«Мы живём на ребре реки»
Зоя КОБОЗЕВА *
Пусть не стали старше и строже
и живем на ребре реки,
мы покорны милости Божьей
крутизне дождей вопреки.
И. Бродский
Эпиграф из Бродского я выбираю очень просто: на «Медузе» есть такая игра - «Погадай на Бродском». Я загадываю желание или вопрос, впечатываю в строку - и мне Бродский выдает ответ. Сегодня, ошалев уже окончательно от внутреннего бунта всего рационального, что еще осталось в организме, я ввела: «Что меня ожидает в будущем?» И Бродский ответил: «Существуем по милости Божьей / Вопреки словесам ворожей».
А дальше в стихотворении есть строка, которую я сразу отнесла к нам, жителям Самары: «Живем на ребре реки». Не знаю уж, какое ребро подразумевал Бродский, но Лука - однозначно ребро. Еще с детства, со школьного детства, наверное, я однажды очень успокоилась в отношении нашей Луки: здесь не будет землетрясений, цунами, потому что тут платформа, а горы - древние, выдохшиеся уже от сотрясений.
Вообще, человеческий организм эгоистичный - до одурения. Вот сейчас публикуются сводки с фронтов эпидемиологических. И всегда такое внутри чувствишко заползает, что это всё происходит где-то там, «не на Луке», и не у тех, у кого всё прекрасно с «Лукой», нет хронического, нет возрастного. Подленькое такое «чувство Луки»...
[Spoiler (click to open)]
***
О, я страшно боюсь цунами. Когда-то в древнем и невероятно спокойном детстве, где ничего страшного, кроме рассказов про девочку и гроб на колесиках, не происходило, а мир весь остальной, капиталистический, был инопланетно далек.
В Крыму летом в открытом кинотеатре я посмотрела фильм «Гибель Японии». Если для кого-то зарубежный мир проник в повседневность через музыку или искусство, через всякие враждебные «голоса» или магазины «Березка», то для меня - через цунами. Я испугалась так сильно, что, выйдя из кинотеатра, уже не могла спокойно смотреть на нефтяную базальтовую гладь Черного моря, на кипарисы, не могла вдыхать йодные пары водорослей, наслаждаться лунными рябыми дорожками и слушать перекаты галек под пеной. Я ждала ту гигантскую и всеразрушающую водную громаду, которая должна всё вокруг накрыть и поглотить. Как поглотила она Японию. И поглотит все океанские побережья мира.
Но на уроках географии смогли меня успокоить темой о платформе. И я обрела «Луку». То есть пусть весь мир катится в тартарары, а нам на Луке не страшно. Опустится Америка, ее зальет, если что, накроет Австралию, подзальет северные берега Евразии, южные, а нам - не страшно. Заберемся на Жигулёвские или Сокольи горы, плюс к ним стабильность платформы - и нас не накроет!
Мир постепенно открывался и приближался. Когда рушились башни-близнецы, это выглядело как фильм о катастрофе. Но просто фильм про них. У нас, на Луке, такое можно увидеть только в кино. Когда цунами накрывали Индонезию и другие страны - это было продолжение кино о «гибели Японии»: да, это было очень страшное кино, но которое можно выключить. На компьютере можно было поиграть в «Чернобыль», но это игра, еще фильм ужасов есть. А уж в деревне, если забраться в самые недра Луки, все спят с открытыми дверями. Самарка пересохла и заросла тиной, кладбище не страшное, коровы только рога вниз опускают, да слепни кусаются больно - ну и все страшности.
***
И вдруг, впервые за всю жизнь, у «жителей ребра» отняли «чувство Луки». Мир стал всеобщим и добрался до нас. «Цунами» не пощадило «платформу». Уроки географии остались в советской школе. Учебники по истории нужно переписывать. Даже уже в этом году по ним нельзя сдавать экзамены, потому что мир изменился.
Это состояние переживаю я: у меня была внутренняя «Лука». А у моего 17-летнего сына, наверное, никакой «Луки» уже и не было в организме, он родился в 2002 году. Я осторожно подобралась к краешку его кровати, присела и спросила: «Сынок, а как ваше поколение реагирует на то, что происходит сейчас? Как вы себя чувствуете вот в этом новом режиме?» «Безлучный» посмотрел на меня лукаво и ответил: «Кайфуем!» У тех, кого мультики про зомби-апокалипсис, игры GTA, компьютерные руины Чернобыля окружали с детства, оказывается, не было «Луки» в организмах. Или «Лука», но уже другая. Я просто не понимаю, какая. И то, что кажется мне концом света, для них - просто сам свет, который с их рождения имел какую-то другую форму и другое содержание. И если мне, как жителю Луки, кажется, что мир сошел с ума, то для другого поколения - это нормальный мир, он уже давно шалтай-болтай. С их рождения.
Что же делать «лукичам»? Наверное, учить свою психику жить с «цунами». Просто суметь перестать воспринимать всё с позиций «платформы», «Луки», той земли, куда не доберутся никакая война, никакая эпидемия, никакие землетрясения, никакие цунами, никакие страшные страшности. О Боже, где же наш милашный и единственно страшный «гроб на колесиках»?!
***
Сейчас я письменно скажу, наверное, совсем неприличную вещь: надо «улыбнуться тому, кто сидит в пруду». Надо перестать воспринимать новую обыденность как ужас и катастрофу, как цунами. Надо перестать бояться. Вчера мне одна зарубежная исследовательница в беседе по скайпу сообщила, что ее научное окружение очень заинтересовалось моими мещанами, то есть самарскими мещанами, то есть историей мещанского сословия. И что бы вы думали? Я испугалась. А вдруг я становлюсь пособником империализма, капитализма, проклятого Запада и подставила своей научной работой всех самарских мещан, которые вдруг приглянулись этому Западу?! Вот прямо-таки взяла и испугалась, что взяла и подставила. А надо было обрадоваться! Надо было обрадоваться: что-то и в нашей жизни показалось западному исследователю, читателю интересным, незнакомым, новым. Наш «средний класс». Наш провинциальный город. Наш особый мир «на ребре реки», на Луке, на излучине.
То есть бояться нельзя. Надо кайфовать от вызова. А вызов - он для науки. И для общества, которое всё целиком должно желать этой науке прогресса. Общество должно уважать науку и ученых, понимая, что только в их силах выработать парадигму преодоления всех вызовов.
Знаком прогресса для меня служит старинный латунный микроскоп, стоящий в самом центре моей квартиры. Он достался мне в наследство от бабушки, которая была биологом, директором школы рабочей молодежи. Вместе с микроскопом от бабушки остались старинные фотографии коллективов самарских ученых. Я смотрю на эти лица - в круглых очках и в тюбетейках-ермолках по моде 1940-х, с интеллигентными бородками клинышком или с милыми воротничками на строгих платьях - и понимаю: породу практически уничтожили, породу вот этих интеллигентных лиц, веривших в науку.
Мой дедушка по другой линии семьи был инженером-конструктором. Он всё мое детство рассказывал истории про великих ученых-естествоиспытателей. И папа тоже во многом был не просто хирургом, а естествоиспытателем. Он проводил сложные операции. Он рассказывал мне истории про тех врачей, которые на себе испытывали вакцины. То есть когда-то необходимо выйти из «Луки» в бушующее вызовами человеческое море и преодолевать, развивать человеческий интеллект и возможности. По всей видимости, эра капиталистических гедонизмов и «сыров с плесенью» закончилась. Началась снова эра бесстрашных естествоиспытателей.
Как поменялась за этот месяц самоизоляции моя жизнь? Я научилась печь блины. И перестала покупать вещи. Я не хочу ничего модного. Сегодня я поймала себя на мысли, что хочу в книжный магазин. Из всех магазинов мне почему-то захотелось именно в книжный. Не в бутик какой-нибудь за платьицем, туфельками и сумочкой, а в книжный. Очень захотелось пойти в тиши книжных полок и потрогать обложки новых книг, позавидовать их стильному оформлению. Старинные книги у меня есть дома в достаточном количестве. Я не тоскую поэтому по старинным переплетам и ветхим желтым страницам. Мне хочется увидеть новую книжку Дины Рубиной.
Вот правда, хочу новую книжку Дины Рубиной. Я даже, может быть, не прочту ее целиком, а вот так, как у меня часто бывает: для вдохновения. Начну читать красивости слова, захлебнусь от восторга и побегу свое что-нибудь сочинять.
То есть вот еще что, оказывается: в новом мире «без Луки» надо понять, где же искать вдохновение! В чем искать вдохновение? Одной природы мало. И отважных естествоиспытателей в качестве примера мало. Оказывается, мне нужна еще для вдохновения музыка имен: к примеру, «Адам и Мирьям».
Еще до эры «безлучья» уже становилось очень сложно с вдохновением, в этом конформизме, формализме и сытости труднее и труднее становилось его найти. Просто ко всему привыкаешь и перестаешь замечать. Я стала привыкать к покою: «Царствуй, лежа на боку!». Как у Гумилёва в «Этногенезе и биосфере Земли» актуализируется тема, что некоторые великие цивилизации превращаются в процессе эволюции в простых ловцов губок. Может быть, их покидает вдохновение? Или они вдруг понимают, что забрасывать невод в морские глубины гораздо важнее, чем создавать из мрамора Дискобола?
***
В эти наши смутные дни я ехала на такси. Эти спины водителей чем-то невероятно обнадеживающим для меня оказывались. Такие пиратские отважные капитаны. Они делились со мной бесстрашьем. И один бравый старик, с белыми седыми усами, мне бросил весело через плечо: «На всё воля Божья!» А Бог - это и есть Вдохновение. И вот я прошу его милости, чтобы меня не покинуло оно, Вдохновение, в эпоху, когда вдруг остаешься без «Луки».
* Доктор исторических наук, профессор Самарского университета.
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» 7 мая 2020 года, № 10 (183)
Пусть не стали старше и строже
и живем на ребре реки,
мы покорны милости Божьей
крутизне дождей вопреки.
И. Бродский
Эпиграф из Бродского я выбираю очень просто: на «Медузе» есть такая игра - «Погадай на Бродском». Я загадываю желание или вопрос, впечатываю в строку - и мне Бродский выдает ответ. Сегодня, ошалев уже окончательно от внутреннего бунта всего рационального, что еще осталось в организме, я ввела: «Что меня ожидает в будущем?» И Бродский ответил: «Существуем по милости Божьей / Вопреки словесам ворожей».
А дальше в стихотворении есть строка, которую я сразу отнесла к нам, жителям Самары: «Живем на ребре реки». Не знаю уж, какое ребро подразумевал Бродский, но Лука - однозначно ребро. Еще с детства, со школьного детства, наверное, я однажды очень успокоилась в отношении нашей Луки: здесь не будет землетрясений, цунами, потому что тут платформа, а горы - древние, выдохшиеся уже от сотрясений.
Вообще, человеческий организм эгоистичный - до одурения. Вот сейчас публикуются сводки с фронтов эпидемиологических. И всегда такое внутри чувствишко заползает, что это всё происходит где-то там, «не на Луке», и не у тех, у кого всё прекрасно с «Лукой», нет хронического, нет возрастного. Подленькое такое «чувство Луки»...
[Spoiler (click to open)]
***
О, я страшно боюсь цунами. Когда-то в древнем и невероятно спокойном детстве, где ничего страшного, кроме рассказов про девочку и гроб на колесиках, не происходило, а мир весь остальной, капиталистический, был инопланетно далек.
В Крыму летом в открытом кинотеатре я посмотрела фильм «Гибель Японии». Если для кого-то зарубежный мир проник в повседневность через музыку или искусство, через всякие враждебные «голоса» или магазины «Березка», то для меня - через цунами. Я испугалась так сильно, что, выйдя из кинотеатра, уже не могла спокойно смотреть на нефтяную базальтовую гладь Черного моря, на кипарисы, не могла вдыхать йодные пары водорослей, наслаждаться лунными рябыми дорожками и слушать перекаты галек под пеной. Я ждала ту гигантскую и всеразрушающую водную громаду, которая должна всё вокруг накрыть и поглотить. Как поглотила она Японию. И поглотит все океанские побережья мира.
Но на уроках географии смогли меня успокоить темой о платформе. И я обрела «Луку». То есть пусть весь мир катится в тартарары, а нам на Луке не страшно. Опустится Америка, ее зальет, если что, накроет Австралию, подзальет северные берега Евразии, южные, а нам - не страшно. Заберемся на Жигулёвские или Сокольи горы, плюс к ним стабильность платформы - и нас не накроет!
Мир постепенно открывался и приближался. Когда рушились башни-близнецы, это выглядело как фильм о катастрофе. Но просто фильм про них. У нас, на Луке, такое можно увидеть только в кино. Когда цунами накрывали Индонезию и другие страны - это было продолжение кино о «гибели Японии»: да, это было очень страшное кино, но которое можно выключить. На компьютере можно было поиграть в «Чернобыль», но это игра, еще фильм ужасов есть. А уж в деревне, если забраться в самые недра Луки, все спят с открытыми дверями. Самарка пересохла и заросла тиной, кладбище не страшное, коровы только рога вниз опускают, да слепни кусаются больно - ну и все страшности.
***
И вдруг, впервые за всю жизнь, у «жителей ребра» отняли «чувство Луки». Мир стал всеобщим и добрался до нас. «Цунами» не пощадило «платформу». Уроки географии остались в советской школе. Учебники по истории нужно переписывать. Даже уже в этом году по ним нельзя сдавать экзамены, потому что мир изменился.
Это состояние переживаю я: у меня была внутренняя «Лука». А у моего 17-летнего сына, наверное, никакой «Луки» уже и не было в организме, он родился в 2002 году. Я осторожно подобралась к краешку его кровати, присела и спросила: «Сынок, а как ваше поколение реагирует на то, что происходит сейчас? Как вы себя чувствуете вот в этом новом режиме?» «Безлучный» посмотрел на меня лукаво и ответил: «Кайфуем!» У тех, кого мультики про зомби-апокалипсис, игры GTA, компьютерные руины Чернобыля окружали с детства, оказывается, не было «Луки» в организмах. Или «Лука», но уже другая. Я просто не понимаю, какая. И то, что кажется мне концом света, для них - просто сам свет, который с их рождения имел какую-то другую форму и другое содержание. И если мне, как жителю Луки, кажется, что мир сошел с ума, то для другого поколения - это нормальный мир, он уже давно шалтай-болтай. С их рождения.
Что же делать «лукичам»? Наверное, учить свою психику жить с «цунами». Просто суметь перестать воспринимать всё с позиций «платформы», «Луки», той земли, куда не доберутся никакая война, никакая эпидемия, никакие землетрясения, никакие цунами, никакие страшные страшности. О Боже, где же наш милашный и единственно страшный «гроб на колесиках»?!
***
Сейчас я письменно скажу, наверное, совсем неприличную вещь: надо «улыбнуться тому, кто сидит в пруду». Надо перестать воспринимать новую обыденность как ужас и катастрофу, как цунами. Надо перестать бояться. Вчера мне одна зарубежная исследовательница в беседе по скайпу сообщила, что ее научное окружение очень заинтересовалось моими мещанами, то есть самарскими мещанами, то есть историей мещанского сословия. И что бы вы думали? Я испугалась. А вдруг я становлюсь пособником империализма, капитализма, проклятого Запада и подставила своей научной работой всех самарских мещан, которые вдруг приглянулись этому Западу?! Вот прямо-таки взяла и испугалась, что взяла и подставила. А надо было обрадоваться! Надо было обрадоваться: что-то и в нашей жизни показалось западному исследователю, читателю интересным, незнакомым, новым. Наш «средний класс». Наш провинциальный город. Наш особый мир «на ребре реки», на Луке, на излучине.
То есть бояться нельзя. Надо кайфовать от вызова. А вызов - он для науки. И для общества, которое всё целиком должно желать этой науке прогресса. Общество должно уважать науку и ученых, понимая, что только в их силах выработать парадигму преодоления всех вызовов.
Знаком прогресса для меня служит старинный латунный микроскоп, стоящий в самом центре моей квартиры. Он достался мне в наследство от бабушки, которая была биологом, директором школы рабочей молодежи. Вместе с микроскопом от бабушки остались старинные фотографии коллективов самарских ученых. Я смотрю на эти лица - в круглых очках и в тюбетейках-ермолках по моде 1940-х, с интеллигентными бородками клинышком или с милыми воротничками на строгих платьях - и понимаю: породу практически уничтожили, породу вот этих интеллигентных лиц, веривших в науку.
Мой дедушка по другой линии семьи был инженером-конструктором. Он всё мое детство рассказывал истории про великих ученых-естествоиспытателей. И папа тоже во многом был не просто хирургом, а естествоиспытателем. Он проводил сложные операции. Он рассказывал мне истории про тех врачей, которые на себе испытывали вакцины. То есть когда-то необходимо выйти из «Луки» в бушующее вызовами человеческое море и преодолевать, развивать человеческий интеллект и возможности. По всей видимости, эра капиталистических гедонизмов и «сыров с плесенью» закончилась. Началась снова эра бесстрашных естествоиспытателей.
Как поменялась за этот месяц самоизоляции моя жизнь? Я научилась печь блины. И перестала покупать вещи. Я не хочу ничего модного. Сегодня я поймала себя на мысли, что хочу в книжный магазин. Из всех магазинов мне почему-то захотелось именно в книжный. Не в бутик какой-нибудь за платьицем, туфельками и сумочкой, а в книжный. Очень захотелось пойти в тиши книжных полок и потрогать обложки новых книг, позавидовать их стильному оформлению. Старинные книги у меня есть дома в достаточном количестве. Я не тоскую поэтому по старинным переплетам и ветхим желтым страницам. Мне хочется увидеть новую книжку Дины Рубиной.
Вот правда, хочу новую книжку Дины Рубиной. Я даже, может быть, не прочту ее целиком, а вот так, как у меня часто бывает: для вдохновения. Начну читать красивости слова, захлебнусь от восторга и побегу свое что-нибудь сочинять.
То есть вот еще что, оказывается: в новом мире «без Луки» надо понять, где же искать вдохновение! В чем искать вдохновение? Одной природы мало. И отважных естествоиспытателей в качестве примера мало. Оказывается, мне нужна еще для вдохновения музыка имен: к примеру, «Адам и Мирьям».
Еще до эры «безлучья» уже становилось очень сложно с вдохновением, в этом конформизме, формализме и сытости труднее и труднее становилось его найти. Просто ко всему привыкаешь и перестаешь замечать. Я стала привыкать к покою: «Царствуй, лежа на боку!». Как у Гумилёва в «Этногенезе и биосфере Земли» актуализируется тема, что некоторые великие цивилизации превращаются в процессе эволюции в простых ловцов губок. Может быть, их покидает вдохновение? Или они вдруг понимают, что забрасывать невод в морские глубины гораздо важнее, чем создавать из мрамора Дискобола?
***
В эти наши смутные дни я ехала на такси. Эти спины водителей чем-то невероятно обнадеживающим для меня оказывались. Такие пиратские отважные капитаны. Они делились со мной бесстрашьем. И один бравый старик, с белыми седыми усами, мне бросил весело через плечо: «На всё воля Божья!» А Бог - это и есть Вдохновение. И вот я прошу его милости, чтобы меня не покинуло оно, Вдохновение, в эпоху, когда вдруг остаешься без «Луки».
* Доктор исторических наук, профессор Самарского университета.
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» 7 мая 2020 года, № 10 (183)