Бунин. Женщины. Лика.
Дочитала «Жизнь Арсеньева».
Концентрированный мужской эгоцентризм: живи для меня. Женщина вплетена в жизнь мужчины наряду с окружающей средой и должна приносить только радость и праздник. Восприятие её как личности - исключается. Для себя свободы и жизни, как хочу. Её переживания - они лишние, разбираться, входить в них, соответствовать её желаниям, чем-то поступаться - это всё равно, что учитывать желания куста в саду. Когда она, истерзанная таким отношением - замуж не берёт, три года живут сожителями, постоянно уходит-уезжает из дому, оставляя её в одиночестве и неведении, поводы для подозрений в изменах (не беспочвенные, потому что Арсеньев очень неравнодушен к женщине, не обязательно красивой, молодой. Его волнуют женские приметы - лодыжка, босая нога, грудь, шея, убранные волосы, духи), когда она срывается и уезжает, он приходит в неистовство, упорно желает её вернуть, обвиняет её в жестокости, мчится вдогонку. Не зная, что она уже умерла от пневмонии. Тут я и «Анну Каренину» вспоминаю - у той с Вронским та же беда была - будь в жизни мужчины, живи для него, твои переживания - вздор, не докучай. Мужской эгоцентризм, кажется. свойственен именно российскому мужчине: женщина - друг человека. А потом они маются - чего этим бабам не хватает. Почему они не довольны, что мы их только как друзей (как собак, лошадей) видим для себя, а ЧЕЛОВЕКИ - это только мы.
Вот фразы, что я в книге подчеркнула (просто для памяти или характеризующие Арсеньева (Бунина, по существу. Вот почему я его не люблю - именно, из-за этого глубокоравнодушного к женской сути мужчины). «"Вещи и дела, аще не написаннии бывают, тьмою покрываются и гробу беспамятства предаются, написании же яко одушевленнии...". Вот так. То есть, писать надо. Ещё (для философии чайлд-фри противовес) «Исповедовали наши древнейшие пращуры учение "о чистом, непрерывном пути отца всякой жизни", переходящего от смертных родителей к смертным чадам их - жизнью бессмертной, "непрерывной", веру в то, что это волей Агни заповедано блюсти чистоту, непрерывность крови, породы, дабы не был "осквернен", то есть прерван этот "путь", и что с каждым рождением должна все более очищаться кровь рождающихся и возрастать их родство, близость с ним, единым отцом всего сущего». «…из поколения в поколение наказывали мои предки друг другу помнить и блюсти свою кровь: будь достоин во всем своего благородства».
Не совсем точно сформулированное понимание: «ведь слишком скудно знание, приобретаемое нами за нашу личную краткую жизнь, - есть другое, бесконечно более богатое, то, с которым мы рождаемся». «Всё и все, кого любим мы, есть наша мука, - чего стоит один этот вечный страх потери любимого!»
А вот то, что и я чувствую: «Всюду была своя прелесть!» Жадное впитывание жизни. Может, это отличие всех, призванных писать? Вот и об Алексее Толстом у Варламова, как он жадно на вокзале смотрел на кого-то - нищего что ли. Или вот про просыпание чувственности по отношению к женщине: «вдруг испытал что-то особенно сладостное и томящее: первый проблеск самого непонятного из всех человеческих чувств...»
Вот это мужское чувство к женщине - меня и озадачивает. Что это? Гормональный всплеск эмоций при виде самки? Осеменить! - требует природа. И любая женская деталь «поднимает» тот самый орган, кровь быстрее струится по кровеносным сосудам - потребуются большие физические силы, организм готовится к акту воспроизводства. Или это что-то другое - тайная жажда совершенства, полноты ощущения блаженства, из которого мы были изгнаны. Но почему от женщины, , например, не от цветка, дерева, реки. Почему не от зверя, птицы, а от женщины? Неужели самая сильная движущая сила - от желания своего продления в роде? Тогда как понять тех, кто этого продления не желает, а женщин всё же любит? Тот же Бунин - детей он не хотел, а на женщин, на всё женское делал стойку. Что мучило его в женском? Только ли жажда наслаждения? (Которое, к слову, можно получить и более лёгким путём, даже и без участия женщины). Но нет! Женщина необходима. Не как спутница или друг, не для общения, не для досуга. Нужна - как таковая, с её пяточками, руками, волосами. Зачем?!
И опять же - только свежая, молодая, по крайней мере - не пожилая, увядшая. То есть - в детородном возрасте. А если бы женщина могла рожать в любом возрасте, они бы как реагировали на пожилых? Или всё же нужна та, от которой идёт жизнь? Ведь и мы, женщины, тоже любим всё полное жизни, и к детям у нас отношение не только из-за их прелести (мужчинами почему-то не улавливаемой), но и как к развивающейся личности - мы умиляемся, когда это существо, ещё вчера бессмысленное и беззащитное, начинает реагировать на жизненные раздражения, как и надо или как оно может сейчас, а не требует нашей защиты от непонятного, как оно идёт в жизнь: улыбается бессмысленно, только потому, что ему в данное мгновение хорошо, хватается за пальцы или игрушку, познаёт свою ручку, реагирует на игрушку. И т.д., и т.д.
Мужчинам эта сторона жизни мало доступна, только очень малая их часть по-женски умиляется проявлению жизни в детях. Похоже, женщина у мужчин вызывает те же чувства, как в женщинах - дети. И как мы стараемся продлить возраст узнавания, получая от детей полноту жизни, но кривимся, когда дети, взрослея, начинают проявлять непослушание и своенравие, так и мужчины хотели бы любоваться женщинами в пору, когда они не проявляют себя, как личности. Им нужна только их прелесть, даже глупость и восхищение ими, мужчинами, как дети восхищаются нами, мамами. Как они тянутся к нам и ищут у нас защиты, пока слабы и не могут за себя постоять, так и мужчины хотят нас такими всегда. А когда мы проявляем себя как личности, они раздражаются и уже не желают быть с нами почаще и подольше.
Но мы, женщины, смиряемся с взрослением детей, заводим себе других, переносим на внуков свои потребности в детской любви и ощущении их прелести. Мужчины меняют женщин. И как однодетные матери смиряются с взрослым дятятей, терпеливо сносят их характеры, поступки, так одножёны - терпят. И если у женщины есть шанс - расстаться, когда сын вырастет, то у одножёнов - только расстаться-разорвать связь. Но женщина, когда дитя уходит, понимает, что это порядок, что это нужно для счастья ребёнка. Мужчина может уйти только сам, и глубоко несчастен, когда это делает женщина, когда она ему ещё нужна. Да даже если уже и не нужна, но его самолюбие и себялюбие не мирится - женщина, так поступившая идёт наперекор всему его представлению и желаниям. «Она должна принадлежать мне, только я могу ею распорядиться - остаться или разрешить уйти, и вдруг она уходит. Мироздание рушится».
И как их с этой точки сдвинуть, что женщина такая же личность, ровно такая, такая же свободная в своих проявлениях? Хоть как стучись - ничего не получается. Женщина - друг человека. И всё тут! А если начинает им не быть, то это - не женщина. «Безвыходней всего было то, что я не знал, куда она скрылась. Если бы не это, я бы превозмог всякий стыд, давно бы настиг её где-нибудь и какой угодно ценой вернул себе, - дикий поступок её был, несомненно, припадком безумия, раскаяться в котором ей мешает тоже только стыд».
Как Лике жилось с ним, вечно исчезающим из дома и не то, чтобы не понимающим, как он её мучит, а вообще - не думающем вообще о её самочувствии. Только чтобы она ждала его дома по вечерам или из поездки и обеспечивала ему душевный комфорт - вот и всё, что ему от неё было нужно. Потому что даже физиологически он в любой момент мог её кем-то заменить, даже и не думая, что она догадывается и страдает от ревности, как страдал и он, видя, что она кому-то рада. Конечно, он её «безумно» любил, иначе бы не сорвался вслед, не поехал, очертя голову, разыскивать, не бросился в дом её отца, зная, как там к нему, совратителю и безответственному (так ведь и не женился!) отнесутся.
Он не застрелился ни на другое утро, ни вовсе. Прожил без неё двадцать лет до написания этой книги. И самая большая часть его хроники посвящена этой любви. Лика умерла почти через неделю после своего бегства - заболела, могла бы и отравиться, сгореть, как у Фета любимая, могла бы болеть долго, на его глазах, как у Тютчева. Она исчезла, оставив его в неведении на полгода. Потом он узнал, потом он жил. У него было масса женщин. Лику он сделал героиней романа, за который получил Нобелевскую премию. Даже этим он был обязан её любви.
Концентрированный мужской эгоцентризм: живи для меня. Женщина вплетена в жизнь мужчины наряду с окружающей средой и должна приносить только радость и праздник. Восприятие её как личности - исключается. Для себя свободы и жизни, как хочу. Её переживания - они лишние, разбираться, входить в них, соответствовать её желаниям, чем-то поступаться - это всё равно, что учитывать желания куста в саду. Когда она, истерзанная таким отношением - замуж не берёт, три года живут сожителями, постоянно уходит-уезжает из дому, оставляя её в одиночестве и неведении, поводы для подозрений в изменах (не беспочвенные, потому что Арсеньев очень неравнодушен к женщине, не обязательно красивой, молодой. Его волнуют женские приметы - лодыжка, босая нога, грудь, шея, убранные волосы, духи), когда она срывается и уезжает, он приходит в неистовство, упорно желает её вернуть, обвиняет её в жестокости, мчится вдогонку. Не зная, что она уже умерла от пневмонии. Тут я и «Анну Каренину» вспоминаю - у той с Вронским та же беда была - будь в жизни мужчины, живи для него, твои переживания - вздор, не докучай. Мужской эгоцентризм, кажется. свойственен именно российскому мужчине: женщина - друг человека. А потом они маются - чего этим бабам не хватает. Почему они не довольны, что мы их только как друзей (как собак, лошадей) видим для себя, а ЧЕЛОВЕКИ - это только мы.
Вот фразы, что я в книге подчеркнула (просто для памяти или характеризующие Арсеньева (Бунина, по существу. Вот почему я его не люблю - именно, из-за этого глубокоравнодушного к женской сути мужчины). «"Вещи и дела, аще не написаннии бывают, тьмою покрываются и гробу беспамятства предаются, написании же яко одушевленнии...". Вот так. То есть, писать надо. Ещё (для философии чайлд-фри противовес) «Исповедовали наши древнейшие пращуры учение "о чистом, непрерывном пути отца всякой жизни", переходящего от смертных родителей к смертным чадам их - жизнью бессмертной, "непрерывной", веру в то, что это волей Агни заповедано блюсти чистоту, непрерывность крови, породы, дабы не был "осквернен", то есть прерван этот "путь", и что с каждым рождением должна все более очищаться кровь рождающихся и возрастать их родство, близость с ним, единым отцом всего сущего». «…из поколения в поколение наказывали мои предки друг другу помнить и блюсти свою кровь: будь достоин во всем своего благородства».
Не совсем точно сформулированное понимание: «ведь слишком скудно знание, приобретаемое нами за нашу личную краткую жизнь, - есть другое, бесконечно более богатое, то, с которым мы рождаемся». «Всё и все, кого любим мы, есть наша мука, - чего стоит один этот вечный страх потери любимого!»
А вот то, что и я чувствую: «Всюду была своя прелесть!» Жадное впитывание жизни. Может, это отличие всех, призванных писать? Вот и об Алексее Толстом у Варламова, как он жадно на вокзале смотрел на кого-то - нищего что ли. Или вот про просыпание чувственности по отношению к женщине: «вдруг испытал что-то особенно сладостное и томящее: первый проблеск самого непонятного из всех человеческих чувств...»
Вот это мужское чувство к женщине - меня и озадачивает. Что это? Гормональный всплеск эмоций при виде самки? Осеменить! - требует природа. И любая женская деталь «поднимает» тот самый орган, кровь быстрее струится по кровеносным сосудам - потребуются большие физические силы, организм готовится к акту воспроизводства. Или это что-то другое - тайная жажда совершенства, полноты ощущения блаженства, из которого мы были изгнаны. Но почему от женщины, , например, не от цветка, дерева, реки. Почему не от зверя, птицы, а от женщины? Неужели самая сильная движущая сила - от желания своего продления в роде? Тогда как понять тех, кто этого продления не желает, а женщин всё же любит? Тот же Бунин - детей он не хотел, а на женщин, на всё женское делал стойку. Что мучило его в женском? Только ли жажда наслаждения? (Которое, к слову, можно получить и более лёгким путём, даже и без участия женщины). Но нет! Женщина необходима. Не как спутница или друг, не для общения, не для досуга. Нужна - как таковая, с её пяточками, руками, волосами. Зачем?!
И опять же - только свежая, молодая, по крайней мере - не пожилая, увядшая. То есть - в детородном возрасте. А если бы женщина могла рожать в любом возрасте, они бы как реагировали на пожилых? Или всё же нужна та, от которой идёт жизнь? Ведь и мы, женщины, тоже любим всё полное жизни, и к детям у нас отношение не только из-за их прелести (мужчинами почему-то не улавливаемой), но и как к развивающейся личности - мы умиляемся, когда это существо, ещё вчера бессмысленное и беззащитное, начинает реагировать на жизненные раздражения, как и надо или как оно может сейчас, а не требует нашей защиты от непонятного, как оно идёт в жизнь: улыбается бессмысленно, только потому, что ему в данное мгновение хорошо, хватается за пальцы или игрушку, познаёт свою ручку, реагирует на игрушку. И т.д., и т.д.
Мужчинам эта сторона жизни мало доступна, только очень малая их часть по-женски умиляется проявлению жизни в детях. Похоже, женщина у мужчин вызывает те же чувства, как в женщинах - дети. И как мы стараемся продлить возраст узнавания, получая от детей полноту жизни, но кривимся, когда дети, взрослея, начинают проявлять непослушание и своенравие, так и мужчины хотели бы любоваться женщинами в пору, когда они не проявляют себя, как личности. Им нужна только их прелесть, даже глупость и восхищение ими, мужчинами, как дети восхищаются нами, мамами. Как они тянутся к нам и ищут у нас защиты, пока слабы и не могут за себя постоять, так и мужчины хотят нас такими всегда. А когда мы проявляем себя как личности, они раздражаются и уже не желают быть с нами почаще и подольше.
Но мы, женщины, смиряемся с взрослением детей, заводим себе других, переносим на внуков свои потребности в детской любви и ощущении их прелести. Мужчины меняют женщин. И как однодетные матери смиряются с взрослым дятятей, терпеливо сносят их характеры, поступки, так одножёны - терпят. И если у женщины есть шанс - расстаться, когда сын вырастет, то у одножёнов - только расстаться-разорвать связь. Но женщина, когда дитя уходит, понимает, что это порядок, что это нужно для счастья ребёнка. Мужчина может уйти только сам, и глубоко несчастен, когда это делает женщина, когда она ему ещё нужна. Да даже если уже и не нужна, но его самолюбие и себялюбие не мирится - женщина, так поступившая идёт наперекор всему его представлению и желаниям. «Она должна принадлежать мне, только я могу ею распорядиться - остаться или разрешить уйти, и вдруг она уходит. Мироздание рушится».
И как их с этой точки сдвинуть, что женщина такая же личность, ровно такая, такая же свободная в своих проявлениях? Хоть как стучись - ничего не получается. Женщина - друг человека. И всё тут! А если начинает им не быть, то это - не женщина. «Безвыходней всего было то, что я не знал, куда она скрылась. Если бы не это, я бы превозмог всякий стыд, давно бы настиг её где-нибудь и какой угодно ценой вернул себе, - дикий поступок её был, несомненно, припадком безумия, раскаяться в котором ей мешает тоже только стыд».
Как Лике жилось с ним, вечно исчезающим из дома и не то, чтобы не понимающим, как он её мучит, а вообще - не думающем вообще о её самочувствии. Только чтобы она ждала его дома по вечерам или из поездки и обеспечивала ему душевный комфорт - вот и всё, что ему от неё было нужно. Потому что даже физиологически он в любой момент мог её кем-то заменить, даже и не думая, что она догадывается и страдает от ревности, как страдал и он, видя, что она кому-то рада. Конечно, он её «безумно» любил, иначе бы не сорвался вслед, не поехал, очертя голову, разыскивать, не бросился в дом её отца, зная, как там к нему, совратителю и безответственному (так ведь и не женился!) отнесутся.
Он не застрелился ни на другое утро, ни вовсе. Прожил без неё двадцать лет до написания этой книги. И самая большая часть его хроники посвящена этой любви. Лика умерла почти через неделю после своего бегства - заболела, могла бы и отравиться, сгореть, как у Фета любимая, могла бы болеть долго, на его глазах, как у Тютчева. Она исчезла, оставив его в неведении на полгода. Потом он узнал, потом он жил. У него было масса женщин. Лику он сделал героиней романа, за который получил Нобелевскую премию. Даже этим он был обязан её любви.