От языка природы к языкам культуры
Сергей ГОЛУБКОВ *
Если заглянуть в календарь, то можно узнать, что 3 марта - Всемирный день дикой природы. Такое решение было принято Генеральной Ассамблеей ООН (резолюция от 20 декабря 2013 г.). И это не только дань внимания и благодарности человечества к своей колыбели, но и знак немалой тревоги за судьбу всего живого на Земле. Мы, погруженные в свои суетные заботы, не заметили, как уникальная природа, столь многообразно отразившаяся в бесчисленном количестве произведений искусства, превратилась в нечто бесформенно-казенное - в окружающую среду.
Леса без птиц
и земли без воды.
Всё меньше
Окружающей природы.
Всё больше -
Окружающей среды.
Р. Рождественский
Появилась экология с ее жизненно важными и утилитарными вопросами. Каково качество воздуха, которым дышим? Каково качество питьевой воды? Как решить проблему декарбонизации? Что делать с отходами, среди которых много неразлагающегося пластика?
[Spoiler (click to open)]
Чем же вымощена дорога цивилизации? Итальянский писатель Альберто Моравиа как-то горько признался, что она «вымощена консервными банками».
Но все это специфические аспекты технологического, экономического, социального, медицинского порядка. Мне хотелось бы взглянуть на отношение человечества к природе через призму экологии культуры. Что изменили в духовном мире человека его тысячелетние многомерные контакты с природой? Как природные реалии повлияли на становление человека как творчески мыслящей и, в частности, языковой личности? Приобретая жизненный опыт, погружаясь в разнообразные информационные потоки, человек каждодневно увеличивает свой словарный запас.
Такой путь духовного становления можно считать судьбоносным путем от языка природы к языкам культуры. Это не просто путь, а восхождение, ведь с каждой новой преодоленной ступенькой человек усложнял свой внутренний мир. Очень важными функциями мыслительной деятельности, как известно, выступают отграничение и номинация. Созерцая жизнь природы, следя за постоянными ее метаморфозами, человек пытался отделить одно явление или состояние от другого - может быть, совсем близкого, смежного, но все-таки другого. Он пытался увидеть еле уловимые оттенки и закрепить результаты наблюдений в обретенном новом слове. Так появлялись многочисленные названия дождя, ветра, снегопада, зимнего холода, летнего жаркого дня. В запасе оказывалось, скажем, не одно слово холод, но и мороз, хлад, стужа, стынь, колотун, студеный, мерзлый, да плюс выражения: «до костей пробирает», «зуб на зуб не попадает», «только тараканов морозить».
Обретая в свое пользование такие разветвленные синонимические «цепочки» и «гирлянды», создавая новые соответствия, человек получал возможность свободного выбора того единственного слова, что наиболее уместно в конкретной ситуации. А ведь широкие возможности такого выбора - как раз необходимое условие полноценной творческой деятельности.
Созерцание дикой природы и поиск номинации для всех живых форм, для всех происходящих в мире флоры и фауны постоянных изменений, несомненно, обогащали человека. Михаил Осоргин, описывая в автобиографическом повествовании «Времена» свое детское постижение природы («В этих походах с отцом я понял и полюбил лес, его тайну и его величие»), наглядно демонстрирует, как погружение в природные реалии привело впоследствии к обогащению писательского словаря: «Мне было жалко, что белые весенние цветы в засушенном виде всегда желтеют: майники, ландыши, грушовки, линея, подснежник, розовая кислица, лесной анемон, прелестный сибирский княжик и тот ароматный столбик, который по-местному назывался римской свечой. Мы собирали папоротники и старались в них разобраться - кочедыжник, ужовник, стоножник, орляк, щитник, ломкий пузырник, дербянка. Было у нас великое разнообразие мхов - и точечный, и кукушкин лен, и волнистый двурог, и мох торфяной, и царевы очи, и гипнум, и прорастающий рокет. На полянах цветов было бессчетно, так что даже, отчаявшись собрать все, мы вдруг равнодушно отвертывались от их красоты и яркости и отдавали все внимание только злакам - пахучему колоску, лисохвосту, трясунке, перловнику, мятлику, костеру, гребнику и сборной еже».
Перед нами богатые россыпи и широко известных, и совсем редких слов! Такое трепетное внимание М. Осоргина к именам всего живого превращает его описание обыкновенной лесной флоры в роскошный цветистый ковер, в картину поистине сказочных джунглей, которые совсем рядом, под ногами. Вот что делает перевод языка природы на язык словесного творчества. Все сущее обретает Имя.
Открыв толковый словарь русского языка, мы обнаруживаем, что часто рядом с чисто человеческими обозначениями какого-то обиходного предмета или явления присутствуют обозначения, связанные с дикой природой. Например, описывая жилище, мы наряду с такими привычными словами, как дом, квартира, обитель, кров, жилплощадь, апартаменты, жилье, можем встретить и слова, связанные с миром диких животных, - гнездо, берлога, логово, лежбище.
Такие слова, перенесенные в сферу людского быта, безусловно, имеют метафорический смысл, оценочную, характеристическую функцию, давая порой представление об образе жизни человека.
Вот, к примеру, в рассказе Ивана Бунина «Казимир Станиславович» читаем об одном из постояльцев московской гостиницы «Версаль»: «Внезапно одна дверь, пахнув на Казимира Станиславовича почти ужасом, растворилась, на пороге ее появился старик в халате, похожий на плохого актера, играющего «Записки сумасшедшего», и Казимир Станиславович увидал лампу под зеленым колпаком и тесно заставленную комнату, берлогу одинокого, старого жильца, с образами в углу и несметными коробками из-под папиросных гильз, чуть не до потолка наложенными одна на другую возле образов... Неужели это был тот же самый полоумный составитель жизнеописаний угодников, что жил в «Версале» двадцать три года тому назад?»
Слово «берлога» здесь не случайно. Этот параллельный мимолетный образ «одинокого старого жильца», наряду с другими «боковыми» образами, усиливает пронзительный сквозной мотив одиночества и бездарно растраченной жизни, проходящий через весь текст бунинского рассказа.
Поэты нередко творчески соединяют пространство природное и сферу Культуры. Вчитаемся в строки О. Мандельштама:
Есть иволги в лесах, и гласных долгота -
В тонических стихах единственная мера.
Но только раз в году бывает разлита
В природе длительность, как в метрике Гомера.
Как бы цезурою зияет этот день:
Уже с утра покой и трудные длинноты;
Волы на пастбище, и золотая лень
Из тростника извлечь богатство целой ноты.
Природные реалии вставлены поэтом в обрамление Культуры. Язык природы перетекает в язык поэзии, рождая гармоничный синтез.
Да, безусловно, накопившиеся ныне экологические проблемы заставляют нас вспомнить пророческие страницы старой литературы, звучащие сегодня как никогда актуально. Вот, скажем, памятные слова доктора Астрова в пьесе А. П. Чехова «Дядя Ваня»: «Русские леса трещат под топором, гибнут миллиарды деревьев, опустошаются жилища зверей и птиц, мелеют и сохнут реки, исчезают безвозвратно чудные пейзажи, и всё оттого, что у ленивого человека не хватает смысла нагнуться и поднять с земли топливо. <…> Человек одарен разумом и творческою силой, чтобы преумножать то, что ему дано, но до сих пор он не творил, а разрушал. Лесов все меньше и меньше, реки сохнут, дичь перевелась, климат испорчен, и с каждым днем земля становится все беднее и безобразнее».
Когда-то литератор Олег Волков в описании одного из заповедников употребил оксюморонное выражение «лоскуты рая». Речь шла о буквально чудом сохранившейся (но сохранившейся в «кусочках», отдельных уязвимых участках, «лоскутах») воистину нетронутой былинной степи с травами, могущими укрыть с головой едущего всадника.
Вся беда современного человека, да и человечества в целом, - в болезненной зависимости от узкого житейского прагматизма и потребительской психологии. Человек-потребитель знает только один-единственный глагол - взять. Вспомним, как в каждом классе советской школы на видном месте висел лозунг со словами Ивана Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее - наша задача».
Но сегодня цивилизация подошла к такой черте, что у нас уже другая задача: восстановить утраченное чувство родства с природным миром, увидеть богатство этого мира и перевести жемчужные крупицы этого, увы, скудеющего богатства на вербальный язык, язык культуры. Для этого нужно реанимировать свое забытое изначальное ощущение глубинного физического единства с природой. Андрей Платонов в повести «Сокровенный человек» писал о таком телесном единении человека с природой:
«В один день, во время солнечного сияния, Пухов гулял в окрестностях города и думал - сколько порочной дурости в людях, сколько невнимательности к такому единственному занятию, как жизнь и вся природная обстановка. Пухов шел, плотно ступая подошвами. Но через кожу он все-таки чувствовал землю всей голой ногой, тесно совокупляясь с ней при каждом шаге. Это даровое удовольствие, знакомое всем странникам, Пухов тоже ощущал не в первый раз. Поэтому движение по земле всегда доставляло ему телесную прелесть - он шагал почти со сладострастием и воображал, что от каждого нажатия ноги в почве образуется тесная дырка, и поэтому оглядывался: целы ли они? Ветер тормошил Пухова, как живые руки большого неизвестного тела, открывающего страннику свою девственность и не дающего ее, и Пухов шумел своей кровью от такого счастья. Эта супружеская любовь цельной непорченой земли возбуждала в Пухове хозяйские чувства. Он с домовитой нежностью оглядывал все принадлежности природы и находил все уместным и живущим по существу».
Так рождался и продолжает рождаться словарь русского космизма, заставляющего осторожно соизмерять человеческую деятельность с принципами целостности этого мира, с идеей гармоничного всеединства.
* Доктор филологических наук, профессор Самарского университета
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» от 3 марта 2022 года, № 5 (226)
Если заглянуть в календарь, то можно узнать, что 3 марта - Всемирный день дикой природы. Такое решение было принято Генеральной Ассамблеей ООН (резолюция от 20 декабря 2013 г.). И это не только дань внимания и благодарности человечества к своей колыбели, но и знак немалой тревоги за судьбу всего живого на Земле. Мы, погруженные в свои суетные заботы, не заметили, как уникальная природа, столь многообразно отразившаяся в бесчисленном количестве произведений искусства, превратилась в нечто бесформенно-казенное - в окружающую среду.
Леса без птиц
и земли без воды.
Всё меньше
Окружающей природы.
Всё больше -
Окружающей среды.
Р. Рождественский
Появилась экология с ее жизненно важными и утилитарными вопросами. Каково качество воздуха, которым дышим? Каково качество питьевой воды? Как решить проблему декарбонизации? Что делать с отходами, среди которых много неразлагающегося пластика?
[Spoiler (click to open)]
Чем же вымощена дорога цивилизации? Итальянский писатель Альберто Моравиа как-то горько признался, что она «вымощена консервными банками».
Но все это специфические аспекты технологического, экономического, социального, медицинского порядка. Мне хотелось бы взглянуть на отношение человечества к природе через призму экологии культуры. Что изменили в духовном мире человека его тысячелетние многомерные контакты с природой? Как природные реалии повлияли на становление человека как творчески мыслящей и, в частности, языковой личности? Приобретая жизненный опыт, погружаясь в разнообразные информационные потоки, человек каждодневно увеличивает свой словарный запас.
Такой путь духовного становления можно считать судьбоносным путем от языка природы к языкам культуры. Это не просто путь, а восхождение, ведь с каждой новой преодоленной ступенькой человек усложнял свой внутренний мир. Очень важными функциями мыслительной деятельности, как известно, выступают отграничение и номинация. Созерцая жизнь природы, следя за постоянными ее метаморфозами, человек пытался отделить одно явление или состояние от другого - может быть, совсем близкого, смежного, но все-таки другого. Он пытался увидеть еле уловимые оттенки и закрепить результаты наблюдений в обретенном новом слове. Так появлялись многочисленные названия дождя, ветра, снегопада, зимнего холода, летнего жаркого дня. В запасе оказывалось, скажем, не одно слово холод, но и мороз, хлад, стужа, стынь, колотун, студеный, мерзлый, да плюс выражения: «до костей пробирает», «зуб на зуб не попадает», «только тараканов морозить».
Обретая в свое пользование такие разветвленные синонимические «цепочки» и «гирлянды», создавая новые соответствия, человек получал возможность свободного выбора того единственного слова, что наиболее уместно в конкретной ситуации. А ведь широкие возможности такого выбора - как раз необходимое условие полноценной творческой деятельности.
Созерцание дикой природы и поиск номинации для всех живых форм, для всех происходящих в мире флоры и фауны постоянных изменений, несомненно, обогащали человека. Михаил Осоргин, описывая в автобиографическом повествовании «Времена» свое детское постижение природы («В этих походах с отцом я понял и полюбил лес, его тайну и его величие»), наглядно демонстрирует, как погружение в природные реалии привело впоследствии к обогащению писательского словаря: «Мне было жалко, что белые весенние цветы в засушенном виде всегда желтеют: майники, ландыши, грушовки, линея, подснежник, розовая кислица, лесной анемон, прелестный сибирский княжик и тот ароматный столбик, который по-местному назывался римской свечой. Мы собирали папоротники и старались в них разобраться - кочедыжник, ужовник, стоножник, орляк, щитник, ломкий пузырник, дербянка. Было у нас великое разнообразие мхов - и точечный, и кукушкин лен, и волнистый двурог, и мох торфяной, и царевы очи, и гипнум, и прорастающий рокет. На полянах цветов было бессчетно, так что даже, отчаявшись собрать все, мы вдруг равнодушно отвертывались от их красоты и яркости и отдавали все внимание только злакам - пахучему колоску, лисохвосту, трясунке, перловнику, мятлику, костеру, гребнику и сборной еже».
Перед нами богатые россыпи и широко известных, и совсем редких слов! Такое трепетное внимание М. Осоргина к именам всего живого превращает его описание обыкновенной лесной флоры в роскошный цветистый ковер, в картину поистине сказочных джунглей, которые совсем рядом, под ногами. Вот что делает перевод языка природы на язык словесного творчества. Все сущее обретает Имя.
Открыв толковый словарь русского языка, мы обнаруживаем, что часто рядом с чисто человеческими обозначениями какого-то обиходного предмета или явления присутствуют обозначения, связанные с дикой природой. Например, описывая жилище, мы наряду с такими привычными словами, как дом, квартира, обитель, кров, жилплощадь, апартаменты, жилье, можем встретить и слова, связанные с миром диких животных, - гнездо, берлога, логово, лежбище.
Такие слова, перенесенные в сферу людского быта, безусловно, имеют метафорический смысл, оценочную, характеристическую функцию, давая порой представление об образе жизни человека.
Вот, к примеру, в рассказе Ивана Бунина «Казимир Станиславович» читаем об одном из постояльцев московской гостиницы «Версаль»: «Внезапно одна дверь, пахнув на Казимира Станиславовича почти ужасом, растворилась, на пороге ее появился старик в халате, похожий на плохого актера, играющего «Записки сумасшедшего», и Казимир Станиславович увидал лампу под зеленым колпаком и тесно заставленную комнату, берлогу одинокого, старого жильца, с образами в углу и несметными коробками из-под папиросных гильз, чуть не до потолка наложенными одна на другую возле образов... Неужели это был тот же самый полоумный составитель жизнеописаний угодников, что жил в «Версале» двадцать три года тому назад?»
Слово «берлога» здесь не случайно. Этот параллельный мимолетный образ «одинокого старого жильца», наряду с другими «боковыми» образами, усиливает пронзительный сквозной мотив одиночества и бездарно растраченной жизни, проходящий через весь текст бунинского рассказа.
Поэты нередко творчески соединяют пространство природное и сферу Культуры. Вчитаемся в строки О. Мандельштама:
Есть иволги в лесах, и гласных долгота -
В тонических стихах единственная мера.
Но только раз в году бывает разлита
В природе длительность, как в метрике Гомера.
Как бы цезурою зияет этот день:
Уже с утра покой и трудные длинноты;
Волы на пастбище, и золотая лень
Из тростника извлечь богатство целой ноты.
Природные реалии вставлены поэтом в обрамление Культуры. Язык природы перетекает в язык поэзии, рождая гармоничный синтез.
Да, безусловно, накопившиеся ныне экологические проблемы заставляют нас вспомнить пророческие страницы старой литературы, звучащие сегодня как никогда актуально. Вот, скажем, памятные слова доктора Астрова в пьесе А. П. Чехова «Дядя Ваня»: «Русские леса трещат под топором, гибнут миллиарды деревьев, опустошаются жилища зверей и птиц, мелеют и сохнут реки, исчезают безвозвратно чудные пейзажи, и всё оттого, что у ленивого человека не хватает смысла нагнуться и поднять с земли топливо. <…> Человек одарен разумом и творческою силой, чтобы преумножать то, что ему дано, но до сих пор он не творил, а разрушал. Лесов все меньше и меньше, реки сохнут, дичь перевелась, климат испорчен, и с каждым днем земля становится все беднее и безобразнее».
Когда-то литератор Олег Волков в описании одного из заповедников употребил оксюморонное выражение «лоскуты рая». Речь шла о буквально чудом сохранившейся (но сохранившейся в «кусочках», отдельных уязвимых участках, «лоскутах») воистину нетронутой былинной степи с травами, могущими укрыть с головой едущего всадника.
Вся беда современного человека, да и человечества в целом, - в болезненной зависимости от узкого житейского прагматизма и потребительской психологии. Человек-потребитель знает только один-единственный глагол - взять. Вспомним, как в каждом классе советской школы на видном месте висел лозунг со словами Ивана Мичурина: «Мы не можем ждать милостей от природы; взять их у нее - наша задача».
Но сегодня цивилизация подошла к такой черте, что у нас уже другая задача: восстановить утраченное чувство родства с природным миром, увидеть богатство этого мира и перевести жемчужные крупицы этого, увы, скудеющего богатства на вербальный язык, язык культуры. Для этого нужно реанимировать свое забытое изначальное ощущение глубинного физического единства с природой. Андрей Платонов в повести «Сокровенный человек» писал о таком телесном единении человека с природой:
«В один день, во время солнечного сияния, Пухов гулял в окрестностях города и думал - сколько порочной дурости в людях, сколько невнимательности к такому единственному занятию, как жизнь и вся природная обстановка. Пухов шел, плотно ступая подошвами. Но через кожу он все-таки чувствовал землю всей голой ногой, тесно совокупляясь с ней при каждом шаге. Это даровое удовольствие, знакомое всем странникам, Пухов тоже ощущал не в первый раз. Поэтому движение по земле всегда доставляло ему телесную прелесть - он шагал почти со сладострастием и воображал, что от каждого нажатия ноги в почве образуется тесная дырка, и поэтому оглядывался: целы ли они? Ветер тормошил Пухова, как живые руки большого неизвестного тела, открывающего страннику свою девственность и не дающего ее, и Пухов шумел своей кровью от такого счастья. Эта супружеская любовь цельной непорченой земли возбуждала в Пухове хозяйские чувства. Он с домовитой нежностью оглядывал все принадлежности природы и находил все уместным и живущим по существу».
Так рождался и продолжает рождаться словарь русского космизма, заставляющего осторожно соизмерять человеческую деятельность с принципами целостности этого мира, с идеей гармоничного всеединства.
* Доктор филологических наук, профессор Самарского университета
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» от 3 марта 2022 года, № 5 (226)