Какой след оставляют в истории стальные яйца
А знаете, что самое важное, например, в законодательной отмене рабства?
Вот ни разу не моральный аспект, не религия, не либерте, эгалите, фратерните и все такие высокие материи.
Главное в отмене рабства - стальные яйца у того, кто на это решается.
Потому что для рабовладельческого общества это очень важный институт, системообразующий.
На нём сделаны огромные состояния, причём это не шальные богатства каких-то понаехавших нуворишей, а самые что ни на есть уважаемые и респектабельные «старые деньги»: аристократия, олигархия, наследственные капиталы, полностью легальные и с презрением глядящие с заоблачных высот на новую предпринимательскую поросль, разбогатевшую без помощи рабов. Примерно как смотрят сегодня в России сырьевики и чекисты-миллиардеры на айтишников, стартапщиков, «креаклов».
Рабовладельцы широко представлены во всех элитах своего общества - экономических, политических, интеллектуальных (достаточно сказать, что все университеты американской Лиги плюща учреждены людьми, сделавшими состояние на торговле рабами или результатами их труда).
Важную роль в облагораживании имиджа рабства играют религиозные институты: например, англо-бурская война со стороны африканеров обосновывалась догмой о том, что рабовладение описано в Ветхом Завете, оно одобрено самим Господом Богом, заповедавшим нормы обращения с рабами в Пятикнижии - и, следовательно, его отмена британским парламентом является безбожным актом, против которого надлежит выступить с оружием в руках.
Естественно, любой оппортунистический политик в рабовладельческом обществе станет опираться на эту важную скрепу, получая поддержку сразу и от рабовладельцев, и от церкви, и от охлоса, который высоко ценит своё наследственное право презирать рабов, считать их людьми низшего сорта, самоутверждаться за счёт их присутствия в обществе. Пролетарию, у которого собственных рабов нет и не предвидится, существование этого класса так же греет душу, как гопнику из Западного Бирюлёва - наличие поблизости «чёрных», ларьки которых можно безнаказанно сжечь и разгромить. Излишне упоминать, что ни сам Орхан Зейналов, ни его куцее московское имущество, в бирюлевском погроме не пострадало. Под раздачу попали совершенно случайные люди, про которых погромщики просто знали, что за них ни полиция, ни мэрия не вступится - а значит, их можно бить и грабить.
В такой ситуации, чтобы выступить с лозунгами отмены рабства, нужно иметь не только твёрдые принципы, но, прежде всего, стальные яйца. Это исходно невыгодная политическая позиция: борьба начинается из заведомого меньшинства, оппоненты обладают огромным финансовым, медийным и институциональным ресурсом. Сами рабы, за свободу которых ведётся борьба, никакой помощи и поддержки реформе оказать не могут, потому что лишены и гражданских прав, и материальных ресурсов для участия в общественном процессе.
Так что если теоретически взвешивать все pro и contra, то отмена рабовладения в обществе, где оно веками практиковалось - задача, по сути дела, немыслимая и гибельная для политика, который озадачится её решением. Навскидку кажется, что рабовладельческому обществу проще разрушиться целиком, нежели реформироваться изнутри под влиянием чьих-либо проповедей. Но на практике мы видим примеры самых разных цивилизаций - республик, империй, азиатских и африканских царств - где такая реформа не только осуществилась мирными политическими средствами, но и обошлась без братоубийства, мятежа, кровопролития. И объективные причины, по которым это стало возможно, выглядят довольно призрачно. Зато не вызывает сомнения субъективный фактор: наличие упёртого лидера, который ради своих убеждений готов пойти и против большинства в обществе, и против элит, и против своих же соратников. Верить этот лидер должен не в либерте, эгалите, фратерните или какое-то ещё моралите, а прежде всего - в свою собственную способность победить в этой схватке. Потому что без такой веры ему в неё попросту бессмысленно ввязываться.
По большому счёту, это касается не только отмены рабства, но и любых других глубоких общественных преобразований, при которых общество в считанные годы совершает цивилизационный скачок длиной эдак в тысячелетия. До тех пор, покуда к таким переменам призывают лишь вялые, слабохарактерные, ипохондричные мечтатели - скорей мы увидим этих мечтателей в эмиграции, чем доживём до исполнения их программы на родине. А когда приходит человек со стальными яйцами - он берётся и делает то, что всем вокруг могло бы показаться невозможным.
Важно при этом осознавать, чего такой человек делать не станет.
Он не возьмётся за задачу, которая кажется неподъёмной ему самому.
Или возьмётся, но без того упорства, которое тут потребовалось бы для успеха.
PS. Специально для любителей поспорить, не поняв сути утверждения, уточню, что я говорю вовсе не о диктатуре, не о тирании и не о готовности правителя проливать большую кровь.
Между «стальными яйцами» и «твёрдой рукой» нет ни связи, ни родства.
Утопить свою страну в крови может любой властитель праздный и лукавый, это дурацкое дело - нехитрое. Вспомнить хоть Флоренцию, где порядок управления менялся по много раз за столетие, но каждая новая власть, будь она хоть республиканская и выборная, хоть тираническая, прибывшая в родной город в обозе иностранных оккупационных войск, начинала правление с пыток, казней и грабежа своих политических противников. При этом реально хоть какие-то гуманные перемены за два с половиной столетия пытался вводить один только Алессандро де Медичи, и тот был вскорости зарезан собственным кузеном как «деспот» и «тиран». Так что его реформы помнятся сегодня много хуже, чем «Апология» его убийцы, дружно воспетого в XIX веке французскими романтиками.
Для того, чтобы использовать армию или спецслужбы против безоружного населения, чтобы держать население в страхе, никаких яиц не нужно. В страх как главный инструмент госуправления верят, как правило, люди, которым это чувство хорошо знакомо, - простыми словами, параноики. Человек со стальными яйцами в общем случае ориентируется не на умение запугать население казнями, а на свою мобилизационную повестку - на то, что перемены, которых он добивается, станут предметом гордости для многих будущих поколений. Так оно, замечу, и происходит, причём совершенно независимо от того, много ли этому реформатору довелось пролить крови своих сограждан или соседей.
Скажем, самый популярный президент США за всю их историю, которого звали Авраам Линкольн, пролил очень много американской крови; гору трупов оставил после себя по всей Европе Наполеон Бонапарт, но никому, кроме Льва Толстого, не пришло в голову вспомнить о его правлении только это. [Лирическое]Да и Толстой обрушился на Бонапарта не из обиды за Бородино или Березину, а как раз потому, что даже в российских элитах, несмотря на 1812 год, традиции почитания императора французов оставались очень сильны. Вымышленный Пьер Безухов в Наполеоне разочарован, его оценкой писатель пытается перечеркнуть распространённое в России мнение о заслугах и величии императора французов. Но мы-то с вами знаем, где Пьер Кириллович Безухов с семьёй провёл 30 лет своей взрослой жизни, и как он туда попал. В возрасте 40 лет граф Безухов, которого мы оставили в финале «Войны и мира» счастливым сельским семьянином, наследником одного из крупнейших состояний в стране, оказывается вдруг замешан в заговоре декабристов - и после восстания отправляется до 1856 года в Сибирь. Чтоб никто не сомневался, восстание декабристов - это самый яркий и мощный проект поклонников Бонапарта во всей российской истории. Сторонниками Наполеона в 1825 году оставались не только наивные романтики, пороха не нюхавшие, как юный Пьер в первой сцене «Войны и мира», но и боевые офицеры, которые дрались с французской армии на полях Австро-Венгрии, Италии, России, Бельгии, а после брали Париж. Чтобы понять, чем культ Наполеона так досадил Толстому, достаточно прочитать те дифирамбы, которые пели ему декабристы - и до, и после поражения их восстания. Уши вянут, без преувеличения. Даже поход на Москву многие оправдывали высшими соображениями - в письменном виде, в стихах и прозе.
Фридрих Великий много лет воевал в Европе со всеми соседями и некоторыми несоседями - но его внутренняя политика, по контрасту, была вполне гуманной. А в оценке деятельности этого фантастического военного авантюриста полностью сошлись взгляды русских царей, немецких романтиков XIX века, нацистов гитлеровского призыва и современных историков.
Мустафа Кемаль Ататюрк был, возможно, самым бескровным правителем Турции за много веков, а Махатма Ганди вообще проповедовал полный отказ от насилия. Общее у всех этих деятелей - не то, сколько они всего порушили в многовековом укладе окружающей жизни, а то, как сегодня вспоминается соотечественниками их историческая роль.
И, удивительным образом, так вспоминаются лишь те исторические деятели, у которых были стальные яйца. Хотя, казалось бы, какая связь.
PS. Если вы случайно не опознали шесть металлических мужских яиц на гербе, которым проиллюстрирован этот пост - советую изучить историческую справку о замечательном человеке и полководце, которого и в Москве, и в Венеции, и даже в Питере, принято не любить, чисто за выражение лица, но в его родном городе этого деда через 500 лет после смерти почитают и поминают только добром. Даже тот факт, что он свой суровый край гордых и воинственных горцев привёл под колониальную власть торгашеской островной Республики, по сей день помнят с благодарностью. Потому что стальных яиц в штанах у парня было столько же, сколько апельсинов на гербе у Медичи.
Вот ни разу не моральный аспект, не религия, не либерте, эгалите, фратерните и все такие высокие материи.
Главное в отмене рабства - стальные яйца у того, кто на это решается.
Потому что для рабовладельческого общества это очень важный институт, системообразующий.
На нём сделаны огромные состояния, причём это не шальные богатства каких-то понаехавших нуворишей, а самые что ни на есть уважаемые и респектабельные «старые деньги»: аристократия, олигархия, наследственные капиталы, полностью легальные и с презрением глядящие с заоблачных высот на новую предпринимательскую поросль, разбогатевшую без помощи рабов. Примерно как смотрят сегодня в России сырьевики и чекисты-миллиардеры на айтишников, стартапщиков, «креаклов».
Рабовладельцы широко представлены во всех элитах своего общества - экономических, политических, интеллектуальных (достаточно сказать, что все университеты американской Лиги плюща учреждены людьми, сделавшими состояние на торговле рабами или результатами их труда).
Важную роль в облагораживании имиджа рабства играют религиозные институты: например, англо-бурская война со стороны африканеров обосновывалась догмой о том, что рабовладение описано в Ветхом Завете, оно одобрено самим Господом Богом, заповедавшим нормы обращения с рабами в Пятикнижии - и, следовательно, его отмена британским парламентом является безбожным актом, против которого надлежит выступить с оружием в руках.
Естественно, любой оппортунистический политик в рабовладельческом обществе станет опираться на эту важную скрепу, получая поддержку сразу и от рабовладельцев, и от церкви, и от охлоса, который высоко ценит своё наследственное право презирать рабов, считать их людьми низшего сорта, самоутверждаться за счёт их присутствия в обществе. Пролетарию, у которого собственных рабов нет и не предвидится, существование этого класса так же греет душу, как гопнику из Западного Бирюлёва - наличие поблизости «чёрных», ларьки которых можно безнаказанно сжечь и разгромить. Излишне упоминать, что ни сам Орхан Зейналов, ни его куцее московское имущество, в бирюлевском погроме не пострадало. Под раздачу попали совершенно случайные люди, про которых погромщики просто знали, что за них ни полиция, ни мэрия не вступится - а значит, их можно бить и грабить.
В такой ситуации, чтобы выступить с лозунгами отмены рабства, нужно иметь не только твёрдые принципы, но, прежде всего, стальные яйца. Это исходно невыгодная политическая позиция: борьба начинается из заведомого меньшинства, оппоненты обладают огромным финансовым, медийным и институциональным ресурсом. Сами рабы, за свободу которых ведётся борьба, никакой помощи и поддержки реформе оказать не могут, потому что лишены и гражданских прав, и материальных ресурсов для участия в общественном процессе.
Так что если теоретически взвешивать все pro и contra, то отмена рабовладения в обществе, где оно веками практиковалось - задача, по сути дела, немыслимая и гибельная для политика, который озадачится её решением. Навскидку кажется, что рабовладельческому обществу проще разрушиться целиком, нежели реформироваться изнутри под влиянием чьих-либо проповедей. Но на практике мы видим примеры самых разных цивилизаций - республик, империй, азиатских и африканских царств - где такая реформа не только осуществилась мирными политическими средствами, но и обошлась без братоубийства, мятежа, кровопролития. И объективные причины, по которым это стало возможно, выглядят довольно призрачно. Зато не вызывает сомнения субъективный фактор: наличие упёртого лидера, который ради своих убеждений готов пойти и против большинства в обществе, и против элит, и против своих же соратников. Верить этот лидер должен не в либерте, эгалите, фратерните или какое-то ещё моралите, а прежде всего - в свою собственную способность победить в этой схватке. Потому что без такой веры ему в неё попросту бессмысленно ввязываться.
По большому счёту, это касается не только отмены рабства, но и любых других глубоких общественных преобразований, при которых общество в считанные годы совершает цивилизационный скачок длиной эдак в тысячелетия. До тех пор, покуда к таким переменам призывают лишь вялые, слабохарактерные, ипохондричные мечтатели - скорей мы увидим этих мечтателей в эмиграции, чем доживём до исполнения их программы на родине. А когда приходит человек со стальными яйцами - он берётся и делает то, что всем вокруг могло бы показаться невозможным.
Важно при этом осознавать, чего такой человек делать не станет.
Он не возьмётся за задачу, которая кажется неподъёмной ему самому.
Или возьмётся, но без того упорства, которое тут потребовалось бы для успеха.
PS. Специально для любителей поспорить, не поняв сути утверждения, уточню, что я говорю вовсе не о диктатуре, не о тирании и не о готовности правителя проливать большую кровь.
Между «стальными яйцами» и «твёрдой рукой» нет ни связи, ни родства.
Утопить свою страну в крови может любой властитель праздный и лукавый, это дурацкое дело - нехитрое. Вспомнить хоть Флоренцию, где порядок управления менялся по много раз за столетие, но каждая новая власть, будь она хоть республиканская и выборная, хоть тираническая, прибывшая в родной город в обозе иностранных оккупационных войск, начинала правление с пыток, казней и грабежа своих политических противников. При этом реально хоть какие-то гуманные перемены за два с половиной столетия пытался вводить один только Алессандро де Медичи, и тот был вскорости зарезан собственным кузеном как «деспот» и «тиран». Так что его реформы помнятся сегодня много хуже, чем «Апология» его убийцы, дружно воспетого в XIX веке французскими романтиками.
Для того, чтобы использовать армию или спецслужбы против безоружного населения, чтобы держать население в страхе, никаких яиц не нужно. В страх как главный инструмент госуправления верят, как правило, люди, которым это чувство хорошо знакомо, - простыми словами, параноики. Человек со стальными яйцами в общем случае ориентируется не на умение запугать население казнями, а на свою мобилизационную повестку - на то, что перемены, которых он добивается, станут предметом гордости для многих будущих поколений. Так оно, замечу, и происходит, причём совершенно независимо от того, много ли этому реформатору довелось пролить крови своих сограждан или соседей.
Скажем, самый популярный президент США за всю их историю, которого звали Авраам Линкольн, пролил очень много американской крови; гору трупов оставил после себя по всей Европе Наполеон Бонапарт, но никому, кроме Льва Толстого, не пришло в голову вспомнить о его правлении только это. [Лирическое]Да и Толстой обрушился на Бонапарта не из обиды за Бородино или Березину, а как раз потому, что даже в российских элитах, несмотря на 1812 год, традиции почитания императора французов оставались очень сильны. Вымышленный Пьер Безухов в Наполеоне разочарован, его оценкой писатель пытается перечеркнуть распространённое в России мнение о заслугах и величии императора французов. Но мы-то с вами знаем, где Пьер Кириллович Безухов с семьёй провёл 30 лет своей взрослой жизни, и как он туда попал. В возрасте 40 лет граф Безухов, которого мы оставили в финале «Войны и мира» счастливым сельским семьянином, наследником одного из крупнейших состояний в стране, оказывается вдруг замешан в заговоре декабристов - и после восстания отправляется до 1856 года в Сибирь. Чтоб никто не сомневался, восстание декабристов - это самый яркий и мощный проект поклонников Бонапарта во всей российской истории. Сторонниками Наполеона в 1825 году оставались не только наивные романтики, пороха не нюхавшие, как юный Пьер в первой сцене «Войны и мира», но и боевые офицеры, которые дрались с французской армии на полях Австро-Венгрии, Италии, России, Бельгии, а после брали Париж. Чтобы понять, чем культ Наполеона так досадил Толстому, достаточно прочитать те дифирамбы, которые пели ему декабристы - и до, и после поражения их восстания. Уши вянут, без преувеличения. Даже поход на Москву многие оправдывали высшими соображениями - в письменном виде, в стихах и прозе.
Фридрих Великий много лет воевал в Европе со всеми соседями и некоторыми несоседями - но его внутренняя политика, по контрасту, была вполне гуманной. А в оценке деятельности этого фантастического военного авантюриста полностью сошлись взгляды русских царей, немецких романтиков XIX века, нацистов гитлеровского призыва и современных историков.
Мустафа Кемаль Ататюрк был, возможно, самым бескровным правителем Турции за много веков, а Махатма Ганди вообще проповедовал полный отказ от насилия. Общее у всех этих деятелей - не то, сколько они всего порушили в многовековом укладе окружающей жизни, а то, как сегодня вспоминается соотечественниками их историческая роль.
И, удивительным образом, так вспоминаются лишь те исторические деятели, у которых были стальные яйца. Хотя, казалось бы, какая связь.
PS. Если вы случайно не опознали шесть металлических мужских яиц на гербе, которым проиллюстрирован этот пост - советую изучить историческую справку о замечательном человеке и полководце, которого и в Москве, и в Венеции, и даже в Питере, принято не любить, чисто за выражение лица, но в его родном городе этого деда через 500 лет после смерти почитают и поминают только добром. Даже тот факт, что он свой суровый край гордых и воинственных горцев привёл под колониальную власть торгашеской островной Республики, по сей день помнят с благодарностью. Потому что стальных яиц в штанах у парня было столько же, сколько апельсинов на гербе у Медичи.