Продолжение темы, инициированной
pretre_philippeВ прошлый раз мы пытались развивать следующий тезис: то, что монотеизм лучше, чем политеизм, равносильно тому, что это «моно», единство Бога - не цифра, не количественная единица, а качественная характеристика. Иначе непонятно, зачем отдавать единобожию предпочтение. Опираясь на Тиллиха и Бибихина, мы пришли к
(
Read more... )
Reply
Для меня уже то, что Тиллих оперирует понятием откровения, говорит о рассмотрении им и движения "сверху вниз". (Он сам, правда, больше любит метафору поверхности - глубины, чем верха - низа, и это имеет назначение: не удваивать реальность.) Но откровение для него - это не сведения или идеи, это события, которые воспринимаются человеком как манифестация Бога. События случаются, их вызывает не сам человек, поэтому они не "снизу". Важно и то, что такое событие определенным образом изменяет человека. Но не таким, что вбрасывает в его разум конкретное содержание, недоступное этому конечному разуму. Другое дело, что оно актуализирует потенции этого разума, как бы будя его..
Об этом у него в части "Разум и откровение" т.1-2 "Систематической теологии".
И такому подходу я вроде бы не противоречу в данной постановке проблемы.
Reply
Reply
Интересно, конечно, поставить вопрос и более широко: как событие Откровения, в частности событие Христа повлияло на осмысление реальности в целом, в частности, на самого человека.
Reply
Тот персонализм, о котором я ранее несколько раз писал, на мой взгляд, прямо вытекает из Откровения. Да и конституция Второго Ватикана Gaudium et Spes в 22 пункте прямо говорит, что Откровение о Боге является одновременно откровением о человеке.
Reply
Да, это важная проблема - как возможно откровение. Тиллих пытается решить ее не за счет понимания слов "по образу и подобию Нашему" через схему "образ - первообраз", аналогию бытия и т. п. Он решвет ее за счет "предельной заботы" человека о своем бытии, которая как бы настраивает его изнутри на вопрос о Боге, поиск Бога. Это и обуславливает то смысловое поле человека, в котором событие при определенных его качествах понимается как самопроявление Бога. Только это для него именно откровение Бога, а не откровение о Боге, поскольку это не информация.
А уже в свете откровения, которое как событие сугубо неординарное по-иному высвечивает реальность, человек лучше что-то понимает и относительно самого себя, и относительно мира.
Reply
Но это уже второй вопрос, а главное не это. "Предельная забота" это проявление человеческой деятельности снизу. На что она человека настраивает? На вопрос о Боге? А с какой собственно стати, если человек не создан по образу и подобию Бога? С какой стати высшая человеческая деятельность будет ориентироваться именно на Бога? Без движения "сверху вниз", осуществляемого двояко, в виде двух откровений, трансцендентального и категориального, по Ранеру (то есть изначально в творении особым образом, а затем в самораскрытии Бога), -- всё это остаётся в круге светской экзистенциальной философии, которую можно понимать хоть по Сартру, хоть по Хайдеггеру.
Reply
1. Да, на вопрос о Боге. Вопрос "с какой стати?" снимается тем, что Бог это и есть то самое основание или источник бытия, причастность которому удовлетворило бы предельную заботу, укоренив человека в бытии и устранив угрозу небытия.
Reply
От проблемы обусловленности всего и вся как раз можно перейти к вопросу 2, об обусловленности вербализации.
Я считаю, что книга Виктора Франкла "Человек в поисках смысла" очень удачно отвечает на такие вопросы, разводя понятия обусловленности и детерминированности. После условного "вычета" обусловленности, как конкретных форм выражения, так и поведения человека, остаётся фундаментальный остаток, то что создаёт человека, его базовый опыт и относится к его свободе (это Франклу интереснее всего).
Большинство редукционистких построений современного мира как раз не могут удержаться в этом "и-и", соскальзывая в "или-или".
Reply
Сам я верю в свободу человека, но осознаю, что это именно предмет веры. Строго доказать свободу (и даже то, что тот опыт, который можно трактовать как опыт свободы, таковым является) невозможно. Во всяком случае, наука быстро нам покажет, что нет никакой свободы, человек состоит из сплошных детерминизмов. Но это не способно закрыть тему свободы (отдельный разговор).
Мой учитель, Г.Б. Гутнер считал, что и сама человечность (за пределами биологической констатации вида homo sapiens) тоже является предметом веры, имея в этом смысле религиозную природу.
Reply
Reply
Я имел в виду то, что наука вообще не рассматривает свободу, она работает в сфере причинности, максимум - вероятностности. Опыт свободы, тем не менее, мы можем засвидетельствовать. И здесь очень интересная вещь. Строго доказать, что в нашем поступке именно свобода, а не сочетание биохимии, социальных стереотипов и т.д., мы не можем. С другой стороны, очевидно, что мы не руководствуемся в поступках научным знанием подобного рода - это придет в голову разве что фантасту. Т.е. нам неважно, какая там биохимия и социальность, мы просто считаем, что так надо, и делаем. Теоретически может оказаться, что это химия и социальность, но нам не нужно этого знания для поступка. Получается, что свобода связана с незнанием, как это у Канта.
Где-то созвучные мысли есть и у n_vilonov, на мой взгляд, теологически интересного ЖЖ-юзера (прямо сейчас трудно дать ссылку).
Что касается религиозности, ни у Гутнера, ни у меня не имеется в виду, что ею надо доказывать человечность. Мысль та, что моральное единство человечества примерно так же не доказуемо строго, ( ... )
Reply
Reply
Reply
Точнее я бы свою позицию сформулировал так. Вера, конечно, не есть "ущербное знание", если знание понимать в обычном смысле когнитивных структур разума, связанном с фактологическими данными и логикой. Вера - это целоличностный акт охваченности человека ее предметом, стремления к нему. Но сам этот акт осуществляется в ситуации дистанции между человеком и предметом веры. А знание, даже если понимать его не узко интеллектуально, а глубже, как онтологическую причастность (как понимается он в мистицизме) - это отсутствие дистанции, близость. В этом смысле, допустим, эсхатон - это уже не ситуация веры, вера - состояние эмпирического человека, связанное со свободой и риском.
Кстати, для Канта, насколько понимаю, этот момент риска и эсхатологичности как раз общий для сфер чистого и практического разума. Мы рискуем и при выборе "модели" реальности, и при выборе морального правила. Во всех случаях смыслы лежат в области надежды, что и есть эсхатологизм.
Reply
Reply
Leave a comment