Отчет за ноябрь
3 ноября пошла на премьеру «Соляриса» театра Практика на их большой сцене в Музее Москвы (в корпусе 2). Очень амбициозный проект и круто, что они замахиваются на такого рода штуки, но как театр пока скорее не очень. Проект выглядит так: центральную линию ангара занимает собственно театральная часть - зрительская трибуна и очень глубокая сцена. С одной стороны от нее - проект Павла Пепперштейна (и его группы ппсс) «Музей подсознания Москвы» и группировки immerse.lab, которая занимается дополненной реальностью - это 10 больших работ Пепперштейна в характерно глумливом тоне и больше про Москву, чем про Солярис, с упором на нефть. И приложением к картинам - AR всякие 3D штуки, но в том же тоне (Ленин в мавзолее в нефтяных волнах, фонтаны нефти и др. Дальняя линия - «Метасолярис» - эффектные объекты-абажюры, внутри которых звучат тексты, звуки и всякая световая красота - это, как пишут, инсталляция голосового помощника Алисы из Яндекса, созданные нейросетью из текстов пьесы Бондаренко, сценария Тарковского и рефлексии Пепперштейна. Смотреть это можно до или после спектакля. Спектакль поставил Дмитрий Мелкин, художник Александр Барменков, с живой (электронной) музыкой и большим количеством мультимедиа (хорошая пара Ян Калнберзин и Евгений Афонин), особенно красивые штуки сделаны с лазером. И актеры, вроде, не последние: Епишев, Мишуков, Миркурбанов, Сехон, и тема про разумные технологии, актуальная, а все равно получается, как будто Калашников. История про трех мужчин-ученых, у которых в подсознании сидят обиженные женщины, и приходят они к своим мужчинам полуголые, на каблуках и готовые вешаться на шею. Ну и играют под это дело все кисло, правда и по задачам тут глубин не наиграешь, все больше пафос и многозначительность в антрепризном духе.
9 ноября. Пошла на первый контрольный урок к кукольником из школы Райкина - в этом году Майка Краснопольская с Сеней Эпельбаумом в первый раз набрали там курс и я обещала как-то душевно участвовать. Пригласили очень хороших и нестандартных преподавателей - Аню Иванову по мастерству, вокал у них Котов ведет и др. То есть не классическая, а скорее авторская программа. Ну и вообще ребятами очень много занимаются и я как-то многого жду от этого курса в будущем, хотя учатся они всего два месяца, но прямо уже видно - живые, глаза ясные, лица хорошие. Проводили контрольный урок в «Тени», детям, конечно, невероятно повезло, что у них есть такой дом, Майка их как мама кормит-поит и дрючит, и видно, что ребятам прямо хочется быть вместе - поют, танцуют, играют на куче инструментов, это совсем не с каждым курсом бывает. Первые зачеты у кукольников, как всегда, на руки - разминка и небольшие этюды - многое симпатично, остроумно придумано, но главное, что неформально, радостно, вместе. Оформили фойе всякими инсталляциями и цитатами про руки. Потом еще долго сидели - накрыли столы, дети не могли остановиться, пели хором (так слаженно, спасибо Котову), подпевали Рубинштейну, плясали. Я долго сидела, но уходила и все еще были там.
10 ноября. Пошла на главный хит НЕТа - «Три сестры» Сюзанны Кеннеди, теперь спектакль из Мюнхена перенесен в австрийский Фолькстеатр, но выглядит совершенно так же, лиц-то там почти нет. Мы этих сестер посмотрели в карантин в сети, но живьем, конечно, лучше, не уверена, что тут много дает присутствие, скорее пространство и масштаб. Про спектакль много писали, про постгуманизм и прочее, не хочу углубляться в трактовки, которые больше про смотрящих, чем про перформанс на самом деле. Спектакль короткий - час двадцать, у нас, правда, было подольше оттого, что в середине что-то техническое поломалось и получился импровизированный антракт, следующий «акт» начали чуть раньше, чем оборвалось, отчего ощущение бесконечных повторов, на которых Кеннеди строила спектакль, даже усилилось. Она взяла из чеховской пьесы в основном тексты про время, добавила еще что-то, звучащее иногда философски-многозначительно, иногда фигней вроде сериальных диалогов. Зеркало сцены - большой экран, на котором то клубятся тучи, то что-то вроде волн в бассейне, то рассохшаяся пустыня, но в целом - это скорее компьютерный рабочий стол, на котором живет своей жизнью скринсейвер, а по центру вставлена коробочка-сцена (или открытое на компе окошко), на которой едва помещаются 6 человек - 3 сестры и 3 мужчины (реплики, впрочем, раскиданы не по чеховским персонажам). Мужчины - с резиновыми лысыми масками-фантомасами на всю голову, то есть совершенно одинаковые, но современно и по-разному одетые в веселенькие цвета. Женщины - то в современной одежде и в таких же масках, то вдруг выходят в длинных платьях и платках и без лиц (с затянутыми черным чулком лицами) и делают какие-то условные движения - прямо персонажи Малевича. А в какой-то момент на них вдруг оказываются черные папахи, похожие на тиары. И еще есть пара сцен, где за тем же столом сидят три пожилые женщины уже со своими лицами. Светящееся зеркальное пространство мгновенно выключается и включается, по рамке его бежит текст, иногда сцена тоже закрывается экраном-занавесом и вот мы уже видим тех же героев в пиксельном виде, как персонажей старой игры на этом маленьком экране, они входят-выходят из стен. И все постоянно говорят записанными голосами, только жестикулируя и мимируя своими масками. В общем, очень много сделано для ощущения какого-то компьютерного пост-пост мира, хотя время в самом спектакле не фигурирует - есть и планшеты, на которых что-то смотрят и фотографируют, есть трубочный телефон, сообщающий, что «через 200-300 лет…», есть сегодняшняя одежда. Все это очень эффектно, хоть и не то, чтобы очень увлекательно (более ранний ее спектакль ULTRAWORLD в Фольксбюне, тоже про виртуальный мир, мне нравился больше, а может просто я видела такое впервые), но есть очень захватывающие моменты взаимодействия с видео - когда кажется, что коробочка сцены с пожилыми сестрами взлетает над пустыней и улетает куда-то в небо, когда вдруг образуется казенное пространство с паркетом, крашеными стенами и длинным рядом ламп дневного света на потолке. В общем, коллега Кеннеди, делающий видео, - Родрик Бирстекер - очень крут, и человек, который делает звук и обрабатывает голоса - Ричард Янсен - тоже.
13 ноября. Поехала в Питер на один день на один спектакль, но вдруг в свободное время посмотрела второй. «Вафельное сердце» Ани Викторовой в «Кукольном формате» - совсем маленьком театре, где я до сих пор почему-то не была, хотя много раз видела их спектакли в Москве. Спектакль по роману для детей Марии Парр играют два актера: Ольга Донец и Кирилл Смирнов/Илья Рябов (кто из них был у меня, так и не поняла, но Аня сказала, что он ввелся на роль недавно). Главным образом они играют главных героев - девятилетних робкого Трилле и бой-девчонку Лену, но заодно и всех остальных. Живого плана много, особенно поначалу, и текста много, видно, что им трудновато, особенно парню, который очень хлопочет лицом, и вообще, пока не начинается игра с куклами, то интонации у них очень уж бодро-тюзовские, но когда они переключаются на кукол, сразу становится лучше. Куклы вполне традиционные, симпатичные марионетки и с ними придумано много интересного, лихой экшн, а вместе с тем много милого и трогательного. В начале, когда у актеров за спиной появляется проекция на их бухту вроде фотообоев, они очень остроумно как бы выносят на отдельных «лупах» места, о которых говорят, здорово смотрится, когда Лена ползет по горизонтальной веревке (и как это выходит, что у нее по очереди отрываются руки и ноги?) и смешно бабушка ведет видеоблог. В общем, приятно было смотреть, дети радовались и хлюпали носами, а в фойе играли музыканты что-то джазовое. И еще увидела, что в арке, ведущей к театру, сразу 3 таблички «Последнего адреса», Аня сказала, что они были первые в городе.
На самом деле я поехала в Питер, чтобы увидеть новый спектакль Бори Павловича «Зримые вещи» из проекта «Не зря» Про Арте для слепых и слабовидящих, прошлый спектакль мне нравился. В этот раз он придумал отличный концепт, который, на мой взгляд, еще не до конца работает, но будем надеяться, что заработает. Идея такая: играют в огромном, помпезном музее Этнографии, вечером, когда уже нет посетителей и свет погашен (светят только фонариками), так что выглядит это пространство впечатляющее, таинственно, да еще и с гулким звучанием. И эта ситуация темноты хоть немного уравнивает зрячих и незрячих. А сам этнографический музей, как собрание вещей, когда-то принадлежавших частным людям, по версии Павловича выполняет роль дома, в который специально добавлены еще и современные вещи. В каждой локации, куда приходят зрители (а их заранее разделяют на 4 группы и они меняются локациями по ходу спектакля) - есть особая тумбочка - «музей будущего», куда кладется что-то от нас сегодняшних. Главные темы спектакля связаны с родом, домом, языком. В каждом из мест группу зрителей встречает группа актеров, из которых только один, как я понимаю, зрячий, но пока ты смотришь, это не очень понятно. Три из четырех сцен настроены на разговоры со зрителями и это довольно живо получается, люди хотят говорить, отвечать на вопросы. В первой сцене был разговор о доме, предметах в нем, мы рассматривали экспонаты, а говорили о своем и в финале нам предлагали написать на бумажке название какого-то важного для себя предмета и положить ее в «музей будущего». Было интересно, что за предметы у людей и какие истории о них они рассказывают. Я написала мамину пишущую машинку рейн металл, которую слышала все детство - мама на ней печатала, подрабатывая, а удар у нее был сильный, чтобы пробить много копий. Еще было сценическое место - угол с фотографиями, актеры говорили о том, что можно описать то, что видишь, и место, и фотографии. А сами описывали свои детские фотографии, показывая то, что на стенах (мне говорили, что незрячие все с разным бэкграундом - кто с рождения, а кто потом ослеп, и были даже слепоглухие - в частности певец, певший в центральном зале, вообще с ума сойти). Обсуждали, у кого предки на каких языках говорили (я и не знаю, на каких мои, кроме идиша, наверное, еще румынский у тех, кто в Бессарабии). Рассказы записывали на кассету и ее положили в тумбочку - «музей». Третий эпизод был «дом», где актеры рассказывали свои истории о родовом доме и его потере. Тут мы только слушали, актеры говорили, чередуясь, истории были хорошие (видимо, документальные, драматурги Элина Петрова и Ксения Савельева), но интерактива не было, от этого было занудновато, как чтецкая композиция. И последний эпизод был про деревенский дом, говорили, что у всех была и есть деревенская родня и рассказывали про деревенскую жизнь. Я как раз подумала, что у меня никогда этого не было, в школе и детском саду все ездили в деревни к бабушкам, а я была городская и даже завидовала. Да и те предки, о которых я хоть что-то слышала, жили в местечках вряд ли в домах, похожих на русские деревенские, хотя кто их знает.
Потом все группы собрались в центральном зале с купольным сводом и потрясающей акустикой. И всем предложили вместе с актерами петь - причем петь фамилии своего рода, которые знаешь. И это было очень торжественно, как ритуал. А я фамилий дальше своих бабушек и дедушек не знаю.
19 ноября. Пошла на фестивале НЕТ на литовскую «Sun & Sea» перформанс-оперу, которую сделали в 2019-м году для Венецианской биеннале (и получили Золотого льва) три художницы Ругиле Барзджюкайте (постановка), Вайва Грайните (либретто) и Лина Лапелите (музыка). Играли на Другой сцене Современника, причем, повели нас куда-то вверх, так что мы видели зал сверху, с балкона, окружающего зал по периметру, а сам он превратился в пляж: песок, полотенца-подстилки-шезлонги, люди в купальниках-плавках, играющие дети и даже собака и все это под ярким светом. Наверное, тот дополнительный шок, который испытывает зритель, пришедший в теплой куртке из дождливого московского ноября смотреть на этот пляж, был нашим бонусом по сравнению со зрителями, смотревшими перформанс в летней Венеции. Мы смотрим стоя сверху, по балкону можно ходить, меняя ракурс, люди внизу живут своей жизнью - болтают, мажутся кремом, читают телефон, играют в мяч, куда-то иногда уходят и возвращаются мокрые, узнаю кого-то из взятых у нас перформеров (я опознала Юру Шехватова и Сережу Никитина). А при этом поют - то хором, то по одному. Поют по-английски, но перевода нет и всем выданы либретто с полным английским и русским (перевод Бори Фаликова) текстом. А то вдруг все замолкают и слышен какой-то напряженный музыкальный гул (скрежет земли). Тексты как будто бытовые (у певцов радиомикрофоны) о погоде, о прошлом отдыхе (состоятельная женщина), об изнурительной работе (трудоголик), жалобы на грязь и собак, философские рассуждения, немного уходящие от быта воспоминания сирены о «бывшем», рассказы об извержении вулкана из-за которого упал самолет и пр. Кажется, поставь на пляже микрофоны у шезлонгов, так и будет. Все как будто безмятежно, но время от времени в текстах звучат какие-то тревожные темы, которые можно, наверное, считать экологическими. Но как-то странно, что не дождавшись коды (а оставалось, как видно по либретто буквально два текста, причем явно с пессимистическим поворотом), нас стали выгонять, поскольку сеанс длится час. Понятно, что хотелось создать ощущение бесконечности этого действия, но было ощущение, что заставили уйти посреди спектакля. Во время спектакля и до сих пор мучаюсь, не могу вспомнить, что мне напоминают эти псевдобытовые тексты на академическую музыку, прямо звучит в ушах и нервирует.
20 ноября была в Доке, в первый раз на площадке DOC industrial где-то в гаражах у Авиамоторной. Заблудилась по дороге, конечно. Смотрела короткую историю на двоих «Одни», вербатим Евгения Педанова, ученика Сандрика. Поставили Алексей Губкин и Ульяна Леонова. Играют Светлана Коробкина и сам Евгений Педанов. Вполне классическая история двух молодых людей: сошлись-поженились-разругались-разошлись. Немножко вспоминают детского, но главная история во взаимоотношениях, а она вполне симпатичная, как и они сами, но уж очень простая. И удивительно, конечно, как это все может быть вербатимом. Я спросила потом Педанова, его ли это история. Он сказал, что частично и еще его друзей. - и что, вы ходили вокруг них с магнитофоном, когда они ругались? - да. Бывает же.
Сегодня опять была в Доке, теперь «На острове». Смотрела «Сладкое для памяти», пьесу Шендеровича в постановке Варвары Фаэр. Ощущение, честно говоря, тягостное. Шендерович написал фарс про столетнего вампира, всю жизнь служившего «в органах» и его разговоры с его памятью (почему-то карликом), который все время хочет напомнить неприятное - для этого вытаскиваются какие-то реальные чудовищные истории, хоть и мельком (Шендерович пишет, что использовал расследование томского журналиста Дениса Карагодина, пошедшего по следу убийц своего прадеда). В черном холодильнике стоят банки с кровью и надписанным годом, а на стену проецируются страшноватые портреты людей, видимо, взятые из судебных дел, как в Мемориале. Соединение фарсовой игры Ясика (он действительно смешной актер, хоть тут и на одной ноте все время) и этих фотографий для меня мучительно. И еще нарезка, где перемежается Утесов из «Веселых ребят» и кости убитых. Почему вдруг вурдалак так боится своих воспоминаний, так и не поняла, можно подумать, кровь его пугает.
Смотрю, а писать не успеваю, так что просто перечислю для памяти. Поехала в Тверь вести школу театрального блогера и там посмотрела три спектакля:
23 - Гроза, реж. Вероника Вигг
24 - «Гензель и Гретель», реж. Екатерина Гороховская
25 - «Где здесь я», реж. Павел Макаров, на сцене Культурного центра «Рельсы»
Вернулась в Москву и 26 посмотрела «Двое» Крымова на сцене музея Москвы
Может, потом запишу.