Ангел и лужа любви
Пока пишется очередная байка, первая в этом году, вот вам ещё один рассказ нашего с Оксаной хорошего друга, Ирины Медведевой.
Эту историю я вспомнила, прочитав комментарии к моему рассказу О ПИСАТЕЛЯХ И ИЗДАТЕЛЯХ:
...
<<<Так же хорошо, как ночью бродить по старым кварталам Барселоны, зная, что никому не придет в голову напасть на тебя или ограбить>>>
Лучшая шутка из всего рассказа.
…
Лучшая шутка из всего рассказа"
Я тоже не выдержал и скинул эту фразу товарищу. Он сказал, что, видимо, мы с пишущей дамой были или в разных весовых категориях или в разных барселонах.
…
А я во время трансляции футбольного матча Барселоны. И в сопровождении весьма внушительного по комплекции приятеля. И то чувствовала себя не очень-то.
…
Я нашла в старой Барселоне площадь Оруэлла, восхитилась и решила посидеть там в кафе. Официантка раза три подходила и напоминала, чтобы я следила за вещами. В итоге ела устриц, положив на колени зеркалку и намотав на руку ручку сумки :)
…
Проблемы с недопониманием часто возникают из-за неправильной интерпретации слов.
В рассказе было написано: «Так же хорошо, как ночью бродить по старым кварталам Барселоны, зная, что никому не придет в голову напасть на тебя или ограбить».
Я не утверждала, что чувствовала бы себя в безопасности среди разбушевавшихся футбольных болельщиков, или что в Барселоне не воруют у туристов.
Много лет назад мудрые испанские законодатели решили, что незачем переполнять тюрьмы и загружать работой судей, и перестали считать преступлением кражи на относительно небольшие суммы.
В конце девяностых годов на Рамбле, самой посещаемой туристами улице Барселоны, орудовало около 500 воров. Даже если полиция брала их с поличным, в тот же день их отпускали. Сейчас воров намного больше. Прослышав о такой лафе, в Испанию съехались преступные элементы со всего мира, и Барселоной стали пугать туристов в Интернете.
Нападение или ограбление (то есть применение силы с целью кражи) - это уже совсем другая, серьезная статья, за которую можно получить срок. Нападать среди ночи на женщину, чтобы забрать у нее кошелек, в котором вряд ли окажется больше 20 евро, для испанских преступников не имело смысла - по Рамбле каждый день дефилировали тысячи беззаботных туристов, обобрать которых было проще, чем отнять конфету у ребенка.
Я прожила в Барселоне около 15 лет. У меня есть друзья в старом городе, и я часто гуляла там ночью одна. Никто меня не трогал. Я знала простой секрет. В городе, где, с благословения властей, охота на туристов превратилась в национальный спорт, не надо быть похожим на туриста. Тогда с тобой ничего не случится.
В конце девяностых годов (об этом периоде шла речь в рассказе, фраза из которого комментировалась) в Испании редко совершались серьезные преступления - «понаехавших» было мало, и еще сохранялся наведенный во время диктатуры Франко порядок.
В Барселоне в то время было настолько безопасно (карманников я всерьез не воспринимала), что в какой-то момент я с удивлением обнаружила, что скучаю по русской мафии. Мне не хватало приключений и адреналина. Потом я привыкла, скучать перестала, и начала испытывать кайф от безмятежности испанской жизни.
Иногда меня все же обуревает ностальгия по приключениям. Тогда я вспоминаю свою веселую жизнь в России и пишу о ней рассказы.
Прочитав историю про Ангела и Лужу Любви, вы поймете, почему я не боялась гулять по ночной Барселоне. Выжившему в России Европа не страшна.
…
В рассказе про ЧЕТЫРЕ ПУЛИ СТАРОГО АНАРХИСТА я упоминала о своей двоюродной бабушке Розе, которую, к счастью, безуспешно, пыталась изнасиловать банда батьки Махно. Другие мои родственницы тоже то и дело попадали во всевозможные переделки.
Вообще женщины в моем роду отличались сильным характером и склонностью искать приключения на некоторые пикантные части своего тела.
Я тоже преуспела на этом поприще, а по попыткам изнасилования могла бы дать фору всем моим близким родственницам вместе взятым.
Первое покушение на мою девичью честь произошло, когда мне было семь лет. Пережитый опыт оказался на удивление интересным. Какая-то часть меня хладнокровно наблюдала со стороны, как я пыталась кричать, но из-за перехваченного от страха горла издавала едва слышный писк. Удивившись, что организм устраивает мне такие подлянки, я поняла, что не могу допустить еще одного прокола, и изо всех сил вцепилась зубами в руку, зажавшую мне рот. Насильник взвыл от боли, а я вырвалась и убежала.
После этой истории я по уши влюбилась в Фантомаса (с таким колоритным парнем можно было не опасаться нападений в подворотне) и, несмотря на врожденное миролюбие, стала проявлять горячий интерес к рукопашному бою, всевозможным видам вооружений и экзотическим методам убийства.
За время моей жизни в России меня пытались изнасиловать восемь раз. К счастью, успехом эти попытки не увенчались.
Мужчины набрасывались на меня в самых неожиданных местах. Личности агрессоров также варьировались от примитивных пьяниц и горячих кавказских парней до настоящего сумасшедшего маньяка.
Психологи утверждают, что женщины, подвергшиеся нападению, начинают испытывать неприязнь к мужчинам. Я не утратила симпатии к сильному полу, но пришла к печальному заключению, что отечественные насильники действуют на редкость безграмотно и непрофессионально.
Некоторое время я даже баловалась мыслью написать "Пособие для начинающего насильника", но по ряду соображений отказалась от этой идеи.
Весь этот разговор я завела для того, чтобы рассказать о попытке изнасилования №7, по моему мнению, одной из самых неординарных в истории человечества. Не уверена, что это лучшее воспоминание моей жизни, но точно одно из самых веселых.
Дело было осенью, не то, чтобы поздней, но и не ранней. Погода, по российскому обыкновению, выдалась на удивление мерзкой. Дождь ненадолго стих и лишь слегка моросил. Свинцовое небо мрачно нависало над головой. Здравствуй, сезонная депрессия!
Понурившись, я брела через безлюдный мрачный лес по тропинке, превратившейся в чавкающую липкую грязь.
За лесом в конце пути меня ожидала награда в виде бассейна. Вода в нем была теплой и голубой, а свет множества ярких ламп, при наличии некоторого воображения, можно было принять за сияние тропического солнца. Сорок пять минут блаженства, и снова долгий унылый путь по жидкой грязи через черный холодный лес.
Дабы не провоцировать своим видом потенциального насильника, я по совету Александра Медведева перед выходом в лес принимала соответствующие меры предосторожности, то есть одевалась столь кошмарным образом, чтобы даже зэку, изголодавшемуся по женскому полу за время длительной отсидки, не пришло бы в голову наброситься на меня.
Видом своим я напоминала бомжиху, ночевавшую на помойке, как минимум, последние два месяца. На мне была старая грязная куртка с капюшоном, затянутым так, что из него торчал только нос, рваный и потерный брезентовый рюкзак с банными принадлежностями, залатанные армейские штаны и резиновые сапоги, цвет которых было невозможно различить из-за налипшей на них грязи.
Итак, я в самом что ни на есть непрезентабельном виде брела через грязный осенний лес. Устав созерцать хлюпающую под ногами глину, я подняла понуренную голову и замерла, буквально остолбенев при виде возникшего передо мной прекрасного видения.
По деревянным мосткам, переброшенным через ручей, шел синеглазый юноша лет семнадцати сказочной библейской красоты. Он напоминал златокудрого херувима с картин старых немецких мастеров.
В отличие от меня, херувим был безукоризненно одет, а стрелка на его брюках, казалась, только что вышла из-под утюга. Но больше всего меня потрясла даже не ангельская красота юноши и не безупречность его костюма, а его ботинки. Они были невероятно, почти сверхъестественно чисты, так, словно грязь к ним вообще не прилипала.
С научной точки зрения это было вполне объяснимо: в отличие от меня, он только недавно свернул в лес с асфальтовой дороги и просто не успел как следует извозиться, но в тот момент я как-то не задумалась о научных объяснениях.
Я пялилась на это чудо, как апостолы на шагающего по воде Христа, остро ощущая разделяющую нас пропасть: я, грязная, как бомжиха, пусть даже и в целях конспирации, и он - юный, божественно красивый, безупречно одетый, до невероятия чистый.
О том, что у ангелов есть голос, я узнала, когда видение заговорило.
Заданный вопрос был слегка тривиален: блондин хотел узнать, который час.
Часов у меня не оказалось - откуда возьмутся часы у бредущей по лесу бомжихи? Я покаянно развела руками и ответила, что точно не знаю, должно быть около четырех.
Не дослушав ответ, златокудрый херувим шагнул ко мне и, заключив в объятия, впился в мои губы страстным поцелуем.
Сказать, что я опешила - значило ничего не сказать. Некоторое время я тупо торчала столбом, раздираемая самыми противоречивыми чувствами. Целовался ангел здорово, так что, в целом, это было даже приятно. С другой стороны, непонятно, чем он решит заняться после поцелуев. Судя по всему, дело идет к изнасилованию, а раз насилуют - надо сопротивляться.
Спешить было некуда, и я погрузилась в размышления о том, как наилучшим образом организовать сопротивление. Объятия красавца полностью блокировали мои руки. Вырываться было бы неразумно - тогда атака не станет неожиданной.
Разбивать блондину лбом переносицу как-то не хотелось - лоб потом будет болеть, да и целовались мы так хорошо, что было обидно прерывать процесс. В итоге я решила для начала двинуть его коленом в пах.
В другой ситуации этот испытанный прием, несомненно, сработал бы, но тут я не учла двух решающих факторов: во-первых, мы были так тесно прижаты друг к другу, что у меня не оставалось пространства для замаха, а во-вторых, мне никак не удавалось рассердиться. Удовольствия от избиения ближнего я никогда не испытывала, и надлежащий "боевой дух" пробуждался во мне лишь когда я здорово злилась, что случалось крайне редко.
Итак, я врезала ангелу коленом в причинное место, но ввиду двух вышеупомянутых факторов, удар оказался постыдно слабым. Блондин меня так и не отпустил, зато мы оба упали в лужу, причем я оказалась внизу.
Из-за близости ручья глинистая почва была пропитана водой и напоминала болотную трясину, в которую мы и начали погружаться. К счастью, висевший у меня на спине рюкзак оказался достаточно толстым, и в грязь окунулся только мой затылок.
Блондин, казалось, вообще не заметил ни нанесенного ему удара, ни падения. Продолжая сжимать меня в объятиях, он, не отрываясь, целовался с прежней страстью.
Любая нормальная женщина на моем месте, плюхнувшись в лужу, непременно пришла бы в ярость и выписала насильнику по первое число. Меня же, как всегда, подвело проклятое чувство юмора.
Выросшая на классических произведениях (во времена моего детства советские граждане еще не слышали об "Эммануэли" и разных оттенках серого), в своих эротических фантазиях я придерживалась весьма традиционной романтической линии, то есть полагала, что любовь непременно должна быть красивой, возвышенной и эстетичной. Уж если роскошный блондин - так на пляже под звездным небом, в каюте шикарной яхты, или, в крайнем случае, на кровати, но уж никак не в грязной луже под моросью холодного осеннего дождя.
Представляя себе комичность ситуации: грязная бомжиха в объятиях ослепительного красавца медленно, но неотвратимо погружается в жидкую глину, я испытывала единственное желание - оглушительно расхохотаться. Удержала меня от этого лишь мысль, что изнасилование продолжается, а значит, снова надо сопротивляться.
Разозлиться по-прежнему не удавалось, из чего следовало, что вырывание гортани, укусы, болевые захваты за кожу, выламывание пальцев и прочие зверские приемчики использовать не удастся - хоть тресни, а не могу я увечить человека, который меня всего лишь поцеловал.
Немного подумав, я решила выдавить блондину глаза. Не совсем, конечно, а так, чтобы отпустил.
Согласно парадоксу Йоги Берра, в теории между теорией и практикой нет никакого различия; на практике же это различие существует, и зачастую является весьма значительным. В справедливости этого утверждения я уже не раз убеждалась. Убедилась я в ней и сейчас.
Чтобы воздействовать на глаза златокудрого херувима, до них нужно было, как минимум, добраться. Кое-как высвободив правую руку, я с трудом просунула ее между нашими лицами (блондин, ничего не замечая, продолжал самозабвенно меня целовать) и нащупала его веки. Прекрасные синие очи насильника были закрыты, вероятно, от удовольствия.
В теории, казалось бы, чего проще - сделать резкое движение снизу вверх, вонзив пальцы в углубления под надбровными дугами - и дело с концом. На практике же я настолько изнемогла от сдерживания бушующего в душе веселья (как-никак изнасилование - дело серьезное и трагическое, и смех тут совершенно неподобающ), что вряд ли бы у меня в тот момент хватило сил, чтобы прихлопнуть комара.
Текли минуты. Устав ковыряться в глазах блондина, я убрала руку и всерьез задумалась над тем, как жить дальше. То, что дело принимает серьезный оборот, я поняла, когда жидкая грязь полилась мне за капюшон. Еще немного - и вода поднимется до рта. Так и утонуть недолго. И тут меня осенило.
Если я не могу его бить, почему бы не позвать на помощь? Дорога, ведущая к бассейну, проходит совсем рядом, вдруг кто и услышит. Голос у меня громкий, надо только не смеяться, а изобразить ужас, подобающий жертве насилия. На это-то у меня должно хватить сил!
Набрав в грудь побольше воздуха, я истошно заорала:
- Спасите! Насилуют! Помогите!
Желаемого драматизма в голосе не оказалось, но вопли мои все же возымели действие.
Отпустив меня, блондин вскочил и вспугнутым оленем помчался вглубь леса.
Глядя ему вслед, я медленно выбралась из чавкающей грязи. Глина сплошным потоком стекала по куртке, рюкзаку и штанам. Я напоминала себе тающую на ярком солнце шоколадную фигурку.
Так я и заявилась в бассейн, где произвела фурор своим видом и, особенно, рассказом.
Потом я долго гадала, каким образом мой синеглазый херувим докатился до жизни такой. Будь я парнем с его внешностью, девицы дрались бы за право поцеловаться со мной.
Может, это была любовь с первого взгляда?