По дорогам войны, тетрадь 2, гл 22, «Товарищ фриц»
«По дорогам войны»
Военная тетрадь номер 2 (дневник)
Гвардии лейтенант А. Куликов
Глава 22. «Товарищ фриц»
Два дня тому назад, на вечерней заре, приехал в город Левице.
20 марта дивизия и полк покинули передний край селения Склене Теплице в районе Грона, сдав этот участок фронта румынским частям, и совершила передислокацию. Днём 20 марта выехали из Склене Теплице через Тепногли, Георг Штольня, Банску Штявницу и сосредоточились вначале в Пиарг - пять километров юго-западнее города.
Рано утром 21 марта полк двинулся вновь через Богуце, Ботовце, Дислож на 35 километров всё в том же западном направлении. Горные ущелья и скалы постепенно сменились холмистой местностью, а затем началось некоторое подобие равнины. Давно не видел я сердца Карпат - равнины, о которой истосковался. И вот она! Широкие поля, дорога среди них. Горы расступились и ушли, куда-то далеко-далеко, едва видны на горизонте. Голубые вершины их едва различаются на десятке километров.
Ещё в Пиарг стало известно что, не доезжая до города Левице километров 5-6, дивизия уходит к Грону и занимает свой участок. Дороги стонут от гигантского нескончаемого потока войск: пехоты, артиллерии, танков и машин. Когда мы подъезжали к Банской Штявнице, на перекрёстке двух шоссейных дорог образовалась пробка. Несколько дивизий шли в одном и том же направлении: 110-я, 203-я, 228-я.
Когда утром мы прибыли Дислож, 8 километров севернее города Левице, я ясно понял, что здесь начнётся прорыв. Шла вся 33-я армия. Сегодня прибыла в полном составе сюда 7-я армия. Я помню, как в августе 1944 года между 17 и 20 числами прорыва под Яссами, по всем дорогам Бессарабии и Северо-Восточной Румынии шли бесконечные потоки войск и техники. Так и сейчас.
На вечерней заре большой и красивый город Левице ещё был наполовину пуст. Жители эвакуированы в тыл фронта на 15-30 километров. Военной почты нет. Передний край к северо-западу от города 7-8 километров. На передовой зловещая тишина. Ни единого выстрела. Зашло солнце. Наступила тёплая мартовская ночь. Луна конца первой четверти освещала город, но он был уже полон движения и жизни.
Город с каждой минутой наполнялся батальонами, полками, дивизиями, корпусами армии. Нельзя было на узких улицах ни пройти, ни проехать. Все дворы и сараи заполнены конями, бричками автомашинами. Все комнаты, этажи и лестницы солдатами. Везде и в городе и за городом пушки, пушки и пушки! Шагу ступить негде. Везде пушки.
23 марта днём и ночью дороги по прежнему стонали от движения техники - «Катюш», «Андрюш», тяжёлой артиллерии танков. Наводнение техникой и пехотой продолжается и до сих пор - 24 марта 23 часа 30 минут.
Большой город Западной Европы. В огромные окна залы заглядывают вершины Альп. На Западе умирает вечерняя заря, и лучи её света заливают бледно-голубым фосфорическим светом пустой асфальт, улицу и огромные корпуса домов. Всю ночь вчера город и его окрестности содрогались от взрывов немецких бомб, всю ночь в воздухе гудели немецкие самолёты, в городе полыхают пожары. Люди не спят.
В этой части города, где живу сейчас я, сравнительно тихо, если не считать сотни 8 снарядов, упавших в радиусе от дома занимаемого мной на 150-200 метров. Дом остался цел. Окна огромные и светлые, чудом сохранили стёкла. В комнате тепло и уютно. Со стен в золотых рамках смотрят на меня фамильные портреты, каких-то родовитых и знатных мадьяр. Мадьяры (хозяева дома) неизвестно где. Это хорошо. На столе горит лампа. Комбат Белогуров спит. Иван Терехов и Николай Потапенко тоже.
Но вокруг дома мы расставили несколько постов. Несколько раз выходил на улицу. Лунная ночь делает город волшебным. Воздух свеж и прозрачен. Но где-то на недосягаемой высоте слышится непрерывный рокот моторов немецких самолётов. Передний край озаряется вспышками, похожими на зарницы, взрывами, гулко разносящими эхо. Резонансом среди каменных стен и асфальта города.
Зенитные пулемёты неумолкаемо строчат в сторону невидимого врага, гул моторов которого едва слышен. А лёгкие противотанковые бомбы - хлопушки, как горох сыплются непрерывно в различных концах города. Безусловно «товарищ фриц», как в насмешку зовут немцев фронтовики, уже знают о готовящемся против него ударе.
Сегодня весь день работаю над историей полка. Закончил описание сражений в районе венгерского селения Надь Байом и перешёл к боям под селением Бихор Удвари. Хорошо хоть то, что сегодня почти никто не мешал мне. А то вчера, как только я собрался приняться за работу, пришёл капитан Фукс (парторг полка) и привёл ко мне капитана Стуковского и сержанта Ростовцева (работников политотдела дивизии), которые тоже пишут историю дивизии и пока ещё ничего не написали. Так вот они целый день просидели у меня не дали работать. Толкли в ступе воду и извлекали из моей работы материал для истории дивизии. Оказывается, во всей дивизии историю полка пишу только я. В 247-ом артиллерийском полку, а 307, 310, 313 стрелковый полки, в том числе и эта дивизия, этой работы почти не начинали.
Этими днями получил несколько писем. Два от своего племянника Бориса Добронравова, одно от Славы, одно от Нины, от Цендринской Нины Петровны, от Зои Котельниковой, и наконец, самое интересное от Феодосия Фёдоровича Гливинского из Сталинобада. Он, как всегда старый холостяк, острит против женщин, испражняясь цитатами Еврипида и других светил древности и средневековья, надо сказать остроумно. Я с ним согласен. Тоскуют также и местные и ждут моего приезда.
И так завтра наступление! Дай то Бог удачи! Только сейчас тяжело ранен в голову, руку и ногу ездовой Щербаков и его конь. В девяти метрах от него упала бомба хлопушка.
Вчера мне приснился сон и странное дело, эти сны о Ленской Тайге и прииске Светлом, который с каждым днём всё делается дороже и милее для меня, снится мне всё чаще и чаще. Вот уже второй раз я с радостью и одновременно, с какой-то сладкой грустью переживаю волшебный мгновенный приезд на Ленинский. Ночь. Приисковая улица в тёмную ночь безлюдна. Я знаю, что давно уже не был Ленской (4-5 лет) и мне хочется узнать остался ли кто из моих дорогих и близких друзей юношей учащихся.
В оба раза я захожу ночью в школу. На этот раз я встретил там ученика шестого или седьмого класса (по 1939 г.) Владимира Уткина. Часто вспоминаю Юру Печёнкина, Василия Адеева, Яна Максимова Серёжу Шатова, Ваню Банщикова и многих других прекрасных юношей. Увижу ли я их когда-нибудь? Разве можно забыть прекрасно проведённое время на Бодайбо на квартире у Семёна Блинова? 15 ноября 1939 г. вместе с Яненам Максимовым? Нет!
Вспоминаются и другие: Ваня Сёмин, Миша Балибин, Миша Оглоблин, Шура Андриенко, Ваня Третьяков, Саша Гуляев, Вася Хохлов, Сеня Эблемутов, Гриша Коварский, Иосиф Лоханин, Ваня Филипенко. Да мало ли друзей осталось в прошлом, которых, вероятно, больше никогда не увижу. Месяца два назад я, также тоскуя по Ленской тайге, как и сейчас, написал письмо в адрес Ленинской средней школы на имя директора и просил ответить мне, где Янек Максимов Серёжа Шатов и другие дорогие люди моего прошлого.
Получу ли ответ и когда? Ах, как я рад буду этому ответу, если получу его! Ну, что же! Пора спать.
Сейчас около трёх ночи, 25 марта 1945 года.
По асфальту грохочут брички, а окна сотрясает канонада.
Записано: Чехословакия, г. Левице. 24 марта 1945 года, суббота.
Продолжение следует.
Военная тетрадь номер 2 (дневник)
Гвардии лейтенант А. Куликов
Глава 22. «Товарищ фриц»
Два дня тому назад, на вечерней заре, приехал в город Левице.
20 марта дивизия и полк покинули передний край селения Склене Теплице в районе Грона, сдав этот участок фронта румынским частям, и совершила передислокацию. Днём 20 марта выехали из Склене Теплице через Тепногли, Георг Штольня, Банску Штявницу и сосредоточились вначале в Пиарг - пять километров юго-западнее города.
Рано утром 21 марта полк двинулся вновь через Богуце, Ботовце, Дислож на 35 километров всё в том же западном направлении. Горные ущелья и скалы постепенно сменились холмистой местностью, а затем началось некоторое подобие равнины. Давно не видел я сердца Карпат - равнины, о которой истосковался. И вот она! Широкие поля, дорога среди них. Горы расступились и ушли, куда-то далеко-далеко, едва видны на горизонте. Голубые вершины их едва различаются на десятке километров.
Ещё в Пиарг стало известно что, не доезжая до города Левице километров 5-6, дивизия уходит к Грону и занимает свой участок. Дороги стонут от гигантского нескончаемого потока войск: пехоты, артиллерии, танков и машин. Когда мы подъезжали к Банской Штявнице, на перекрёстке двух шоссейных дорог образовалась пробка. Несколько дивизий шли в одном и том же направлении: 110-я, 203-я, 228-я.
Когда утром мы прибыли Дислож, 8 километров севернее города Левице, я ясно понял, что здесь начнётся прорыв. Шла вся 33-я армия. Сегодня прибыла в полном составе сюда 7-я армия. Я помню, как в августе 1944 года между 17 и 20 числами прорыва под Яссами, по всем дорогам Бессарабии и Северо-Восточной Румынии шли бесконечные потоки войск и техники. Так и сейчас.
На вечерней заре большой и красивый город Левице ещё был наполовину пуст. Жители эвакуированы в тыл фронта на 15-30 километров. Военной почты нет. Передний край к северо-западу от города 7-8 километров. На передовой зловещая тишина. Ни единого выстрела. Зашло солнце. Наступила тёплая мартовская ночь. Луна конца первой четверти освещала город, но он был уже полон движения и жизни.
Город с каждой минутой наполнялся батальонами, полками, дивизиями, корпусами армии. Нельзя было на узких улицах ни пройти, ни проехать. Все дворы и сараи заполнены конями, бричками автомашинами. Все комнаты, этажи и лестницы солдатами. Везде и в городе и за городом пушки, пушки и пушки! Шагу ступить негде. Везде пушки.
23 марта днём и ночью дороги по прежнему стонали от движения техники - «Катюш», «Андрюш», тяжёлой артиллерии танков. Наводнение техникой и пехотой продолжается и до сих пор - 24 марта 23 часа 30 минут.
Большой город Западной Европы. В огромные окна залы заглядывают вершины Альп. На Западе умирает вечерняя заря, и лучи её света заливают бледно-голубым фосфорическим светом пустой асфальт, улицу и огромные корпуса домов. Всю ночь вчера город и его окрестности содрогались от взрывов немецких бомб, всю ночь в воздухе гудели немецкие самолёты, в городе полыхают пожары. Люди не спят.
В этой части города, где живу сейчас я, сравнительно тихо, если не считать сотни 8 снарядов, упавших в радиусе от дома занимаемого мной на 150-200 метров. Дом остался цел. Окна огромные и светлые, чудом сохранили стёкла. В комнате тепло и уютно. Со стен в золотых рамках смотрят на меня фамильные портреты, каких-то родовитых и знатных мадьяр. Мадьяры (хозяева дома) неизвестно где. Это хорошо. На столе горит лампа. Комбат Белогуров спит. Иван Терехов и Николай Потапенко тоже.
Но вокруг дома мы расставили несколько постов. Несколько раз выходил на улицу. Лунная ночь делает город волшебным. Воздух свеж и прозрачен. Но где-то на недосягаемой высоте слышится непрерывный рокот моторов немецких самолётов. Передний край озаряется вспышками, похожими на зарницы, взрывами, гулко разносящими эхо. Резонансом среди каменных стен и асфальта города.
Зенитные пулемёты неумолкаемо строчат в сторону невидимого врага, гул моторов которого едва слышен. А лёгкие противотанковые бомбы - хлопушки, как горох сыплются непрерывно в различных концах города. Безусловно «товарищ фриц», как в насмешку зовут немцев фронтовики, уже знают о готовящемся против него ударе.
Сегодня весь день работаю над историей полка. Закончил описание сражений в районе венгерского селения Надь Байом и перешёл к боям под селением Бихор Удвари. Хорошо хоть то, что сегодня почти никто не мешал мне. А то вчера, как только я собрался приняться за работу, пришёл капитан Фукс (парторг полка) и привёл ко мне капитана Стуковского и сержанта Ростовцева (работников политотдела дивизии), которые тоже пишут историю дивизии и пока ещё ничего не написали. Так вот они целый день просидели у меня не дали работать. Толкли в ступе воду и извлекали из моей работы материал для истории дивизии. Оказывается, во всей дивизии историю полка пишу только я. В 247-ом артиллерийском полку, а 307, 310, 313 стрелковый полки, в том числе и эта дивизия, этой работы почти не начинали.
Этими днями получил несколько писем. Два от своего племянника Бориса Добронравова, одно от Славы, одно от Нины, от Цендринской Нины Петровны, от Зои Котельниковой, и наконец, самое интересное от Феодосия Фёдоровича Гливинского из Сталинобада. Он, как всегда старый холостяк, острит против женщин, испражняясь цитатами Еврипида и других светил древности и средневековья, надо сказать остроумно. Я с ним согласен. Тоскуют также и местные и ждут моего приезда.
И так завтра наступление! Дай то Бог удачи! Только сейчас тяжело ранен в голову, руку и ногу ездовой Щербаков и его конь. В девяти метрах от него упала бомба хлопушка.
Вчера мне приснился сон и странное дело, эти сны о Ленской Тайге и прииске Светлом, который с каждым днём всё делается дороже и милее для меня, снится мне всё чаще и чаще. Вот уже второй раз я с радостью и одновременно, с какой-то сладкой грустью переживаю волшебный мгновенный приезд на Ленинский. Ночь. Приисковая улица в тёмную ночь безлюдна. Я знаю, что давно уже не был Ленской (4-5 лет) и мне хочется узнать остался ли кто из моих дорогих и близких друзей юношей учащихся.
В оба раза я захожу ночью в школу. На этот раз я встретил там ученика шестого или седьмого класса (по 1939 г.) Владимира Уткина. Часто вспоминаю Юру Печёнкина, Василия Адеева, Яна Максимова Серёжу Шатова, Ваню Банщикова и многих других прекрасных юношей. Увижу ли я их когда-нибудь? Разве можно забыть прекрасно проведённое время на Бодайбо на квартире у Семёна Блинова? 15 ноября 1939 г. вместе с Яненам Максимовым? Нет!
Вспоминаются и другие: Ваня Сёмин, Миша Балибин, Миша Оглоблин, Шура Андриенко, Ваня Третьяков, Саша Гуляев, Вася Хохлов, Сеня Эблемутов, Гриша Коварский, Иосиф Лоханин, Ваня Филипенко. Да мало ли друзей осталось в прошлом, которых, вероятно, больше никогда не увижу. Месяца два назад я, также тоскуя по Ленской тайге, как и сейчас, написал письмо в адрес Ленинской средней школы на имя директора и просил ответить мне, где Янек Максимов Серёжа Шатов и другие дорогие люди моего прошлого.
Получу ли ответ и когда? Ах, как я рад буду этому ответу, если получу его! Ну, что же! Пора спать.
Сейчас около трёх ночи, 25 марта 1945 года.
По асфальту грохочут брички, а окна сотрясает канонада.
Записано: Чехословакия, г. Левице. 24 марта 1945 года, суббота.
Продолжение следует.