Прибалты и нетитульные нации
Отжали
Войцех Коссак «Ноябрьская ночь», 1898 /Public Domain / Wikimedia
Это антицарское восстание 1830-31 гг. Началось в ноябре 1830 с нападения повстанцев на дворец Бельведер в Варшаве (резиденция наместника Польши). На картине - бой между повстанцами и русскими кирасирами в ночь с 29 на 30 ноября 1830 г.
Дворец повстанцы взяли, но наместник сбежал. Восстание было подавлено в 1831 войсками фельдмаршала Ивана Паскевича, который получил за это титул "Князь Иван Варшавский".
17 декабря 1917 года Исполком Совета депутатов Латгалии обратился к правительству Советской России с просьбой издать декрет об отделении своего региона от Витебской губернии и включении его в состав Латвии. Просьба была удовлетворена. «Лента.ру» вспоминала о том, как Латгалия стала латышской.
Латгалия - историко-географическая область на востоке Латвии, один из немногих регионов ЕС, напрямую граничащих с Российской Федерацией. Этот край очень отличается от остальной Латвии: здесь проживает смешанное население - представители автохтонного этноса латгалов, а также русские, латыши, белорусы, поляки, литовцы и евреи. Если на остальной территории государства преобладает лютеранство, то здесь распространен католицизм - как историческое наследие. Ведь в отличие от остальной Латвии, много лет прожившей под властью шведского короля, Латгалия находилась под управлением польских шляхтичей.
Язык латгальцев заметно отличается от латышского, ведь исторически край был тесно связан с Россией и Белоруссией и даже входил до революции в состав Витебской губернии. Помимо католиков тут жили православные, старообрядцы и иудеи. Здесь гораздо дольше придерживались старых родовых традиций, предпочитали жить деревнями, а не хуторами, как в остальной Латвии.
Сложилось так, что к началу XX века у латгалов накопилось недовольство жизнью в России. Дело в том, что вспыхнувшее в 1863 году польское восстание краем затронуло и Латгалию, и хотя антиправительственные настроения не получили здесь широкого распространения, царское правительство все равно подозревало латгалов в симпатиям к восставшим. Чтобы снизить вероятность будущих волнений, было решено наложить запрет на латинский шрифт, применяемый для латгальского языка. Запрет этот действовал с 1864-го по 1904 год. Латгалам под страхом наказаний запрещалось ввозить, держать дома и распространять книги на родном языке.
В 1875 году в Латгалии закрыли все католические церковные школы. Но многие местные жители бережно хранили напечатанные до запрета молитвенники и песенники на родном языке, а некоторые книги переписывали от руки. Власти пытались ввести для латгалов письменность, основанную на кириллице, но она не прижилась. Через 40 лет запрет, сильно ограничивший развитие латгальского языка и культуры, отменили, но осадочек, как говорится, остался.
Национальная интеллигенция, лелеявшая неясные поначалу мечты о самоопределении, в Латгалии начала развиваться несколько позже, чем в Латвии. Во главе ее стояли публицисты, просветители, культурные деятели, исследователи народных обычаев Францис Кемп, Францис Трасун, Густав Мантейфель и другие. Они не только занимались просветительством, но и активно шли в политику. Так, Кемп во время учебы в российской столице создал Петербургское латгальское студенческое общество Gunkurs, Петербургское музыкальное общество латгальцев, редактировал первую латгальскую газету Zvaigzne («Звезда»), газету Gaisma («Свет»), позже основал нелегальную Латгальскую демократическую партию трудящихся.
Его соратник Трасун, избравшийся в 1906 году в состав первой российской Государственной Думы, был сторонником объединения Латгалии с остальными регионами современной Латвии - Видземе и Курземе, усматривая в них больше родства, нежели различий. Значительную роль в сглаживании этих различий сыграл тот факт, что после жестокого подавления властями революции 1905-1906 годов немалая часть латышской интеллигенции осела именно в Латгалии. Выступая в Государственной Думе, депутат от Витебской губернии священник Францис Трасун призывал прекратить действия карательных отрядов, занимавшихся массовыми казнями бунтовщиков, и требовал как можно быстрее отозвать солдат из Прибалтики.
Исследователь истории края Александр Гапоненко, написавший книгу «Латгалия. В поисках иного бытия», рассказал «Ленте.ру», что существовал и еще один немаловажный аспект. «Имперское правительство целенаправленно проводило политику переселения в бывшие польские провинции православного населения, предоставляя земли в Латгалии на льготных условиях, - отмечает Гапоненко. - Этим не преминули воспользоваться многие латыши, начавшие переходить из лютеранства в православие и переезжать на восток. Так в Латгалии появилась значительная диаспора православных латышей, которые были заинтересованы в присоединении края к общелатвийскому пространству».
Февральская революция 1917 года, покончившая с царизмом, принесла в те части Латвии, которые еще не были захвачены немцами, волнение умов: одни мечтали об автономии в составе России, другие начали задумываться о полной независимости. В начале марта в Режице (Резекне) состоялось собрание представителей латгальских общественных организаций, участники которого обсуждали, что делать дальше. К единому мнению не пришли, но Кемп высказал мнение, что латыши и латгальцы должны требовать автономии независимо друг от друга. «Российская демократия знала, что только при самоопределении может быть улучшена жизнь всякой нации, тем более что состав наций в России очень пестрый, и у каждой нации свои обычаи, свои нравы, - писал он. - Опасен нам, латгальцам, балтийский капитал. Опасно нам, что придется из Балтии требовать интеллигентных сил: писарей, начальников и других… Латгальский и латышский язык - не один и тот же, и ради одного языка нам не нужно объединяться».
В апреле 1917-го в Резекне состоялся Латгальский съезд, на котором верховодили главным образом священники - представители католических приходов. Светская интеллигенция большей частью находилась на поле боя, но раненный на фронте Францис Кемп был на лечении и смог приехать на съезд. Неофициальный представитель латышей Зигфрид Мейеровиц клялся, что в единой независимой Латвии латгалов никто не ущемит. Кемп отнесся к этим обещаниям с подозрением. Оппонируя лозунгу сторонников Трасуна «Мы все один народ», Кемп выдвинул свой аргумент: «Два диалекта - две веры». На съезде ему слова не дали, и он со своими единомышленниками демонстративно его покинул. В итоге Латгальский съезд все-таки принял резолюцию: «Мы, латыши Латгалии, объединяясь с латышами Курземе и Видземе, сохраним самоуправление в делах языка, школ и веры». За объединение с латышами Курземе и Видземе проголосовали 182 депутата, воздержался один.
Тем временем в августе 1917-го немцы захватили Ригу и часть Видземе, а 25 октября (7 ноября) в Петербурге произошел вооруженный переворот. Вскоре была создана Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика, причем в ее строительстве активно участвовали красные латышские стрелки. Советское правительство утвердило Декларацию прав народов России, которая провозгласила право на самоопределение и образование самостоятельных государств.
Латышская интеллигенция, в свою очередь, провела в Валке заседание Латышского временного национального совета. Довольно быстро элита нации стала ориентироваться на создание демократической республики, объединяющей территории Видземе, Курземе и Латгалии, но уже вне границ России. Впрочем, когда 17 декабря 1917 года Исполком Совета депутатов Латгалии обратился к большевикам в Петрограде с просьбой об отделении Резекненского, Даугвпилского и Лудзенского уездов (исторические земли Латгалии) от Витебской губернии и включении их в состав Латвии, о выходе из состава России речи еще не шло. Петроградские товарищи пошли латгалам навстречу - просьба была удовлетворена. Так состоялось официальное вступление Латгалии в состав Латвии.
В дальнейшем латгальскому краю пришлось пережить немало тягот: в Латвии шла ожесточенная война всех со всеми. Немцы, занявшие Двинск в феврале 1918-го, оставили его в декабре - вывод войск происходил в соответствии с пунктами капитуляции Германии перед странами Антанты. Город захватили красные, вскоре настроившие против себя большую часть населения. Все это совпало с голодом и несколькими эпидемиями. На западных фронтах взамен выбывших германцев объявился новый игрок - самостийная Польша. Уже в начале 1919 года польская армия начала наступление на восток - к слову, по воспоминаниям современников, в жестокости поляки даже превосходили большевиков.
Новоиспеченное польское государство пошло на союз с молодой Латвийской Республикой в борьбе с коммунистами. Дела у большевиков складывались неважно: наибольшую угрозу для них в тот период представляло белогвардейское воинство генерала Деникина, надвигавшееся с юга, поэтому части латышских стрелков вовсю перебрасывались из Латвии на Дон. В итоге малочисленную 15-ю Советскую армию вскоре изгнали из центральных частей Латвии, и за большевиками оставалась лишь Латгалия.
В новообразованной Латвийской Республике некоторое время раздумывали, надо ли отвоевывать Латгалию, - кое-кто считал, что это чуждая область, где многовато инородцев. Эту точку зрения переломили латгальские депутаты Народного совета в Риге (в частности, тот же Трасун), доказавшие, что Латгалия - это неотъемлемая часть Латвии. Вскоре польская армия Эдварда Рыдз-Смиглы, добившись превосходства в силах, вытеснила Советы за пределы этого региона. Из Двинска красные были изгнаны 3 января 1920 года, после чего город отдали Латвийской Республике. Во всем регионе царил голод, не хватало медикаментов, свирепствовали дизентерия и тиф.
Пока правительство пыталось нормализовать обстановку, латгальцы уже готовили делегатов для участия в Учредительном собрании, которому предстояло принять конституцию нового государства. В процессе ее разработки и принятия депутаты от Латгалии настаивали, чтобы в документе было отражено особое положение их региона, но остальные члены собрания их не поддержали, и в конституцию этот пункт не включили. Впрочем, латгальцам удалось «продавить» некоторые специальные нормативные акты, в которых, например, регламентировалось использование их родного языка.
Однако на особом положении Латгалия продержалась не долго. После того, как в 1934-м единоличным правителем в государстве стал Карлис Ульманис, он взял курс на построение «латышской Латвии» и стирание этнических различий. Этот курс продолжается и в сегодняшней Латвийской Республике, где латгальский язык все больше забывается и выходит из употребления.
Наш сосед в Таллинне "Дядя Лева в кепке" с большим черным пуделем Артошей с некупированным хвостом - "надо же Артоше эмоции выражать!" - происходил из дворянской семьи. Он рассказывал:
У нас был домик в Валга (где он и родился). После переворота 1917-го и распада Российской империи все начали все делить. Эстонцы и латыши разделили пограничный город на два: эстонский Валга и латвийский Валка. За городом граница проходила по речке (или ручью). А в самом городе некоторые улицы оказались разделенными: до номера Х - Эстония, с номера Х+2 - Латвия. А были и такие, где нечетная сторона - Эстония, а четная - Латвия.
Как-то наша собака убежала в Латвию. Пока мама за ней ходила и препиралась с пограничниками с двух сторон, убежало молоко. С тех пор убегжавшую собаку или козу мама всегда подзывала свистом.
Два брата-еврея-торговца построили в начале ХХ века дома друг напротив друга. Они не очень соблюдали традиции и, чтобы в шабат ходить друг к другу в гости, вырыли под улицей подземный ход. И вдруг они оказались в разных странах. В одной был дешевле шелк, в другой - еще что-то. Они наладили контрабандную торговлю...
Наши соседи-итальянцы в Рамат-а-Шароне, когда мы им об этом рассказали, сказали:
- Да в Триесте (на границе Югославии и Италии) все этим занимались...
Последнее, что я слышал о "Дяде Леве в кепке" - что он со своей женой Юлей живет в Кирьят-Арбе.
Важной вехой в национальной политике Эстонии стал принятый в 1925 г. Закон о культурной автономии национальных меньшинств. Национальными меньшинствами, на которые распространялось право на культурную автономию, закон признавал немцев, русских, шведов, а также все проживающие в пределах Эстонии народности, общее число граждан которых было не менее 3 000 человек.
Закон заслужил одобрение Лиги Наций как один из самых либеральных законов о культурной автономии национальных меньшинств
Немцы и евреи сумели воспользоваться правом на создание культурной автономии, а русские иприбрежные шведы и без того могли пользоваться родным языком в местных самоуправлениях.
Особенно важной культурная автономия была для национальной группы прибалтийских немцев, которая уже с XIII сформировалась как высший слой общества в стране. С развалом Российской империи и в результате провозглашения независимой Эстонской Республики, они утратили свою руководящую роль и привилегии. Однако, продолжали играть серьезную роль в экономической жизни страны. Культурная автономия позволила им успешно интегрироваться в демократической Эстонии.
В среде евреев, которые жили в основном в крупных городах, соперничали две группы, которые разделились по вопросу языка: какой язык - идиш или иврит - преподавать в еврейских школах. В итоге, доминирующую позицию заняли сионисты, получившие большинство в руководящих органах культурного самоуправления и в крупнейших еврейских организациях. Число евреев уменьшалось из-за постоянной эмиграции в Палестину. Несмотря на небольшое число евреев, они активно участвовали в экономической, политической и культурной жизни страны.
Шведы селились в Западной Эстонии и на островах с XIII века. С начала тысячелетия известно о наличии анклава славян в Эстляндии, который пополнился в XVI веке староверами, бежавшими сюда в результате церковного раскола в России. Шведские и русские национальные группы состояли в основном из крестьян и ремесленников, которые проявляли особую активность в политической и общественной жизни. Они не сумели создать своей культурной автономии, хотя представители русского национального меньшинства были в нем заинтересованы. В известной степени его заменил Союз русских просветительных и благотворительных обществ. Шведы в вопросе о культурной автономии заняли выжидательную позицию, пока национальная группа не окрепнет финансово и интеллектуально.
Еще о "дяде Леве в Кепке", русской жизни в Эстонской республике и ее знатоке Сассе Дормидонтове.
Войцех Коссак «Ноябрьская ночь», 1898 /Public Domain / Wikimedia
Это антицарское восстание 1830-31 гг. Началось в ноябре 1830 с нападения повстанцев на дворец Бельведер в Варшаве (резиденция наместника Польши). На картине - бой между повстанцами и русскими кирасирами в ночь с 29 на 30 ноября 1830 г.
Дворец повстанцы взяли, но наместник сбежал. Восстание было подавлено в 1831 войсками фельдмаршала Ивана Паскевича, который получил за это титул "Князь Иван Варшавский".
17 декабря 1917 года Исполком Совета депутатов Латгалии обратился к правительству Советской России с просьбой издать декрет об отделении своего региона от Витебской губернии и включении его в состав Латвии. Просьба была удовлетворена. «Лента.ру» вспоминала о том, как Латгалия стала латышской.
Латгалия - историко-географическая область на востоке Латвии, один из немногих регионов ЕС, напрямую граничащих с Российской Федерацией. Этот край очень отличается от остальной Латвии: здесь проживает смешанное население - представители автохтонного этноса латгалов, а также русские, латыши, белорусы, поляки, литовцы и евреи. Если на остальной территории государства преобладает лютеранство, то здесь распространен католицизм - как историческое наследие. Ведь в отличие от остальной Латвии, много лет прожившей под властью шведского короля, Латгалия находилась под управлением польских шляхтичей.
Язык латгальцев заметно отличается от латышского, ведь исторически край был тесно связан с Россией и Белоруссией и даже входил до революции в состав Витебской губернии. Помимо католиков тут жили православные, старообрядцы и иудеи. Здесь гораздо дольше придерживались старых родовых традиций, предпочитали жить деревнями, а не хуторами, как в остальной Латвии.
Сложилось так, что к началу XX века у латгалов накопилось недовольство жизнью в России. Дело в том, что вспыхнувшее в 1863 году польское восстание краем затронуло и Латгалию, и хотя антиправительственные настроения не получили здесь широкого распространения, царское правительство все равно подозревало латгалов в симпатиям к восставшим. Чтобы снизить вероятность будущих волнений, было решено наложить запрет на латинский шрифт, применяемый для латгальского языка. Запрет этот действовал с 1864-го по 1904 год. Латгалам под страхом наказаний запрещалось ввозить, держать дома и распространять книги на родном языке.
В 1875 году в Латгалии закрыли все католические церковные школы. Но многие местные жители бережно хранили напечатанные до запрета молитвенники и песенники на родном языке, а некоторые книги переписывали от руки. Власти пытались ввести для латгалов письменность, основанную на кириллице, но она не прижилась. Через 40 лет запрет, сильно ограничивший развитие латгальского языка и культуры, отменили, но осадочек, как говорится, остался.
Национальная интеллигенция, лелеявшая неясные поначалу мечты о самоопределении, в Латгалии начала развиваться несколько позже, чем в Латвии. Во главе ее стояли публицисты, просветители, культурные деятели, исследователи народных обычаев Францис Кемп, Францис Трасун, Густав Мантейфель и другие. Они не только занимались просветительством, но и активно шли в политику. Так, Кемп во время учебы в российской столице создал Петербургское латгальское студенческое общество Gunkurs, Петербургское музыкальное общество латгальцев, редактировал первую латгальскую газету Zvaigzne («Звезда»), газету Gaisma («Свет»), позже основал нелегальную Латгальскую демократическую партию трудящихся.
Его соратник Трасун, избравшийся в 1906 году в состав первой российской Государственной Думы, был сторонником объединения Латгалии с остальными регионами современной Латвии - Видземе и Курземе, усматривая в них больше родства, нежели различий. Значительную роль в сглаживании этих различий сыграл тот факт, что после жестокого подавления властями революции 1905-1906 годов немалая часть латышской интеллигенции осела именно в Латгалии. Выступая в Государственной Думе, депутат от Витебской губернии священник Францис Трасун призывал прекратить действия карательных отрядов, занимавшихся массовыми казнями бунтовщиков, и требовал как можно быстрее отозвать солдат из Прибалтики.
Исследователь истории края Александр Гапоненко, написавший книгу «Латгалия. В поисках иного бытия», рассказал «Ленте.ру», что существовал и еще один немаловажный аспект. «Имперское правительство целенаправленно проводило политику переселения в бывшие польские провинции православного населения, предоставляя земли в Латгалии на льготных условиях, - отмечает Гапоненко. - Этим не преминули воспользоваться многие латыши, начавшие переходить из лютеранства в православие и переезжать на восток. Так в Латгалии появилась значительная диаспора православных латышей, которые были заинтересованы в присоединении края к общелатвийскому пространству».
Февральская революция 1917 года, покончившая с царизмом, принесла в те части Латвии, которые еще не были захвачены немцами, волнение умов: одни мечтали об автономии в составе России, другие начали задумываться о полной независимости. В начале марта в Режице (Резекне) состоялось собрание представителей латгальских общественных организаций, участники которого обсуждали, что делать дальше. К единому мнению не пришли, но Кемп высказал мнение, что латыши и латгальцы должны требовать автономии независимо друг от друга. «Российская демократия знала, что только при самоопределении может быть улучшена жизнь всякой нации, тем более что состав наций в России очень пестрый, и у каждой нации свои обычаи, свои нравы, - писал он. - Опасен нам, латгальцам, балтийский капитал. Опасно нам, что придется из Балтии требовать интеллигентных сил: писарей, начальников и других… Латгальский и латышский язык - не один и тот же, и ради одного языка нам не нужно объединяться».
В апреле 1917-го в Резекне состоялся Латгальский съезд, на котором верховодили главным образом священники - представители католических приходов. Светская интеллигенция большей частью находилась на поле боя, но раненный на фронте Францис Кемп был на лечении и смог приехать на съезд. Неофициальный представитель латышей Зигфрид Мейеровиц клялся, что в единой независимой Латвии латгалов никто не ущемит. Кемп отнесся к этим обещаниям с подозрением. Оппонируя лозунгу сторонников Трасуна «Мы все один народ», Кемп выдвинул свой аргумент: «Два диалекта - две веры». На съезде ему слова не дали, и он со своими единомышленниками демонстративно его покинул. В итоге Латгальский съезд все-таки принял резолюцию: «Мы, латыши Латгалии, объединяясь с латышами Курземе и Видземе, сохраним самоуправление в делах языка, школ и веры». За объединение с латышами Курземе и Видземе проголосовали 182 депутата, воздержался один.
Тем временем в августе 1917-го немцы захватили Ригу и часть Видземе, а 25 октября (7 ноября) в Петербурге произошел вооруженный переворот. Вскоре была создана Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика, причем в ее строительстве активно участвовали красные латышские стрелки. Советское правительство утвердило Декларацию прав народов России, которая провозгласила право на самоопределение и образование самостоятельных государств.
Латышская интеллигенция, в свою очередь, провела в Валке заседание Латышского временного национального совета. Довольно быстро элита нации стала ориентироваться на создание демократической республики, объединяющей территории Видземе, Курземе и Латгалии, но уже вне границ России. Впрочем, когда 17 декабря 1917 года Исполком Совета депутатов Латгалии обратился к большевикам в Петрограде с просьбой об отделении Резекненского, Даугвпилского и Лудзенского уездов (исторические земли Латгалии) от Витебской губернии и включении их в состав Латвии, о выходе из состава России речи еще не шло. Петроградские товарищи пошли латгалам навстречу - просьба была удовлетворена. Так состоялось официальное вступление Латгалии в состав Латвии.
В дальнейшем латгальскому краю пришлось пережить немало тягот: в Латвии шла ожесточенная война всех со всеми. Немцы, занявшие Двинск в феврале 1918-го, оставили его в декабре - вывод войск происходил в соответствии с пунктами капитуляции Германии перед странами Антанты. Город захватили красные, вскоре настроившие против себя большую часть населения. Все это совпало с голодом и несколькими эпидемиями. На западных фронтах взамен выбывших германцев объявился новый игрок - самостийная Польша. Уже в начале 1919 года польская армия начала наступление на восток - к слову, по воспоминаниям современников, в жестокости поляки даже превосходили большевиков.
Новоиспеченное польское государство пошло на союз с молодой Латвийской Республикой в борьбе с коммунистами. Дела у большевиков складывались неважно: наибольшую угрозу для них в тот период представляло белогвардейское воинство генерала Деникина, надвигавшееся с юга, поэтому части латышских стрелков вовсю перебрасывались из Латвии на Дон. В итоге малочисленную 15-ю Советскую армию вскоре изгнали из центральных частей Латвии, и за большевиками оставалась лишь Латгалия.
В новообразованной Латвийской Республике некоторое время раздумывали, надо ли отвоевывать Латгалию, - кое-кто считал, что это чуждая область, где многовато инородцев. Эту точку зрения переломили латгальские депутаты Народного совета в Риге (в частности, тот же Трасун), доказавшие, что Латгалия - это неотъемлемая часть Латвии. Вскоре польская армия Эдварда Рыдз-Смиглы, добившись превосходства в силах, вытеснила Советы за пределы этого региона. Из Двинска красные были изгнаны 3 января 1920 года, после чего город отдали Латвийской Республике. Во всем регионе царил голод, не хватало медикаментов, свирепствовали дизентерия и тиф.
Пока правительство пыталось нормализовать обстановку, латгальцы уже готовили делегатов для участия в Учредительном собрании, которому предстояло принять конституцию нового государства. В процессе ее разработки и принятия депутаты от Латгалии настаивали, чтобы в документе было отражено особое положение их региона, но остальные члены собрания их не поддержали, и в конституцию этот пункт не включили. Впрочем, латгальцам удалось «продавить» некоторые специальные нормативные акты, в которых, например, регламентировалось использование их родного языка.
Однако на особом положении Латгалия продержалась не долго. После того, как в 1934-м единоличным правителем в государстве стал Карлис Ульманис, он взял курс на построение «латышской Латвии» и стирание этнических различий. Этот курс продолжается и в сегодняшней Латвийской Республике, где латгальский язык все больше забывается и выходит из употребления.
Наш сосед в Таллинне "Дядя Лева в кепке" с большим черным пуделем Артошей с некупированным хвостом - "надо же Артоше эмоции выражать!" - происходил из дворянской семьи. Он рассказывал:
У нас был домик в Валга (где он и родился). После переворота 1917-го и распада Российской империи все начали все делить. Эстонцы и латыши разделили пограничный город на два: эстонский Валга и латвийский Валка. За городом граница проходила по речке (или ручью). А в самом городе некоторые улицы оказались разделенными: до номера Х - Эстония, с номера Х+2 - Латвия. А были и такие, где нечетная сторона - Эстония, а четная - Латвия.
Как-то наша собака убежала в Латвию. Пока мама за ней ходила и препиралась с пограничниками с двух сторон, убежало молоко. С тех пор убегжавшую собаку или козу мама всегда подзывала свистом.
Два брата-еврея-торговца построили в начале ХХ века дома друг напротив друга. Они не очень соблюдали традиции и, чтобы в шабат ходить друг к другу в гости, вырыли под улицей подземный ход. И вдруг они оказались в разных странах. В одной был дешевле шелк, в другой - еще что-то. Они наладили контрабандную торговлю...
Наши соседи-итальянцы в Рамат-а-Шароне, когда мы им об этом рассказали, сказали:
- Да в Триесте (на границе Югославии и Италии) все этим занимались...
Последнее, что я слышал о "Дяде Леве в кепке" - что он со своей женой Юлей живет в Кирьят-Арбе.
Важной вехой в национальной политике Эстонии стал принятый в 1925 г. Закон о культурной автономии национальных меньшинств. Национальными меньшинствами, на которые распространялось право на культурную автономию, закон признавал немцев, русских, шведов, а также все проживающие в пределах Эстонии народности, общее число граждан которых было не менее 3 000 человек.
Закон заслужил одобрение Лиги Наций как один из самых либеральных законов о культурной автономии национальных меньшинств
Немцы и евреи сумели воспользоваться правом на создание культурной автономии, а русские иприбрежные шведы и без того могли пользоваться родным языком в местных самоуправлениях.
Особенно важной культурная автономия была для национальной группы прибалтийских немцев, которая уже с XIII сформировалась как высший слой общества в стране. С развалом Российской империи и в результате провозглашения независимой Эстонской Республики, они утратили свою руководящую роль и привилегии. Однако, продолжали играть серьезную роль в экономической жизни страны. Культурная автономия позволила им успешно интегрироваться в демократической Эстонии.
В среде евреев, которые жили в основном в крупных городах, соперничали две группы, которые разделились по вопросу языка: какой язык - идиш или иврит - преподавать в еврейских школах. В итоге, доминирующую позицию заняли сионисты, получившие большинство в руководящих органах культурного самоуправления и в крупнейших еврейских организациях. Число евреев уменьшалось из-за постоянной эмиграции в Палестину. Несмотря на небольшое число евреев, они активно участвовали в экономической, политической и культурной жизни страны.
Шведы селились в Западной Эстонии и на островах с XIII века. С начала тысячелетия известно о наличии анклава славян в Эстляндии, который пополнился в XVI веке староверами, бежавшими сюда в результате церковного раскола в России. Шведские и русские национальные группы состояли в основном из крестьян и ремесленников, которые проявляли особую активность в политической и общественной жизни. Они не сумели создать своей культурной автономии, хотя представители русского национального меньшинства были в нем заинтересованы. В известной степени его заменил Союз русских просветительных и благотворительных обществ. Шведы в вопросе о культурной автономии заняли выжидательную позицию, пока национальная группа не окрепнет финансово и интеллектуально.
Еще о "дяде Леве в Кепке", русской жизни в Эстонской республике и ее знатоке Сассе Дормидонтове.