Скромный ленинский юбилей
19 марта - 95 лет со дня написания В. И. Лениным секретного письма о репрессии священников. В СССР оно не публиковалось. Упоминание о нем, однако, появилось в "биографической справке" к 45 тому пятого издания "Полного собрания сочинений".
"Март, 19. Ленин в письме членам Политбюро ЦК РКП(б) пишет о необходимости решительно подавить сопротивление духовенства проведению в жизнь декрета ВЦИК от 23 февраля".
http://www.uaio.ru/vil/45.htm#s663
***
"Товарищу Молотову для членов Политбюро.
Строго секретно. Просьба ни в коем случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на самом документе.
По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим тоном борьбы в данном направлении. Так как я сомневаюсь, чтобы мне удалось лично присутствовать на заседании Политбюро 20 марта, то поэтому я изложу свои соображения письменно.
Происшествие в Шуе должно быть поставлено в связь с тем сообщением, которое недавно РОСТА переслало в газеты не для печати, а именно сообщение о подготовляющемся черносотенцами в Питере сопротивлении декрету об изъятии церковных ценностей.
Если сопоставить с этим фактом то, что сообщают газеты об отношении духовенства к декрету об изъятии церковных ценностей, а затем то, что нам известно о нелегальном воззвании Патриарха Тихона, то станет совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент.
Очевидно, что на секретных совещаниях влиятельнейшей группы черносотенного духовенства этот план обдуман и принят достаточно твердо. Событие в Шуе лишь одно из проявлений этого плана. Я думаю, что здесь наш противник делает громадную ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету.
Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать это нам не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечил нам сочувствие этих масс, либо, по крайней мере, обеспечивало бы нам нейтрализование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием церковных ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне.
Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый короткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут. Это соображение в особенности еще подкрепляется тем, что по международному положению России для нас, по всей вероятности, после Генуи окажется или может оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства будут политически нерациональны, может быть даже чересчур опасны. Сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена полностью. Кроме того, главной части наших заграничных противников среди русских эмигрантов, то есть эсерам и милюковцам, борьба против нас будет затруднена, если мы именно в данный момент, именно в связи с голодом проведем с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства.
Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий. Самую кампанию проведения этого плана я представляю следующим образом:
Официально выступать с какими бы то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин. Никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий.
Посланная уже от имени Политбюро телеграмма о временной приостановке изъятий не должна быть отменяема. Она нам выгодна, ибо посеет у противника представление, будто мы колеблемся, будто ему удалось нас запугать (об этой секретной телеграмме, именно поэтому, что она секретна, противник, конечно, скоро узнает).
В Шую послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК или других представителей центральной власти (лучше одного, чем нескольких), причем дать ему словесную инструкцию через одного из членов Политбюро. Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше, чем несколько десятков, представителей местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Тотчас по окончании этой работы он должен приехать в Москву и лично сделать доклад на полном собрании Политбюро или перед двумя уполномоченными на это членами Политбюро. На основании этого доклада Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров.
Самого Патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он несомненно стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы, именно в данный момент. Обязать Дзержинского, Уншлихта лично делать об этом доклад в Политбюро еженедельно.
На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКО и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать.
Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, то есть на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина, без всякой публикации об этой комиссии с тем, чтобы подчинение всей этой операции было обеспечено и проводилось в общесоветском и общенародном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах.
19 марта 1922 г. Ленин.
Прошу т. Молотова постараться разослать это письмо членам Политбюро вкруговую сегодня же вечером (не снимая копий) и просить их вернуть Секретарю тотчас по прочтении с краткой заметкой относительно того, согласен ли с основою каждый член Политбюро, или письмо возбуждает какие-нибудь разночтения.
Ленин".
см. также
http://www.pravoslavie.ru/52334.html
***
Тем, кто считает ленинское письмо фальшивкой - сюда:
"... Помет («кратких заметок») членов и кандидатов в члены Политбюро на письме Ленина нет, следовательно, требования председателя СНК о процедуре рассмотрения его послания Молотовым не были исполнены.
Таким образом в нашем распоряжении нет и достоверных данных, свидетельствующих о знакомстве с этим письмом вождя его коллег по высшему партийному органу. Хотя вполне возможно, что члены и кандидаты в члены Политбюро прочитали письмо Ленина непосредственно на заседании 20 марта 1922 г. Ведь если члены Политбюро знакомились с документами на самом заседании высшего органа партии, то своих ознакомительных подписей-росчерков и помет они обычно не проставляли.
Тем не менее, вторая помета, правда делопроизводственная, на письме вождя все-таки появилась. Вверху первого листа письма техническим сотрудником Бюро Секретариата была выведена традиционная помета о принадлежности данного документа к пятому пункту протокола № 114 заседания Политбюро от 20 марта 1922 г. Несмотря на эту помету, рассмотренный экземпляр письма Ленина не отложился ни в «подлинном» протоколе заседания высшего органа партии, ни в тематических делах фонда Политбюро АПРФ. Он был при сборе подлинных документов вождя переслан из секретного архива ЦК партии в Институт Ленина и помещен в один конверт (описан выше) с экземпляром письма, полученным автором из своего Секретариата сразу же после изготовления. На сегодня эти два подлинных экземпляра одной машинописной закладки письма председателя СНК от 19 марта 1922 г. вместе с конвертом составляют одно архивное дело фонда ленинских подлинников в РГАСПИ.
При отправке подлинника письма Ленина из ЦК партии с него, несмотря на требование вождя «ни в каком случае копий не снимать», была сделан» копия, которую заверил своим росчерком Чечулин. В процессе изготовления копии из упомянутых выше помет в конце документа была воспроизведена машинописью рукописная помета Молотова с добавлением: «Пометка рукою тов. Молотова». Делопроизводственные пометы о приеме данного документа по телефону Володичевой и о его принадлежности к протоколу заседания Политбюро были опущены. Однако после подписи Чечулина была напечатана другая техническая помета: «Подлинник передан в институт Ленина», а в начале письма обозначено: «Копия». В настоящий момент эта копия находится в тематическом деле фонда Политбюро АПРФ, посвященном изъятию церковных ценностей (АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 23. Л. 20-23; АК 1. С. 140-144).
В обозначенном тематическом деле в АПРФ оказался и еще один, самый последний по времени получения, документ, приписанный к пятому пункту протокола № 114 заседания Политбюро от 20 марта 1922 г. Это подтверждает проставленная на нем тем же почерком, что и на подлиннике письма Ленина, соответствующая делопроизводственная помета о принадлежности. Данный документ является шифротелеграммой от 20 марта 1922 г. из Иваново-Вознесенского губкома, которую расшифровали в ЦК РКП(б) в 19 часов 10 минут 21 марта 1922 г. (АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 23. Л. 25; АК I. С. 147-148)".
http://www.opentextnn.ru/history/istochnik/istXX/?id=1711&txt=1
"Март, 19. Ленин в письме членам Политбюро ЦК РКП(б) пишет о необходимости решительно подавить сопротивление духовенства проведению в жизнь декрета ВЦИК от 23 февраля".
http://www.uaio.ru/vil/45.htm#s663
***
"Товарищу Молотову для членов Политбюро.
Строго секретно. Просьба ни в коем случае копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки на самом документе.
По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим тоном борьбы в данном направлении. Так как я сомневаюсь, чтобы мне удалось лично присутствовать на заседании Политбюро 20 марта, то поэтому я изложу свои соображения письменно.
Происшествие в Шуе должно быть поставлено в связь с тем сообщением, которое недавно РОСТА переслало в газеты не для печати, а именно сообщение о подготовляющемся черносотенцами в Питере сопротивлении декрету об изъятии церковных ценностей.
Если сопоставить с этим фактом то, что сообщают газеты об отношении духовенства к декрету об изъятии церковных ценностей, а затем то, что нам известно о нелегальном воззвании Патриарха Тихона, то станет совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент.
Очевидно, что на секретных совещаниях влиятельнейшей группы черносотенного духовенства этот план обдуман и принят достаточно твердо. Событие в Шуе лишь одно из проявлений этого плана. Я думаю, что здесь наш противник делает громадную ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас именно данный момент представляет из себя не только исключительно благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые для нас позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешеной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддержать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления советскому декрету.
Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное строительство в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько сотен миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов) мы должны во что бы то ни стало. А сделать это с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать это нам не удастся, ибо никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который бы либо обеспечил нам сочувствие этих масс, либо, по крайней мере, обеспечивало бы нам нейтрализование этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием церковных ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне.
Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый короткий срок, ибо длительного применения жестокостей народные массы не вынесут. Это соображение в особенности еще подкрепляется тем, что по международному положению России для нас, по всей вероятности, после Генуи окажется или может оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства будут политически нерациональны, может быть даже чересчур опасны. Сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена полностью. Кроме того, главной части наших заграничных противников среди русских эмигрантов, то есть эсерам и милюковцам, борьба против нас будет затруднена, если мы именно в данный момент, именно в связи с голодом проведем с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства.
Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий. Самую кампанию проведения этого плана я представляю следующим образом:
Официально выступать с какими бы то ни было мероприятиями должен только тов. Калинин. Никогда и ни в каком случае не должен выступать ни в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий.
Посланная уже от имени Политбюро телеграмма о временной приостановке изъятий не должна быть отменяема. Она нам выгодна, ибо посеет у противника представление, будто мы колеблемся, будто ему удалось нас запугать (об этой секретной телеграмме, именно поэтому, что она секретна, противник, конечно, скоро узнает).
В Шую послать одного из самых энергичных, толковых и распорядительных членов ВЦИК или других представителей центральной власти (лучше одного, чем нескольких), причем дать ему словесную инструкцию через одного из членов Политбюро. Эта инструкция должна сводиться к тому, чтобы он в Шуе арестовал как можно больше, не меньше, чем несколько десятков, представителей местной буржуазии по подозрению в прямом или косвенном участии в деле насильственного сопротивления декрету ВЦИК об изъятии церковных ценностей. Тотчас по окончании этой работы он должен приехать в Москву и лично сделать доклад на полном собрании Политбюро или перед двумя уполномоченными на это членами Политбюро. На основании этого доклада Политбюро даст детальную директиву судебным властям, тоже устную, чтобы процесс против шуйских мятежников, сопротивляющихся помощи голодающим, был проведен с максимальной быстротой и закончился не иначе, как расстрелом очень большого числа самых влиятельных и опасных черносотенцев г. Шуи, а по возможности также и не только этого города, а и Москвы и нескольких других духовных центров.
Самого Патриарха Тихона, я думаю, целесообразно нам не трогать, хотя он несомненно стоит во главе всего этого мятежа рабовладельцев. Относительно него надо дать секретную директиву Госполитупру, чтобы все связи этого деятеля были как можно точнее и подробнее наблюдаемы и вскрываемы, именно в данный момент. Обязать Дзержинского, Уншлихта лично делать об этом доклад в Политбюро еженедельно.
На съезде партии устроить секретное совещание всех или почти всех делегатов по этому вопросу совместно с главными работниками ГПУ, НКО и Ревтрибунала. На этом совещании провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам по этому поводу расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать.
Для наблюдения за быстрейшим и успешнейшим проведением этих мер назначить тут же на съезде, то есть на секретном его совещании, специальную комиссию при обязательном участии т. Троцкого и т. Калинина, без всякой публикации об этой комиссии с тем, чтобы подчинение всей этой операции было обеспечено и проводилось в общесоветском и общенародном порядке. Назначить особо ответственных наилучших работников для проведения этой меры в наиболее богатых лаврах, монастырях и церквах.
19 марта 1922 г. Ленин.
Прошу т. Молотова постараться разослать это письмо членам Политбюро вкруговую сегодня же вечером (не снимая копий) и просить их вернуть Секретарю тотчас по прочтении с краткой заметкой относительно того, согласен ли с основою каждый член Политбюро, или письмо возбуждает какие-нибудь разночтения.
Ленин".
см. также
http://www.pravoslavie.ru/52334.html
***
Тем, кто считает ленинское письмо фальшивкой - сюда:
"... Помет («кратких заметок») членов и кандидатов в члены Политбюро на письме Ленина нет, следовательно, требования председателя СНК о процедуре рассмотрения его послания Молотовым не были исполнены.
Таким образом в нашем распоряжении нет и достоверных данных, свидетельствующих о знакомстве с этим письмом вождя его коллег по высшему партийному органу. Хотя вполне возможно, что члены и кандидаты в члены Политбюро прочитали письмо Ленина непосредственно на заседании 20 марта 1922 г. Ведь если члены Политбюро знакомились с документами на самом заседании высшего органа партии, то своих ознакомительных подписей-росчерков и помет они обычно не проставляли.
Тем не менее, вторая помета, правда делопроизводственная, на письме вождя все-таки появилась. Вверху первого листа письма техническим сотрудником Бюро Секретариата была выведена традиционная помета о принадлежности данного документа к пятому пункту протокола № 114 заседания Политбюро от 20 марта 1922 г. Несмотря на эту помету, рассмотренный экземпляр письма Ленина не отложился ни в «подлинном» протоколе заседания высшего органа партии, ни в тематических делах фонда Политбюро АПРФ. Он был при сборе подлинных документов вождя переслан из секретного архива ЦК партии в Институт Ленина и помещен в один конверт (описан выше) с экземпляром письма, полученным автором из своего Секретариата сразу же после изготовления. На сегодня эти два подлинных экземпляра одной машинописной закладки письма председателя СНК от 19 марта 1922 г. вместе с конвертом составляют одно архивное дело фонда ленинских подлинников в РГАСПИ.
При отправке подлинника письма Ленина из ЦК партии с него, несмотря на требование вождя «ни в каком случае копий не снимать», была сделан» копия, которую заверил своим росчерком Чечулин. В процессе изготовления копии из упомянутых выше помет в конце документа была воспроизведена машинописью рукописная помета Молотова с добавлением: «Пометка рукою тов. Молотова». Делопроизводственные пометы о приеме данного документа по телефону Володичевой и о его принадлежности к протоколу заседания Политбюро были опущены. Однако после подписи Чечулина была напечатана другая техническая помета: «Подлинник передан в институт Ленина», а в начале письма обозначено: «Копия». В настоящий момент эта копия находится в тематическом деле фонда Политбюро АПРФ, посвященном изъятию церковных ценностей (АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 23. Л. 20-23; АК 1. С. 140-144).
В обозначенном тематическом деле в АПРФ оказался и еще один, самый последний по времени получения, документ, приписанный к пятому пункту протокола № 114 заседания Политбюро от 20 марта 1922 г. Это подтверждает проставленная на нем тем же почерком, что и на подлиннике письма Ленина, соответствующая делопроизводственная помета о принадлежности. Данный документ является шифротелеграммой от 20 марта 1922 г. из Иваново-Вознесенского губкома, которую расшифровали в ЦК РКП(б) в 19 часов 10 минут 21 марта 1922 г. (АПРФ. Ф. 3. Оп. 60. Д. 23. Л. 25; АК I. С. 147-148)".
http://www.opentextnn.ru/history/istochnik/istXX/?id=1711&txt=1