Пища для ума и сердца
Рецензию на концерты только что завершившегося в Самаре Транссибирского Арт-фестиваля приходится начинать с печальной вести
8 ноября 2020 на 38-м году скоропостижно скончался выдающийся виолончелист Александр Бузлов. Артист был большим другом Самарской филармонии. На ее сцене еще в юношеском возрасте прошли его дебютные выступления.
Александр Бузлов учился в Московской консерватории в классе Наталии Гутман и в Кёльнской высшей школе музыки у Франса Хельмерсона. Занимался на мастер-классах с Мстиславом Ростроповичем, Даниилом Шафраном, Бернардом Гринхаусом. Александр Бузлов преподавал в Московской консерватории и активно концертировал соло и в ансамблях.
Он обладатель Гран-при Всероссийского конкурса «Новые имена», премии Конкурса ARD в Мюнхене, премии Международного конкурса виолончелистов в Женеве, Гран-при и Приза зрительских симпатий Международного конкурса виолончелистов имени Э. Фойермана в Берлине.
дважды участвовал в В 2007 Александр Бузлов завоевал Серебряную медаль на Международном конкурсе имени Чайковского, премию за лучшее исполнение произведения Чайковского и Специальный приз Фонда М. Ростроповича и Г. Вишневской, а в 2015 получил III премию этого престижного форума.
Светлая память!
Пища для ума и сердца
Ольга КРИШТАЛЮК *
Фото Михаила ПУЗАНКОВА
Когда в конце сентября я увидела афиши с концертами звезд Николая ЛУГАНСКОГО, Вадима РЕПИНА и Александра БУЗЛОВА в рамках ТРАНССИБИРСКОГО АРТ-ФЕСТИВАЛЯ (фестиваль «Шостакович. Самарское время. DSCH» еще не завершился), сразу возникло впечатление наконец-то законченной композиции! В программах концертов были заявлены сразу два знаковых сочинения Д. Шостаковича: Виолончельная соната ре минор и Первый скрипичный концерт ля минор.
[Spoiler (click to open)]
Можно было воспринимать эти два концерта, оказавшиеся в самом центре октябрьского гастрольного марафона, достойным эпилогом самарского фестиваля, а можно - неким зеркальным ответом. И что особенно приятно, и тот и другой фестиваль подарил внимательной публике, осажденной коронавирусной заразой, «бездну пищи для ума и сердца».
О Транссибирском фестивале, созданном в 2014 году выдающимся скрипачом современности Вадимом Репиным, пишут много, охотно и, как правило, исключительно в восторженных тонах. И есть чем восторгаться: каждый фестивальный проект пестуется Вадимом Репиным как любимое дитя, поэтому каждый в результате становится подарком публике, с непременным элементом открытия. Открываются новые сочинения, новые имена исполнителей и композиторов, свежие, нешаблонные интерпретации, инновационные проекты. Фестиваль развивается и на Восток, охватывая крупные и малые российские города за Уралом, успешно продвигаясь дальше - в Южную Корею и Японию, на Ближний Восток - в Израиль, и на Запад - блистая яркими концертами в отечественных и европейских столицах.
Вадиму Репину цель столь масштабного праздника искусства видится глобально: «Когда пройдет еще 20 Транссибирских фестивалей, мы сделаем музыкальное искусство вновь популярным делом, у нас опять будут миллионы, которые будут интересоваться, именно карьерно, интересоваться музыкой».
Хотелось бы, конечно, увидеть когда-нибудь эти миллионы интересующихся академическим музыкальным искусством, хотя бы как в Китае…
***
Одной из основополагающих идей фестиваля являются мировые премьеры сочинений выдающихся современных композиторов. В рамках проекта уже прозвучали «Диалог: Я и Ты» Софии Губайдулиной, La Sindone для скрипки с оркестром Арво Пярта (редакция 2006 года была создана специально для Вадима Репина), Dreamdancers для трубы-пикколо, флюгельгорна и оркестра, «Дон Жуан и Лепорелло» для контрабаса и контрабас-балалайки с оркестром Энйотта Шнайдера, симфоническая фантазия «Музыка моря» Бориса Лисицына, скрипичные концерты Леры Ауэрбах, Беньямина Юсупова, Александра Раскатова, двойной скрипичный концерт Shadow Walker Марка-Энтони Тёрнеджа.
Иногда случаются и более экстравагантные премьеры: одноактная моноопера «Концерт для повара с оркестром» Михаила Крутика; саундтрек для скрипки с оркестром Афродиты Райкополу к немому фильму «Любовь»; программа «Па-де-де на пальцах и для пальцев», созданная с участием балетной труппы Большого театра и примы Светланы Захаровой; выступление Театра марионеток («Карло Колла и Сыновья»), исполняющих оперные шедевры Дж. Пуччини.
Другая важнейшая идея фестиваля - просветительские проекты: «Тонали-тур», «Дети детям», «Академия арт-журналистики», композиторский конкурс «Сделано в Сибири». Проводятся мастер-классы и мастер-курсы, организуются концерты в малых городах (Железногорске, Бердске, Искитиме). Один из деятельных участников концертных программ, дирижер и кларнетист Валентин Урюпин, так сформулировал свое понимание просветительского пафоса фестиваля: «Как раз те молодые люди, которые отличают Малера от Брукнера, которые по-настоящему знают, кто такой Марк Шагал, понимают, что такое супрематизм, и немножко разбираются в том, как архитектура связана с инженерией, - это те, от кого в огромной степени зависит процветание нации».
А третья по счету, но не по значению особенность фестиваля, обеспечивающая постоянный приток гостей, туристов и меломанов, - фантастическое созвездие музыкантов, которое приезжает ежегодно по приглашению Вадима Репина.
Среди участников «Школы мастеров» Транссибирского фестиваля скрипачи Пинхас Цукерман, Дидье Локвуд, Джулиано Карминьола; пианисты Рудольф Бухбиндер, Жан-Ив Тибоде, Даниил Трифонов, Сергей Тарасов, Константин Лившиц, Полина Осетинская; дирижеры Томас Зандерлинг, Винсент де Корт, Кент Нагано, Леонард Слаткин, Жан-Клод Казадезюс; виолончелисты Марио Брунелло, Миша Майский, Александр Князев, ансамбли Plattform K+K Vienna, Квартет имени Бородина, «Виртуозы Москвы», Hortus Musicus…
Концерты удивляют не только разнообразием произведений, но и нетривиальностью составления. Организаторы подчеркивают «инновационность» каждого концерта в выборе солиста, в неожиданном подборе репертуара.
***
VII Транссибирский фестиваль, названный символично - «Ангелу-хранителю», начавшись в Новосибирске в марте online, прервался по известным всем обстоятельствам и возобновился осенью.
В Самаре, - а наш город уже в четвертый раз принимает Транссибирский звездный десант - в программах двух концертов, на мой взгляд, сложились определенные смысловые нити и ассоциации, в своем сплетении образовавшие своего рода сюжет, основными темами которого стали любовь и судьба.
На камерном вечере в зале Самарской филармонии в обрамлении ранних сочинений И. Брамса (Скерцо до минор для скрипки и фортепиано и фортепианного Трио си мажор) прозвучала Виолончельная соната Д. Шостаковича. При всей диаметральной разности стилей этих произведений, их объединила тема зарождающегося чувства любви, огромной как солнце. Но и судьба контрапунктом вела свой монолог.
«С своей походною клюкой, // С своими мрачными очами, // Судьба, как грозный часовой, // Повсюду следует за нами. // Стук, стук, стук… /// Полно, друг, // Брось за счастием гоняться!..» **
Стучащие ритмы эмоционально взрывного, тревожного Скерцо до минор И. Брамса - ведь не что иное, как точная цитата темы рока из скерцо Симфонии № 5 Бетховена, как, впрочем, и сама тональность, выбранная Брамсом, чуждая общему тональному строю ранней коллективной Сонаты ля минор (1853). Бетховенская «тема судьбы» в тот момент значительно больше волновала Брамса, нежели мотив f-a-e, положенный в основу музыки Сонаты (Frei, aber einsam - «Свободен, но одинок», юношеский девиз Й. Иоахима).
В исполнении дуэта прославленных музыкантов - Вадима Репина и Николая Луганского - Скерцо прозвучало эпиграфом или прологом будущего драматического действия в двух актах. В первом акте - Виолончельная соната Шостаковича, во втором - Фортепианное трио Брамса.
В сонате Шостаковича дуэт составили лауреат международных конкурсов виолончелист Александр Бузлов и Николай Луганский. О певучем, выразительном качестве звука виолончели Александра Бузлова уже не раз писала пресса, отечественная и европейская. Музыкант сумел подчеркнуть все тончайшие нюансы агогики и динамики своей партии. Его виолончель говорила и пела, вздыхала и утешала. Естественное и очень продуманное rubato раздвигало границы тактов, создавая порой ощущение остановившегося времени, как, например, в знаменитой побочной теме 1 части, полной неизбывной, какой-то весенней нежности и мудрого понимания красоты ускользающих мгновений счастья. В ауре виолончельного тембра хотелось находиться бесконечно. Но и здесь тема судьбы не давала покоя, проявившись стучащими ритмами в разработке, в репризном эпизоде Largo, в 3-й части и финале.
Монолог главного героя, наполненный глубоко правдивыми, искренними интонациями, был всецело поддержан партией фортепиано, окружен чутким вниманием Николая Луганского. Огромная исполнительская культура музыканта придавала интерпретации сонаты уравновешенность и классически стройные черты.
Но вот 2-й акт драмы - Трио си мажор Брамса, в котором композитор уже во всеоружии своего так рано сформировавшегося стиля. Он грезит огромными симфоническими полотнами, поэтому и в этом сочинении, предназначенном, казалось бы, для камерного жанра, совсем не камерный масштаб. Это одна из тех ранних брамсовских «скрытых симфоний», о которых говорил Шуман.
Совсем еще юный - 20-летний - гений в этом сочинении задает себе массу вопросов и пытается на них ответить, словно торопя время. Развивая основную мысль первой части, в которой так ощутима гимничность святого восторга платонической любви, Брамс по всем правилам симфонического развития подвергает ее испытаниям возвышенной хоральностью, проводит сквозь «горнила» мятежной скерцозности в духе гофмановского героя - Иоганна Крейслера (псевдоним Брамса в дружеском кругу и литературный герой, которому Трио посвящено). Но именно в 4-й части (Allegro) интонационная стихия драматического скерцо берет верх и основой темы финала становятся мотивы предыктовых, пограничных зон 2-й части, с их тотальной, почти болезненной неустойчивостью. Юный пророк чувствовал леденящее дыхание рока за своей спиной и был прав в своем пророчестве: катастрофа с боготворимым учителем - Шуманом разразилась вскоре, ну а его сердечная катастрофическая бездна только начинала разверзаться.
И всё это богатое оттенками романтической эмоциональности содержание музыканты воплотили вдохновенно и артистично. Может быть, в иные моменты чуть не хватило сыгранности, которая приобретается большим числом репетиций, но такова стремительность транссибирских, скоростных магистралей: дефицит репетиций во многом окупается чуткой ансамблевой интуицией, непосредственностью живого концертного музицирования и мастерством выдающихся музыкантов.
***
В следующем концерте исполненные в двух отделениях Первая симфония П. Чайковского и Первый скрипичный концерт Д. Шостаковича стали продолжением сверхсюжета, но теперь с публикой явственно говорила сама судьба, сначала прячась в симфонии Чайковского за живописную программную образность - зимних пейзажей, строгих ликов северной природы, всё более явственно выступая в Скерцо и финале и выходя на сцену уже в полный рост в трагической роли в Скрипичном концерте Шостаковича.
В одном из писем брату Анатолию Петр Ильич Чайковский признавался: «Нервы мои опять расстроились донельзя; причины тому следующие: 1) неудачно сочиняемая симфония… 3) не покидающая меня мысль, что я скоро умру и даже не успею кончить с успехом симфонии… Вообще я ненавижу род людской и с удовольствием удалился бы в пустыню, с самой незначительной свитой».
Эти меланхолические, а порой и невротические состояния являются важнейшей частью глубинного содержания Первой симфонии. Преодолевая мимолетные живописные, программные ассоциации, композитор в скерцо и финале приходит к пророческому осмыслению своего дара: 4-я часть начинается характерными знаками риторических вопросов - краткие восходящие мотивы у деревянных духовых обрываются дважды генеральными паузами во всех голосах. Этот старинный барочный знак умолчания aposiopesis означал мысль о конце земной жизни. И вступление к финалу Andante lugubre («мрачое анданте») именно об этом. А вот фанфарная мажорная кода звучит настоящим пророчеством не только прижизненной славы, но и вечной.
«Мечты твои сбылись. // Презрев тропой избитой, // Ты новый путь себе настойчиво пробил, // Ты с бою славу взял и жадно пил // Из этой чаши ядовитой» ***.
В интерпретации оркестра Самарской филармонии под руководством Михаила Щербакова две первые «программные» части, а также скерцо и финал прозвучали именно в этом смысловом диапазоне, что создало целостную концепцию симфонии.
Второй акт поединка с судьбой был представлен Скрипичным концертом Д. Шостаковича. Это была кульминация вечера. «Тема судьбы» из скерцо 5 симфонии Бетховена оказалась и здесь вписана в партитуру: Шостакович цитирует ее в Пассакалии. Четыре валторны провозглашают тему с самого начала 3-й части.
«По вечерам, когда заканчивались позорные, гнусные прения (на совещании), я возвращался домой и писал третью часть Скрипичного концерта» (из разговоров с И. Гликманом).
Время создания концерта было действительно чудовищно сложным, страшным для композитора и его семьи. Травля развернулась такая, что соседи по даче бросали Шостаковичам камни в окно! Композитор был близок к мыслям о самоубийстве. Эмоционально-нервное напряжение музыки столь велико, что в ней словно «стерта граница между внешним и внутренним миром» (И. Гликман).
Вадим Репин не раз исполнял этот концерт. Есть запись, где он, 24-летний, играет с Кентом Нагано (1995). Сейчас, 25 лет спустя, музыкант во всеоружии огромного исполнительского опыта. В «Ноктюрне» скрипка Вадима Репина звучала более сдержанно и скорее декламационно, нежели певуче. Возможно, это в какой-то степени объяснялось тем, что темп 1-й части был взят дирижером медленнее указанного в партитуре Moderato. На записи Скрипичного концерта с Кентом Нагано или на той, что была сделана М. Венгеровым с М. Ростроповичем в Лондоне в 2008 году, темп был подвижнее, и солистам было легче выстраивать естественную «вокальную» фразировку своей партии. Тогда «Ноктюрн» начинает звучать мистическим таинством, страстным и откровенным монологом души перед лицом бесконечного звездного неба.
Скерцо было более точным попаданием в образность и характер, но все время хотелось жесткого и устойчивого метротектонического каркаса. Пассакалия - опять же в силу замедленной трактовки темпа Andante - звучала грузно, особенно там, где в оркестре солировала тяжелая медь, которая, к сожалению, не всегда точно выстраивала звуковысотность в ансамбле, и солисту все время приходилось вести оркестр вперед. Олимп виртуозного мастерства - каденция была исполнена Вадимом Репиным технически эффектно, хотя постоянно не покидало ощущение некоторой эмоциональной дистанцированности солиста от материала. Однако в последних тактах каденции все же возник тот турбулентный огненный вихрь, который и ворвался в Бурлеску, мгновенно создав нужный зловещий образ. Концерт требует огромных затрат физических и эмоциональных сил. Это был настоящий поединок, победу в котором все-таки одержал Вадим Репин, но в записи концерта 25 лет назад его скрипка звучала теплее.
«Тема судьбы», «тема рока» закольцевала, связала столь разные произведения, со сцены ворвавшись в жизнь. Пока я писала этот материал, узнала о том, что не стало прекрасного человека - Натальи Анатольевны Эскиной…
* Музыковед, кандидат искусствоведения, доцент кафедры теории и истории музыки СГИК.
** А. Апухтин. Романс «Судьба (к Пятой симфонии Бетховена)»
*** А. Апухтин. «Ты помнишь, как, забившись в «музыкальной» (Посвящение П. Чайковскому)
Опубликовано в «Свежей газеты. Культуре» от 5 ноября 2020 года, № 21 (194)
8 ноября 2020 на 38-м году скоропостижно скончался выдающийся виолончелист Александр Бузлов. Артист был большим другом Самарской филармонии. На ее сцене еще в юношеском возрасте прошли его дебютные выступления.
Александр Бузлов учился в Московской консерватории в классе Наталии Гутман и в Кёльнской высшей школе музыки у Франса Хельмерсона. Занимался на мастер-классах с Мстиславом Ростроповичем, Даниилом Шафраном, Бернардом Гринхаусом. Александр Бузлов преподавал в Московской консерватории и активно концертировал соло и в ансамблях.
Он обладатель Гран-при Всероссийского конкурса «Новые имена», премии Конкурса ARD в Мюнхене, премии Международного конкурса виолончелистов в Женеве, Гран-при и Приза зрительских симпатий Международного конкурса виолончелистов имени Э. Фойермана в Берлине.
дважды участвовал в В 2007 Александр Бузлов завоевал Серебряную медаль на Международном конкурсе имени Чайковского, премию за лучшее исполнение произведения Чайковского и Специальный приз Фонда М. Ростроповича и Г. Вишневской, а в 2015 получил III премию этого престижного форума.
Светлая память!
Пища для ума и сердца
Ольга КРИШТАЛЮК *
Фото Михаила ПУЗАНКОВА
Когда в конце сентября я увидела афиши с концертами звезд Николая ЛУГАНСКОГО, Вадима РЕПИНА и Александра БУЗЛОВА в рамках ТРАНССИБИРСКОГО АРТ-ФЕСТИВАЛЯ (фестиваль «Шостакович. Самарское время. DSCH» еще не завершился), сразу возникло впечатление наконец-то законченной композиции! В программах концертов были заявлены сразу два знаковых сочинения Д. Шостаковича: Виолончельная соната ре минор и Первый скрипичный концерт ля минор.
[Spoiler (click to open)]
Можно было воспринимать эти два концерта, оказавшиеся в самом центре октябрьского гастрольного марафона, достойным эпилогом самарского фестиваля, а можно - неким зеркальным ответом. И что особенно приятно, и тот и другой фестиваль подарил внимательной публике, осажденной коронавирусной заразой, «бездну пищи для ума и сердца».
О Транссибирском фестивале, созданном в 2014 году выдающимся скрипачом современности Вадимом Репиным, пишут много, охотно и, как правило, исключительно в восторженных тонах. И есть чем восторгаться: каждый фестивальный проект пестуется Вадимом Репиным как любимое дитя, поэтому каждый в результате становится подарком публике, с непременным элементом открытия. Открываются новые сочинения, новые имена исполнителей и композиторов, свежие, нешаблонные интерпретации, инновационные проекты. Фестиваль развивается и на Восток, охватывая крупные и малые российские города за Уралом, успешно продвигаясь дальше - в Южную Корею и Японию, на Ближний Восток - в Израиль, и на Запад - блистая яркими концертами в отечественных и европейских столицах.
Вадиму Репину цель столь масштабного праздника искусства видится глобально: «Когда пройдет еще 20 Транссибирских фестивалей, мы сделаем музыкальное искусство вновь популярным делом, у нас опять будут миллионы, которые будут интересоваться, именно карьерно, интересоваться музыкой».
Хотелось бы, конечно, увидеть когда-нибудь эти миллионы интересующихся академическим музыкальным искусством, хотя бы как в Китае…
***
Одной из основополагающих идей фестиваля являются мировые премьеры сочинений выдающихся современных композиторов. В рамках проекта уже прозвучали «Диалог: Я и Ты» Софии Губайдулиной, La Sindone для скрипки с оркестром Арво Пярта (редакция 2006 года была создана специально для Вадима Репина), Dreamdancers для трубы-пикколо, флюгельгорна и оркестра, «Дон Жуан и Лепорелло» для контрабаса и контрабас-балалайки с оркестром Энйотта Шнайдера, симфоническая фантазия «Музыка моря» Бориса Лисицына, скрипичные концерты Леры Ауэрбах, Беньямина Юсупова, Александра Раскатова, двойной скрипичный концерт Shadow Walker Марка-Энтони Тёрнеджа.
Иногда случаются и более экстравагантные премьеры: одноактная моноопера «Концерт для повара с оркестром» Михаила Крутика; саундтрек для скрипки с оркестром Афродиты Райкополу к немому фильму «Любовь»; программа «Па-де-де на пальцах и для пальцев», созданная с участием балетной труппы Большого театра и примы Светланы Захаровой; выступление Театра марионеток («Карло Колла и Сыновья»), исполняющих оперные шедевры Дж. Пуччини.
Другая важнейшая идея фестиваля - просветительские проекты: «Тонали-тур», «Дети детям», «Академия арт-журналистики», композиторский конкурс «Сделано в Сибири». Проводятся мастер-классы и мастер-курсы, организуются концерты в малых городах (Железногорске, Бердске, Искитиме). Один из деятельных участников концертных программ, дирижер и кларнетист Валентин Урюпин, так сформулировал свое понимание просветительского пафоса фестиваля: «Как раз те молодые люди, которые отличают Малера от Брукнера, которые по-настоящему знают, кто такой Марк Шагал, понимают, что такое супрематизм, и немножко разбираются в том, как архитектура связана с инженерией, - это те, от кого в огромной степени зависит процветание нации».
А третья по счету, но не по значению особенность фестиваля, обеспечивающая постоянный приток гостей, туристов и меломанов, - фантастическое созвездие музыкантов, которое приезжает ежегодно по приглашению Вадима Репина.
Среди участников «Школы мастеров» Транссибирского фестиваля скрипачи Пинхас Цукерман, Дидье Локвуд, Джулиано Карминьола; пианисты Рудольф Бухбиндер, Жан-Ив Тибоде, Даниил Трифонов, Сергей Тарасов, Константин Лившиц, Полина Осетинская; дирижеры Томас Зандерлинг, Винсент де Корт, Кент Нагано, Леонард Слаткин, Жан-Клод Казадезюс; виолончелисты Марио Брунелло, Миша Майский, Александр Князев, ансамбли Plattform K+K Vienna, Квартет имени Бородина, «Виртуозы Москвы», Hortus Musicus…
Концерты удивляют не только разнообразием произведений, но и нетривиальностью составления. Организаторы подчеркивают «инновационность» каждого концерта в выборе солиста, в неожиданном подборе репертуара.
***
VII Транссибирский фестиваль, названный символично - «Ангелу-хранителю», начавшись в Новосибирске в марте online, прервался по известным всем обстоятельствам и возобновился осенью.
В Самаре, - а наш город уже в четвертый раз принимает Транссибирский звездный десант - в программах двух концертов, на мой взгляд, сложились определенные смысловые нити и ассоциации, в своем сплетении образовавшие своего рода сюжет, основными темами которого стали любовь и судьба.
На камерном вечере в зале Самарской филармонии в обрамлении ранних сочинений И. Брамса (Скерцо до минор для скрипки и фортепиано и фортепианного Трио си мажор) прозвучала Виолончельная соната Д. Шостаковича. При всей диаметральной разности стилей этих произведений, их объединила тема зарождающегося чувства любви, огромной как солнце. Но и судьба контрапунктом вела свой монолог.
«С своей походною клюкой, // С своими мрачными очами, // Судьба, как грозный часовой, // Повсюду следует за нами. // Стук, стук, стук… /// Полно, друг, // Брось за счастием гоняться!..» **
Стучащие ритмы эмоционально взрывного, тревожного Скерцо до минор И. Брамса - ведь не что иное, как точная цитата темы рока из скерцо Симфонии № 5 Бетховена, как, впрочем, и сама тональность, выбранная Брамсом, чуждая общему тональному строю ранней коллективной Сонаты ля минор (1853). Бетховенская «тема судьбы» в тот момент значительно больше волновала Брамса, нежели мотив f-a-e, положенный в основу музыки Сонаты (Frei, aber einsam - «Свободен, но одинок», юношеский девиз Й. Иоахима).
В исполнении дуэта прославленных музыкантов - Вадима Репина и Николая Луганского - Скерцо прозвучало эпиграфом или прологом будущего драматического действия в двух актах. В первом акте - Виолончельная соната Шостаковича, во втором - Фортепианное трио Брамса.
В сонате Шостаковича дуэт составили лауреат международных конкурсов виолончелист Александр Бузлов и Николай Луганский. О певучем, выразительном качестве звука виолончели Александра Бузлова уже не раз писала пресса, отечественная и европейская. Музыкант сумел подчеркнуть все тончайшие нюансы агогики и динамики своей партии. Его виолончель говорила и пела, вздыхала и утешала. Естественное и очень продуманное rubato раздвигало границы тактов, создавая порой ощущение остановившегося времени, как, например, в знаменитой побочной теме 1 части, полной неизбывной, какой-то весенней нежности и мудрого понимания красоты ускользающих мгновений счастья. В ауре виолончельного тембра хотелось находиться бесконечно. Но и здесь тема судьбы не давала покоя, проявившись стучащими ритмами в разработке, в репризном эпизоде Largo, в 3-й части и финале.
Монолог главного героя, наполненный глубоко правдивыми, искренними интонациями, был всецело поддержан партией фортепиано, окружен чутким вниманием Николая Луганского. Огромная исполнительская культура музыканта придавала интерпретации сонаты уравновешенность и классически стройные черты.
Но вот 2-й акт драмы - Трио си мажор Брамса, в котором композитор уже во всеоружии своего так рано сформировавшегося стиля. Он грезит огромными симфоническими полотнами, поэтому и в этом сочинении, предназначенном, казалось бы, для камерного жанра, совсем не камерный масштаб. Это одна из тех ранних брамсовских «скрытых симфоний», о которых говорил Шуман.
Совсем еще юный - 20-летний - гений в этом сочинении задает себе массу вопросов и пытается на них ответить, словно торопя время. Развивая основную мысль первой части, в которой так ощутима гимничность святого восторга платонической любви, Брамс по всем правилам симфонического развития подвергает ее испытаниям возвышенной хоральностью, проводит сквозь «горнила» мятежной скерцозности в духе гофмановского героя - Иоганна Крейслера (псевдоним Брамса в дружеском кругу и литературный герой, которому Трио посвящено). Но именно в 4-й части (Allegro) интонационная стихия драматического скерцо берет верх и основой темы финала становятся мотивы предыктовых, пограничных зон 2-й части, с их тотальной, почти болезненной неустойчивостью. Юный пророк чувствовал леденящее дыхание рока за своей спиной и был прав в своем пророчестве: катастрофа с боготворимым учителем - Шуманом разразилась вскоре, ну а его сердечная катастрофическая бездна только начинала разверзаться.
И всё это богатое оттенками романтической эмоциональности содержание музыканты воплотили вдохновенно и артистично. Может быть, в иные моменты чуть не хватило сыгранности, которая приобретается большим числом репетиций, но такова стремительность транссибирских, скоростных магистралей: дефицит репетиций во многом окупается чуткой ансамблевой интуицией, непосредственностью живого концертного музицирования и мастерством выдающихся музыкантов.
***
В следующем концерте исполненные в двух отделениях Первая симфония П. Чайковского и Первый скрипичный концерт Д. Шостаковича стали продолжением сверхсюжета, но теперь с публикой явственно говорила сама судьба, сначала прячась в симфонии Чайковского за живописную программную образность - зимних пейзажей, строгих ликов северной природы, всё более явственно выступая в Скерцо и финале и выходя на сцену уже в полный рост в трагической роли в Скрипичном концерте Шостаковича.
В одном из писем брату Анатолию Петр Ильич Чайковский признавался: «Нервы мои опять расстроились донельзя; причины тому следующие: 1) неудачно сочиняемая симфония… 3) не покидающая меня мысль, что я скоро умру и даже не успею кончить с успехом симфонии… Вообще я ненавижу род людской и с удовольствием удалился бы в пустыню, с самой незначительной свитой».
Эти меланхолические, а порой и невротические состояния являются важнейшей частью глубинного содержания Первой симфонии. Преодолевая мимолетные живописные, программные ассоциации, композитор в скерцо и финале приходит к пророческому осмыслению своего дара: 4-я часть начинается характерными знаками риторических вопросов - краткие восходящие мотивы у деревянных духовых обрываются дважды генеральными паузами во всех голосах. Этот старинный барочный знак умолчания aposiopesis означал мысль о конце земной жизни. И вступление к финалу Andante lugubre («мрачое анданте») именно об этом. А вот фанфарная мажорная кода звучит настоящим пророчеством не только прижизненной славы, но и вечной.
«Мечты твои сбылись. // Презрев тропой избитой, // Ты новый путь себе настойчиво пробил, // Ты с бою славу взял и жадно пил // Из этой чаши ядовитой» ***.
В интерпретации оркестра Самарской филармонии под руководством Михаила Щербакова две первые «программные» части, а также скерцо и финал прозвучали именно в этом смысловом диапазоне, что создало целостную концепцию симфонии.
Второй акт поединка с судьбой был представлен Скрипичным концертом Д. Шостаковича. Это была кульминация вечера. «Тема судьбы» из скерцо 5 симфонии Бетховена оказалась и здесь вписана в партитуру: Шостакович цитирует ее в Пассакалии. Четыре валторны провозглашают тему с самого начала 3-й части.
«По вечерам, когда заканчивались позорные, гнусные прения (на совещании), я возвращался домой и писал третью часть Скрипичного концерта» (из разговоров с И. Гликманом).
Время создания концерта было действительно чудовищно сложным, страшным для композитора и его семьи. Травля развернулась такая, что соседи по даче бросали Шостаковичам камни в окно! Композитор был близок к мыслям о самоубийстве. Эмоционально-нервное напряжение музыки столь велико, что в ней словно «стерта граница между внешним и внутренним миром» (И. Гликман).
Вадим Репин не раз исполнял этот концерт. Есть запись, где он, 24-летний, играет с Кентом Нагано (1995). Сейчас, 25 лет спустя, музыкант во всеоружии огромного исполнительского опыта. В «Ноктюрне» скрипка Вадима Репина звучала более сдержанно и скорее декламационно, нежели певуче. Возможно, это в какой-то степени объяснялось тем, что темп 1-й части был взят дирижером медленнее указанного в партитуре Moderato. На записи Скрипичного концерта с Кентом Нагано или на той, что была сделана М. Венгеровым с М. Ростроповичем в Лондоне в 2008 году, темп был подвижнее, и солистам было легче выстраивать естественную «вокальную» фразировку своей партии. Тогда «Ноктюрн» начинает звучать мистическим таинством, страстным и откровенным монологом души перед лицом бесконечного звездного неба.
Скерцо было более точным попаданием в образность и характер, но все время хотелось жесткого и устойчивого метротектонического каркаса. Пассакалия - опять же в силу замедленной трактовки темпа Andante - звучала грузно, особенно там, где в оркестре солировала тяжелая медь, которая, к сожалению, не всегда точно выстраивала звуковысотность в ансамбле, и солисту все время приходилось вести оркестр вперед. Олимп виртуозного мастерства - каденция была исполнена Вадимом Репиным технически эффектно, хотя постоянно не покидало ощущение некоторой эмоциональной дистанцированности солиста от материала. Однако в последних тактах каденции все же возник тот турбулентный огненный вихрь, который и ворвался в Бурлеску, мгновенно создав нужный зловещий образ. Концерт требует огромных затрат физических и эмоциональных сил. Это был настоящий поединок, победу в котором все-таки одержал Вадим Репин, но в записи концерта 25 лет назад его скрипка звучала теплее.
«Тема судьбы», «тема рока» закольцевала, связала столь разные произведения, со сцены ворвавшись в жизнь. Пока я писала этот материал, узнала о том, что не стало прекрасного человека - Натальи Анатольевны Эскиной…
* Музыковед, кандидат искусствоведения, доцент кафедры теории и истории музыки СГИК.
** А. Апухтин. Романс «Судьба (к Пятой симфонии Бетховена)»
*** А. Апухтин. «Ты помнишь, как, забившись в «музыкальной» (Посвящение П. Чайковскому)
Опубликовано в «Свежей газеты. Культуре» от 5 ноября 2020 года, № 21 (194)