Я ходил на лазерное шоу на Дворцовой.
В неофициальной, конкурсной части были любопытные видеоклипы от французов, итальянцев и поляков (преображавших архитектуру Зимнего дворца) - и один дико провинциальный из Воронежа. Там, похоже, до сих пор свято верят, что "бодры" нужно произносить бодрее, "веселы" - веселее, и что Розенбаум есть образчик высокой культуры, и что когда менестрель поет про дождь, то показывать надо именно дождь, а когда трубадур мечтает о реинкарнации в чайку - то именно чайку (и отнюдь, увы, не одноименного прокурора). В общем, понятно, почему Воронеж бомбят.
Но куда хуже было с официальной частью, - той, которая транслировалась на фасад Главного штаба. Это была такая собачья свадьба в мединском духе, то есть когда женят всех со всеми, читая вместо тропаря Ахматову. В общем, скрещенья рук, скрещенья ног, - одна нога от Ленина, другая от Николая, третья от Керенского, - типо, у нас была великая эпоха, и забывать ничто негоже, - давай брат, примиримся, давай, брат, воспарим. Ну, и освоим бюджет на создание действа.
О современном историческом блядстве -
мой свежеопубликованный на Росбалте текст. Для тем, кому лениво кликать по ссылке, привожу ниже.
ЭТО НЕВЫНОСИМО ПРЕКРА(УЖА)СНОЕ ПРОШЛОЕ
Чем ближе 7 ноября (б. красный день календаря), тем интереснее, каково будет финальное отношение к большевистской революции и советской власти «сверху». Скорее всего, его вообще не будет. Истуканы-Ленины, которых вовремя не сбросили, стоят, глядя на ненавидимые ими, однако восстанавливаемые церкви. По телеку талдычат, как ужасен террор, однако в стране до сих пор 17 улиц Каляева и 31 улица Софьи Перовской, - террористов-цареубийц. Ну, разве что Путин открыл «Стену скорби», осудив сталинские репрессии - зато глава ВТБ Костин, очень близкий Путину банкир, пришел на вечеринку для инвесторов в наряде то ли Сталина, то ли сталинского наркома.
Писатель и профессор Умберто Эко полагал, что такой синкретизм, то есть намеренное пренебрежение противоречиями, есть первый признак «вечного» фашизма: опасности скатиться в автократию фашистского толка.
Я не вполне с Эко согласен. По мне, синкретизм - это обычный оппортунизм. Вот приходит в школу поп и рассуждает о грехе безбожия - но приходит из той самой церкви, которая у памятника Ленину, против которого он ничего не имеет. И дети быстро смекают, что говорить нужно одно, думать другое, а делать третье. Так пестуется пестуется умение приспосабливаться к любой ситуации, крайне необходимое для выживания в странах с непредсказуемым прошлым.
Или, вот, - любой чиновник Смольного знает и о расстрелах ВЧК, и о Большом Терроре НКВД. В одном Ленинграде в 1930-х было расстреляно народу столько, сколько собирает хороший матч на стадионе «Петровский». Но в современный Петербург ежегодно приезжает 300 тысяч китайцев, - и для них специально прокладывают «Красный маршрут» по местам революционной славы. Потому что в Китае до сих пор рулит компартия, и Мао Цзэдун, угробивший народа не меньше Ленина со Сталиным, - вождь и учитель. Сочетание несочетаемого чиновник Смольного объясняет просто. «Не давая оценку революции, стоит признать, что романтика революции - это модный бренд». Это я процитировал председателя комитета по развитию туризма Петербурга товарища Мушкарева. Чьи предки после революции наверняка ведь были либо жертвами, либо палачами, потому что другого выбора у наших предков при большевиках не было, - и в этом ужас того, что творили большевики и их наследники.
Синкретическая формула «несмотря на неоднозначную роль в истории…» применяется сегодня к кому угодно. Ленин электрифицировал страну. Сталин выиграл войну. Дзержинский спасал беспризорников. Какая прелесть! Согласно этой логике, у Гитлера тоже неоднозначная роль. Он ведь не только истреблял евреев, коммунистов и гомосексуалистов, но еще и строил автобаны, поднял страну из разрухи, давал молодым семьям кредиты и еще в 1938 году официально звался «канцлером-миротворцем». При нем Германия встала с колен!
Однако в Германии невозможны «Коричневые маршруты», памятники Гитлеру и отзывы о нацизме в духе «не давая оценок нацизму, стоит признать, что…» Оценка нацизму дана, причем однозначная.
Я знаю это точно, потому что в последнее время много времени провожу в Германии, практически живу. Место моего обитания - столица Швабии город Аугсбург. Это недалеко от Мюнхена: когда едешь на запад, указатели сначала ведут на городок Дахау (тот самый, в концлагере которого при Гитлере угробили 70 тысяч человек), а потом на Аугсбург.
Аугсбург - бывший центр текстильной промышленности, эдакое швабское Иваново. Теперь на месте одной из фабрик прекрасный музей, в кинозале которого без конца крутится хроника: вот Аугсбург в 1933 году, и весь его средневеково-барочный центр увешан длинными узкими полотнищами со свастиками (не исключаю, кстати, что дизайн нацистских хоругвей родился именно здесь: под окнами музея - старая красильная башня, на которой когда-то развешивалась лентами на просушку ткань). А вот город в 1944-м: тотальные руины. А вот мучительное послевоенное восстановление: декор эпохи рококо остался в прошлом.
В музее сейчас выставка «Мода третьего рейха». Между мундиров и дамских нарядов - нашивки с могендовидом и надписями «Jude», их ткали тут же. И вещи из Дахау, и снимки из Дахау.
Это к вопросу об очень популярной в России идее, что нельзя историю мазать одной черной краской. Для немцев Дахау перечеркивает все. И кстати, у местного школьника нет шансов окончить школу, не побывав в Дахау, не увидеть эти бесконечные снимки и съемки развалин и трупов - и не ужаснуться тому, что его предки натворили.
В этом большое различие с жизнью петербургского или московского школьника, в списке обязательных экскурсий которого не значатся адовы Левашовская пустошь или Бутовский полигон. И петербургский школьник, прекрасно осведомленный об ужасах блокады, привычно списывает всю вину исключительно на Гитлера, но никогда - на Сталина. И учитель на говорит ему, что именно Сталина обвинял в блокаде Ленинграда главный герой солженицынского «Ракового корпуса» Костоглотов. И это берлинцы, а не москвичи или петербуржцы, видят на транспортных остановках снимки того, что творили раньше здесь нацистская партия и гестапо, - мы ведь никогда не говорим о своих собственных винах. Попробуйте найти хоть намек на 1930-е на Лубянке или у Большого Дома на Литейном. Там ничего ни про сталинские трупы, ни про брежневскую травлю диссидентов (ни, тем более, про нынешнюю травлю несогласных). И Путину, осуждающему репрессии, я верю лишь наполовину: он, конечно, против крови, но не против сгибания в дугу инакомыслия. Иначе «Стену скорби» установили бы не на безлюдном проспекте Сахарова, а прямо на Лубянке, опоясав ею ФСБ, чтобы все работающие там шли на работу через арку, прорубленную в стене из трупов.
Германия тыкала и продолжает тыкать каждого немца в свое стыдное прошлое, - с тех пор, как после войны там стартовал тяжелейший процесс денацификации. Он и правда шел нелегко: Гюнтер Грасс в «Луковице памяти» вспоминает, что немецкие шахтеры в 1946-м все еще были за национал-социализм, и что немцы вначале считали снимки из концлагерей монтажом: «Мы, великая нация, на такие зверства неспособны!»
Поверить пришлось: именно затем, чтобы величие страны никогда больше не ассоциировалось с ксенофобией, ненавистью к слабым, культом силы. Здесь не чванятся своей страной: слово «патриот», как я заметил, имеет в Германии скорее негативный оттенок. Именно поэтому история 1930-х имеет мало шансов повториться: все знают, куда она привела.
Советский Союз Гитлера победил, но победа оказалась пирровой. Не только потому, что победители живут беднее и хуже побежденных, но и потому, что до сих пор повторяют эту идиотскую формулу про побежденных. А на самом деле, нынешние немцы - тоже победители. Они победили свое прошлое. А мы, к сожалению, нет. Наше чудовищное прошлое (а другого нет) продолжает держать нас в объятиях. Поэтому оно у нас то однозначно прекрасно, то неоднозначно прекрасно, - но никогда не ужасно. Хотя именно благодаря связи с ним мы и торчим сегодня в беспросветном застое, проигрывая странам Запада по всем направлениям. Под мантры о собственном величии, исходя злобой на всех, кто ушел вперед, в то время как мы ходим по кругу.
Разумнее, не отказываясь от родства с прошлым, отказаться от его наследства.