Александр Барышев - человек, сохранивший способность удивлять
Рубрика: Личное пространство
Вопросы задавала Светлана ВНУКОВА *
Что меня удивляет в Барышеве? Прежде всего, количество идей, которые он сумел реализовать в самарском медиапространстве. Он в этом смысле богат как мало кто, и хотелось понять, как ему это удавалось и почему удавалось именно ему. Везунчик, говорили о Барышеве. Но что они объясняют, эти слова? Ничего. У меня же самой пазл не складывался, хотя я довольно пристально следила за тем, что Барышев делает. А не складывался пазл по одной, но веской, как сейчас понимаю, причине: я ничего не знала об истоках этой судьбы. И вот представился случай узнать - Барышев начал работать над книгой воспоминаний.
[Spoiler (click to open)]
СВ: Настя Семенова. Вам, Александр Васильевич, ничего не говорит это имя?
АБ: Так это же моя внучка. В год 400-летия Самары родилась.
СВ: …А девятиклассницей написала сочинение «Судьба моей семьи», которое я обнаружила в Интернете и из которого узнала, например, что прапрапрадедом ее по линии мамы был сибирский священник, «настоящий миссионер: крестил бурят, учил их землепашеству и огородничеству». Сестра его состояла в организации «Земля и воля» и после учительских курсов пошла «в народ» учить крестьянских ребятишек. Сестра прадеда была учительницей, орденоносцем, а брат - поэтом трагической судьбы. Еще я узнала, каким человеком была бабушка Насти - целинница, делегат Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, как журналист вела репортажи со строек БАМа, Саяно-Шушенской и Чебоксарской ГЭС, снимала фильм о том, как страна восстанавливала Ташкент после страшного землетрясения, придумала телеконкурс «400 вопросов о Куйбышеве», освещала борьбу за возвращение нашему городу его исторического имени и создание национального парка «Самарская Лука», а за организацию передач «Студия-1» получила премию имени Колосова, высшую тогда журналистскую премию, - Ольга Михайловна Литвинцева, ваша супруга. И о ваших профдостижениях Настя пишет с гордостью. А вот о предках по вашей линии у Насти в сочинении нет ничего. Как так?
АБ: А я тогда и сам ничего не знал о собственных предках. Как раз сейчас занимаюсь поисками, дошел до 7 колена, и во главе рода на данный момент стоит мой прадед - Барышев Тимофей Антонович. Он с 1863 года, переселенец: в 1906-м привез семью на Дальний Восток из Тамбовской губернии. Всех своих родственников, родившихся после 26-го года, можно найти без проблем: создана единая система ЗАГСа, а вот добыть сведения о тех, кто родился до 26-го, очень сложно. Надо поднимать архивные материалы, листать церковные книги, и одной переписки с архивами у меня черт-те сколько. Внучка говорит: «Какой, дед, ты у меня настырный. Другой бы давно всё забросил». Я за год с небольшим нашел информацию не только о дедушке с бабушкой, но даже и прадед теперь мне известен, и жена его Пелагея. Начинал поиски, можно сказать, с нуля. Отца я не знал, мама никогда мне о нем ничего не говорила, да и о прошлом мамы толком не знал ничего. Только то, что родилась она в городе Свободном Амурской области, что деда моего звали Иван, поскольку мама - Надежда Ивановна, что семья была большая - пять сыновей и две дочери и что бабушку убили грабители. Убили и сбросили тело в погреб. В 45-м году. Теперь-то знаю, что бабушка с Украины, что звали ее Александра Алексеевна, а девичья фамилия ее Земляная. Но что мне стоило мать расспросить? В голову не приходило. Люди - ужасно глупые существа.
Ольга Литвинцева. 1971
СВ: И какого сословия оказались ваши предки?
АБ: «Занятие - хлебопашество». Так в архивной справке о семье прадеда говорится. Крестьяне и воины. Среди предков есть участник Первой мировой войны, гренадер 21-го Румянцевского полка, участник Второй мировой, один из братьев матери, Барышев Николай Иванович. Сержант. Орден Ленина у него, орден Красного Знамени. В Белоруссии погиб. В июле 44-го. Я и место его захоронения нашел - главная площадь Бобруйска. Призвали его в РКК 18-ти лет, в 39-м. Пацан, и я так думаю, что на Финской еще воевал. Есть сайт, где собраны сведения об участниках Отечественной войны. Вот на этом сайте и нашел информацию о нем. Наградные документы нашел и похоронные. А в похоронных - графа «кому сообщить о смерти», и написано: Барышеву Ивану Тимофеевичу, город Хабаровск, Тургеневская, 18.
СВ: Адрес вашего деда?
АБ: Представляешь? Прадед перевез семью из Тамбовской губернии на Дальний Восток, обосновались в деревне Костюковке, что в тридцати километрах от города Свободного, где позже жили дед и бабушка. А потом - Хабаровск. Там и я жил. Причем два раза. Первый - когда мы с Сахалина вернулись с матерью. Второй - когда вернулись из Новосибирска, где я учился в театральном училище.
Каждый день по Тургеневской ходил. Главная улица Хабаровска - Карла Маркса (сейчас - Муравьева-Амурского) - через весь город идет, и у нас там была хибарка. А через Тургеневскую я на пляж ходил, на Амур, и в библиотеку. Я, как и все журналисты, любопытный и уже тогда интересовался историей, особенно повседневность прошлого меня занимала. Кроме книг (а читал я и в детстве много), брал подшивки старых газет. До сих пор помню забавное объявление: «Приблудились гуси, обращаться по такому-то адресу».
Это, кстати, потом натолкнуло на мысль поискать в хабаровских газетах подробностей о гибели бабушки. Я же об этой трагедии только из разговоров домашних знаю. И как ушел из жизни дед и когда - для меня до сих пор тайна. Но и в газетах тех лет ничего не нашел. Зато нашел в «Фейсбуке» группу хабаровчан, вступил, и мне там кинулись помогать и присылать фотографии, даже отыскали девушку, которая в соседнем доме жила - на Тургеневской, 16. Она рассказала, что это были двухэтажные дома барачного типа, принадлежавшие амурскому пароходству. Вполне возможно, что мой дедуля, решив обосноваться в Хабаровске, пристроился в пароходстве плотником или столяром и получил жилье. Но квартира то была или комната, установить невозможно: дома эти давно уже снесены. Ни мама, ни братья ее, ни сестра никогда, насколько помню, о доме на Тургеневской не говорили. Может быть, оттого, что именно там, в этом доме, и погибла бабушка. И может быть, эта страшная смерть и стала причиной болезней матери. Мама всю жизнь болела, и очень тяжело.
СВ: Но вы ведь и родились в Хабаровске.
АБ: В 47-м. Но тут же мать меня подхватила и улетела со мной на Сахалин. После смерти родителей она жила со старшей сестрой, Лидией, женщиной сильной, авторитарной даже. Была при ней в роли домработницы, как я понимаю. А человек небесталанный, хорошо играла на гитаре, пела тихим голосом хорошие песни и, наверное, мечтала о лучшей доле и рвалась на волю. Так мы оказались на Сахалине.
А знаешь, как на Сахалине называют валенки? Катанки.
Александр Барышев с мамой, Надеждой Ивановной
СВ: Холодрыга там зимой?
АБ: И адские бураны. Учиться я там начинал в 9-й школе. Деревянное здание, и в классах настолько зимой холодно, что мы в пальто на уроках сидели. Улицы в бураны заваливало снегом по крыши одноэтажных домов. Да и счастья матушке моей жизнь на Сахалине не принесла. Работала на случайных, низкооплачиваемых работах, болела, я попал в интернат... В конце концов она поняла, что больше биться не может, и решила вернуться в Хабаровск к сестре. Мы сели на пароход.
А 61-й год, денежная реформа, надо было деньги менять, но мы об этом не знали и отправились в путь со старыми. Помню, иду с десяткой белье постельное брать, а мне говорят: «Десять рублей - два комплекта. А у тебя - рубль». Так и спали без простыней. Во Владивостоке дали телеграмму тетке с просьбой выслать до востребования денег на дорогу. Гроши у матери были, да и те обесценились, даже на билет до Хабаровска не хватало. А тетка в материальном отношении хорошо жила. Все ее мужья - а она была трижды замужем - директора. Умирали, правда, один за другим.
Короче, получили мы деньги, прибыли в Хабаровск, Лидия поселила нас в одной из своих квартир. Двухкомнатная квартира, с ванной, хорошо обставленная. Тогдашним мужем Лидии был человек по фамилии Чхиквадзе. В войну в интендантстве служил, и в квартире было много дорогих, очень красивых трофейных вещей. Стоял, например, огромный напольный приемник: интенданты с войны, как понимаешь, налегке не возвращались. Единственный минус этой квартиры был в том, что во второй комнате жила еще одна семья, которая к нашему появлению отнеслась, мягко говоря, без восторга. С другой стороны, так комфортно, как там, мы с мамой еще никогда не жили. Я и в школу пошел, но через месяц тетка вдруг говорит: «А чего бы вам не поехать в Молдавию к брату Михаилу?» Дала нам батон колбасы, буханку хлеба и отправила.
13 суток ехали в общем вагоне, и я спал на багажной полке: в общих вагонах спальных мест нет. Приехали в Бендеры, приходим по указанному теткой адресу, а нам говорят: «Тут такие не живут. И никогда не жили». Вернулись в Кишинев. По вывескам магазинов знакомился с молдавскими словами: пыне (хлеб), лапте (молоко), карне (мясо), и именно там, в Кишиневе, узнал о полете Гагарина. 61-й год, 12 апреля, иду по главной площади столицы Молдавии, ветер рвет флаги, и изо всех репродукторов несется голос Юрия Борисовича Левитана: «Говорит Москва, работают все радиостанции Советского Союза, передаем сообщение ТАСС о первом в мире полете человека в космос...»
Александр Барышев (в центре верхнего ряда) - ученик 8-го класса
СВ: И долго вы там жили, в Кишиневе?
АБ: Несколько дней. До тех пор, пока в какой-то социальной службе, узнав о нашей проблеме, нам не вручили билеты на поезд, следовавший в Москву, - решайте, мол, свои проблемы в своей столице. Там маме попалось на глаза объявление о службе «Оргнабор», которая давала направления на работу, и мама получила такое направление. На работу телятницей в молочном совхозе Варгашинского района (это в 40 километрах от Кургана). На постой нас определили к пожилой женщине, которая встретила нас пирогом с карасями. Мои домашние знают, что я никогда не ем речную или озерную рыбу. Вот тот самый пирог дал повод принять этот зарок: приютившая нас бабулька, особо не заморачиваясь, готовила озерных рыбешек вместе с чешуей и потрохами.
Помню, как опасливо первое время ходил днем по деревне. Думал, непременно кто-нибудь остановит и строгим голосом спросит: «Мальшык, а ты почему не в школе?» Учебный год еще не кончился, а мне четырнадцать. Школьник. Но никому, конечно, не было никакого дела ни до меня, ни до наших проблем. В первые дни работы мамы в телятнике помогал ей как мог.
Однажды мне поручили пригнать из соседней деревни лошадь - корма перевозить. Запрягать лошадь в телегу я уже научился, а вот опыта верховой езды у меня еще не было. Да мне и в голову, честно скажу, не пришло, что обратно можно ехать верхом, - под уздцы лошадь вел. Все пять километров. А еще помню, как мама заплакала, когда узнала, что и мне предложили работу. Работа была сезонной и заключалась в том, что смену я должен был стоять на вышке и смотреть, не покажется ли дымок в лесу. Если покажется, следовало через какую-то «астролябию» определить точное место и телефонировать в дежурную службу противопожарной охраны. К счастью, за месяц моей работы никаких происшествий не было. Полученная же зарплата стала весомой прибавкой к семейному бюджету.
Слезы мамы, думаю, были связаны с осознанием того, насколько всё идет не так, как хотелось бы. Сын не учится, и она ничего не может добиться в жизни, а здоровье с каждым днем ухудшается. Собственно, это и заставило нас опять сняться с места. Мама решила, что только в Москве ее смогут вылечить. Ну и сына она там как-то устроит. Приехали и прямо с Казанского вокзала отправились на поиски министерства здравоохранения, куда попадешь не вдруг: страждущих было немало. Все хотели получить направление к врачам-специалистам или в какую-то клинику, и надо было успеть оказаться как можно ближе к окошку, где выдавали пропуска. И вот мы каждое утро туда мотались. А пристанищем нам стала площадь трех вокзалов. Ночевали на лавках то Ярославского, то Ленинградского, то Казанского.
СВ: Милиция не гоняла?
АБ: Не особо. Главное, не попадаться в поле их строга ока при контроле залов ожидания. Не меньше недели мы так жили, и в один из дней маме стало настолько плохо, что прямо из приемной минздрава скорая увезла ее в неизвестном для меня направлении. Я остался один. Не вспомню уж теперь, на какой из трех вокзалов побрел тогда, но других адресов у меня не было.
А на вокзале кипела жизнь: прибывали и убывали толпы веселых пассажиров - почему-то мне попадались только веселые. Бреду, помню, одним из вокзальных коридоров и вижу в открытую дверь группу людей, что молча смотрят на ящик, в котором показывают танцующую женщину. Так я в первый раз встретился с телевизором.
Кто бы мог подумать, что этот ящик станет впоследствии частью моей жизни? Танцующей женщиной, кстати, была знаменитая венгерская артистка Мари Тёрёчек - по телевизору шел фильм «Сорванец». Я буквально завис возле крохотного экрана, но поскольку не ел несколько дней, желудок, конечно же, победил телевизор, и я стал шарить по своим карманам. Но там уже и крошек не осталось. А денег не было от слова совсем. Просить стыдился, красть не умел, да и боялся. А тут еще невыносимо приятный запах булки, причем с какой-то незнакомой для меня нотой. Несся запах от киоска, что стоял на перроне. Подошел ближе и прочел название так вкусно пахнущей булки - батон «Рижский».
Недавно в одном большом магазине среди хлебного изобилия увидел название - «Хлеб рижский» и вспомнил, как бродил тогда по вокзалу голодный, как меня засекла милиция и сдала в детприемник. Около месяца я в том детприемнике был. Отношение самое доброе. Ко мне, во всяком случае. Говорили даже, что «такого хорошего мальчика» надо бы оставить в московском детдоме. Я действительно очень мало походил на подростков, которые обычно попадают в детприемники. Тихоня, чистюля, не курю, книжки читаю.
Но что-то не срослось с детдомом в Москве, и меня в сопровождении серьезного такого дядьки отправили поездом в Новосибирск, там этот дядька сдал меня под роспись в местный детприемник. Помню, как ехали по Новосибирску: большой город, красивые улицы, высокие дома, шумные потоки людей. Смотрел в окошко, как в телевизор, и думал: что меня ждет впереди? А впереди ждала новая дорога. Теперь уже в Кемерово, в кемеровский детдом. Кемерово - это Кузбасс, едешь, а по сторонам дороги все пылает, и трудно дышать.
СВ: Пылает?
АБ: Горы кокса горели: заводы «Коксохим» и «Карболит» рядом с железнодорожным полотном. Кемерово перед войной строился и после войны. Там этой химии, угольных шахт... А железнодорожного вокзала тогда еще не было - станция. Но о детдоме ничего плохого сказать не могу: воспитатели были вполне доброжелательны, да и ребята нормально относились. Не припомню ни «дедовщины», ни драк, ни грубости. Хотя потому, может, не наезжали, что я парень рослый, да и старше многих там был. Но и особой дружбы ни с кем не завел.
Вообще все детдомовцы наши были такие... С глазами в себя. Не любили расспросов, советов. Летом нас увозили на дачу: за городом, в направлении шахты «Ягуновская», был большой дом, участок земли, рядом - лес, узенькая речка. А в городе детдом располагался на улице Октябрьской, в школу ходили через два квартала, выход в город и возвращение свободные.
Привезли меня в Кемерово осенью, и поскольку я год практически пропустил, то снова пошел в 7 класс. Второгодником стал, хотя учился всегда хорошо. Школа номер 4, и - удивительная вещь: у жены моей тоже было трудное, со многими скитаниями детство, и в результате этих скитаний она, правда, вместе с родителями и десятью годами раньше, оказалась в Кемерово и училась в той же самой школе. И даже сочинила школьный гимн. А я два года в этой школе проучился, выпустился после восьмого и решил поступать в театральное училище.
СВ: Ну, данные-то у вас вполне себе сценические. И внешность, и голос.
АБ: Тут сыграла роль одна история. Еще на Сахалине в интернате - мне было 11 - к нам пришла воспитательницей жена военного - на Сахалине много военных частей. Молодая, в модной юбке колоколом, и говорит: «Смотрю на тебя, Барышев: глаза у тебя умные, но сам ты кусок дурака. Ничего путного из тебя не выйдет». А я думаю: «Нет, тетка, так не будет». Несмотря на то, что учился урывками, школы часто менял и учителей, в сравнении с одноклассниками неплохо был образован. Но куда поступать человеку гуманитарного склада после восьмого? Решил в театральное. И почему-то именно в саратовское.
СВ: Янковский его окончил, и Борис Андреев, и Вера Ершова, кстати, тоже.
АБ: Ну и вот я решил попытать счастья. И директор детдома купил мне билет, и я приехал в Саратов, но на экзамене у меня случился, как в театре говорят, зажим. Предложили спеть, я не смог и вернулся с побитой, условно говоря, мордой. А директор, надо отдать ему должное, говорит: «Ничего, первый блин часто комом, снова попробуешь». А один из бывших воспитанников детдома работал электриком в театре кукол и меня стал туда звать. «Пойдем, - говорит, - к нам рабочим сцены. Как-никак возле театра. Рядом с артистами. И жить будет на что, и к поступлению подготовишься». Кукольный редко, как ты понимаешь, на базе работает. Школы, детсады, и декорации то и дело собираешь, разбираешь, в ящики упаковываешь, а ящики огромные, таскать их - то еще удовольствие. Не из легких работа. Но и смешного много было. Поехали, помню, в Новокузнецк на гастроли. Места красивейшие, и - речка каменистая на пути. Решили искупаться. Искупались, в машину, а напарник мой все в реке сидит. Кричим: «Так растак! Ехать надо!» А он: «Куклы подождут».
СВ: То есть обжились вы в театральной среде?
АБ: Настолько, что уже безо всякого страха шел на экзамен. И поступил. Правда, в Новосибирске. Поступил на дневное, но ушел на вечернее: кто меня будет кормить, кроме меня самого? Работал в театре кукол, но уже новосибирском и уже актером.
СВ: Неудобно высокому человеку.
АБ: Всегда в полусогнутом: ширма-то метр семьдесят. И непросто, честно скажу, давались роли. Ежика как-то поручили играть, а это же тоже характер, и долго я с этим характером мучился. Потом дали роль продавца щеток. «Ну, вот представь, - кипятился режиссер, - денег у тебя нет, только щетки. И ты должен их во что бы то ни стало продать». И я дурным голосом орал: «Щетки, щетки, покупайте щетки!» Но как-то, мне кажется, неубедительно.
Потом уехал в Хабаровск, где тетка устроила меня в местный театр актером на выходах. До сих пор помню первую свою реплику на сцене хабаровского драмтеатра. Спектакль был костюмированный, там какая-то дама мечтала вслух о женихе, и я выходил и в поклоне «перьями по полу» говорил: «Я рад им быть». А вот быть актером на выходах меня не прельщало, как понимаешь. Но я к себе критически отношусь и довольно скоро понял, что, увы, не Качалов. Возможно, и буду, думал, выходить даже и в главных ролях, но, скорее всего, третьим составом.
СВ: И мне сии печальные мысли знакомы. Я же тоже, было, в артистки подалась. К счастью, Павел Семенович Гроссман позвал в «Свет коммунизма», районку, которая теперь «Красноярские новости».
АБ: А меня позвали на радио. На радио всегда и везде был дефицит мужских голосов, и меня пригласили. Вначале я работал там на полставки, совмещая с работой в театре, благо радиостанция неподалеку от театра была, а когда позвали еще и на телевидение, понял, что это именно то, чем хочу и, главное, могу заниматься, и из театра ушел. Хотя тоже много было скитаний, и тоже все очень непросто давалось, и не все из задуманного сумел осуществить. Вообще, есть представление, что Барышев все получал на халяву. Халявы не было. Ни на телевидении, ни в журналистике, ни в бизнесе. Никогда.
Александр Барышев - ведущий программы «Круг» Кемеровского телевидения
СВ: Но это была уже совсем другая история, согласитесь. Прочла недавно на вашем сайте ваш же рассказ про морской маяк на острове Сахалин. «Как-то нас, школьников, - пишете вы, - привезли на экскурсию на маяк и разрешили взбежать по его винтовой лестнице. И несколько человек рискнули. И мы бежали, бежали, бежали, и остановиться было нельзя - за спиной бежали другие. Сколько длился этот бег, трудно сейчас сказать, но никогда не забуду восторга, который охватил, когда из внутренностей этой огромной трубы мы вдруг вылетели на верхнюю площадку, и перед нами открылось море!»
АБ: Самое яркое впечатление всей моей жизни.
СВ: И в каком-то смысле ее метафора. Но я еще про вашу маму хотела спросить.
АБ: Мама вышла из больницы, начала меня искать и нашла. В Кемеровском детдоме. Но ей меня не отдали: ни работы, ни квартиры - халупу какую-то снимала. А потом мы вместе трудились в театре кукол, мама - гардеробщицей. Потом я ее увез в Хабаровск. Потом - в Абакан, Чебоксары... Она всегда была со мной, где бы я ни работал. Умерла в Самаре в 1993-м.
Справка
БАРЫШЕВ Александр Васильевич, филолог; руководитель медиагруппы «Ваш выбор». Родился 23 мая 1947 года в Хабаровске. Окончил Новосибирское театральное училище (1966), филологический факультет Куйбышевского педагогического института (1987). В 1982-1990 - в системе Гостелерадио СССР (диктор, корреспондент, режиссер в Хабаровске, Абакане, Кемерово, Чебоксарах, Куйбышеве). В 1990 - заведующий отделением газеты «Правда» по Куйбышевской области. В 1990-93 - депутат Самарского областного совета народных депутатов. В 1991-95 - председатель Самарского областного отделения Союза журналистов России. В 1993-2001 - руководитель регионального представительства газеты «Комсомольская правда» в Самарской области.
* Член Союза журналистов России, «Золотое перо губернии»
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» от 9 июня 2022 года, № 12 (233)
Вопросы задавала Светлана ВНУКОВА *
Что меня удивляет в Барышеве? Прежде всего, количество идей, которые он сумел реализовать в самарском медиапространстве. Он в этом смысле богат как мало кто, и хотелось понять, как ему это удавалось и почему удавалось именно ему. Везунчик, говорили о Барышеве. Но что они объясняют, эти слова? Ничего. У меня же самой пазл не складывался, хотя я довольно пристально следила за тем, что Барышев делает. А не складывался пазл по одной, но веской, как сейчас понимаю, причине: я ничего не знала об истоках этой судьбы. И вот представился случай узнать - Барышев начал работать над книгой воспоминаний.
[Spoiler (click to open)]
СВ: Настя Семенова. Вам, Александр Васильевич, ничего не говорит это имя?
АБ: Так это же моя внучка. В год 400-летия Самары родилась.
СВ: …А девятиклассницей написала сочинение «Судьба моей семьи», которое я обнаружила в Интернете и из которого узнала, например, что прапрапрадедом ее по линии мамы был сибирский священник, «настоящий миссионер: крестил бурят, учил их землепашеству и огородничеству». Сестра его состояла в организации «Земля и воля» и после учительских курсов пошла «в народ» учить крестьянских ребятишек. Сестра прадеда была учительницей, орденоносцем, а брат - поэтом трагической судьбы. Еще я узнала, каким человеком была бабушка Насти - целинница, делегат Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Москве, как журналист вела репортажи со строек БАМа, Саяно-Шушенской и Чебоксарской ГЭС, снимала фильм о том, как страна восстанавливала Ташкент после страшного землетрясения, придумала телеконкурс «400 вопросов о Куйбышеве», освещала борьбу за возвращение нашему городу его исторического имени и создание национального парка «Самарская Лука», а за организацию передач «Студия-1» получила премию имени Колосова, высшую тогда журналистскую премию, - Ольга Михайловна Литвинцева, ваша супруга. И о ваших профдостижениях Настя пишет с гордостью. А вот о предках по вашей линии у Насти в сочинении нет ничего. Как так?
АБ: А я тогда и сам ничего не знал о собственных предках. Как раз сейчас занимаюсь поисками, дошел до 7 колена, и во главе рода на данный момент стоит мой прадед - Барышев Тимофей Антонович. Он с 1863 года, переселенец: в 1906-м привез семью на Дальний Восток из Тамбовской губернии. Всех своих родственников, родившихся после 26-го года, можно найти без проблем: создана единая система ЗАГСа, а вот добыть сведения о тех, кто родился до 26-го, очень сложно. Надо поднимать архивные материалы, листать церковные книги, и одной переписки с архивами у меня черт-те сколько. Внучка говорит: «Какой, дед, ты у меня настырный. Другой бы давно всё забросил». Я за год с небольшим нашел информацию не только о дедушке с бабушкой, но даже и прадед теперь мне известен, и жена его Пелагея. Начинал поиски, можно сказать, с нуля. Отца я не знал, мама никогда мне о нем ничего не говорила, да и о прошлом мамы толком не знал ничего. Только то, что родилась она в городе Свободном Амурской области, что деда моего звали Иван, поскольку мама - Надежда Ивановна, что семья была большая - пять сыновей и две дочери и что бабушку убили грабители. Убили и сбросили тело в погреб. В 45-м году. Теперь-то знаю, что бабушка с Украины, что звали ее Александра Алексеевна, а девичья фамилия ее Земляная. Но что мне стоило мать расспросить? В голову не приходило. Люди - ужасно глупые существа.
Ольга Литвинцева. 1971
СВ: И какого сословия оказались ваши предки?
АБ: «Занятие - хлебопашество». Так в архивной справке о семье прадеда говорится. Крестьяне и воины. Среди предков есть участник Первой мировой войны, гренадер 21-го Румянцевского полка, участник Второй мировой, один из братьев матери, Барышев Николай Иванович. Сержант. Орден Ленина у него, орден Красного Знамени. В Белоруссии погиб. В июле 44-го. Я и место его захоронения нашел - главная площадь Бобруйска. Призвали его в РКК 18-ти лет, в 39-м. Пацан, и я так думаю, что на Финской еще воевал. Есть сайт, где собраны сведения об участниках Отечественной войны. Вот на этом сайте и нашел информацию о нем. Наградные документы нашел и похоронные. А в похоронных - графа «кому сообщить о смерти», и написано: Барышеву Ивану Тимофеевичу, город Хабаровск, Тургеневская, 18.
СВ: Адрес вашего деда?
АБ: Представляешь? Прадед перевез семью из Тамбовской губернии на Дальний Восток, обосновались в деревне Костюковке, что в тридцати километрах от города Свободного, где позже жили дед и бабушка. А потом - Хабаровск. Там и я жил. Причем два раза. Первый - когда мы с Сахалина вернулись с матерью. Второй - когда вернулись из Новосибирска, где я учился в театральном училище.
Каждый день по Тургеневской ходил. Главная улица Хабаровска - Карла Маркса (сейчас - Муравьева-Амурского) - через весь город идет, и у нас там была хибарка. А через Тургеневскую я на пляж ходил, на Амур, и в библиотеку. Я, как и все журналисты, любопытный и уже тогда интересовался историей, особенно повседневность прошлого меня занимала. Кроме книг (а читал я и в детстве много), брал подшивки старых газет. До сих пор помню забавное объявление: «Приблудились гуси, обращаться по такому-то адресу».
Это, кстати, потом натолкнуло на мысль поискать в хабаровских газетах подробностей о гибели бабушки. Я же об этой трагедии только из разговоров домашних знаю. И как ушел из жизни дед и когда - для меня до сих пор тайна. Но и в газетах тех лет ничего не нашел. Зато нашел в «Фейсбуке» группу хабаровчан, вступил, и мне там кинулись помогать и присылать фотографии, даже отыскали девушку, которая в соседнем доме жила - на Тургеневской, 16. Она рассказала, что это были двухэтажные дома барачного типа, принадлежавшие амурскому пароходству. Вполне возможно, что мой дедуля, решив обосноваться в Хабаровске, пристроился в пароходстве плотником или столяром и получил жилье. Но квартира то была или комната, установить невозможно: дома эти давно уже снесены. Ни мама, ни братья ее, ни сестра никогда, насколько помню, о доме на Тургеневской не говорили. Может быть, оттого, что именно там, в этом доме, и погибла бабушка. И может быть, эта страшная смерть и стала причиной болезней матери. Мама всю жизнь болела, и очень тяжело.
СВ: Но вы ведь и родились в Хабаровске.
АБ: В 47-м. Но тут же мать меня подхватила и улетела со мной на Сахалин. После смерти родителей она жила со старшей сестрой, Лидией, женщиной сильной, авторитарной даже. Была при ней в роли домработницы, как я понимаю. А человек небесталанный, хорошо играла на гитаре, пела тихим голосом хорошие песни и, наверное, мечтала о лучшей доле и рвалась на волю. Так мы оказались на Сахалине.
А знаешь, как на Сахалине называют валенки? Катанки.
Александр Барышев с мамой, Надеждой Ивановной
СВ: Холодрыга там зимой?
АБ: И адские бураны. Учиться я там начинал в 9-й школе. Деревянное здание, и в классах настолько зимой холодно, что мы в пальто на уроках сидели. Улицы в бураны заваливало снегом по крыши одноэтажных домов. Да и счастья матушке моей жизнь на Сахалине не принесла. Работала на случайных, низкооплачиваемых работах, болела, я попал в интернат... В конце концов она поняла, что больше биться не может, и решила вернуться в Хабаровск к сестре. Мы сели на пароход.
А 61-й год, денежная реформа, надо было деньги менять, но мы об этом не знали и отправились в путь со старыми. Помню, иду с десяткой белье постельное брать, а мне говорят: «Десять рублей - два комплекта. А у тебя - рубль». Так и спали без простыней. Во Владивостоке дали телеграмму тетке с просьбой выслать до востребования денег на дорогу. Гроши у матери были, да и те обесценились, даже на билет до Хабаровска не хватало. А тетка в материальном отношении хорошо жила. Все ее мужья - а она была трижды замужем - директора. Умирали, правда, один за другим.
Короче, получили мы деньги, прибыли в Хабаровск, Лидия поселила нас в одной из своих квартир. Двухкомнатная квартира, с ванной, хорошо обставленная. Тогдашним мужем Лидии был человек по фамилии Чхиквадзе. В войну в интендантстве служил, и в квартире было много дорогих, очень красивых трофейных вещей. Стоял, например, огромный напольный приемник: интенданты с войны, как понимаешь, налегке не возвращались. Единственный минус этой квартиры был в том, что во второй комнате жила еще одна семья, которая к нашему появлению отнеслась, мягко говоря, без восторга. С другой стороны, так комфортно, как там, мы с мамой еще никогда не жили. Я и в школу пошел, но через месяц тетка вдруг говорит: «А чего бы вам не поехать в Молдавию к брату Михаилу?» Дала нам батон колбасы, буханку хлеба и отправила.
13 суток ехали в общем вагоне, и я спал на багажной полке: в общих вагонах спальных мест нет. Приехали в Бендеры, приходим по указанному теткой адресу, а нам говорят: «Тут такие не живут. И никогда не жили». Вернулись в Кишинев. По вывескам магазинов знакомился с молдавскими словами: пыне (хлеб), лапте (молоко), карне (мясо), и именно там, в Кишиневе, узнал о полете Гагарина. 61-й год, 12 апреля, иду по главной площади столицы Молдавии, ветер рвет флаги, и изо всех репродукторов несется голос Юрия Борисовича Левитана: «Говорит Москва, работают все радиостанции Советского Союза, передаем сообщение ТАСС о первом в мире полете человека в космос...»
Александр Барышев (в центре верхнего ряда) - ученик 8-го класса
СВ: И долго вы там жили, в Кишиневе?
АБ: Несколько дней. До тех пор, пока в какой-то социальной службе, узнав о нашей проблеме, нам не вручили билеты на поезд, следовавший в Москву, - решайте, мол, свои проблемы в своей столице. Там маме попалось на глаза объявление о службе «Оргнабор», которая давала направления на работу, и мама получила такое направление. На работу телятницей в молочном совхозе Варгашинского района (это в 40 километрах от Кургана). На постой нас определили к пожилой женщине, которая встретила нас пирогом с карасями. Мои домашние знают, что я никогда не ем речную или озерную рыбу. Вот тот самый пирог дал повод принять этот зарок: приютившая нас бабулька, особо не заморачиваясь, готовила озерных рыбешек вместе с чешуей и потрохами.
Помню, как опасливо первое время ходил днем по деревне. Думал, непременно кто-нибудь остановит и строгим голосом спросит: «Мальшык, а ты почему не в школе?» Учебный год еще не кончился, а мне четырнадцать. Школьник. Но никому, конечно, не было никакого дела ни до меня, ни до наших проблем. В первые дни работы мамы в телятнике помогал ей как мог.
Однажды мне поручили пригнать из соседней деревни лошадь - корма перевозить. Запрягать лошадь в телегу я уже научился, а вот опыта верховой езды у меня еще не было. Да мне и в голову, честно скажу, не пришло, что обратно можно ехать верхом, - под уздцы лошадь вел. Все пять километров. А еще помню, как мама заплакала, когда узнала, что и мне предложили работу. Работа была сезонной и заключалась в том, что смену я должен был стоять на вышке и смотреть, не покажется ли дымок в лесу. Если покажется, следовало через какую-то «астролябию» определить точное место и телефонировать в дежурную службу противопожарной охраны. К счастью, за месяц моей работы никаких происшествий не было. Полученная же зарплата стала весомой прибавкой к семейному бюджету.
Слезы мамы, думаю, были связаны с осознанием того, насколько всё идет не так, как хотелось бы. Сын не учится, и она ничего не может добиться в жизни, а здоровье с каждым днем ухудшается. Собственно, это и заставило нас опять сняться с места. Мама решила, что только в Москве ее смогут вылечить. Ну и сына она там как-то устроит. Приехали и прямо с Казанского вокзала отправились на поиски министерства здравоохранения, куда попадешь не вдруг: страждущих было немало. Все хотели получить направление к врачам-специалистам или в какую-то клинику, и надо было успеть оказаться как можно ближе к окошку, где выдавали пропуска. И вот мы каждое утро туда мотались. А пристанищем нам стала площадь трех вокзалов. Ночевали на лавках то Ярославского, то Ленинградского, то Казанского.
СВ: Милиция не гоняла?
АБ: Не особо. Главное, не попадаться в поле их строга ока при контроле залов ожидания. Не меньше недели мы так жили, и в один из дней маме стало настолько плохо, что прямо из приемной минздрава скорая увезла ее в неизвестном для меня направлении. Я остался один. Не вспомню уж теперь, на какой из трех вокзалов побрел тогда, но других адресов у меня не было.
А на вокзале кипела жизнь: прибывали и убывали толпы веселых пассажиров - почему-то мне попадались только веселые. Бреду, помню, одним из вокзальных коридоров и вижу в открытую дверь группу людей, что молча смотрят на ящик, в котором показывают танцующую женщину. Так я в первый раз встретился с телевизором.
Кто бы мог подумать, что этот ящик станет впоследствии частью моей жизни? Танцующей женщиной, кстати, была знаменитая венгерская артистка Мари Тёрёчек - по телевизору шел фильм «Сорванец». Я буквально завис возле крохотного экрана, но поскольку не ел несколько дней, желудок, конечно же, победил телевизор, и я стал шарить по своим карманам. Но там уже и крошек не осталось. А денег не было от слова совсем. Просить стыдился, красть не умел, да и боялся. А тут еще невыносимо приятный запах булки, причем с какой-то незнакомой для меня нотой. Несся запах от киоска, что стоял на перроне. Подошел ближе и прочел название так вкусно пахнущей булки - батон «Рижский».
Недавно в одном большом магазине среди хлебного изобилия увидел название - «Хлеб рижский» и вспомнил, как бродил тогда по вокзалу голодный, как меня засекла милиция и сдала в детприемник. Около месяца я в том детприемнике был. Отношение самое доброе. Ко мне, во всяком случае. Говорили даже, что «такого хорошего мальчика» надо бы оставить в московском детдоме. Я действительно очень мало походил на подростков, которые обычно попадают в детприемники. Тихоня, чистюля, не курю, книжки читаю.
Но что-то не срослось с детдомом в Москве, и меня в сопровождении серьезного такого дядьки отправили поездом в Новосибирск, там этот дядька сдал меня под роспись в местный детприемник. Помню, как ехали по Новосибирску: большой город, красивые улицы, высокие дома, шумные потоки людей. Смотрел в окошко, как в телевизор, и думал: что меня ждет впереди? А впереди ждала новая дорога. Теперь уже в Кемерово, в кемеровский детдом. Кемерово - это Кузбасс, едешь, а по сторонам дороги все пылает, и трудно дышать.
СВ: Пылает?
АБ: Горы кокса горели: заводы «Коксохим» и «Карболит» рядом с железнодорожным полотном. Кемерово перед войной строился и после войны. Там этой химии, угольных шахт... А железнодорожного вокзала тогда еще не было - станция. Но о детдоме ничего плохого сказать не могу: воспитатели были вполне доброжелательны, да и ребята нормально относились. Не припомню ни «дедовщины», ни драк, ни грубости. Хотя потому, может, не наезжали, что я парень рослый, да и старше многих там был. Но и особой дружбы ни с кем не завел.
Вообще все детдомовцы наши были такие... С глазами в себя. Не любили расспросов, советов. Летом нас увозили на дачу: за городом, в направлении шахты «Ягуновская», был большой дом, участок земли, рядом - лес, узенькая речка. А в городе детдом располагался на улице Октябрьской, в школу ходили через два квартала, выход в город и возвращение свободные.
Привезли меня в Кемерово осенью, и поскольку я год практически пропустил, то снова пошел в 7 класс. Второгодником стал, хотя учился всегда хорошо. Школа номер 4, и - удивительная вещь: у жены моей тоже было трудное, со многими скитаниями детство, и в результате этих скитаний она, правда, вместе с родителями и десятью годами раньше, оказалась в Кемерово и училась в той же самой школе. И даже сочинила школьный гимн. А я два года в этой школе проучился, выпустился после восьмого и решил поступать в театральное училище.
СВ: Ну, данные-то у вас вполне себе сценические. И внешность, и голос.
АБ: Тут сыграла роль одна история. Еще на Сахалине в интернате - мне было 11 - к нам пришла воспитательницей жена военного - на Сахалине много военных частей. Молодая, в модной юбке колоколом, и говорит: «Смотрю на тебя, Барышев: глаза у тебя умные, но сам ты кусок дурака. Ничего путного из тебя не выйдет». А я думаю: «Нет, тетка, так не будет». Несмотря на то, что учился урывками, школы часто менял и учителей, в сравнении с одноклассниками неплохо был образован. Но куда поступать человеку гуманитарного склада после восьмого? Решил в театральное. И почему-то именно в саратовское.
СВ: Янковский его окончил, и Борис Андреев, и Вера Ершова, кстати, тоже.
АБ: Ну и вот я решил попытать счастья. И директор детдома купил мне билет, и я приехал в Саратов, но на экзамене у меня случился, как в театре говорят, зажим. Предложили спеть, я не смог и вернулся с побитой, условно говоря, мордой. А директор, надо отдать ему должное, говорит: «Ничего, первый блин часто комом, снова попробуешь». А один из бывших воспитанников детдома работал электриком в театре кукол и меня стал туда звать. «Пойдем, - говорит, - к нам рабочим сцены. Как-никак возле театра. Рядом с артистами. И жить будет на что, и к поступлению подготовишься». Кукольный редко, как ты понимаешь, на базе работает. Школы, детсады, и декорации то и дело собираешь, разбираешь, в ящики упаковываешь, а ящики огромные, таскать их - то еще удовольствие. Не из легких работа. Но и смешного много было. Поехали, помню, в Новокузнецк на гастроли. Места красивейшие, и - речка каменистая на пути. Решили искупаться. Искупались, в машину, а напарник мой все в реке сидит. Кричим: «Так растак! Ехать надо!» А он: «Куклы подождут».
СВ: То есть обжились вы в театральной среде?
АБ: Настолько, что уже безо всякого страха шел на экзамен. И поступил. Правда, в Новосибирске. Поступил на дневное, но ушел на вечернее: кто меня будет кормить, кроме меня самого? Работал в театре кукол, но уже новосибирском и уже актером.
СВ: Неудобно высокому человеку.
АБ: Всегда в полусогнутом: ширма-то метр семьдесят. И непросто, честно скажу, давались роли. Ежика как-то поручили играть, а это же тоже характер, и долго я с этим характером мучился. Потом дали роль продавца щеток. «Ну, вот представь, - кипятился режиссер, - денег у тебя нет, только щетки. И ты должен их во что бы то ни стало продать». И я дурным голосом орал: «Щетки, щетки, покупайте щетки!» Но как-то, мне кажется, неубедительно.
Потом уехал в Хабаровск, где тетка устроила меня в местный театр актером на выходах. До сих пор помню первую свою реплику на сцене хабаровского драмтеатра. Спектакль был костюмированный, там какая-то дама мечтала вслух о женихе, и я выходил и в поклоне «перьями по полу» говорил: «Я рад им быть». А вот быть актером на выходах меня не прельщало, как понимаешь. Но я к себе критически отношусь и довольно скоро понял, что, увы, не Качалов. Возможно, и буду, думал, выходить даже и в главных ролях, но, скорее всего, третьим составом.
СВ: И мне сии печальные мысли знакомы. Я же тоже, было, в артистки подалась. К счастью, Павел Семенович Гроссман позвал в «Свет коммунизма», районку, которая теперь «Красноярские новости».
АБ: А меня позвали на радио. На радио всегда и везде был дефицит мужских голосов, и меня пригласили. Вначале я работал там на полставки, совмещая с работой в театре, благо радиостанция неподалеку от театра была, а когда позвали еще и на телевидение, понял, что это именно то, чем хочу и, главное, могу заниматься, и из театра ушел. Хотя тоже много было скитаний, и тоже все очень непросто давалось, и не все из задуманного сумел осуществить. Вообще, есть представление, что Барышев все получал на халяву. Халявы не было. Ни на телевидении, ни в журналистике, ни в бизнесе. Никогда.
Александр Барышев - ведущий программы «Круг» Кемеровского телевидения
СВ: Но это была уже совсем другая история, согласитесь. Прочла недавно на вашем сайте ваш же рассказ про морской маяк на острове Сахалин. «Как-то нас, школьников, - пишете вы, - привезли на экскурсию на маяк и разрешили взбежать по его винтовой лестнице. И несколько человек рискнули. И мы бежали, бежали, бежали, и остановиться было нельзя - за спиной бежали другие. Сколько длился этот бег, трудно сейчас сказать, но никогда не забуду восторга, который охватил, когда из внутренностей этой огромной трубы мы вдруг вылетели на верхнюю площадку, и перед нами открылось море!»
АБ: Самое яркое впечатление всей моей жизни.
СВ: И в каком-то смысле ее метафора. Но я еще про вашу маму хотела спросить.
АБ: Мама вышла из больницы, начала меня искать и нашла. В Кемеровском детдоме. Но ей меня не отдали: ни работы, ни квартиры - халупу какую-то снимала. А потом мы вместе трудились в театре кукол, мама - гардеробщицей. Потом я ее увез в Хабаровск. Потом - в Абакан, Чебоксары... Она всегда была со мной, где бы я ни работал. Умерла в Самаре в 1993-м.
Справка
БАРЫШЕВ Александр Васильевич, филолог; руководитель медиагруппы «Ваш выбор». Родился 23 мая 1947 года в Хабаровске. Окончил Новосибирское театральное училище (1966), филологический факультет Куйбышевского педагогического института (1987). В 1982-1990 - в системе Гостелерадио СССР (диктор, корреспондент, режиссер в Хабаровске, Абакане, Кемерово, Чебоксарах, Куйбышеве). В 1990 - заведующий отделением газеты «Правда» по Куйбышевской области. В 1990-93 - депутат Самарского областного совета народных депутатов. В 1991-95 - председатель Самарского областного отделения Союза журналистов России. В 1993-2001 - руководитель регионального представительства газеты «Комсомольская правда» в Самарской области.
* Член Союза журналистов России, «Золотое перо губернии»
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» от 9 июня 2022 года, № 12 (233)