Верхний предел одиночества. Глава 13
ГЛАВА 13. БЕГЛЕЦЫ.
Мобильники здесь не работали, даже хваленый Шурин "Апфилл", который, по заверениям Пономарева, никогда не бывает вне зоны доступа. Ключи от дома обнаружились у Данилы - по тому, как уверенно он открыл дверь и вошел внутрь, Шура понял, что целитель бывал здесь раньше и не раз.
- Прошу в гости, - позвал он, и Лиза прошла в дом, а Шура поплелся за ней. Ему все еще было нехорошо - казалось, что каждая мышца в теле нашпигована иголками. А в доме было светло и тихо, и, вопреки ожиданиям, не пахло той гниловатой сыростью, которая есть во всех необитаемых домах. Впрочем, этот дом не создавал впечатления необитаемого - здесь почти не было пыли, дорожки на полу оказались выметенными, а изящные занавески на окнах - чистыми, и даже ходики на стене весело стучали, показывая точное время. Лиза прошла в одну из комнат и сказала оттуда:
- Я буду здесь, а вы соседнюю занимайте.
- Хорошо, - послушно отозвался Данила и пошел по коридору, волоча прямо по полу свою немудреную поклажу. Шура чувствовал, что провидцу очень плохо физически, но не знал, как и чем ему можно помочь.
В отведенной им комнате помимо очень хорошей мебели оказался даже телевизор - "Горизонт" 1985 года выпуска. Пока Данила пытался открыть окно, Шура нажал на кнопку включения - телевизор не работал, и это почему-то показалось Шуре забавным.
- Из развлечений только книги, - Данила кивнул в сторону стеллажа Ikea, под завязку забитого разноцветными томиками в мягких переплетах. Шура подошел поближе - сплошная фантастика и ужасы - и не сдержал усмешки.
- Антон очень любил такие книжки, - сказал Данила. - Ну, тот маг, который жил здесь раньше. Читал и откровенно глумился. Знаешь, я был у него еще пацаном... так вот, представь: сидит в кресле такой старенький-старенький дедушка, читает Головачева и в голос хохочет. Я тогда очень удивился.
- А где сейчас Антон? - спросил Шура. Данила улыбнулся - светло, грустно и как-то беззащитно.
- Умер он. Зимой, два года назад. Ему тогда за девяносто было...
Шура промолчал. В открытое окно дул ветер, пропитанный ароматом вишен; Шуре подумалось: хорошо, что здесь нет абрикосов... и подумалось еще, что вчера, только вчера! - он убил человека. Почему ему не больно, не горько, не стыдно, в конце концов, почему ему никак - тускло и скучно, как в комнате с давно не мытыми окнами. Или он действительно перестал быть Шурой и превратился окончательно в Артура?
- Ребята...
Он обернулся. На пороге стояла Лиза и смотрела так... Шура не понял, как именно, но подумал, что примерно так смотрит тяжело раненый на врача, который должен сделать ему операцию.
- Что, Лиз? - спросил Данила. Она помолчала и выпалила:
- Пойдемте. Надо бы начинать.
***
Отец ушел, когда Шуре было восемь. Он ушел не к кому-то - просто собрал вещи, потрепал Шуру по макушке и, сказав: "Держись, парень, а то она и тебя укатает", закрыл за собой дверь. Мама тогда не проронила ни слезинки, она вообще почему-то не плакала, а вот Шура лег на кровать, свернулся калачиком и зарыдал так, что у него случились судороги. Потом с ним работал психолог, и Шура практически забыл и уход отца, и его почти равнодушный жест, и свои слезы, а тут...
Они вышли из дома и устроились на холме. Данила начертил каким-то ржавым ножом круг и Лиза встала в центре. Шура хотел было взять ее за руку, но не взял.
Мама говорила с соседкой на кухне, когда предполагалось, что Шура спит, и он услышал многое: и то, что обожаемый отец был полным ничтожеством и идиотом, и то, что он наплевал на жену и предал сына - а Шура обнимал потертого плюшевого медведя, которого отец подарил ему на день рождения и беззвучно плакал, пока спазм не пережимал горло, и он не начинал задыхаться.
Данила перекачивал энергию, конечно, не так чисто, как Пономарев, однако очень хорошо и технично для своего возраста и уровня. Лиза стояла абсолютно неподвижно и лишь один раз тихо сказала:
- Жжет...
Данила сразу же перестроил рамку, и Шура поморщился: на какое-то время темно-синий поток энергии стал колючим, оцарапал ладони и горло.
Почему ему было настолько плохо тогда? Чье поведение он послушно отражал - неужели одноклассницы Лерки, что сидела с ним за одной партой, Лерки, которую тогда бросила мама, и у Лерки случались нервные припадки прямо на уроках - тогда за ней приходила бабушка и забирала ее домой, а Шура провожал зареванную, шмыгающую носом девчушку до раздевалки и помогал ей надеть старенькое пальтишко, и бабушка смотрела на него внимательно и понимающе. Да, наверно, Лерка...
Шура стоял и смотрел, как Лизу опутывает золотистая пряжа, которую протягивал через него Данила. У них получится, должно получиться - Лиза снова станет собой, Лиза снова будет...
Данила не удержал рамку, и поток искривился. Шура смог его кое-как выправить, но на ногах не устоял, и упал на колени в молодую траву. Где-то вдали остался круг, Данила, Лиза, пребывавшая в чем-то вроде транса - Шура не видел и не слышал...
В стране мертвых тоже была весна. Шура обнаружил себя на лужайке в маленьком тихом березнячке. Все кругом было залито теплым и ласковым солнцем, и Шура вдруг подумал: не так уж это и плохо - быть здесь. Он огляделся и обнаружил чуть поодаль брата Лизы - тот сидел на поваленном стволе дерева в компании...
Шура нервно сглотнул. Рядом с братом Лизы расположился его двойник - кучерявый юноша в серой футболке с неразличимым от множества стирок рисунком, черных джинсах и стоптанных кроссовках. Шура узнал эту одежду - он всегда так ходил гулять с соседской собакой, когда еще учился в школе... неужели у вещей тоже есть страна мертвых? Двойник вытянул ноги и запрокинул голову, подставив лицо солнечным лучам - на окаменевшего от изумления Шуру он даже не взглянул.
- Не обращайте внимания, Артур, - подал голос брат Лизы. - Это мой приятель, Черников. Хороший, в принципе, парень, но с ним случилась беда не так давно.
- Мелочи, - откликнулся двойник, и его голос оказался совершенно незнакомым, не голосом Александра Черникова. - Наткнулся на наркоманов в парке...
- Нам обоим с этим повезло, - сказал брат Лизы. - Наткнулись на наркоманов, нас наткнули... Не обращайте внимания, Артур, я сам не знаю, с чего это он сегодня такой говорливый.
Шура молчал - онемевший и беспомощный, он просто не знал, что теперь делать и как быть. Его прошлое сидело неподалеку - все то, чего он лишился при запечатлении и чего еще не осознал до конца. Он мог бы подойти - к самому себе? - и постараться понять, что все-таки произошло, и кто именно остался жить, а кто погиб на берегу пруда однажды вечером... Он мог бы... но двойник вдруг встал и побрел своей дорогой - через несколько мгновений он скрылся за деревьями.
- Он гуляет сам по себе, - прокомментировал брат Лизы. - Однажды его просто заберут звугги...
У Шуры по спине пробежал холодок. Брат Лизы смотрел на него пристально, однако равнодушно, словно его интересовал не Шура, а что-то другое.
- Что вы хотите делать с Лизой? - спросил он. - Этот мальчик... что он задумал?
Шура помотал головой, пытаясь сосредоточиться, и вдруг увидел, что брата Лизы зовут Кирилл, что он был самым настоящим некромантом - магом, способным управлять мертвыми - и что именно поэтому его и убили, подослав обколотого подростка, вооруженного заточкой, в больницу, когда Кирилл, врач-терапевт, был на дежурстве - таково было решение группы магов, в которую, по счастью, не входил Гамрян... а вот Пономарев, похоже, был... Точно, был.
Кирилл едва заметно кивнул, словно соглашался с полученной Шурой информацией.
- Так что же задумал целитель? - продолжал он. - Нарастить новую ауру и укрепить каркас? Или запаять щель? Чем вы там сейчас занимаетесь?
- Все правильно, - кивнул Шура. - Наращиваем и укрепляем.
- Хорошо, - Кирилл обернулся и некоторое время смотрел в ту сторону, куда удалился Шурин двойник, прислушиваясь к чему-то, что не слышал Шура. - Только будьте готовы к тому, что вас ищут, и времени вам отпущено очень мало.
- Понятно... - промолвил Шура. Кирилл встал и, сунув руки в карманы видавших виды брюк, добавил:
- А Эльдара убивать не стоило, Артур. Он, конечно, был псих, я от этого их брака тоже не в восторге, но убивать не стоило. Он не успел вам навредить, - Кирилл вынул из кармана большую серебряную монету на шнурке, покрутил в пальцах и спрятал обратно. - Если встретитесь с ним здесь, то попробуйте притвориться этим малахольным Черниковым... Хотя какой из вас, на фиг, Черников...
Он вздохнул и побрел туда, куда отправился двойник.
***
Вечер выдался теплым, но каким-то по-осеннему прозрачным. Шура ушел прогуляться, оставив спящую после ритуала Лизу на попечение Данилы, который мучился от головной боли и мечтал об анальгине. Говорить с ним не хотелось - вообще не хотелось говорить, делать что-то... Он ушел к озеру и сел на прогретые за день мостки. Запах воды, теплого дерева, растущей травы слегка кружил голову, словно хороший коктейль; Шура смотрел, как сползает за лес солнце, как среди темных стволов начинает клубиться туман - нехороший, неправильный какой-то туман, который, впрочем, не мог пробиться за черту, установленную когда-то старым колдуном. В доме зажегся свет - отсюда, с мостков, Шура видел тихую золотую искру, и ему было легко и немного грустно.
Чью грусть ты отражаешь? спросил внутренний голос и не получил ответа на свой вопрос. Шура смотрел на лес, на воду, слушал, как бродит вокруг весна, чувствовал, насколько одинок - невероятно, космически одинок... Где-то совсем рядом были люди, его женщина (твоя ли? не замедлил встрять внутренний голос), его друг (друг ли?)... а ему казалось, что вернулся вечер в парке почти что год назад, когда он принял решение, и все изменилось окончательно и бесповоротно... Где-то бесновался Пономарев, пытаясь отыскать свою драгоценную пропажу, где-то Ваня и Мадина искали Лизу по всем знакомым, где-то ждал похорон Эльдар - вчера, только вчера он был жив, а сегодня... Шура смотрел в воду, но видел только клубящийся водоворот чернил, черные паутинные нити, которые извивались перед ним, заслоняя зрение и сбивая дыхание. Тихий огонек дома, тепло идущей весны, спокойствие вечера - все это осталось позади, а в мире Шуры осталось только чернильное облако и запах гари.
Впрочем, выход из этой ситуации как раз был, и Шура удивился, как не додумался до него раньше. Конечно, это было гадко, больно и мерзко, но это был лучший вариант из всех возможных - снова стать собой, понимая, что Лиза и Данила справятся и без него. В конце концов, кем он стал? Стоит ли о нем жалеть вообще?
Он поднял голову, с усилием оторвав взгляд от воды, и увидел Эльдара. Тот стоял совсем рядом, и Шура, пожалуй, осекся бы, называя его мертвецом - абсолютно живой, со знакомым нервным блеском в глазах, наглый, красивый и энергичный, именно такой, каким Шура увидел его впервые.
- Здравствуйте, Сашенька, - ласково промолвил Эльдар.
- Здравствуйте, - ответил Шура.
- Плохо вам? - осведомился Эльдар и на мгновение преобразился: Шура понял, что муж Лизы действительно мертв: коротенькая тень у его ног съежилась и исчезла.
- Плохо, - кивнул Шура. Эльдар вздохнул и сел рядом - старое иссохшее дерево мостков даже не скрипнуло.
- Бедный мальчик, - сказал он. - Я не держу на вас зла, мой хороший.
- Спасибо, - сказал Шура. Эльдар усмехнулся и похлопал его по руке - ладонь мертвеца оказалась сухой и прохладной.
- А все потому, что мама не научила вас одной простой вещи: никогда нельзя принимать решения с ходу, тем более, такие важные решения. Например, убить трех магов и знахаря. Или вернуться из мертвых к женщине, которая вас узнала сразу же. Или пройти запечатление...
- Он сказал..., - Шура закусил губу, пытаясь удержать слезы. - Он сказал, что я смогу помочь Лизе...
- Да знаю я, что он сказал, - ухмыльнулся Эльдар. - На что еще можно поймать такого прекраснодушного мальчика - конечно, на россказни о счастье для всех и практически даром и байки о чести и долге. Это, князь, голубчик, старые бредни, а нынче свет поумнел, и все это вздор... Зачем надо было принимать скоропалительные решения по такому сложному и трудному вопросу? Не посоветовавшись, не узнав себя лучше, книг не почитав, в конце концов...
- Он сказал, что я смогу помочь Лизе, - повторил Шура. Эльдар кивнул.
- Помог?
Шура повел плечом.
- Не знаю... правда не знаю.
Помолчали. Солнце окончательно уползло за зубчатую кромку леса, и туман среди деревьев приобрел нехороший зеленоватый оттенок. Эльдар проследил за взглядом Шуры и произнес:
- Здесь такое бывает, Саша... Не бойся.
- Я и не боюсь, - пробормотал Шура; казалось, туман ощупывает границу прохладными влажными лапками, и из леса доносятся разочарованные стоны его невидимых обитателей.
- Сейчас я все обдумал, - сказал Шура. Эльдар смотрел на него мягко и испытующе. - Мне понятно, что ситуацию можно изменить только одним способом, и это будет правильно. Лиза... Ну, она справится, Данила ей поможет, ей многие помогут - Гамрян, Ванька... И у нее больше не будет проблем из-за меня, никаких, - он нахмурился, понимая, что незачем все же рассказывать об этом мертвецу, которого он сам и убил. - В общем, я принял решение, - отрезал Шура и уставился на воду - там уже отражался месяц и первые звезды.
- А ты уверен, что это решение не приняли за тебя? - поинтересовался Эльдар. - Что это именно твои мысли и выводы?
- Чьи ж еще-то? - нахмурился Шура. Эльдар усмехнулся и встал - мостки под его ногами не дрогнули.
- Тебе виднее, конечно, - сказал он. Сквозь его тело Шура теперь мог видеть озеро и холмы. - Но прежде, чем действовать, подумай еще об одной вещи: почему я решил простить тебя?
- Подумаю, - пообещал Шура. Эльдар кивнул ему и спрыгнул с мостков на воду.
- Умничка, - проговорил он и пошел по воде на середину озера. Шура смотрел ему вслед: Эльдар становился тоньше и прозрачней, пока не растворился окончательно. Над озерной гладью поднялась легкая струйка пара, и со стороны леса донесся вопль: так, должно быть, кричат души грешников в аду на сковородах...
Для меня ада не будет, устало подумал Шура. И рая тоже. Corpus sine spiritum cadaver est, так что надо просто вернуть все вещи в исходное положение.
Он устроился на мостках поудобнее, протянул руку и сорвал молодую зеленую травинку, росшую у самого берега. Она упоительно пахла жизнью, каждая ее клеточка призывала: жить, жить, жить! - и на какое-то мгновение Шура услышал этот гордый, сладостный зов. Потом он произнес несколько слов из выданного Пономаревым арсенала, и травинка умерла в его пальцах, но зато приобрела ледяную остроту и твердость лезвия. Шура помедлил и коротким резким взмахом располосовал правое запястье.
Кровь выступила неохотно, словно его тело не желало умирать и боролось за жизнь. Жизнь, жизнь! - пела мертвая травинка в пальцах; Шура поморщился и прочертил на запястье еще три полосы, а затем лег на мостки и опустил руку к воде.
Кровь падала лениво, как густой тягучий сироп.
"Что такое спин? Ты показывал на прошлом занятии, а меня не было".
Шура смотрел в небо - звезды были крупными и лохматыми, будто белые осенние цветы. Они казались возбуждающе пряными на вкус и пахли зеленым чаем.
"Шур, ну я же ведьма"
"...и любить тебя опасно"
"Но тем не менее..."
"...я попробую. Даже если ты против, я все равно попробую".
Он слышал эхо от падения капель в воду - тихое, печальное эхо.
"Головой надо думать. А не грешным делом".
Лиза... Кого я отражаю сейчас? Ваню?
"Головой надо думать..."
- Бедный глупый мальчик... - на лоб Шуры легла рука мертвеца. - Ну подумай сам: ты не убийца. Ты орудие убийства. Тебе приказали убрать меня - и ты убрал. Тебе приказали замести следы - и ты замел. А теперь тебе велели умереть, потому что ты осмелился ослушаться - и вот ты послушно умираешь...
И Шуру словно окатило ведром холодной воды - так, что он сразу вобрал в себя весь окружающий мир: и огражденный от внешних воздействий и проникновений уголок старого колдуна, и хищный туман в лесу, и Эльдара рядом, и ползающих неподалеку звуггов, и Лизу в доме, и себя, и боль в распоротой руке, и возможность на краткий миг, на доли секунды - все? уже все... - чувствовать и понимать самому.
Тогда Шура вскочил и заковылял прочь от озера. Пару раз он спотыкался и падал, когда боль становилась совсем уже невыносимой, но все равно поднимался и двигался дальше, и ночь кричала: жить, жить, жить! - и пахла травой и его кровью.
Данила сидел на крыльце; красивый фонарик освещал страницы книги, лежавшей у него на коленях. Шура вывалился из темноты, как партизан из леса, и от неожиданности Данила даже ойкнул.
- Саш, ты чего такой, ты где был... - начал он и тут увидел его разрезанную кровоточащую руку и осекся. Глаза его стали большими и круглыми, словно у девчонки, увидевшей мышь.
- Пластырь дай, - сказал Шура, уставившись в землю и понимая, что не сможет сейчас взглянуть Даниле в лицо. - Я порезался.
Данила не шевелился. Шура затылком ощущал его испуганный непонимающий взгляд.
- Порезался я, - устало повторил он. - Порезался...
Мобильники здесь не работали, даже хваленый Шурин "Апфилл", который, по заверениям Пономарева, никогда не бывает вне зоны доступа. Ключи от дома обнаружились у Данилы - по тому, как уверенно он открыл дверь и вошел внутрь, Шура понял, что целитель бывал здесь раньше и не раз.
- Прошу в гости, - позвал он, и Лиза прошла в дом, а Шура поплелся за ней. Ему все еще было нехорошо - казалось, что каждая мышца в теле нашпигована иголками. А в доме было светло и тихо, и, вопреки ожиданиям, не пахло той гниловатой сыростью, которая есть во всех необитаемых домах. Впрочем, этот дом не создавал впечатления необитаемого - здесь почти не было пыли, дорожки на полу оказались выметенными, а изящные занавески на окнах - чистыми, и даже ходики на стене весело стучали, показывая точное время. Лиза прошла в одну из комнат и сказала оттуда:
- Я буду здесь, а вы соседнюю занимайте.
- Хорошо, - послушно отозвался Данила и пошел по коридору, волоча прямо по полу свою немудреную поклажу. Шура чувствовал, что провидцу очень плохо физически, но не знал, как и чем ему можно помочь.
В отведенной им комнате помимо очень хорошей мебели оказался даже телевизор - "Горизонт" 1985 года выпуска. Пока Данила пытался открыть окно, Шура нажал на кнопку включения - телевизор не работал, и это почему-то показалось Шуре забавным.
- Из развлечений только книги, - Данила кивнул в сторону стеллажа Ikea, под завязку забитого разноцветными томиками в мягких переплетах. Шура подошел поближе - сплошная фантастика и ужасы - и не сдержал усмешки.
- Антон очень любил такие книжки, - сказал Данила. - Ну, тот маг, который жил здесь раньше. Читал и откровенно глумился. Знаешь, я был у него еще пацаном... так вот, представь: сидит в кресле такой старенький-старенький дедушка, читает Головачева и в голос хохочет. Я тогда очень удивился.
- А где сейчас Антон? - спросил Шура. Данила улыбнулся - светло, грустно и как-то беззащитно.
- Умер он. Зимой, два года назад. Ему тогда за девяносто было...
Шура промолчал. В открытое окно дул ветер, пропитанный ароматом вишен; Шуре подумалось: хорошо, что здесь нет абрикосов... и подумалось еще, что вчера, только вчера! - он убил человека. Почему ему не больно, не горько, не стыдно, в конце концов, почему ему никак - тускло и скучно, как в комнате с давно не мытыми окнами. Или он действительно перестал быть Шурой и превратился окончательно в Артура?
- Ребята...
Он обернулся. На пороге стояла Лиза и смотрела так... Шура не понял, как именно, но подумал, что примерно так смотрит тяжело раненый на врача, который должен сделать ему операцию.
- Что, Лиз? - спросил Данила. Она помолчала и выпалила:
- Пойдемте. Надо бы начинать.
***
Отец ушел, когда Шуре было восемь. Он ушел не к кому-то - просто собрал вещи, потрепал Шуру по макушке и, сказав: "Держись, парень, а то она и тебя укатает", закрыл за собой дверь. Мама тогда не проронила ни слезинки, она вообще почему-то не плакала, а вот Шура лег на кровать, свернулся калачиком и зарыдал так, что у него случились судороги. Потом с ним работал психолог, и Шура практически забыл и уход отца, и его почти равнодушный жест, и свои слезы, а тут...
Они вышли из дома и устроились на холме. Данила начертил каким-то ржавым ножом круг и Лиза встала в центре. Шура хотел было взять ее за руку, но не взял.
Мама говорила с соседкой на кухне, когда предполагалось, что Шура спит, и он услышал многое: и то, что обожаемый отец был полным ничтожеством и идиотом, и то, что он наплевал на жену и предал сына - а Шура обнимал потертого плюшевого медведя, которого отец подарил ему на день рождения и беззвучно плакал, пока спазм не пережимал горло, и он не начинал задыхаться.
Данила перекачивал энергию, конечно, не так чисто, как Пономарев, однако очень хорошо и технично для своего возраста и уровня. Лиза стояла абсолютно неподвижно и лишь один раз тихо сказала:
- Жжет...
Данила сразу же перестроил рамку, и Шура поморщился: на какое-то время темно-синий поток энергии стал колючим, оцарапал ладони и горло.
Почему ему было настолько плохо тогда? Чье поведение он послушно отражал - неужели одноклассницы Лерки, что сидела с ним за одной партой, Лерки, которую тогда бросила мама, и у Лерки случались нервные припадки прямо на уроках - тогда за ней приходила бабушка и забирала ее домой, а Шура провожал зареванную, шмыгающую носом девчушку до раздевалки и помогал ей надеть старенькое пальтишко, и бабушка смотрела на него внимательно и понимающе. Да, наверно, Лерка...
Шура стоял и смотрел, как Лизу опутывает золотистая пряжа, которую протягивал через него Данила. У них получится, должно получиться - Лиза снова станет собой, Лиза снова будет...
Данила не удержал рамку, и поток искривился. Шура смог его кое-как выправить, но на ногах не устоял, и упал на колени в молодую траву. Где-то вдали остался круг, Данила, Лиза, пребывавшая в чем-то вроде транса - Шура не видел и не слышал...
В стране мертвых тоже была весна. Шура обнаружил себя на лужайке в маленьком тихом березнячке. Все кругом было залито теплым и ласковым солнцем, и Шура вдруг подумал: не так уж это и плохо - быть здесь. Он огляделся и обнаружил чуть поодаль брата Лизы - тот сидел на поваленном стволе дерева в компании...
Шура нервно сглотнул. Рядом с братом Лизы расположился его двойник - кучерявый юноша в серой футболке с неразличимым от множества стирок рисунком, черных джинсах и стоптанных кроссовках. Шура узнал эту одежду - он всегда так ходил гулять с соседской собакой, когда еще учился в школе... неужели у вещей тоже есть страна мертвых? Двойник вытянул ноги и запрокинул голову, подставив лицо солнечным лучам - на окаменевшего от изумления Шуру он даже не взглянул.
- Не обращайте внимания, Артур, - подал голос брат Лизы. - Это мой приятель, Черников. Хороший, в принципе, парень, но с ним случилась беда не так давно.
- Мелочи, - откликнулся двойник, и его голос оказался совершенно незнакомым, не голосом Александра Черникова. - Наткнулся на наркоманов в парке...
- Нам обоим с этим повезло, - сказал брат Лизы. - Наткнулись на наркоманов, нас наткнули... Не обращайте внимания, Артур, я сам не знаю, с чего это он сегодня такой говорливый.
Шура молчал - онемевший и беспомощный, он просто не знал, что теперь делать и как быть. Его прошлое сидело неподалеку - все то, чего он лишился при запечатлении и чего еще не осознал до конца. Он мог бы подойти - к самому себе? - и постараться понять, что все-таки произошло, и кто именно остался жить, а кто погиб на берегу пруда однажды вечером... Он мог бы... но двойник вдруг встал и побрел своей дорогой - через несколько мгновений он скрылся за деревьями.
- Он гуляет сам по себе, - прокомментировал брат Лизы. - Однажды его просто заберут звугги...
У Шуры по спине пробежал холодок. Брат Лизы смотрел на него пристально, однако равнодушно, словно его интересовал не Шура, а что-то другое.
- Что вы хотите делать с Лизой? - спросил он. - Этот мальчик... что он задумал?
Шура помотал головой, пытаясь сосредоточиться, и вдруг увидел, что брата Лизы зовут Кирилл, что он был самым настоящим некромантом - магом, способным управлять мертвыми - и что именно поэтому его и убили, подослав обколотого подростка, вооруженного заточкой, в больницу, когда Кирилл, врач-терапевт, был на дежурстве - таково было решение группы магов, в которую, по счастью, не входил Гамрян... а вот Пономарев, похоже, был... Точно, был.
Кирилл едва заметно кивнул, словно соглашался с полученной Шурой информацией.
- Так что же задумал целитель? - продолжал он. - Нарастить новую ауру и укрепить каркас? Или запаять щель? Чем вы там сейчас занимаетесь?
- Все правильно, - кивнул Шура. - Наращиваем и укрепляем.
- Хорошо, - Кирилл обернулся и некоторое время смотрел в ту сторону, куда удалился Шурин двойник, прислушиваясь к чему-то, что не слышал Шура. - Только будьте готовы к тому, что вас ищут, и времени вам отпущено очень мало.
- Понятно... - промолвил Шура. Кирилл встал и, сунув руки в карманы видавших виды брюк, добавил:
- А Эльдара убивать не стоило, Артур. Он, конечно, был псих, я от этого их брака тоже не в восторге, но убивать не стоило. Он не успел вам навредить, - Кирилл вынул из кармана большую серебряную монету на шнурке, покрутил в пальцах и спрятал обратно. - Если встретитесь с ним здесь, то попробуйте притвориться этим малахольным Черниковым... Хотя какой из вас, на фиг, Черников...
Он вздохнул и побрел туда, куда отправился двойник.
***
Вечер выдался теплым, но каким-то по-осеннему прозрачным. Шура ушел прогуляться, оставив спящую после ритуала Лизу на попечение Данилы, который мучился от головной боли и мечтал об анальгине. Говорить с ним не хотелось - вообще не хотелось говорить, делать что-то... Он ушел к озеру и сел на прогретые за день мостки. Запах воды, теплого дерева, растущей травы слегка кружил голову, словно хороший коктейль; Шура смотрел, как сползает за лес солнце, как среди темных стволов начинает клубиться туман - нехороший, неправильный какой-то туман, который, впрочем, не мог пробиться за черту, установленную когда-то старым колдуном. В доме зажегся свет - отсюда, с мостков, Шура видел тихую золотую искру, и ему было легко и немного грустно.
Чью грусть ты отражаешь? спросил внутренний голос и не получил ответа на свой вопрос. Шура смотрел на лес, на воду, слушал, как бродит вокруг весна, чувствовал, насколько одинок - невероятно, космически одинок... Где-то совсем рядом были люди, его женщина (твоя ли? не замедлил встрять внутренний голос), его друг (друг ли?)... а ему казалось, что вернулся вечер в парке почти что год назад, когда он принял решение, и все изменилось окончательно и бесповоротно... Где-то бесновался Пономарев, пытаясь отыскать свою драгоценную пропажу, где-то Ваня и Мадина искали Лизу по всем знакомым, где-то ждал похорон Эльдар - вчера, только вчера он был жив, а сегодня... Шура смотрел в воду, но видел только клубящийся водоворот чернил, черные паутинные нити, которые извивались перед ним, заслоняя зрение и сбивая дыхание. Тихий огонек дома, тепло идущей весны, спокойствие вечера - все это осталось позади, а в мире Шуры осталось только чернильное облако и запах гари.
Впрочем, выход из этой ситуации как раз был, и Шура удивился, как не додумался до него раньше. Конечно, это было гадко, больно и мерзко, но это был лучший вариант из всех возможных - снова стать собой, понимая, что Лиза и Данила справятся и без него. В конце концов, кем он стал? Стоит ли о нем жалеть вообще?
Он поднял голову, с усилием оторвав взгляд от воды, и увидел Эльдара. Тот стоял совсем рядом, и Шура, пожалуй, осекся бы, называя его мертвецом - абсолютно живой, со знакомым нервным блеском в глазах, наглый, красивый и энергичный, именно такой, каким Шура увидел его впервые.
- Здравствуйте, Сашенька, - ласково промолвил Эльдар.
- Здравствуйте, - ответил Шура.
- Плохо вам? - осведомился Эльдар и на мгновение преобразился: Шура понял, что муж Лизы действительно мертв: коротенькая тень у его ног съежилась и исчезла.
- Плохо, - кивнул Шура. Эльдар вздохнул и сел рядом - старое иссохшее дерево мостков даже не скрипнуло.
- Бедный мальчик, - сказал он. - Я не держу на вас зла, мой хороший.
- Спасибо, - сказал Шура. Эльдар усмехнулся и похлопал его по руке - ладонь мертвеца оказалась сухой и прохладной.
- А все потому, что мама не научила вас одной простой вещи: никогда нельзя принимать решения с ходу, тем более, такие важные решения. Например, убить трех магов и знахаря. Или вернуться из мертвых к женщине, которая вас узнала сразу же. Или пройти запечатление...
- Он сказал..., - Шура закусил губу, пытаясь удержать слезы. - Он сказал, что я смогу помочь Лизе...
- Да знаю я, что он сказал, - ухмыльнулся Эльдар. - На что еще можно поймать такого прекраснодушного мальчика - конечно, на россказни о счастье для всех и практически даром и байки о чести и долге. Это, князь, голубчик, старые бредни, а нынче свет поумнел, и все это вздор... Зачем надо было принимать скоропалительные решения по такому сложному и трудному вопросу? Не посоветовавшись, не узнав себя лучше, книг не почитав, в конце концов...
- Он сказал, что я смогу помочь Лизе, - повторил Шура. Эльдар кивнул.
- Помог?
Шура повел плечом.
- Не знаю... правда не знаю.
Помолчали. Солнце окончательно уползло за зубчатую кромку леса, и туман среди деревьев приобрел нехороший зеленоватый оттенок. Эльдар проследил за взглядом Шуры и произнес:
- Здесь такое бывает, Саша... Не бойся.
- Я и не боюсь, - пробормотал Шура; казалось, туман ощупывает границу прохладными влажными лапками, и из леса доносятся разочарованные стоны его невидимых обитателей.
- Сейчас я все обдумал, - сказал Шура. Эльдар смотрел на него мягко и испытующе. - Мне понятно, что ситуацию можно изменить только одним способом, и это будет правильно. Лиза... Ну, она справится, Данила ей поможет, ей многие помогут - Гамрян, Ванька... И у нее больше не будет проблем из-за меня, никаких, - он нахмурился, понимая, что незачем все же рассказывать об этом мертвецу, которого он сам и убил. - В общем, я принял решение, - отрезал Шура и уставился на воду - там уже отражался месяц и первые звезды.
- А ты уверен, что это решение не приняли за тебя? - поинтересовался Эльдар. - Что это именно твои мысли и выводы?
- Чьи ж еще-то? - нахмурился Шура. Эльдар усмехнулся и встал - мостки под его ногами не дрогнули.
- Тебе виднее, конечно, - сказал он. Сквозь его тело Шура теперь мог видеть озеро и холмы. - Но прежде, чем действовать, подумай еще об одной вещи: почему я решил простить тебя?
- Подумаю, - пообещал Шура. Эльдар кивнул ему и спрыгнул с мостков на воду.
- Умничка, - проговорил он и пошел по воде на середину озера. Шура смотрел ему вслед: Эльдар становился тоньше и прозрачней, пока не растворился окончательно. Над озерной гладью поднялась легкая струйка пара, и со стороны леса донесся вопль: так, должно быть, кричат души грешников в аду на сковородах...
Для меня ада не будет, устало подумал Шура. И рая тоже. Corpus sine spiritum cadaver est, так что надо просто вернуть все вещи в исходное положение.
Он устроился на мостках поудобнее, протянул руку и сорвал молодую зеленую травинку, росшую у самого берега. Она упоительно пахла жизнью, каждая ее клеточка призывала: жить, жить, жить! - и на какое-то мгновение Шура услышал этот гордый, сладостный зов. Потом он произнес несколько слов из выданного Пономаревым арсенала, и травинка умерла в его пальцах, но зато приобрела ледяную остроту и твердость лезвия. Шура помедлил и коротким резким взмахом располосовал правое запястье.
Кровь выступила неохотно, словно его тело не желало умирать и боролось за жизнь. Жизнь, жизнь! - пела мертвая травинка в пальцах; Шура поморщился и прочертил на запястье еще три полосы, а затем лег на мостки и опустил руку к воде.
Кровь падала лениво, как густой тягучий сироп.
"Что такое спин? Ты показывал на прошлом занятии, а меня не было".
Шура смотрел в небо - звезды были крупными и лохматыми, будто белые осенние цветы. Они казались возбуждающе пряными на вкус и пахли зеленым чаем.
"Шур, ну я же ведьма"
"...и любить тебя опасно"
"Но тем не менее..."
"...я попробую. Даже если ты против, я все равно попробую".
Он слышал эхо от падения капель в воду - тихое, печальное эхо.
"Головой надо думать. А не грешным делом".
Лиза... Кого я отражаю сейчас? Ваню?
"Головой надо думать..."
- Бедный глупый мальчик... - на лоб Шуры легла рука мертвеца. - Ну подумай сам: ты не убийца. Ты орудие убийства. Тебе приказали убрать меня - и ты убрал. Тебе приказали замести следы - и ты замел. А теперь тебе велели умереть, потому что ты осмелился ослушаться - и вот ты послушно умираешь...
И Шуру словно окатило ведром холодной воды - так, что он сразу вобрал в себя весь окружающий мир: и огражденный от внешних воздействий и проникновений уголок старого колдуна, и хищный туман в лесу, и Эльдара рядом, и ползающих неподалеку звуггов, и Лизу в доме, и себя, и боль в распоротой руке, и возможность на краткий миг, на доли секунды - все? уже все... - чувствовать и понимать самому.
Тогда Шура вскочил и заковылял прочь от озера. Пару раз он спотыкался и падал, когда боль становилась совсем уже невыносимой, но все равно поднимался и двигался дальше, и ночь кричала: жить, жить, жить! - и пахла травой и его кровью.
Данила сидел на крыльце; красивый фонарик освещал страницы книги, лежавшей у него на коленях. Шура вывалился из темноты, как партизан из леса, и от неожиданности Данила даже ойкнул.
- Саш, ты чего такой, ты где был... - начал он и тут увидел его разрезанную кровоточащую руку и осекся. Глаза его стали большими и круглыми, словно у девчонки, увидевшей мышь.
- Пластырь дай, - сказал Шура, уставившись в землю и понимая, что не сможет сейчас взглянуть Даниле в лицо. - Я порезался.
Данила не шевелился. Шура затылком ощущал его испуганный непонимающий взгляд.
- Порезался я, - устало повторил он. - Порезался...