Как по мне

Nov 08, 2020 13:18

Факультет ненужных вещей

Михаил ПЕРЕПЕЛКИН *
Рисунок Сергея САВИНА

«Ну, как по мне, - говорят студенты, - этот фильм - так себе…» - «В каком смысле, «как по вам»? - удивился я в первый раз. - Вы хотели сказать «с моей точки зрения»?» - «Ну да, - не стал спорить с занудной Марьиванной мой студент. - Я же и говорю: как по мне». С тех пор «точка зрения», посидев еще немного на задней парте, растворилась где-то в коридоре, а потом и вовсе покинула университетские корпуса. На ее место пришло и уже прочно утвердилось когда-то удивившее меня «как по мне», совсем скоро почувствовавшее себя хозяином положения и по-хозяйски утвердившееся в аудитории.

1

Сегодняшним первокурсникам - восемнадцать. Это значит, они родились в 2002 году. Красивая цифра, пару лет назад я даже придумал и прочитал абитуриентам лекцию на тему «2002 год в кривых рок-зеркалах», в которой рассказал про альбомы трех рок-групп, вышедшие в том самом две тыщи втором. «Аквариум» выпустил «Сестру Хаос», «Сплин» - «Акустику», а «Ленинград» - «Точку». В качестве иллюстраций включил Гребенщикова и Васильева - «Нам в школе выдали линейку, чтобы мерить объем головы» и «Сломано всё, разрушено всё», а вот Шнурова включать не стал - непечатно.
Сначала хотел остановиться на чем-нибудь другом, но студенты скептически заметили: «Какие это рок-зеркала 2002-го без Шнурова?» Пришлось прислушаться. И правильно, между прочим, сделал: об «Аквариуме» что-то такое слышал один присутствовавший на лекции абитуриент, о «Сплине» - половина, про непечатного Шнурова слышали все, и не просто слышали - знали его наизусть. Время назад, так сказать, всё разделилось вокруг на чужое и наше. Или - время вперед, но это - как посмотреть.
А смотреть надо, потому что вот они - вчерашние абитуриенты: выросли и пришли учиться на первый курс. И уже говорят, что «как по ним», то Тарковский и Герман «чо-то не то, не совсем». И этот, как его, Сокуров, тоже «чо-то не то». Это если про кино. А если не про кино, а, например, про литературу, то здесь, как по мне, тоже много не того.
Вот я и смотрю. Смотрю, слушаю и стараюсь понять своих студентов. Понять, что у них в головах, какие они слушали колыбельные песни, кто им их пел, какой у них образ прошлого и настоящего, каким они себе представляют будущее. Понимаю, наверное, не всё, но стараюсь: наблюдаю, складываю, пробую обобщать. Если ошибаюсь - поправьте.


[Spoiler (click to open)]
2

Как по мне родилось в 2002-м после трех недавних событий: в 96-м не стало Бродского, в 98-м грянул дефолт, а 31 декабря 1999 года ушел со своего поста понятно кто. Спектакль под названием «девяностые» завершился: отказавшийся после перестройки приезжать в изгнавшую его страну поэт так и не ступил на ее землю, где целое поколение даже Пушкина теперь читало с его интонациями; едва-едва задышавшие и привыкшие к человеческому вкусу приличной зубной пасты россияне снова стали чистить зубы по утрам абы чем и поняли, что прохудиться их карманы могут каждый день и каждую минуту. Про вкус нулевого новогоднего оливье я лучше промолчу: вкус был новым и пока не очень ясным.
Вот в этой колыбели и будут играть своими первыми погремушками мои нынешние первокурсники. Правда, про Бродского они услышат еще не скоро, а когда услышат, то, как по ним, он будет уже чем-то не тем: непонятен, слишком вычурен, «а чо он в Америку-то уехал», «годы жизни? ну, где-то ХХ век». В лучшем случае - «я майку такую видел». Что ж, майка - это хорошо, это круто!
На первых занятиях, в сентябре, я, между прочим, спрашиваю, кто был в театре, в филармонии, - ну, только не на гастрольном концерте какого-нибудь юмориста, а так, чтобы рояль, скрипка… Иногда руки все-таки поднимались, особенно «про театр», но чаще - «ездили с классом». «С родителями» - почти никогда, можно пересчитать по пальцам. И это тоже понятно: у родителей же дефолт: работы, заработки, не до симфоний…
Как-то студенты удивили так, что я не сразу взял в толк, в чем дело: рассказывал про драму, решил проиллюстрировать «Гамлетом». Вот, дескать, принц, призрак, король, королева… «Только не рассказывайте, чем там всё кончилось, - услышал умоляющий голос из аудитории. - Мы на следующей неделе в театр идем!» Это называется спойлерить, а спойлерить - нехорошо. Я это усёк и теперь с примерами стараюсь быть поаккуратнее.
Долго думал, а чем сегодняшние студенты меня больше всего удивляют? Ну, не читали «Гамлета» - это не беда, прочитают.
Одно время удивлялся тому, что наблюдал в очереди в буфет: стоишь ты, предположим, третьим, и уже выбрал, какую тебе купить сосиску в тесте, и уже почти сыт одной только мыслью о ней, и тут - хлоп! К впереди стоящему студенту подбегает десяток товарищей-однокурсников, и вот ты уже не третий, а тринадцатый! И можешь больше не стоять, потому что десяти минут перемены тебе всё равно на перекусить не хватит, а опаздывать ты не имеешь права, да и совесть не позволяет. И вот ты разворачиваешься и уходишь, а прорвавшиеся вперед студенты тебя даже и не замечают. Да и с какой стати они должны тебя замечать - они же не так просто перед тобой оказались, у них там товарищ стоял.
Но нет, этому я удивляться потом перестал: как по мне, молодое поколение голодать не должно, да и товарищеская взаимовыручка - не худшая из наук. Не удивляет меня уже и то, что университет студенты стали называть «институтом»: «Ты завтра в институт идешь?» Мы в 90-е своим «университетом» гордились и на все новоявленные недоуниверситеты смотрели свысока, а нынешний студент не понимает, чем тут гордиться: «Ну, я и говорю «университет»… Университет-институт - какая разница?»
Удивляет же меня конформизм: поколение 90-х лезло в бутылку за правду, даже анекдот был, точнее - фраза из какого-то анекдота: «Кто здесь сказал, что Кафка - экзистенциалист?! За Кафку - ответишь!» Может быть, анекдот был и «с бородой», но за Кафку готовы были стоять насмерть.
Писали на партах цитаты из Гребенщикова и того же Бродского, понимали, что такое «голосуй или проиграешь», отстаивали точки зрения. А что потом стало с этими точками зрения, повторяться не буду - их и след простыл. А «как по мне», увы, не отстаивают, да и что его отстаивать - что бы вы с ним ни делали, ему от этого ни жарко, ни холодно. Такое оно, «как по мне». Отсюда и конформизм: ну, надо вам - думайте, что это так, а как по мне, то - эдак.
Где-то в самом конце 90-х я водил много экскурсий по музею Алексея Толстого, очень много: по пять в день, никак не меньше. Помню, как-то однажды привели на такую экскурсию детишек из одной хорошей самарской школы: аккуратненькие жилетики на мальчиках, аккуратненькие кофточки на девочках, эмблема школы, бантики и заколочки… И вот вожу я этих мальчиков и девочек по экспозиции и говорю им: «А вот здесь будущий писатель ел, а вот здесь будущий писатель спал». Потом вдруг подумал: надо бы объяснить им, что такое «будущий писатель», и говорю: «Когда Алексей Толстой был в вашем возрасте, он хотел быть писателем. А вы кем хотите стать?» Руки незамедлительно взлетели вверх: «Я - банкиром! И я банкиром! И я…»
Иногда мне кажется, что, спроси я моих сегодняшних студентов, кем они хотели бы стать, многие ответили бы: «Чиновником». «И я - чиновником!», «И я…» Время, назад! Всё разделилось вокруг на чужое и наше, бросив на разные чаши «против» и «за», etc.

3

Но нет, студенты станут не чиновниками, во всяком случае - не все. Некоторые из них найдут себе такую работу, название которой я даже не смогу выговорить, потому что ни черта не рублю в виртуальных профессиях. А еще потому, что я остался там, где Бродский, дефолт и новогодний оливье двухтысячного, а они, сегодняшние первокурсники, с совсем другой стороны зеркального стекла, ну, или, если хотите, - на совсем другой чаше весов, которая не «за» и не «против», а - совсем другая.
В 2000-м, когда пишущий эти строки начал преподавать на филфаке, на моей родной кафедре был один компьютер, торжественно стоявший в особой комнате, на особом столе, и, подходя к этому столу, приходилось затаивать дыхание. Интернет свершался как тайнодействие и был чем-то вроде столоверчения: дух Бориса Леонидовича Пастернака, заклинаю тебя, отзовись! И вот дух отзывался: не сразу, далеко не сразу - вначале брал долгую паузу, потом скрипел чем-то нематериальным, и наконец - насторожившись, начеку у входа в чащу птичка щебетала - «на суку, легко, маняще». Ну, или не совсем легко, но всё же - маняще.
Сегодняшние студенты недоумевают: без Интернета - это как? Что, совсем без Интернета? «Не может быть!»
Когда я объясняю кому-нибудь из них по телефону, как найти музей Толстого, студенты смотрят на меня, как на тираннозавра: дескать, а зачем он это делает? Нет, не потому что они знают, где музей, - но они хорошо знают, что такое 2ГИС.
Студенты живут там, с той стороны. Там их дом, там их друзья и точки зрения. Выныривают оттуда, крутят-вертят головами и вдруг просят: «Ну пожалуйста, не говорите, чем там кончился «Гамлет», нам же на следующей неделе - в театр!» Или: «Университет/институт - а какая разница?» Ну, или: «Как по мне, Сокуров - не того!»
Может, это хорошо, может - не очень. Этого я не знаю. Как по мне, это как-то по-другому и к чему-то всех нас когда-нибудь выведет, тоже к чему-то другому. Во всяком случае, я в это верю и на это надеюсь - на то, что с сегодняшними первокурсниками мир начинает меняться куда-то туда, куда он уже давно должен был измениться.
Как по мне, есть в этом что-то прикольное.

* Доктор филологических наук, профессор Самарского университета, старший научный сотрудник Самарского литературного музея имени М. Горького.

Опубликовано в «Свежей газеты. Культуре» от 5 ноября 2020 года, № 21 (194)

Культура повседневности, Факультет ненужных вещей, Образование

Previous post Next post
Up