Умерщвление старухи в приёмном покое
После того, как Сидоров не поступил после школы во второй мед, а до этого на медфак Патриса Лумумбы, он устроился работать санитаром приемного покоя в Раменскую центральную районную больницу. Было ему семнадцать лет. То, чему он там научился, потом ему не просто помогло, оно его начало формировать, как врача.
К ним в приемник привезли старушку, снятую с электрички с трансмуральным инфарктом миокарда. Бабку быстро осмотрели, описали, Сидоров уложил ее на каталку, и тут она отчетливо прошамкала:
- У меня есть к вам требование.
- Какое, - наклонился к ней Сидоров.
- Вам надо меня умертвить. Немедленно. Умертвите меня! Умертвите меня!..
Бабка стала стереотипно выкрикивать эту фразу безо всяких эмоций, очень холодно и ровно, но громко. Смотрела она в одну точку в потолке.
Тут пришел Моисеев - молодой и талантливый кардиолог блока интенсивной терапии. Он сказал:
- В настоящее время все специалисты по умерщвлению в приемном покое отсутствуют. Сидоров - не специалист по умерщвлению, он тут никакой помощи вам не окажет. Так что вам придется подняться к нам, в блок интенсивной терапии, чтобы мы вами там плотно занялись.
Старуха вдруг забеспокоилась. Она явно не ожидала такого потворства.
- Нет уж, умерщвляйте меня тут...
- Чего вы боитесь, - мягким басом внушал ей Моисеев, - тут специалистов нет, а у нас на втором этаже - всё профессионально... - последнее словосочетание он произнес леденящим холодом голосом.
Сидоров перекрыл капельницу с полиглюкином, которую поставила ещё кардиобригада скорой помощи, положил бутылку полиглюкина бабке между ног, схватил каталку и один повёз её к лифту. Моисеев догнал его на полпути, помог довезти старуху до блока. Сидоров переложил ее на кровать. А Моисеев сказал красавице Ленке, медсестре:
- Бабушка просит её умертвить. Давай, действуй.
Бабка замерла, Ленка вколола ей два кубика реланиума в резинку капельницы, старуха заморгала и почти мгновенно уснула.
Утром бабка ничего не помнила. Верить в то, что она могла просить врачей об умерщвлении, отказывалась. Злилась и подозревала всех в тайном сговоре и вредительстве. Или же просто захотела жить, и ей стало стыдно.
Через полтора месяца её выписали из второй терапии, куда её перевели из блока на второй неделе пребывания в больнице, полностью восстановившейся. Доброй, ласковой старушкой.
К ним в приемник привезли старушку, снятую с электрички с трансмуральным инфарктом миокарда. Бабку быстро осмотрели, описали, Сидоров уложил ее на каталку, и тут она отчетливо прошамкала:
- У меня есть к вам требование.
- Какое, - наклонился к ней Сидоров.
- Вам надо меня умертвить. Немедленно. Умертвите меня! Умертвите меня!..
Бабка стала стереотипно выкрикивать эту фразу безо всяких эмоций, очень холодно и ровно, но громко. Смотрела она в одну точку в потолке.
Тут пришел Моисеев - молодой и талантливый кардиолог блока интенсивной терапии. Он сказал:
- В настоящее время все специалисты по умерщвлению в приемном покое отсутствуют. Сидоров - не специалист по умерщвлению, он тут никакой помощи вам не окажет. Так что вам придется подняться к нам, в блок интенсивной терапии, чтобы мы вами там плотно занялись.
Старуха вдруг забеспокоилась. Она явно не ожидала такого потворства.
- Нет уж, умерщвляйте меня тут...
- Чего вы боитесь, - мягким басом внушал ей Моисеев, - тут специалистов нет, а у нас на втором этаже - всё профессионально... - последнее словосочетание он произнес леденящим холодом голосом.
Сидоров перекрыл капельницу с полиглюкином, которую поставила ещё кардиобригада скорой помощи, положил бутылку полиглюкина бабке между ног, схватил каталку и один повёз её к лифту. Моисеев догнал его на полпути, помог довезти старуху до блока. Сидоров переложил ее на кровать. А Моисеев сказал красавице Ленке, медсестре:
- Бабушка просит её умертвить. Давай, действуй.
Бабка замерла, Ленка вколола ей два кубика реланиума в резинку капельницы, старуха заморгала и почти мгновенно уснула.
Утром бабка ничего не помнила. Верить в то, что она могла просить врачей об умерщвлении, отказывалась. Злилась и подозревала всех в тайном сговоре и вредительстве. Или же просто захотела жить, и ей стало стыдно.
Через полтора месяца её выписали из второй терапии, куда её перевели из блока на второй неделе пребывания в больнице, полностью восстановившейся. Доброй, ласковой старушкой.