Урбо-иерофания
Вадим РЯБИКОВ *
Над небом голубым есть город золотой
С прозрачными воротами и ясною звездой…
Анри Волохонский
И вот пришло время, когда Священное покинуло города. Горожане не сразу поняли, что его больше нет среди них. Они говорили: «Ну как же? Вот же Память. Разве она не священна?» Однако бродяги дхармы, закинув рюкзаки за плечи, устремились в поисках него на край света. Им казалось, что там, стоя на какой-нибудь скале и всматриваясь в Иное, однажды они вновь увидят Священное в том самом сиянии, которое наполняло их сердца ужасом и любовью. И оттуда, где неопределенность неотличима от свободы, придет вестник, который провозгласит начало нового времени. Старое пройдет, и уже навсегда. И страданий уже не будет, и стыда, и вины тоже не будет, потому что… Потому что понятно же все станет.
А вот урбанисты не задумывались о Священном и не сожалели о нем. Им казалось, что они и без него делают городу лучше. И они, конечно же, были правы. Все эти общественные пространства, велодорожки, «сахарная вата», пуфики, пластик и стекло… Так здорово! Им казалось, что они делают жизнь лучше для всех горожан. Но на самом деле они обслуживали ту реальность, которая, как им казалось, соответствует Духу Времени.
[Spoiler (click to open)]
В этой реальности была своя красота, и творчество было, но вода в ней обозначала только воду и больше ничего. Даже если ею был наполнен красивый сосуд из прозрачного стекла или чаша. И огонь был просто огнем. С ним было, конечно, уютно, когда он в камине, но символы, связывавшие человека с его глубинами, были утрачены. Пластик был предпочтительнее не только потому, что он был практичен, но и потому, что каким-то образом он экранировал беспокоящие совесть сигналы, поступающие из этих глубин. Урбанистам казалось, что это хорошо.
Эти все скучные женщины в платках и длинных юбках и их мужчины с незаметными лицами Духу Времени не соответствовали. Урбанисты старались их не замечать. Ну, как будто их и нет в городе вовсе. Этим людям по душе были дерево и глиняная посуда. Им нравилось думать, что в воде обитает особая сущность, ну или может там селиться, если провести правильный ритуал. И в огне тоже, и во всем вокруг…
Но в целом те самые глубины, где Символ сплетает внутреннее с внешним в одно живое единство, горожанам тоже были недоступны. То есть они и Духу Глубин не соответствовали. Они это осознавали и считали себя духовно немощными. Чтобы как-то извиниться перед Священным, они строили алтари, ставили свечи, возжигали благовония и кланялись, но входить в эти алтари они себе запрещали. И даже заглядывать туда им было возможно не всегда, потому что взгляд в глубину мог не только оскорбить ее Дух, но и нарушить нестойкое равновесие в психике, которым так дорожили эти люди. А может, им нельзя было входить туда потому, что, оказавшись там, никаких глубин они всё равно бы не обнаружили, а ненужных сомнений в их душе стало бы больше. Зачем это надо?
В алтарной же части могли находиться такие благородные, крепкие мужи, которые распространяли вокруг себя то ли благодать, то ли прелесть. Кто же их разберет? Они и рассказывали мирянам, как должно строить алтари для того, чтобы привлечь Священное и при этом оградиться от соприкосновения с ним.
Практику создания и обустройства священных пространств люди знали издавна. И во всякие времена в разных местах возникали по поводу нее свои особые мнения и традиции. С некоторых пор эту практику принято было называть иеротопия.
Были среди горожан и те, которые ощущали неоднородность городского пространства. Как в древние времена, про которые с таким уважением писал Мирча Элиаде. Они ощущали «в нем много разрывов, разломов; одни части пространства качественно отличаются от других». И вот эти люди утверждали, что, несмотря на модернизацию городского пространства, в некоторых его частях с определенной периодичностью наблюдается вторжение Священного. В этот момент они ощущали присутствие незримой духовной силы, или то, что они называли «положительной энергетикой». Они так и называли эти места - места силы.
В науке о человеческих верованиях благодаря тому же Мирче Элиаде феномен вторжения Священного в мирское было принято называть иерофанией.
Мистерия Центра
Раньше Священное было в Центре или Центр обнаруживался там, где присутствовало Священное. Чтобы обнаружить хоть какой-то порядок в мире, прежде всего необходимо было найти Центр. В архаике Центры мира были более или менее универсальными и существенных отличий между идеями Центра у разных народов не обнаруживалось. Ими могли быть костер, очаг, святилище, древо, священный камень или капище. Ощущение пространства, упорядоченного вокруг Центра, объясняет космогонический и космологический символизм первобытных стоянок и жилищ.
В шаманских традициях Сибири моделью Вселенной в ее пространственном и временном аспектах выступал чум или юрта - портативная молельня, аналог скинии израильтян, служившей некогда переносным святилищем Бога. Тувинцы верят, что юрта имеет небесное происхождение.
В центре шаманского чума эвенков располагался шест - символ Мирового дерева. Верховное божество Сэвэки нисходило по Дереву-Лестнице для общения с людьми. По этой лестнице шаман мог восходить в верхний мир. Таким образом, в центре чума находился перекресток миров. Такой чум сооружался для важных обрядов, связанных с освящением шаманской утвари, или, например, для провода души в мир мертвых с целью последующей реинкарнации души.
Центр собирал вокруг себя членов сообщества. Ритуалы Центра снимали напряжения между различными полюсами культуры и включали в себя символы общественного единения и священного брака. Каким-то непостижимым образом в Центре накапливался потенциал, который снимал противоречия между земным и небесным, ночным и дневным, народным и элитарным, временным и вечным, праздничным и будничным.
Французский антрополог Андре Луруа-Гурон справедливо обратил внимание в свое время на то, что пространственно-временные отношения играли более фундаментальную роль в генеалогии и функционировании древних культур и обществ, чем отношения производства. Это и понятно: древние культуры не запихивали когнитивную систему человека исключительно в его голову, как это сделали представители индустриальной волны цивилизации.
Носители древних культур мистически оживляли пространство вокруг себя и его свойства увязывали с неоднородностью смыслового космоса, в котором обитало их сознание. Психическое пространство накладывалось на географическое, и получившаяся интерференционная картина принимала решения. Критерием верности принимаемого решения было внезапное возникновение события во внешнем мире, которое было синхронистично (по смыслу, не причинно) связано с всплывающим в сознании образом. При такой конфигурации сознания сложно было не наделить окружающий мир разумностью. Он был наполнен живыми энергиями и духами, которые при определенных условиях были доступны для общения.
Когнитивные ресурсы, которыми располагал архаический человек, были небогаты. Он с трудом преодолевал хаос, возникающий в собственном сознании, и нуждался в символах, которые связывают его с параметрами порядка, запечатленными в глубинных слоях коллективного бессознательного.
Окружающее пространство Земли хранило в себе эти символы. По мнению Эдварда Эдингера, при их восприятии архаический человек впадал в заблуждение, которое он назвал конкретистским. При этом типе заблуждения утрачивается способность отличать символы архетипической психики от конкретной внешней реальности. Внутренние, символические образы начинают восприниматься как реальные внешние факты. Примерами такого заблуждения могут служить анимистические верования, галлюцинации и бред психотиков, различные предрассудки.
Появление и распространение письменности в конце IV тыс. до н. э. привели к изменению когнитивной технологии и как следствие - к смене цивилизационного уклада. Волна аграрной цивилизации «переселила» Священное в тексты и в храмы. Поскольку развитие аграрных цивилизаций - это время утверждения государственности, практика взаимоотношений с миром незримого, являющегося источником откровений и самых смелых и важных решений, начинает выполнять интегрирующую общество функцию. При этом стремящийся к господству дискурс и связанные с ним метанаррации (концепт, претендующий на универсальность) навязывают всем гражданам государства единообразное объяснение феномена священного присутствия. В государстве получает преимущественное распространение одна религиозная доктрина. Иеротопия подчиняется строгому канону.
Если в архаике священным является созданное природой, то с возникновением государств средством иеротопии становятся священные реликвии, священные тексты, ритуалы, архитектура, изобразительное искусство, религиозная символика, песнопения, звуковой дизайн, огонь, вода, ароматы.
Критерием верности суждения на этом этапе становится согласованность со священными текстами. То есть суждение считается верным, а следующее за ним решение - правильным, если оно догматически обосновано.
Город как когнитивная система
Можно сказать, что возникающие в древности города, такие как Библ, Дамаск, Файюм, Иерусалим, сами были результатом иеротопии. Они закладывались как священные.
В мифологическом сознании город неотделим от храма. Земной город является проекцией города небесного и создается по воле богов. Проводником небесной воли является монарх. Монарх обретает осведомленность о воле богов через интуитивные откровения. Взаимосвязь земного и божественного проступает через архитектуру города. Архетип города предполагает, что городское пространство является священным и обеспечивает иерофанию, то есть присутствие божественного в мирском. Разумеется, монарх как проводник божественной воли должен был располагаться в самом центре.
«У древних славян селитебный ландшафт был частью сакрального ландшафта. Город, для которого характерен процесс освоения новых территорий, разрешает выделить свое и чужое и превращается в противопоставление «сакральное/человеческое/правильное» и «подлое/звериное/коварное». Обычно не весь селитебный ландшафт был частью сакрального, а только укрепленная центральная часть выполняла такую роль. Сакральным фронтиром были оборонительные стены, которые создавали «магический круг», внутри которого сооружали сакральные объекты.
В Древней Руси закладка города непременно начиналась с основания церкви особо почитаемого святого. Например, летописец Свияжска описывает закладку города на поросшей лесом Круглой горе над рекой Свиягой в середине XVI в. следующим образом: «Начат а лес сещи где быти городу, и очистя гору, пев молитвы и воду святя, и с кресты по старинному месту обошли и город и церковь заложили во имя Рождества и Чудотворца Сергия» **.
Сакральное пространство древнего города являлось элементом когнитивной технологии, обеспечивающей выработку и принятие судьбоносных для горожан решений. Поэтому, закладывая город, необходимо было прежде всего позаботиться не о его защите, а о его когнитивной системе.
Чилийский ученый Умберто Матурана определяет когнитивную систему как систему, «организация которой определяет область взаимодействий, где она может действовать значимо для поддержания самой себя, а процесс познания - это актуальное (индуктивное) действование или поведение в этой области. Живые системы - это когнитивные системы, а жизнь как процесс представляет собой процесс познания» ***.
Это утверждение действительно для всех организмов, как располагающих нервной системой, так и не располагающих ею.
Поскольку населенный город является живой системой, его можно рассматривать и как систему когнитивную.
По мнению Выготского и Гибсона, когнитивная система человека есть внутренне-внешняя сеть, где некоторые из элементов представлены или хранятся внутри психики (мозга), а некоторые во внешней среде.
Вопреки распространенным представлениям, когнитивная система не может быть расположена только в мозгу, поскольку ее самоорганизующаяся природа предполагает наличие цепочек обратных связей, объединяющих наблюдателя и наблюдаемое в некое системное познающее единство.
Когнитивная система города коммуницирует с когнитивной системой человека, образуя единую когнитивную сеть.
Англо-американский ученый Грегори Бейтсон полагал (и демонстрировал это в своих этнографических, экологических, социальных и психологических исследованиях), что мироздание, организованное как сеть коммуницирующих обратных связей, иерархизировано: каждая сложная система вместе со своими метаболизмами существует в контексте (или окружении) более сложной системы, с которой она также обменивается веществом и информацией, и так далее. Причем такой контекст качественно определяет поведение системы.
Такая иерархия контекстов может интерпретироваться как иерархия миров и, соответственно, иерархия разумов, имманентных этим мирам, - сетевых разумов, приписываемых уже не только человеческому существу и структурно сопряженных друг с другом. Причем термин «разум» имеет здесь расширенное значение, выходящее за границы картезианско-кантовского истолкования разумно-рассудочной деятельности субъекта. Под этот термин уже подпадают и бессознательное, и эмоционально-чувственная жизнь человека.
В итоге есть больший Разум, в котором индивидуальный разум - только субсистема. Этот большой Разум можно сравнить с Богом, и он, возможно, и есть то, что некоторые люди понимают под «Богом», однако он по-прежнему имманентен совокупной взаимосвязанной социальной системе и планетарной экологии.
В этом ключе сакральное пространство может быть определено как пространственная репрезентация высших контекстов. Контекстом называется окружение более сложной системы, подчиненной своим параметрам порядка и содержащей в себе свой потенциал негэнтропии.
Высший контекст обладает значительно более высоким уровнем сложности, чем привычный для человека жизненный мир (в феноменологическом смысле). Его пространственная репрезентация нуждается в сложноорганизованной среде. Поскольку источником этой пространственной репрезентации являются человек или сообщество людей, сакральное пространство может рассматриваться как сложная, включающая человека, мультифакторная среда, в которой осуществляется репрезентация высшего контекста, интуитивно постигаемого им (человеком) в процессе духовных переживаний.
* Психолог, путешественник, музыкант. Директор Института Развития Личности «Синхронисити 8».
** Воловик В. Категории сакрального ландшафта. - Географический вестник. - 2013. - № 4 (7). - С. 30.
*** Матурана У. Биология познания. - М.: Прогресс, 1996.
Продолжение следует
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» от 20 января 2022 года, № 1-2 (222-223)
Над небом голубым есть город золотой
С прозрачными воротами и ясною звездой…
Анри Волохонский
И вот пришло время, когда Священное покинуло города. Горожане не сразу поняли, что его больше нет среди них. Они говорили: «Ну как же? Вот же Память. Разве она не священна?» Однако бродяги дхармы, закинув рюкзаки за плечи, устремились в поисках него на край света. Им казалось, что там, стоя на какой-нибудь скале и всматриваясь в Иное, однажды они вновь увидят Священное в том самом сиянии, которое наполняло их сердца ужасом и любовью. И оттуда, где неопределенность неотличима от свободы, придет вестник, который провозгласит начало нового времени. Старое пройдет, и уже навсегда. И страданий уже не будет, и стыда, и вины тоже не будет, потому что… Потому что понятно же все станет.
А вот урбанисты не задумывались о Священном и не сожалели о нем. Им казалось, что они и без него делают городу лучше. И они, конечно же, были правы. Все эти общественные пространства, велодорожки, «сахарная вата», пуфики, пластик и стекло… Так здорово! Им казалось, что они делают жизнь лучше для всех горожан. Но на самом деле они обслуживали ту реальность, которая, как им казалось, соответствует Духу Времени.
[Spoiler (click to open)]
В этой реальности была своя красота, и творчество было, но вода в ней обозначала только воду и больше ничего. Даже если ею был наполнен красивый сосуд из прозрачного стекла или чаша. И огонь был просто огнем. С ним было, конечно, уютно, когда он в камине, но символы, связывавшие человека с его глубинами, были утрачены. Пластик был предпочтительнее не только потому, что он был практичен, но и потому, что каким-то образом он экранировал беспокоящие совесть сигналы, поступающие из этих глубин. Урбанистам казалось, что это хорошо.
Эти все скучные женщины в платках и длинных юбках и их мужчины с незаметными лицами Духу Времени не соответствовали. Урбанисты старались их не замечать. Ну, как будто их и нет в городе вовсе. Этим людям по душе были дерево и глиняная посуда. Им нравилось думать, что в воде обитает особая сущность, ну или может там селиться, если провести правильный ритуал. И в огне тоже, и во всем вокруг…
Но в целом те самые глубины, где Символ сплетает внутреннее с внешним в одно живое единство, горожанам тоже были недоступны. То есть они и Духу Глубин не соответствовали. Они это осознавали и считали себя духовно немощными. Чтобы как-то извиниться перед Священным, они строили алтари, ставили свечи, возжигали благовония и кланялись, но входить в эти алтари они себе запрещали. И даже заглядывать туда им было возможно не всегда, потому что взгляд в глубину мог не только оскорбить ее Дух, но и нарушить нестойкое равновесие в психике, которым так дорожили эти люди. А может, им нельзя было входить туда потому, что, оказавшись там, никаких глубин они всё равно бы не обнаружили, а ненужных сомнений в их душе стало бы больше. Зачем это надо?
В алтарной же части могли находиться такие благородные, крепкие мужи, которые распространяли вокруг себя то ли благодать, то ли прелесть. Кто же их разберет? Они и рассказывали мирянам, как должно строить алтари для того, чтобы привлечь Священное и при этом оградиться от соприкосновения с ним.
Практику создания и обустройства священных пространств люди знали издавна. И во всякие времена в разных местах возникали по поводу нее свои особые мнения и традиции. С некоторых пор эту практику принято было называть иеротопия.
Были среди горожан и те, которые ощущали неоднородность городского пространства. Как в древние времена, про которые с таким уважением писал Мирча Элиаде. Они ощущали «в нем много разрывов, разломов; одни части пространства качественно отличаются от других». И вот эти люди утверждали, что, несмотря на модернизацию городского пространства, в некоторых его частях с определенной периодичностью наблюдается вторжение Священного. В этот момент они ощущали присутствие незримой духовной силы, или то, что они называли «положительной энергетикой». Они так и называли эти места - места силы.
В науке о человеческих верованиях благодаря тому же Мирче Элиаде феномен вторжения Священного в мирское было принято называть иерофанией.
Мистерия Центра
Раньше Священное было в Центре или Центр обнаруживался там, где присутствовало Священное. Чтобы обнаружить хоть какой-то порядок в мире, прежде всего необходимо было найти Центр. В архаике Центры мира были более или менее универсальными и существенных отличий между идеями Центра у разных народов не обнаруживалось. Ими могли быть костер, очаг, святилище, древо, священный камень или капище. Ощущение пространства, упорядоченного вокруг Центра, объясняет космогонический и космологический символизм первобытных стоянок и жилищ.
В шаманских традициях Сибири моделью Вселенной в ее пространственном и временном аспектах выступал чум или юрта - портативная молельня, аналог скинии израильтян, служившей некогда переносным святилищем Бога. Тувинцы верят, что юрта имеет небесное происхождение.
В центре шаманского чума эвенков располагался шест - символ Мирового дерева. Верховное божество Сэвэки нисходило по Дереву-Лестнице для общения с людьми. По этой лестнице шаман мог восходить в верхний мир. Таким образом, в центре чума находился перекресток миров. Такой чум сооружался для важных обрядов, связанных с освящением шаманской утвари, или, например, для провода души в мир мертвых с целью последующей реинкарнации души.
Центр собирал вокруг себя членов сообщества. Ритуалы Центра снимали напряжения между различными полюсами культуры и включали в себя символы общественного единения и священного брака. Каким-то непостижимым образом в Центре накапливался потенциал, который снимал противоречия между земным и небесным, ночным и дневным, народным и элитарным, временным и вечным, праздничным и будничным.
Французский антрополог Андре Луруа-Гурон справедливо обратил внимание в свое время на то, что пространственно-временные отношения играли более фундаментальную роль в генеалогии и функционировании древних культур и обществ, чем отношения производства. Это и понятно: древние культуры не запихивали когнитивную систему человека исключительно в его голову, как это сделали представители индустриальной волны цивилизации.
Носители древних культур мистически оживляли пространство вокруг себя и его свойства увязывали с неоднородностью смыслового космоса, в котором обитало их сознание. Психическое пространство накладывалось на географическое, и получившаяся интерференционная картина принимала решения. Критерием верности принимаемого решения было внезапное возникновение события во внешнем мире, которое было синхронистично (по смыслу, не причинно) связано с всплывающим в сознании образом. При такой конфигурации сознания сложно было не наделить окружающий мир разумностью. Он был наполнен живыми энергиями и духами, которые при определенных условиях были доступны для общения.
Когнитивные ресурсы, которыми располагал архаический человек, были небогаты. Он с трудом преодолевал хаос, возникающий в собственном сознании, и нуждался в символах, которые связывают его с параметрами порядка, запечатленными в глубинных слоях коллективного бессознательного.
Окружающее пространство Земли хранило в себе эти символы. По мнению Эдварда Эдингера, при их восприятии архаический человек впадал в заблуждение, которое он назвал конкретистским. При этом типе заблуждения утрачивается способность отличать символы архетипической психики от конкретной внешней реальности. Внутренние, символические образы начинают восприниматься как реальные внешние факты. Примерами такого заблуждения могут служить анимистические верования, галлюцинации и бред психотиков, различные предрассудки.
Появление и распространение письменности в конце IV тыс. до н. э. привели к изменению когнитивной технологии и как следствие - к смене цивилизационного уклада. Волна аграрной цивилизации «переселила» Священное в тексты и в храмы. Поскольку развитие аграрных цивилизаций - это время утверждения государственности, практика взаимоотношений с миром незримого, являющегося источником откровений и самых смелых и важных решений, начинает выполнять интегрирующую общество функцию. При этом стремящийся к господству дискурс и связанные с ним метанаррации (концепт, претендующий на универсальность) навязывают всем гражданам государства единообразное объяснение феномена священного присутствия. В государстве получает преимущественное распространение одна религиозная доктрина. Иеротопия подчиняется строгому канону.
Если в архаике священным является созданное природой, то с возникновением государств средством иеротопии становятся священные реликвии, священные тексты, ритуалы, архитектура, изобразительное искусство, религиозная символика, песнопения, звуковой дизайн, огонь, вода, ароматы.
Критерием верности суждения на этом этапе становится согласованность со священными текстами. То есть суждение считается верным, а следующее за ним решение - правильным, если оно догматически обосновано.
Город как когнитивная система
Можно сказать, что возникающие в древности города, такие как Библ, Дамаск, Файюм, Иерусалим, сами были результатом иеротопии. Они закладывались как священные.
В мифологическом сознании город неотделим от храма. Земной город является проекцией города небесного и создается по воле богов. Проводником небесной воли является монарх. Монарх обретает осведомленность о воле богов через интуитивные откровения. Взаимосвязь земного и божественного проступает через архитектуру города. Архетип города предполагает, что городское пространство является священным и обеспечивает иерофанию, то есть присутствие божественного в мирском. Разумеется, монарх как проводник божественной воли должен был располагаться в самом центре.
«У древних славян селитебный ландшафт был частью сакрального ландшафта. Город, для которого характерен процесс освоения новых территорий, разрешает выделить свое и чужое и превращается в противопоставление «сакральное/человеческое/правильное» и «подлое/звериное/коварное». Обычно не весь селитебный ландшафт был частью сакрального, а только укрепленная центральная часть выполняла такую роль. Сакральным фронтиром были оборонительные стены, которые создавали «магический круг», внутри которого сооружали сакральные объекты.
В Древней Руси закладка города непременно начиналась с основания церкви особо почитаемого святого. Например, летописец Свияжска описывает закладку города на поросшей лесом Круглой горе над рекой Свиягой в середине XVI в. следующим образом: «Начат а лес сещи где быти городу, и очистя гору, пев молитвы и воду святя, и с кресты по старинному месту обошли и город и церковь заложили во имя Рождества и Чудотворца Сергия» **.
Сакральное пространство древнего города являлось элементом когнитивной технологии, обеспечивающей выработку и принятие судьбоносных для горожан решений. Поэтому, закладывая город, необходимо было прежде всего позаботиться не о его защите, а о его когнитивной системе.
Чилийский ученый Умберто Матурана определяет когнитивную систему как систему, «организация которой определяет область взаимодействий, где она может действовать значимо для поддержания самой себя, а процесс познания - это актуальное (индуктивное) действование или поведение в этой области. Живые системы - это когнитивные системы, а жизнь как процесс представляет собой процесс познания» ***.
Это утверждение действительно для всех организмов, как располагающих нервной системой, так и не располагающих ею.
Поскольку населенный город является живой системой, его можно рассматривать и как систему когнитивную.
По мнению Выготского и Гибсона, когнитивная система человека есть внутренне-внешняя сеть, где некоторые из элементов представлены или хранятся внутри психики (мозга), а некоторые во внешней среде.
Вопреки распространенным представлениям, когнитивная система не может быть расположена только в мозгу, поскольку ее самоорганизующаяся природа предполагает наличие цепочек обратных связей, объединяющих наблюдателя и наблюдаемое в некое системное познающее единство.
Когнитивная система города коммуницирует с когнитивной системой человека, образуя единую когнитивную сеть.
Англо-американский ученый Грегори Бейтсон полагал (и демонстрировал это в своих этнографических, экологических, социальных и психологических исследованиях), что мироздание, организованное как сеть коммуницирующих обратных связей, иерархизировано: каждая сложная система вместе со своими метаболизмами существует в контексте (или окружении) более сложной системы, с которой она также обменивается веществом и информацией, и так далее. Причем такой контекст качественно определяет поведение системы.
Такая иерархия контекстов может интерпретироваться как иерархия миров и, соответственно, иерархия разумов, имманентных этим мирам, - сетевых разумов, приписываемых уже не только человеческому существу и структурно сопряженных друг с другом. Причем термин «разум» имеет здесь расширенное значение, выходящее за границы картезианско-кантовского истолкования разумно-рассудочной деятельности субъекта. Под этот термин уже подпадают и бессознательное, и эмоционально-чувственная жизнь человека.
В итоге есть больший Разум, в котором индивидуальный разум - только субсистема. Этот большой Разум можно сравнить с Богом, и он, возможно, и есть то, что некоторые люди понимают под «Богом», однако он по-прежнему имманентен совокупной взаимосвязанной социальной системе и планетарной экологии.
В этом ключе сакральное пространство может быть определено как пространственная репрезентация высших контекстов. Контекстом называется окружение более сложной системы, подчиненной своим параметрам порядка и содержащей в себе свой потенциал негэнтропии.
Высший контекст обладает значительно более высоким уровнем сложности, чем привычный для человека жизненный мир (в феноменологическом смысле). Его пространственная репрезентация нуждается в сложноорганизованной среде. Поскольку источником этой пространственной репрезентации являются человек или сообщество людей, сакральное пространство может рассматриваться как сложная, включающая человека, мультифакторная среда, в которой осуществляется репрезентация высшего контекста, интуитивно постигаемого им (человеком) в процессе духовных переживаний.
* Психолог, путешественник, музыкант. Директор Института Развития Личности «Синхронисити 8».
** Воловик В. Категории сакрального ландшафта. - Географический вестник. - 2013. - № 4 (7). - С. 30.
*** Матурана У. Биология познания. - М.: Прогресс, 1996.
Продолжение следует
Опубликовано в «Свежей газете. Культуре» от 20 января 2022 года, № 1-2 (222-223)