кусочек, который не пригодился в репортаже
ЭТО НЕНУЖНОЕ ПЯТНО - ЧЕЧЕНСКАЯ ВОЙНА
11 декабря 1994 года начался ввод войск в Чеченскую республику. 11 декабря года 2012-го на поезде я приезжаю в Грозный. Ровно 18 лет прошло с начала войны. Совершеннолетие.
Уже в поезде я заметил, что люди не заводят разговор о войне намеренно, но могут обмолвиться о ней в любой момент. Её мрачная тень неожиданно проскальзывает в беседах, которые с теми событиями, казалось бы, никак не связаны. На протяжении всего пути тема войны словно висела где-то в воздухе - в районе багажных полок, под самым потолком. И как будто невзначай периодически глухо падала оттуда пыльным мешком. Бух! В такие мешки проводницы запихивают грязное постельное бельё и кладут наверх, подальше, чтобы они никому не мешали.
На вокзале меня встречает Беслан. Устраивает экскурсию по городу. Мелкие капли дождя сыплются на лобовое стекло.
- Город сильно перестроен? - спрашиваю.
- Ну да. Живого места не было. В основном здесь остались те же здания. Те же здания отремонтировали. Вот этот театр, вот, концертный зал восстановили заново.
Здания со свежей отделкой проплывают за окнами автомобиля. Я верчу головой по туристическому принципу «посмотрите налево - посмотрите направо».
- А это что за памятник?
- Памятник Дружбы Народов. Русский, чеченец, ингуш. Сейчас тоже восстановили. Он был без голов. Вот видите, плакат висит? - Беслан показывает рукой за спины русского, чеченца и ингуша - там забор, к которому привязан плакат «День Конституции - особый праздник», - Смертные казни там устраивали. Была такая стена вот там. Вроде как шариат. За то, что воровали, там это… - Беслан даёт краткую справку, выворачивая руль направо, - Вот, а это музей Ахмат-Хаджи!
Все без исключения, с кем я успеваю пообщаться в столице Чечни, не упускают случая спросить:
- И как вам Грозный?
Это не дежурный вопрос. В глазах собеседников - искренний интерес. И они ждут моего ответа, словно я даю оценку лично им:
- Красивый, конечно. Но какой-то необжитой, - я не кривлю душой.
Действительно, гуляя по улицам, я иногда чувствовал себя в игрушечном городе, ещё вчера собранном из кубиков конструктора - вокруг всё новое и чистое. Масштаб проделанной работы впечатляет.
- В принципе, основные объёмы восстановления уже выполнены, - говорит вежливый и статный Балауды Алаудинович Магомадов, главный архитектор Грозного. Себя он называет «одним из последних могикан тех СССР-овских времён». На эту должность Балауды Алаудинович заступил в июле 2012 года. Мы беседуем в его рабочем кабинете, в котором висит большая карта Грозного.
- Ваш предшественник, Джалал Кадиев, однажды сказал, что первостепенной задачей является - убрать из города все следы войны, чтобы люди как можно быстрее об этом забыли. Вы придерживаетесь такого же принципа в своей работе?
- Конечно-конечно. Конечно, мы и дальше этого придерживаемся. Естественно, сейчас вы следов войны мало увидите.
- Просто, если смотреть на другие места, где имели место те или иные драматические события, то при реконструкциях оставляют какие-то свидетельства - как память или в назидание потомкам.
- Ну, да.
- А в Грозном, если идти по городу, вообще ничего нет.
- Нам это малоприятно. По-моему, для нас в этом мало приятного - видеть разрушенное. Поэтому мы старались ликвидировать всё. Потому что исторически для нас… для России, скажем так, да?... это ненужное пятно. В истории России это ненужное пятно. Если бы эта война была между государствами какими, может, тогда мы и сохранили бы. Потому что тогда в Москве побеспокоились бы, что нужно сохранить. Но сами мы об этом не побеспокоились, потому что быстро хотелось всё восстановить. И вопрос этот, я думаю, решили правильно.
В Грозном о войне могут напомнить разве что следы от пулевых попаданий на памятнике Дружбы Народов. Их пытались замазать, но отметины всё равно видны. Да и переходы на площади Минутка, где когда-то шли ожесточённые бои, до сих пор не работают. Света нет, поэтому ступать приходится очень осторожно, подсвечивая себе экраном мобильного телефона и уворачиваясь от свисающих проводов и каких-то железок. Жаль, нельзя увернуться от стойкого запаха сырости и страха.
Есть ещё мемориал сотрудникам МВД Чечни, погибшим во время «контртеррористической операции», второй кампании. Чёрные валуны и памятные плиты с высеченными на них фамилиями расположились кругом на том самом месте, где возвышался раньше Президентский дворец, оплот сопротивления дудаевцев. Здание дворца было разрушено до основания российскими военными в феврале 1996 года. Установлением мемориала завершилось символическое завоевание этой точки городского пространства.
- Нет ли каких-то планов по созданию монумента в память о событиях войны, который был бы посвящён, скажем, «всем погибшим»? - спрашиваю я у Балауды Алаудиновича.
Правильнее было бы спросить - «всем невинно погибшим». Но, в любом случае, Балауды Алаудинович о таких планах не слышал:
- Не в курсе. Эти решения пусть принимают политики. Ну, я же не всё знаю.
Я провожу рукой по свежей отделке одного из домов на проспекте Кадырова. Под ней - следы, оставшиеся от штурмов и обстрелов. Эти росчерки надёжно спрятали, а поверх развесили фонарики. Смотрится красиво, особенно вечером. В один из таких вечеров я пью чай с женщиной, чеченкой, которая обе войны провела в Грозном. Седые волосы убраны под платок. Голос тонкий и уставший. Она рассказывает мне, как вместе с другими женщинами, детьми и стариками она пряталась в подвале, как пришли российские военные и вначале вывели всех на улицу, а потом загнали в подъезд дома. И по подъезду выстрелил танк. Женщина засучивает рукава и показывает мне посечённые руки.
- Где ты сегодня был? - она неторопливо убирает со стола посуду, пока я допиваю чай.
- Общался с главным архитектором Грозного.
- И что он сказал?
- Сказал, что главный принцип - устранить все следы войны, чтобы люди о ней забыли.
- Но разве люди могут об этом забыть?
11 декабря 1994 года начался ввод войск в Чеченскую республику. 11 декабря года 2012-го на поезде я приезжаю в Грозный. Ровно 18 лет прошло с начала войны. Совершеннолетие.
Уже в поезде я заметил, что люди не заводят разговор о войне намеренно, но могут обмолвиться о ней в любой момент. Её мрачная тень неожиданно проскальзывает в беседах, которые с теми событиями, казалось бы, никак не связаны. На протяжении всего пути тема войны словно висела где-то в воздухе - в районе багажных полок, под самым потолком. И как будто невзначай периодически глухо падала оттуда пыльным мешком. Бух! В такие мешки проводницы запихивают грязное постельное бельё и кладут наверх, подальше, чтобы они никому не мешали.
На вокзале меня встречает Беслан. Устраивает экскурсию по городу. Мелкие капли дождя сыплются на лобовое стекло.
- Город сильно перестроен? - спрашиваю.
- Ну да. Живого места не было. В основном здесь остались те же здания. Те же здания отремонтировали. Вот этот театр, вот, концертный зал восстановили заново.
Здания со свежей отделкой проплывают за окнами автомобиля. Я верчу головой по туристическому принципу «посмотрите налево - посмотрите направо».
- А это что за памятник?
- Памятник Дружбы Народов. Русский, чеченец, ингуш. Сейчас тоже восстановили. Он был без голов. Вот видите, плакат висит? - Беслан показывает рукой за спины русского, чеченца и ингуша - там забор, к которому привязан плакат «День Конституции - особый праздник», - Смертные казни там устраивали. Была такая стена вот там. Вроде как шариат. За то, что воровали, там это… - Беслан даёт краткую справку, выворачивая руль направо, - Вот, а это музей Ахмат-Хаджи!
Все без исключения, с кем я успеваю пообщаться в столице Чечни, не упускают случая спросить:
- И как вам Грозный?
Это не дежурный вопрос. В глазах собеседников - искренний интерес. И они ждут моего ответа, словно я даю оценку лично им:
- Красивый, конечно. Но какой-то необжитой, - я не кривлю душой.
Действительно, гуляя по улицам, я иногда чувствовал себя в игрушечном городе, ещё вчера собранном из кубиков конструктора - вокруг всё новое и чистое. Масштаб проделанной работы впечатляет.
- В принципе, основные объёмы восстановления уже выполнены, - говорит вежливый и статный Балауды Алаудинович Магомадов, главный архитектор Грозного. Себя он называет «одним из последних могикан тех СССР-овских времён». На эту должность Балауды Алаудинович заступил в июле 2012 года. Мы беседуем в его рабочем кабинете, в котором висит большая карта Грозного.
- Ваш предшественник, Джалал Кадиев, однажды сказал, что первостепенной задачей является - убрать из города все следы войны, чтобы люди как можно быстрее об этом забыли. Вы придерживаетесь такого же принципа в своей работе?
- Конечно-конечно. Конечно, мы и дальше этого придерживаемся. Естественно, сейчас вы следов войны мало увидите.
- Просто, если смотреть на другие места, где имели место те или иные драматические события, то при реконструкциях оставляют какие-то свидетельства - как память или в назидание потомкам.
- Ну, да.
- А в Грозном, если идти по городу, вообще ничего нет.
- Нам это малоприятно. По-моему, для нас в этом мало приятного - видеть разрушенное. Поэтому мы старались ликвидировать всё. Потому что исторически для нас… для России, скажем так, да?... это ненужное пятно. В истории России это ненужное пятно. Если бы эта война была между государствами какими, может, тогда мы и сохранили бы. Потому что тогда в Москве побеспокоились бы, что нужно сохранить. Но сами мы об этом не побеспокоились, потому что быстро хотелось всё восстановить. И вопрос этот, я думаю, решили правильно.
В Грозном о войне могут напомнить разве что следы от пулевых попаданий на памятнике Дружбы Народов. Их пытались замазать, но отметины всё равно видны. Да и переходы на площади Минутка, где когда-то шли ожесточённые бои, до сих пор не работают. Света нет, поэтому ступать приходится очень осторожно, подсвечивая себе экраном мобильного телефона и уворачиваясь от свисающих проводов и каких-то железок. Жаль, нельзя увернуться от стойкого запаха сырости и страха.
Есть ещё мемориал сотрудникам МВД Чечни, погибшим во время «контртеррористической операции», второй кампании. Чёрные валуны и памятные плиты с высеченными на них фамилиями расположились кругом на том самом месте, где возвышался раньше Президентский дворец, оплот сопротивления дудаевцев. Здание дворца было разрушено до основания российскими военными в феврале 1996 года. Установлением мемориала завершилось символическое завоевание этой точки городского пространства.
- Нет ли каких-то планов по созданию монумента в память о событиях войны, который был бы посвящён, скажем, «всем погибшим»? - спрашиваю я у Балауды Алаудиновича.
Правильнее было бы спросить - «всем невинно погибшим». Но, в любом случае, Балауды Алаудинович о таких планах не слышал:
- Не в курсе. Эти решения пусть принимают политики. Ну, я же не всё знаю.
Я провожу рукой по свежей отделке одного из домов на проспекте Кадырова. Под ней - следы, оставшиеся от штурмов и обстрелов. Эти росчерки надёжно спрятали, а поверх развесили фонарики. Смотрится красиво, особенно вечером. В один из таких вечеров я пью чай с женщиной, чеченкой, которая обе войны провела в Грозном. Седые волосы убраны под платок. Голос тонкий и уставший. Она рассказывает мне, как вместе с другими женщинами, детьми и стариками она пряталась в подвале, как пришли российские военные и вначале вывели всех на улицу, а потом загнали в подъезд дома. И по подъезду выстрелил танк. Женщина засучивает рукава и показывает мне посечённые руки.
- Где ты сегодня был? - она неторопливо убирает со стола посуду, пока я допиваю чай.
- Общался с главным архитектором Грозного.
- И что он сказал?
- Сказал, что главный принцип - устранить все следы войны, чтобы люди о ней забыли.
- Но разве люди могут об этом забыть?