зарежет, как того капитана, а лекарство отберет.
- Не зарежет, - тихо произнес Андрей. - Не волнуйся.
С этими словами он обнял Нессу за плечи и двинулся к дому. Холодало, а звезды становились все крупнее и ярче.
Если бы Андрей обернулся, то он увидел бы, как с ветки яблони срывается последний лист и, упав на снег, в общество своих собратьев, образует на белом поле подобие русской буквы «А», словно кто-то невидимый решил, что судьба ссыльного врача интересна и достойна романа.
Но Андрей не обернулся.