Перевод и (не)понимание
«Если переводчик делает свою работу в полном соответствии с современными стандартами, то тогда с неизбежностью в изготовленном им переводе нам будет понятно абсолютно все. Но если, однако, я читаю текст на чужом языке или на старогерманском языке, например, сделанный Лютером перевод Библии или роман “Симплициссимус” фон Гриммельсгаузена, недавно с помпой переведенный на современный немецкий, - любой оригинальный текст, не имеющий отношения к моему непосредственному биографическому опыту, - то меня посещает такая великая вещь, как непонимание или недопонимание. Переводчики же, напротив, главные враги и профессиональные истребители всякого неполного понимания. То, что мы не выносим недопонимания, не терпим, изгоняем или прячем его всеми доступными средствами, кажется мне тоталитарной характеристикой нашей эпохи. Мы - и здесь переводчикам принадлежит первая скрипка - превратили стремление и даже обязанность понимать в идеологию нашего времени», - пишет некто Стефан Вейднер, переводчик с арабского на немецкий, в журнале «Неприкосновенный запас» (via avvas).
Меня это, признаться, неподдельно изумляет. Что, в самом деле, - если переводчик делает свою работу как следует, то от этого в переводе становятся совершенно, абсолютно понятны, скажем, Джойс, или Гертруда Стайн, или Целан? А если мы читаем на своём родном языке позднего Мандельштама - нам там, может, тоже абсолютно всё понятно? Или наоборот, если мы на своём родном языке читаем «Я Вас любил - любовь ещё, быть может...» - мы в нём абсолютно всё понимаем (при том, что все слова по отдельности предельно просты и понятны)?
С другой стороны - непонимание и недопонимание, конечно, великая вещь, но не в гипостазированном же виде, не как самоцель, а как инструмент для понимания, стимул для него: не нужно ничего понимать там, где и так всё понятно. В том числе подлежат пониманию и непонимание с недопониманием: их пределы, их условия, их последствия.
Наконец, насчёт «современных стандартов» для переводчика. Вообще-то современные стандарты никак не разрешают переводчику переводить то, что в подлиннике было непонятным и вызывало у читателя недопонимание, так, чтобы в переводе оно оказывалось совершенно понятным. Тёмное и герметичное для читателя оригинала должно оставаться тёмным и герметичным для читателя перевода. Но посредником между этими двумя непониманиями должно выступить понимание переводчика - как минимум, относительное: понимание того, где, как и почему подлинник тёмен и герметичен.
Меня это, признаться, неподдельно изумляет. Что, в самом деле, - если переводчик делает свою работу как следует, то от этого в переводе становятся совершенно, абсолютно понятны, скажем, Джойс, или Гертруда Стайн, или Целан? А если мы читаем на своём родном языке позднего Мандельштама - нам там, может, тоже абсолютно всё понятно? Или наоборот, если мы на своём родном языке читаем «Я Вас любил - любовь ещё, быть может...» - мы в нём абсолютно всё понимаем (при том, что все слова по отдельности предельно просты и понятны)?
С другой стороны - непонимание и недопонимание, конечно, великая вещь, но не в гипостазированном же виде, не как самоцель, а как инструмент для понимания, стимул для него: не нужно ничего понимать там, где и так всё понятно. В том числе подлежат пониманию и непонимание с недопониманием: их пределы, их условия, их последствия.
Наконец, насчёт «современных стандартов» для переводчика. Вообще-то современные стандарты никак не разрешают переводчику переводить то, что в подлиннике было непонятным и вызывало у читателя недопонимание, так, чтобы в переводе оно оказывалось совершенно понятным. Тёмное и герметичное для читателя оригинала должно оставаться тёмным и герметичным для читателя перевода. Но посредником между этими двумя непониманиями должно выступить понимание переводчика - как минимум, относительное: понимание того, где, как и почему подлинник тёмен и герметичен.