Пьянь гидролизная и все-все-все
Чуваки, я тут недавно выхожу из электрички с дорожным знаком "Проезд запрещен", в простонародье "кирпич", под мышкой, и мне кто-то кричит детским голосом: "Где знак спиздил, блядь?" Я оборачиваюсь и сквозь закрывающиеся автодвери вагона вижу нахальную рожицу ребятенка.
И что странно, я вот не понимаю, почему он сделал это именно так, в последние секунды, ведь теперь дверь закрылась и я не могу ему ответить! Неужели он думал, что я его ударю? Почему он не подошел раньше и не спросил вежливо: "Здравствуйте, а где вы знак спиздили, блядь?" Почему? Для меня это странно, я огрубелый мужлан. А дети очень тонко понимают разницу, на эмоциональном уровне. Им не мешают наши взрослые заморочки. Вчера я объяснял одному шпингалету, почему бастовала википедия. Знаете, что он спросил потом? "Так что, теперь кому-то будут платить за то, что он будет целый день искать детское порно?" А и правда. Работа мечты.
Хорошо жить, когда мозг необеременен категориями. Раскрываются чакры, человек уподобляется парусу, которого влекут по волнам силы реакции, редукции и эрекции. Однажды, в эпоху юности, страсти и палеолита, один волосатый муж вернулся домой с охоты на волосатого мамонта с тем, чтобы заключить в волосатые объятия свою волосатую жену и как следует потрепать ее волосатые сиськи. Но едва он приблизился на расстояние, которое его скучные потомки назовут "sexual harassment zone", с тела его подруги сорвался пучок электронов и больно и дьявольски обидно ударил охотника в пах. Ошалев от боли и унижения, наш герой немедленно подал на развод молодецким ударом дубины.
Эврипид бы сказал - "Женщины!", Шекспир - "Любовь!". А сейчас даже первокурсник скажет: "Электростатика, два разнополых волосатых тела при трении создают электростатическое поле, достаточное для пробоя. Я бы на месте охотника прочесал бы близлежащие кусты в поисках молодого неандертальца смазливой наружности". И кто-то после этого смеет обвинять Эврипида в жестокости! Точные науки убили гораздо больше людей чем вы думаете, и еще больше судеб сломали. Именно к такому выводу недавно пришел один преподаватель философии. Дело было примерно так: душным июньским вечером старый профессор сидит за рабочим столом, в таком, знаете, легкомысленном халатике, держа в руках папку с эссе его студентов и, что характерно, студенток. Первой в папке лежит работа его любимой ученицы, отличницы с черной косой толщиной с руку и крутыми античными бедрами. Она пишет о кантовской диалектике и о проблемах современной науки. Аккуратный почерк пахнет тонкими девичьими пальцами.
Внезапно, он понимает, что он не один в своей скромной обители. Любимая ученица, староста группы, придя за папкой с работами, невольно уязвила старика в самое сердце, став свидетелем его прогрессирующего маразма. Не в силах отвести глаз от мощной эрекции старенького профессора, она смотрит, как оседает на пол светило русской философии, а за окном догорает июньское солнце, летают очумелые голуби, дети все так же злы и беспечны, менеджеры потны и бессмысленны, а над ними, над улицами и парками, над торговыми центрами, грязными рынками и кинотеатрами, над кораблями и героями грохочет жестокий рок-н-ролл.