Отчет за январь
4 января. В театре Виктюка посмотрела детский спектакль «Беглецы» по Ульфу Старку, поставила Екатерина Корабельник. Спектакль вполне симпатичный, темы важные: связь дедушка-внук (оба, кстати, неплохие, и хрипучий дед - Олег Исаев, и мальчишка Готфрид (маленького играет Артем Божутин), а еще есть большой Готфрид с речью от автора. Дедушка в доме престарелых, дед и папа, которые не могут понять друг друга и, наконец, смерть деда, скучающего по бабушке. Ну и по ходу много другого, тоже ценного, не засахаренного, например, про вранье - все, чем знаменита скандинавская детская литература. Мило придумано, что у ругателя-деда ругань заменяют грохотом барабанной установки. Но вообще сегодняшняя манера в детских спектаклях ставить детскую прозу целиком текстом, который просто иллюстрируется статичными актерами с диалогами - это пораженческая позиция. Сторителлинг - хорошая вещь, но спектаклю все-таки нужно действие, а не одно изложение.
https://www.youtube.com/watch?v=1wAhLZpHCxQ
6. «Пиноккио» во МХАТе Горького поставила Арина Мороз, сделали ставку на картинку: установка - одновременно театрик и шарманка, костюмы стандартные, но яркие под комедию дель арте, всякая компьютерная графика на слоях занавесок и на заднике и пр. Никого из авторов не знаю, как и режиссерку. Музыки очень много, все из кусочков популярной классики, прямо передача «В рабочий полдень». И актеры очень скучные, штамп на штампе, даже Пиноккио-Буратино (видимо, из двух это Евгений Кананыхин) все время ноет. Спектакль начинается с того, что человек от театра (потом он будет Сверчком) выводит на сцену группку детей, чтобы рассказать про устройство театра (это как раз было симпатично), но потом его позвали и дальше эти дети активно, но бессмысленно участвовали в действии и иногда пели (живой оркестрик был на сцене). Видимо, они из какой-то театральной студии в духе кондового театра детей - с приподнятыми голосами и преувеличенными жестами. Не стоило бы об этом рассказывать, но вроде бы говорили, что перед приходом Кехмана якобы в женском мхате был какой-то подъем, но по «Пиноккио» этого не видно.
8. «Швейцария» в филиале театра Пушкина, поставила Татьяна Тарасова по пьесе австралийской драматургессы Джоанны Мюррей-Смит. Пьеса про реальную американскую, а потом жившую в Швейцарии писательницу психологических детективов Патрицию Хайсмит, ничего про нее не слышала, прочла, что тетка была малоприятная, но знаменитая. Пьеса - фантазия в бродвейском духе на двух актеров в формате «столкновение двух характеров». Качество, честно говоря, не очень, много красивостей и напыщенностей, симулирующих интеллектуальность. Сюжет такой: к старой пьющей Патриции приезжает молодой сотрудник ее американского издательства, чтобы уговорить ее написать последнюю книгу про ее главного героя убийцу Рипли (тот, который талантливый), постепенно он обнаруживает все большую осведомленность и включенность в ее жизнь, и в конце, судя по всему и оказывается этим самым красавцем-убийцей. Патрицию играет Вера Воронкова, сосредоточившись на ее неприятности, а также том, что она пьющая, старая, грубая и некрасивая, что для актрисы, обычно играющей секси-дамочек, наверное, в новинку, но уж слишком там вся роль на одной ноте. Героя играет юный Федор Левин из брусникинцев, он старается меняться с ролью от робкого очкарика к знойному и наглому убийце, но несколько напрягает, что все медиа-оформление (там три видео панели) сосредоточилось на его красоте, так что похоже на рекламу парфюмерного магазина (впрочем, изъясняется герой, когда сочиняет историю убийства для Хайсмит, тоже парфюмерно). Когда спектакль закончился, и мы вышли в фойе, на всех тумбочках рядом с банкетками стояли пишущие машинки, и на заправленных в них листах были разные цитаты из Хайсмит.
9. В театре Ермоловой «Леди Макбет Мценского уезда» в постановке Данила Чащина, инсценировку писала Ярослава Пулинович. Инсценировка строится как череда сцен, между которыми разговоры Катерины с адвокатом, выясняющим обстоятельства дела. Все сделано внятно, энергично, в сюжете не запутаешься, но все не просто так, все символы: все время льется вода, как страсть, рубят яблоки - убийство, веревки, острые косы и др. Сцена выглядит мрачно и со световыми эффектами, между сценами сегодняшние песни, женский вокал, что-то известное, но я так и не узнала, кто это, подчеркивающее современность истории. Вообще это такая herstory, с самого начала упор на то, что в жизни Катерины все было сплошным насилием, ее обряжают на свадьбу, дергая, как куклу и др. Катерину играет Кристина Асмус, телевизионная знаменитость, видно, что выкладывается всерьез, но придумано ей все довольно прямолинейно и одномерно, так что никаких нюансов и сложностей нет, а все на надрыве. Пока смотрела, вспоминала Катерин, которых видела раньше. Тысячу лет назад, еще у Гончарова - Гундареву, спектакль не помню, но помню, что от Гундаревой в первой части так перло женское, телесное счастье, что прямо захватывало. Не так давно - у Гинкаса, где Катериной была Лиза Боярская. Спектакль тоже помню плохо, не очень мне нравился, но Лиза разворачивалась на всю катушку своего невероятного темперамента, мало таких видела. Там было дело не в любви, а в том, что она готова была за свое горло перегрызть и руками разорвать, прямо страшно было, такая опасность от нее шла. Еще помню, был у Песегова в Минусинске спектакль, не слишком примечательный, но Катерина была такая неожиданная - тоненькая с современным лицом и короткой стрижкой.
https://youtu.be/4bGj2Vq3jp0
10 января. В МХТ - «Враки, или Завещание барона Мюнхгаузена», поставил Витя Крамер, пьесу написал он же с Хабенским, чрезвычайно многословную (на сайте написано, как много источников они использовали), еще Крамер - автор сценографии, тоже очень перегруженной: и задник свернутый рулоном с бесконечным видео, и вертящаяся сцена сложной формы, раздвигающаяся на части, хотя к концу, когда все взлетают на воздушном шаре в форме белого медведя вниз головой - эффектно. Еще вокруг сцены ходят женщины с головами чаек, которые названы хранителями города и поют что-то народное. И музыки еще разной целая телега, в общем, ни секунды покоя и ясности, все толкаются, говорят одновременно, сцена крутится, музыка играет и все это идет три с половиной часа с одним антрактом, что кажется трудно выносимым. Сюжет в том, что Мюнхгаузен, которого играет Хабенский, должен умереть, но выяснилось, что книга Распэ с записью его врак страшно знаменита за границей и должна принести кучу денег, так что теперь все бьются за завещание. Но сюжет этот имеет десятое значение, поскольку все разговоры - это либо шутки (не смешные), либо высокопарности, которые должны нам дать понять, как высок и вдохновенен Мюхгаузен по сравнению с низким окружением. Кажется, что Хабенский ужасно много сил тратит на спектакле (а может просто он так изображает скорую смерть), а все непонятно зачем. На поклонах он специально развернуто сказал про свой фонд и как он важен и что волонтеры будут в фойе собирать деньги для фонда детям с онкологией мозга.
11-го пошла в Новую Оперу на открытие конкурсной программы Золотой маски - приехала пермская опера, жаль я смогла пойти только на один спектакль - очень ценю возможность сходить в театр, когда никому ничего не должна, просто для удовольствия и смотреть дилетантски. Привезли «тройчатку». Первым шел номинированный «Озорные песни» на музыку Франсиса Пуленка в хореографии Антона Пимонова, неожиданно было, что танцевали под рояль и вокал, а последним - тоже свежее и тоже Пимонова (он в лонг листе) - веселенький «Концерт № 5» на музыку Прокофьева. Между ними - давний «Когда падал снег» на музыку Бернарда Херрманна, давний, его поставил англичанин Даглас Ли и он мне как-то больше всех понравился. https://www.youtube.com/watch?v=0JpWb81sUM0
https://youtu.be/fK8nELAMIkY
12. На Маленькой сцене РАМТа - лесковская «Блоха», поставил Саша Пономарев. Это лубочная пьеса Замятина, которую он когда-то писал для МХТ-2, там, вроде бы это было хорошо, сегодня смотрится несколько искусственно и не слишком современно, хотя актеры стараются. Идет под живой оркестрик с музыкой Стефана Андрусенко. Персонажи все тут называются «Удивительные люди халдеи», но роли есть. Мне понравился самый спокойный - Царь (Данила Богачев), не нагнетающий «народного» шутовства, которое непонятно как сегодня смотреть. Левша - Андрей Гальченко хоть и симпатичный парнишка, но вышел несколько малахольным, все время ноющий и со страдающим лицом. https://smotrim.ru/video/2350007
Сегодня в ЦДР на Соколе - угаровский «Обломоff», поставил Слава Игнатов. Поставил, как они все последнее время делают, с художницами Бекрицкими (я привыкла, что обычно их двое близнецов, а тут их три) и это как всегда очень эффектные, изобретательные костюмы, которые определяют все. Тут Слава напридумал с три короба, кроме костюмов есть еще и проекция на задник-экран и на прозрачный занавес перед сценой, очень интенсивные гримы и головные уборы, да и сам поворот сюжета, который, по-моему, совсем убивает эту простую и очень человеческую пьесу. Как я понимаю, он придумал что-то такое из жизни насекомых, по крайней мере так видится по костюмам: у Захара даже панцирь, как у жука, а у остальных какие-то крылышки и всякие хитиновые покровы, Пшеницына какая-то огромная стрекоза что ли или паучиха со страшноватыми детками. Да еще поначалу Обломов изображает медитацию в восточном духе с многоруким видео. Видела, что в продвижении театра Обломова называют Русским Буддой, и в спектакле весь этот сумасшедший дом ведут от сказок, которые маленькому Илье Ильичу читала няня. В общем, я запуталась. В какой-то момент кажется, что и Обломов - Александр Занин, и Ольга - Вероника Мохирева, пытаются сквозь все эти прибамбасы прорваться к какому-то живому смыслу, но все же это не выходит.
15. Съездила в Питер в Александринку смотреть «Процесс», поставил Аттила Виднянский. К сожалению, плохо рассчитала и, чтобы успеть на поезд, пришлось убежать за 10 минут до конца, а шел спектакль 4 часа. Мне кажется, я у Виднянского так ничего до этого и не видела, только читала, а это явно режиссер «большой формы», что редкость. Спектакль он делал с художниками Трегубовыми и тут они подошли друг другу, Маша тоже стала мастером больших форм, она заполняет огромную сцену Александринки целиком, сверху до низу, причем это происходит постепенно, с течением спектакля сцена забивается все гуще какими-то огромными предметами вроде гигантской зубной щетки или чашки размером с бассейн, с застывшим всплеском какой-то жидкости, или циклопической кукольной головы, а еще есть двери, столы, машина, многочисленные лестницы, ведущие куда-то ввысь и много чего еще. Это выглядит эффектно и вместе с тем перегружено, по этому же принципу Виднянский строит действие: поразительным образом заполняет пространство актерами - мизансцены идут и в глубину, и вверх, то толпятся, то разбегаются, движение идет волнами, причем всюду что-то происходит. То же и со звуком: музыка, пение, монологи, диалоги, говорят очень часто одновременно в разных концах сцены, отчего все превращается в какую-то звуковую тучу, идущую на нас. Виднянский сам сделал инсценировку, тоже перегруженную, но, если вслушиваться, «Процесс» звучит невероятно современно и поначалу, пока зрители еще не окончательно обалдели, они очень на это реагируют (как только Йозеф К. говорит: «Мы живем в правовом государстве» - сразу хохот), да и вообще все эти аресты ни за что, ходатайства, которые только к делу подшивают, но никто не читает, и бесконечное следствие - все это прямо вопиет. Но при этом фантасмагоричность действия, вся эта «мистерия с вакханалией», на мой взгляд совершенно уводят в сторону, превращают все в какую-то оперу. Для Кафки очень важна обыденность безумия, а у Виднянского, конечно, никакой обыденности нет, все время шоу.
Йозефа К. играет Иван Трус, год назад пришедший из Янки Купалы, довольно неожиданный - высокий, крупный, очень коротко стриженный, без каких-либо комплексов, с какими обычно играют героев Кафки. Играет не слишком обаятельно, но в нем самое главное - ощущение нормального человека, который не хочет и не может встроиться в абсурдную систему, просто понять ее не может даже когда уже готов примениться. Из актеров для меня лучше всех - Игорь Волков, болтливый дядюшка Альберт, такой у него юмор и органика, что в его присутствии все оживает.
В общем, спектакль - не моя чашка чаю, но амбициозная работа, уважаю. Смутил меня, правда, регулярно выходящий маленький Йозеф, которого зовет мама в чеховском белом платье и в шляпе, - очень уж это стереотипно выглядит, прямо Кончаловского вспоминаешь. Да еще, говорят, к финалу крест выезжал - слава богу, я не видела.
16 января. В Театре Армии на экспериментальной сцене (даже не знала, что такая есть с другой стороны театра) - «Бобок», поставил выпускник Женовача Сергей Тонышев. Рассказали, что это результат работы лаборатории по Достоевскому. Как я понимаю, на лаборатории эскиз был только по самому «Бобку», и тут эта часть спектакля (половина примерно) выглядит довольно наивно, с наигрышем, как второкурсники играют, но в рамках учебы - может быть (хотя тут уже не учеба, а билеты продают). Но вторая часть - по фрагментам из «Братьев Карамазовых» - совсем беда, прямо заводская самодеятельность: заламывают руки, закатывают глаза, хлопочут лицами изо всех сил. Да и фрагменты взяли самые ходовые, как из хрестоматии: разговор Ивана с Алешей про деточек, легенда о Великом Инквизиторе (его почему-то со слезой играет женщина в белых драпировках) и пр. Неловко на сцену смотреть. А режиссер сидит за пультом, смотрит и, кажется, доволен.
24. Сходила в Стасик на тройчатку, которую показывали к «Золотой маске» - АКРАМ ХАН/ ИРЖИ КИЛИАН / ШАРОН ЭЯЛЬ, все прекрасное, но свежая и номинированная на Маску - Эяль, которую я не видела почему-то, а очень люблю. Я была тухлая после болезни, но тут первым шел старый «KAASH» Акрама Хана, весь на перкуссии и буквально каждый удар как будто давал силы, прямо волшебство. В какой-то момент кажется, что начинаешь танцевать вместе с ними. Жесткий, резкий, мрачный, очень заводной, мужчины в длинных черных юбках и с голыми торсами, женщины в черном, есть ощущение востока и пишут, что тут есть мотивы индийского танца. «Маленькую смерть» Килиана тоже видела, рядом с Ханом и Эяль он кажется традиционным, даже не под фонограмму - оркестр играет Моцарта. Хотя какая тут традиционность - весь этот юмор с ездящими на колесиках платьями с пышными юбками, из-за которых выскакивают как будто голые балерины, драпировка, которой как будто смахивают все со сцены, шпаги катятся по полу, рисуя круги вокруг ног. Изящество и красота, совсем другое, чем у Эяль. Эяль, конечно, невероятная, волновалась, как наши смогут ее танцевать, не было у них такого, хотя опыт с Гекке - тоже будь здоров. Но смогли. Называется «Autodance». Большая группа, выходящая постепенно, постоянное движение по прямоугольнику по часовой стрелке, все время на пальцах, с гордо выкаченной грудью и высоким подъемом ног, кони такие. Вывернутые позы, какое уж тут изящество. Вообще поразительно это дикое напряжение при небольшой амплитуде движения, почти статика, но наполненная бешеным движением, минимализм под электронику, все на циклах, на повторах, прямо накручивают зрителя, да и, кажется, танцовщиков. Не нашла отдельно наших, есть тизер из Гетеборга, а у наших - сюжет про тройчатку с Баланчиным вместо Килиана.
https://vimeo.com/258960005
https://youtu.be/cPwfxsVMaCc
27. «Капитал» Нади Кубайлат на площадке «Среда 21» продюсера Тани Лукьяновой. Видела первую версию «Капитала» в лаборатории театра на Таганке, но тут был совершенно другой подход, из прошлого осталась только задник-доска, на которой герой пишет и смешной ход с рекламными слоганами, которые зрители должны продолжать. Тут нет никаких параллельных сюжетов, сюжет один - «Капитал», который герой пытается нам объяснить, это спектакль-лекция. Это моноспектакль, играет Александр Николаев, четыре года назад выпустившийся из Гитиса, с курса Женовача, как и Надя. Как рассказала мне перед спектаклем Таня, Надя просила серьезную философскую консультацию, в результате нашли левого марксиста Алексея Цветкова, который написал огромный текст, который Надя ужала до короткого сценария с объяснением основных терминов: продукт, товар, деньги, меновая стоимость и т.д. Герой объясняет нам смысл «Капитала» обстоятельно, последовательно, с наглядными примерами на предметах, которые находит тут же, в горах барахла. И каждый период объяснения заканчивается словами: «Если вы это поняли, то вы поняли в «Капитале» почти все. Почти, но не все». Когда мы входим в зал (он маленький, на 60 мест и в этот раз был забит битком), актер уже сидит посреди сцены, заваленной всяким старьем и засыпанной мукой. Он сидит у стола и время от времени бьет по нему кулаком, поднимая облако мучной пыли. Он в очках, а лицо и руки покрыты какой-то пленкой, старящей его и свисающей клочьями. Он начинает спектакль немного истерично и на самом деле продолжает его в том же духе даже не сумасшедшего профессора, а человека в судороге, отчего и ноги заплетаются крестиком и руки закаменели граблями. Поначалу это раздражает, кажется, что своей нелепостью он неловко хочет нас смешить, но постепенно включаешься в ход его рассуждений, а они очень внятные, последовательные и отвлекаешься от того, как актера колбасит. Спектакль начинается с того, что актер уносит все, чем завалена сцена, в подсобку (какие-то пустые пластиковые бутылки, люстру, полиэтилен, фикус, тележку, полную игрушек), а потом постепенно, по мере рассказа, выносит все обратно для примера. Наверху мелькают цифры счета «времени, которое вы купили», спектакль идет час. Все это на самом деле очень увлекательно, такая последовательная, убедительная марксистская критика капитализма, и не абстрактная, а очень направленная на зрителя. Я сидела в первом ряду рядом с Сережей Качановым, у которого учился Николаев, и когда актер говорил: «актер Александр - продукт театрального вуза» прямо в лицо Сереже, это выглядело очень убедительно. В конце, кстати, актер сдирает с себя пленку и начинает говорит нормально, своим голосом опять про «актера Александра», который продукт и «если я это понял в Капитале, то я понял почти все». Принимали прекрасно и вообще было духоподъемное ощущение.
28. «Обыкновенная история» на малой сцене Маяковки, поставил Никита Кобелев. Начинала смотреть, не зная, что это студенческий спектакль (диплом выпускников курса Карбаускиса в Гитисе), но скоро это стало совершенно ясно и сразу отпали все вопросы. Кобелев сам сделал инсценировку, по-моему, неплохо, аккуратно осовременил текст, так что он вообще не режет ухо при том, что все в современных костюмах. Хорошо разобрал, особенно мне понравился дядя Адуев - Кирилл Кусков, ироничный, умный, без пропусков играет. Конечно, Аграновичу из спектакля Гоголь-центра уступает, молодой, еще и человеческого опыта не хватает. И еще очень славная девочка Юлия Марычева - играет Наденьку и восторженную тетушку, когда-то влюбленную в Адуева-старшего. Кобелев придумал, видимо, чтобы получше актеров показать, что Сашу Адуева играют пять артистов, меняясь с каждым его жизненным этапом, и обозначая героя только красным рюкзаком. Идея так себе: развития характера таким образом нет, а есть только смена лиц, причем первые четыре вполне себе одинаковые восторженные дурачки, почему-то пятый оказывается уличным футболистом в депрессии (переход к ней совсем не подготовлен), а шестой (тот же актер, что был и первым, Иван Ковалюнас, только с зализанными волосами, как принято изображать карьеристов) - сразу самодовольная свинья и тоже непонятно, откуда это взялось. Все актеры, не играющие в сцене, симпатично играют как музыканты на заднем плане и изображают всяких второстепенных действующий лиц. В общем, если кому-то нужно посмотреть по школьной (ну, мало ли) программе - можно идти, сыграно ясно и ничем не плохо. Я, честно говоря, когда ехала на спектакль, думала о том, как этот сюжет сегодня мог бы быть актуален. Ведь правда: ехал способный и романтически настроенный молодой человек покорять Москву, потерся у своего делового иронического дяди и быстро его превзошел по части цинизма, приспособленчества и карьеры, уж сколько мы таких видели, они теперь нам про традиционные ценности транслируют. Но нет, тут на острую актуальность не пошли и даже по части денег трактовка выглядит не слишком современно.
29. Какая все же важная вещь - умение читать текст и ясно доносить его понимание. После «Капитала» про это думаешь, и вчера об этом же было два спектакля. Первый - по нобелевской речи Бродского «Тени великих смущают меня» поставили брусникинцы Гладстон Махиб и Сергей Щедрин в Практике для брусникинцев разных поколений, играют в огромном ангаре Музея Москвы (год назад сыграли премьеру в Еврейском музее). Пространство, конечно, шикарное. Ваня Боуден придумала для них светящуюся взлетную полосу, вот по ней в течение спектакля туда-сюда ходят, принимая позы, молодые брусникинцы в авиаформе и возят на самолетном трапе персонажей, играющих звезд в аэропорту, почему-то произносящих текст Бродского. Сначала, правда, его по фразе произносят фонограммой разные голоса в духе объявления рейсов. Потом уже эти самые звезды в голливудском духе: то костюмный мужчина в темных очках, то хихикающая дамочка с сумочкой. Зачем вся эта красота - бог весть, связность и смысл речи Бродского в таком прочтении совершенно теряется, хотя режиссеры некоторые фразы, которые кажутся им ударными, выделяют многократным повторением, как учительница в школе. И таким образом вырывают их из течения мысли и превращают в плоские афоризмы. Ужасно обидно, потому что эта речь, противопоставляющая творчество государству, очень актуально сегодня звучит. Особенно, если заглянуть в минкультовские "Основы государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей".
Второй спектакль вчера был «Отец Сергий» Гинкаса в ТЮЗе. Неожиданный для меня оказался. Вроде бы в том же духе, что он всегда ставит прозу: чтение текста на голоса, такое отрывистое, полуфразами, очередями. И сопровождение его сценическими метафорами, вроде того в этот раз, как актеры поднимают с одного края стол, на который карабкается Сергий, будто на гору, и он раз за разом соскальзывает вниз. Но метафоры эти работают, пожалуй, не так сильно, как когда-то, выглядят даже нарочито и вообще в спектакле есть некоторая заунывность. Но само чтение вдруг оказывается очень внятным, последовательным, убедительным, несмотря на то, что никаких особенных актерских открытий нет: понравилась мне только Пашенька (Евгения Михеева) и, как всегда, Ясулович - тихо сидящий в углу Игумен Пафнутий. Сам Сергий - Максим Виноградов с ясным лицом, - скорее читает, чем играет. Но в какой-то момент возникает очень внятное ощущение, что Гинкас ставит про себя. О том, что понимание того, что он молится для себя, а не для бога, что он не любит бога, а это все - тщеславие, мучает его. Особенно это ясно к концу, когда Сергий при всей своей рациональности уверовал в то, что он чудотворец: ведь все так говорят, да и выздоравливают же больные от его возложения рук. И оттого, что обо всем этом говорит сам Сергий, есть ощущение, что он с одной стороны в это верит, а с другой - по этому поводу рефлексирует, рефлексия заложена в сам способ донесения текста. В общем, для Гинкаса - удача. 80 лет ему.