Патриарх Сергий об отпевании инославных
Преосвященному Архиепископу Воронежскому Захарии
Заместитель Патриаршего Местоблюстителя и при нем Патриарший Священный Синод
СЛУШАЛИ: при сем прилагаемую в отдельной тетради резолюцию Его Блаженства от 11 марта 1935 года за № 516, положенную на прошении гражданина Гусева о разрешении поминовения по православному чину его жены, а равно и других лиц инославных исповеданий, и определением своим от 4 апреля 1935 года за № 37
ПОСТАНОВИЛИ: резолюцию Его Блаженства принять к сведению и сообщить Преосвященным архиереям в предположении, что она может быть полезна для соображений в соответствующих случаях, - предоставив, вместе с тем, желающим из Преосвященных представить в Патриархию и свой отзыв по предмету резолюции.
О чем и посылается Вашему Преосвященству настоящий указ с резолюцией Его Блаженства о поминовении умерших инославных.
Апреля 10 дня 1935 г., № 572
Подпись:
ЗАМЕСТИТЕЛЬ ПАТРИАРШЕГО МЕСТОБЛЮСТИТЕЛЯ - СЕРГИЙ М[итрополит) МОСКОВСКИЙ
Управляющий делами Патриаршего Священного
Синода - Протоиерей А. Лебедев
Машинописная копия с печатью митрополита Московского и Коломенского Сергия и рукописной подписью протоиерея Александра Лебедева. Ф. 2565. On. 1.Ед. хр. № 19. Л. 8 (приложение: л. 9-15).
Приложение к циркулярному письму:
Резолюция митрополита Сергия о возможности поминовения умерших инославных в православных храмах
11 марта 1935 г. Вопрос о поминовении умерших инославных правилами нашей Православной Церкви и неоднократными распоряжениями церковной власти (например Святейшего Синода, когда членом его был и митрополит Филарет) разрешен совершенно определенно и именно в отрицательном смысле: ни отпевать инославных но православному чину, ни служить по ним панихиды, ни поминать их на проскомидии и ектениях не полагается. Да это и понятно, если подходить к церковной службе с серьезною верою в ее духовное, благодатное значение. Чин православного погребения (а также и панихида) по своей основной идее, есть торжественное свидетельство Церкви, Ее ручательство в том, что отпеваемый будет в селениях праведных учинен. Основанием для такого ручательства служит вера Церкви в данную Ей Христом власть: «Что разрешите на земле, то будет разрешено и на небеси», и вообще в спасительность Ее таинств и безусловную истину Ее учения. По этому Церковь не удостаивает православного погребения даже людей формально православных, но таких, о ком она не может дать вышеуказанного ручательства, и нераскаянных открытых грешников, умерших от пьянства, самоубийц и под. И конечно, Церковь еще менее может ручаться за спасение людей, к ней не принадлежавших, и к Ее власти вязать и решить не обращавшихся.
Чем же тогда объяснить существующие на практике частные отступления от церковного порядка.
Они объясняются прежде всего смутностью церковного сознания в нашем обществе, отнюдь не исключая интеллигенции. Вековечный союз нашей церкви с государством привел к тому, что в нашем сознании на первый план выступило представление о православном государстве, а не о церкви, как всемирном союзе православных, объединяющем все страны и все народы. Со словом церковь у нас скорее соединяется представление о здании, а со словом вера - о церковной службе. Отсюда русские за границей охотнее ходили за богослужение к униатам-славянам, где служат «по нашему»,чем к православным румынам или грекам. Сознание себя прежде всего членами православного государства естественно отделяло нас от православных чужестранцев (даже до неприязни к ним), и наоборот, сближало с инославными католиками, армянами, лютеранами, служившими одному с нами государству. Тем более, что эти инославные, занимая известный служебный пост (например, губернатора, или командира в войсках и проч.), обязаны были по службе присутствовать за православным богослужением. Казалось уже неловким для православного духовенства оставлять таких начальников по их смерти без всякого внимания. Эта неловкость действовала в особенности повелительно в ведомствах, где духовенству всего меньше позволялось рассуждать, т.е. в придворном и в военном. Памятны панихиды по германском императоре, по датской королеве, когда церковно более сознательные батюшки стыдливо прикрывали немецкого «Вильгельма» православным «Василием».
Очень много значило в данном отношении и запрещение оставлять православие лицам, оказавшимся в его недрах (б[ывшие] униаты, старообрядцы, новокрещенцы среди так называвшихся инородцев и проч.). Если же к этому прибавить еще и запрещение хоронить без отпевания, то мы и получим, что православному священнику нередко приходилось отпевать при ясном сознании, что отпеваемый состоял православным не только не по своему желанию, далее и прямо вопреки желанию. Естественно священнику спросить: если я вынужден отпевать мнимо православных, отвращавшихся от православия, то почему мне не отпеть инославного, о котором я знаю, что он нашу православную Церковь почитал, любил посещать наше богослужение и нашей Церкви благотворил.
Нельзя забывать и широко распространенного подхода к православному богослужению, как только к обряду, более или менее приспособленному к разным житейским обстоятельствам наравне с процессией, музыкой, венками и проч., причем о духовном содержании и значении обряда уже не спрашивается. Если православный обряд может доставить большее утешение потерявшим родственника, чем обряд, например, католический, то почему бы не предоставить пользоваться нашим обрядом всякому желающему, независимо от его вероисповедания.
Отчасти следствием и показанием такого внешнего подхода к православному обряду, почти безразличного к его духовно-догматическому содержанию, а отчасти и одной из причин, поддерживавших такой подход, было, несомненно, и крайнее сокращение православного отпевания и панихиды в особенности принятое в ведомствах придворном и военном (где, как мы видели, нельзя было задаваться вопросом, соответствует ли содержание православной панихиды служению ее по инославным), а оттуда и повсеместно. В обычном исполнении от положенного чина оставлялся даже не конспект (конспект все-таки может дать некоторое понятие о положительном содержании службы), а самая бесцветная схема, слегка намечавшая лишь внешние контуры службы. Мало того, стремление сократить заставляло наших исполнителей отказываться не только от духовно-догматического смысла службы, но и просто от смысла грамматического. Например, к кондаку «Со святыми упокой, Христе», где подлежащее «Христос», а сказуемое «упокой», обычно приклеивался, вне всякой логической и грамматической связи, конец икоса «Надгробное рыдание, творяще песнь»... Доказательнее же всего то, что и слушатели, умилявшиеся православной панихидой обычно не замечали такой бессвязности. Другими словами, совсем не воспринимая того возвышенного учения о спасении и загробной жизни, которое старается внушить Церковь своим заупокойным богослужением, не следя даже и за словесным содержанием церковных песнопений, богомольцы
всецело отданы были своим частным, личным внутренним переживаниям, т.е. той скорби об умершем, против которой так настоятельно предупреждает св[ятой] ап[остол] Павел («Да не скорбите, яко не имущий упования»). Богослужение же ударяло в сознание богомольцев лишь некоторыми отдельными фразами («упокой Господи», «помяни Господи раба Твоего»), упоминаниями имени почившего, главным же образом музыкой своих напевов, особым тоном произношения возгласов, своими обрядами, вообще всей своей торжественно печальной гармонией, производящей глубокое впечатление даже на иностранцев.
Таким образом, отпевание инославных по православному чину допускается на практике только по недоразумению, несоответственно основному смыслу, вложенному в этот чин Церковью. При всем том вопрос о молитве за умерших инославных в нашей православной Церкви ставится давно. Его ставила не только приходская практика, легко допускающая всякие компромиссы, но и официальные представите ли Церкви - некоторые из иерархов (например, митрополит Филарет), его давно уже поставила и разрешила в положительном смысле и высшая церковная власть в некоторых Поместных Православных Церквах, например в Греко-восточной. С небольшим двадцать лет назад о молитве за инославных вел официальные рассуждения и наш бывший Святейший Синод и, если бы некоторые элементы не воспользовались этим для личной кампании против тогдашнего состава Синода, вероятно, вопрос этот и у нас получил бы более или менее определенное разрешение. Как справедливо указано в прошении гр[аждани]на Гусева, православные иногда не могут обойтись без молитвы за умерших инославных (например, если были с ними связаны семейными узами) и будут искать такой молитвы даже вопреки запрещениям Церкви. Поэтому и с канонической, и с пастырской, и со всякой другой точек зрения будет лучше, если эту молитву православные совершат в православной церкви и при участии правосудного духовенства, а не в храме и не с духовенством того исповедания, к которому принадлежал умерший.
Какой же способ поминовения инославных наиболее допустим с церковной точки зрения.
Многие склонны согласиться на поминовение за проскомидией и боятся возношения инославного име¬ни на ектений, панихиде и вообще в слух присутствующих в храме. На проскомидии-де, кроме священника и подающего записку никто ничего не услышит и не узнает, публичное же поминовение может соблазнить верующих и вызвать осуждение священнику. Но, ведь если народ соблазняется по своей слепоте и по незнанию веры, то мы обязаны его научить, а не поощрять слепоту своим к ней приспособлением. Если же совесть народная в данном случае не ошибается и правильно свидетельствует об истине, то эта истина тем более обязательна для священника. Главное же, что такой, в сущности, обывательский совет в корне извращает церковное понятие о проскомидии и о поминовении на ней. Для указанных советников проскомидия что-то вроде частной молитвы священника. Как будто на проскомидии он поминает только для себя и церковной общественности это поминовение не касается. По церковному же нашему учению, проскомидия является наивысшим способом поминовения и именно общецерковного или церковно-публичного, когда за умерших молится вся Церковь, во всем «чине своем». Частица вынутая за кого либо живого или умершего, потом должна лежать на дискосе вместе со Св[ятыми] Дарами, во время освящения последних и потом погружается в потир и, вместе с Телом Христовым, напаяется Его Кровию. Чрез это поминаемые делаются причастниками Св[ятых] Тайн и пользуются плодами такого причастия. Таким образом, если поминовение на проскомидии не пустая проформа, никому ничего не приносящая, то поминать за проскомидией инославных значит допускать их до евхаристического общения, что возможно только после их присоединения к Церкви. Это несравненно важнее, чем помолиться за инославного в частной требе, хотя бы и в слух других богомольцев. Недаром в древности помянники (диптихи) читались на литургии после «Достойно...» в слух всей Церкви и верующий народ ревниво следил за их содержанием, иногда громко требуя исключить из диптиха тех, кто запятнал себя ересью и внести тех, кто был известен своей стойкостью в православии. Вообще, в диптихи, т.е. к поминовению при литургии допускается только тот, кто скончается в недрах Православной Церкви и в мире с Нею.
С такой строгостию ограничивая в своем поминовении православных от инославных, Церковь, однако, принципиально не возражает против того, чтобы умершим инославным, в особенности тем из них, кто относился к нашей Церкви без вражды, и наобо рот с уважением, может быть благотворил ей, чтобы таким инославным при нужде православное духовенство оказывало некоторые церковные почести. На пример, по правилам нашей Русской Церкви свя щенник провожает тело инославного на кладбище в богослужебном облачении и с пением «Святый Боже». При этом разумеются те инославные, крещение которых, а с ним и право на звание христианина наша Церковь признает, т.е. считает их еще «своими», не чуждыми Ей (см. Вас[илий] Вел[икий]. Пр[авило] 1). Греко-восточная Церковь пошла дальше и установила для отпевания инославных особый чин, состоящий из «Трисвятого», 17-й кафизмы с припевами «Аллилуйя» и «Помилуй раба Твоего», Апостола и Евангелия и отпуста, т.е. из таких частей православного чина, которые не имеют специально православного характера, не содержат в себе вышеупоминавшегося ручательства Церкви за спасение отпеваемого.
В этом же направлении велись работы и в нашем Святейшем Синоде по проектированию чина погребения для инославных. Но так как греческий чин в нашем исполнении вышел бы уже слишком скудным, то предполагалось ввести в него из православного чина и другие части, тоже специального характера не имеющие, но для русских богомольцев привычные в заупокойном богослужении.
Руководствуясь такими примерами можно бы проектировать «Чин отпевания инославных» в следующем виде: «Благословен Бог наш. Аминь, Блажени непорочнии: на три статьи с припевами: на 1-й "Аллилуйя", на 2-й "Помилуй раба Твоего", на 3-й опять "Аллилуйя", далее заупокойное "Благословен еси Господи" (святых Лик), три первые тропаря, Слава: Трисиятельное, И ныне: Радуйся, Аллилуйя, ектения: 1. Паки и паки. 2. Еще молимся об усопшем рабе Божием имя рек и о еже проститися ему всякому прегрешению вольному и невольному. 3. Милости Божия и оставления грехов его у Христа безсмертного Царя и Бога нашего просим. Господу помолимся. Возглас: "Яко милостив". Ирмосы 6 гласа (без припевов и без чтения канона). После шестого ирмоса, такая же ектения и возглас. После него икос: «Сам един еси безсмертен». Ирмос 9-й. Заповеди блаженства (без тропарей). Прокимен, Апостол и Евангелие (из чина погребения). Ектения сугубая краткая (как выше). Услыши ны Боже Спасителю наш. Яко милостив. Прощание, во время которого: Трисвятое. Отче наш. Яко Твое есть царство. Тропари (поются). Помилуй нас Господи, помилуй нас. Слава: Господи помилуй нас. И ныне: Милосердия двери. Премудрость. Пресвятая Богородице. Слава Тебе Христе Боже. Отпуст: Воскресый из мертвых, живыми и мертвыми обладали Христос истинный Бог наш молитвами Пречистыя Своея Матери и всех святых помилует и спасет нас, яко благ и человеколюбец. Господи помилуй (трижды). Похоронное. Трисвятое».
Чин панихиды по инославным (поется на дому): «по начальном возгласе, Приидите поклонимся, трижды псалом: Живый в помощи Вышнего. Великая ектения: 1. Миром Господу помолимся. 2. О свыш нем мире... 3. О мире всего мира. 4. О оставлении согрешений представльшагося раба Божия имя рек Господу помолимся. 5. О плачущих, и болезнующих. 6. О избавитися нам. 7. Заступи спаси. 8. Пресвятую Пречистую. Возглас: Яко подобает Тебе. Глас 8-й. Аллилуйя (без тропаря). После нее: Благословен еси Господи. Святых лик, три первые тропаря. Слава: Трисиятельное, И ныне: Радуйся, ирмосы 3-й и 6-й. Малая заупокойная ектения (как в отпевании). Сам един еси безсмертен. Ирмос 9-й. Трисвятое. Отче наш. Тропари. Помилуй нас Господи, помилуй нас. Слава: Господи помилуй нас. И ныне: Милосердия двери. Малая заупокойная сугубая ектения (как в отпевании). Услыши ны Боже. И такой же отпуст. В заключение можно пропеть похоронное Трисвятое.
Конечно, в таком виде чин молитвы за инославных далеко не всех удовлетворит. Но что же делать, если на лицо основная причина неудовлетворительности: сознание, что почивший умер не в общении с Православной Церковью и не обратился к Ее власти вязать и решить. Для верующего это есть главная беда и главная печаль. В сравнении с нею чин отпевания уже ничтожная мелочь, ничего не прибавляющая и не изменяющая. Духовенство может простирать свою любезность до бесконечности, может показывать вид, что особой разницы между православным и инославным оно не признает, что бы ни думала о том Православная Церковь. Такая любезность может ввести в заблуждение разве обывателя равнодушного к вере и мало в ней осведомленного. Верующий же прекрасно знает, что священник не хозяин, а только служитель Церкви; действия его только тогда имеют силу, когда совершаются в согласии с указаниями Церкви, иначе это что-то вроде фальшивой монеты, не имеющей никакой цены и лишь вводящей в обман неопытных и доверчивых людей. Вспоминается по ассоциации похвальба графини С. А. Толстой, раздраженной на отлучение Л. Н. Толстого, что она найдет, а если нужно, то и наймет священника, который отпоет ее мужа по православному, не смотря ни на какие отлучения. Одумавшись и успокоившись, вероятно, и сама Софья Андреевна по должному оценила бы такую любезность священника (если к тому же эта любезность не была и бескорыстной), и едва ли могла бы оставаться ему благодарной за его уступчивость. То же и в нашем вопросе. Люди вдумчивые и серьезно верующие скоро поймут, что священник предложил им утешение мнимое, ввел их в заблуждение, и, конечно, за это не будут его благодарить. Правда, могут быть в восторге люди, несерьезно относящиеся к вере и даже совсем не верующие, но их восторги едва ли послужат к чести православного священника, и едва ли поднимут его авторитет и пастырское самосознание.
Таким образом, оставаясь искренними и верными нашей Церкви мы не можем допустить ни поминовения усопших инославных за православной службой (на проскомидии или на ектениях), наряду с православными, ни отпевания инославных по православному чину. Но не встречаем препятствий к тому, чтобы православный священник по просьбе ли православных родственников, по отсутствию ли инославного духовенства или по иной какой причине, оказывал установленные церковные почести умершим инославным, в особенности тем, которые при жизни проявляли уважение к Православной Церкви, и в частном порядке служил по инославным особо составленные службы (отпевание и панихида) для утешения оставшихся родственников и вообще близких к умершему людей.
Митрополит Сергий
№ 635, с подлинным верно: 15/IV 1935 г.
Управляющий делами Московской Патриархии Протоиерей Александр Лебедев
Машинописная копия с печатью митрополита Московского и Коломенского Сергия и рукописной подписью протоиерея Александра Лебедева. Ф. 2565. On. 1.Ед. хр. № 19. Л. 9-15.
публ.: ж. Церковь и время. М., 2009, № 47