Делез-как-Делез
- «Возникает какое-то сияние, которое несет с собой имя Делеза. Новая мысль возможна, снова возможна мысль. Она - здесь, в текстах Делеза, скачущая, танцующая перед нами, среди нас… Однажды, возможно, наступит век Делеза». Эти строки написаны Мишелем Фуко. Я не верю, что вы никогда не комментировали их.
- Я не знаю, что хотел сказать Фуко… Может быть, он хотел сказать, что я был самым наивным среди философов нашего поколения. У всех нас обнаруживаются такие темы, как множественность, различие, повторение. Однако я предлагаю понятия почти необработанные, грубые, тогда как другие работают с более опосредованными. Я никогда не касался преодоления метафизики, или смерти философии, или отречения от Всеобщего, Единого, субъекта, никогда не создавал драматических ситуаций. Я никогда не порывал со своего рода эмпиризмом, который берет свое начало в прямой экспозиции понятий. Я обхожусь без структуры, без лингвистики, без психоанализа, без науки и даже без исторической науки , так как полагаю, что философия имеет свою собственную грубую материю, позволяющую ей вступать во внешние и потому в большей степени необходимые отношения с этими дисциплинами. Возможно это и хотел сказать Фуко: я был не лучшим, но самым наивным, олицетворяя собой грубое искусство, если так можно выразится; я был не самым глубоким, но самым невинным (в большей степени лишенным вины «созидания философии»).
- Я не знаю, что хотел сказать Фуко… Может быть, он хотел сказать, что я был самым наивным среди философов нашего поколения. У всех нас обнаруживаются такие темы, как множественность, различие, повторение. Однако я предлагаю понятия почти необработанные, грубые, тогда как другие работают с более опосредованными. Я никогда не касался преодоления метафизики, или смерти философии, или отречения от Всеобщего, Единого, субъекта, никогда не создавал драматических ситуаций. Я никогда не порывал со своего рода эмпиризмом, который берет свое начало в прямой экспозиции понятий. Я обхожусь без структуры, без лингвистики, без психоанализа, без науки и даже без исторической науки , так как полагаю, что философия имеет свою собственную грубую материю, позволяющую ей вступать во внешние и потому в большей степени необходимые отношения с этими дисциплинами. Возможно это и хотел сказать Фуко: я был не лучшим, но самым наивным, олицетворяя собой грубое искусство, если так можно выразится; я был не самым глубоким, но самым невинным (в большей степени лишенным вины «созидания философии»).