Когда начал портить квартирный вопрос
Нередко приходится слышать, что, "советская власть загнала людей в коммуналки". Тут не поспоришь - действительно так. Только вот откуда? Обладателям больших барских квартир действительно пришлось "уплотниться". Но для большинства возможность жить в формате "одна семья - одна комната" была огромным подарком.
Об "угловых жильцах"; о "комнатах для семейных", где супружеские кровати, отгораживались друг от друга одеялом; о "съемщиках на пол-койки" и прочих прелестях жизни простых рабочих в книге А. Л. Пунина "Архитектура Петербурга середины и второй половины XIX века" из главы о фабрично-заводских окраинах.
Проведенные группой петербургских врачей на рубеже XIX-XX столетий обследования жилищных условий рабочих и городской бедноты выявили, что в большинстве квартир, населенных семьями рабочих, на одного человека приходилось от 0,3 до 0,5 квадратной сажени (т. е. от 1,3 до 2,3 квадратного метра) жилой площади.
Описания коечно-каморочных квартир, приведенные врачом М. И. Покровской, рисуют кошмарную обстановку, в которой существовали тысячи петербургских пролетариев. Вот два характерных примера.
Квартира состоит из двух комнат и кухни, окно которой выходит в коридор. «В первой комнате живет восемь человек: трое мужчин, три женщины и двое детей. Все помещаются на трех кроватях. Во второй - две семьи и двое одиноких, всего девять человек (трое детей). В темной кухне живут только семейные, здесь же помещаются и квартирная хозяйка с мужем, всего одиннадцать человек (четверо детей)».
Квартира состоит из двух комнат, кухни и темного коридора. «В этой квартире живут преимущественно семейные рабочие с Невской бумагопрядильни. Всего 15 человек (6 мужчин, 6 женщин и 3 детей). В каждой комнате помещаются по две семьи (4 и 6 человек). В кухне помещаются четыре человека, в темном коридоре одна женщина…» В подобной обстановке только в тринадцати обследованных квартирах жило 260 человек. [Покровская М. И. По подвалам, чердакам и угловым квартирам Петербурга. СПб., 1903.]
Питерский рабочий-большевик Е. П. Онуфриев, вспоминая годы своего детства, писал: «Жили мы в пяти минутах ходьбы от завода, на набережной Пряжки. В пятикомнатной квартире наша семья занимала одну комнату. В двух комнатах жили бездетные рабочие, вместе по две семьи, а в остальных - холостяки. Их комнаты были сплошь уставлены койками, на которых рабочие спали по двое». [Онуфриев В. П. За Невской заставой: (воспоминания старого большевика). М., 1968. С. 5.]
В особенно трудных условиях приходилось жить многочисленным артелям из недавних крестьян, приехавших в город на заработки. Обычно такие артели снимали одну-две комнаты, часто в подвалах, причем рабочие спали вповалку на нарах или по двое-трое на одной койке. Были случаи, когда рабочие вообще не имели помещений для жилья, спали прямо около своего рабочего места, а то и просто на верстаках.
Плата за жилье была столь высокой, что вынуждала квартиросъемщиков, в свою очередь, сдавать часть комнат угловым жильцам. Врач Д. П. Никольский, описывая жилищные условия рабочих Невской заставы, писал, что «некоторые из этого составили чуть ли не специальный промысел… Чтобы не только окупить квартиру, но и иметь известный с нее доход, хозяйки часто наполняют эти квартиры, насколько возможно, большим количеством жильцов. Отдаются целые комнаты, полкомнаты, углы, коридоры и даже кровати или пространства в кухне за печкой… О каких-либо санитарных условиях таких помещений нечего и говорить: такие квартиры тесны; в помещениях этих количество воздуха на человека едва достигает 1 / 4 куб. саж. и даже менее». [Никольский Д. П. Шлиссельбургский пригородный участок в санитарном отношении // Вестник общественной гигиены. 1901. Авг. С. 1143.]
По данным обследований, в Петербурге в начале XX века насчитывалось около 150 тысяч «коечных» и «угловых» жильцов.
Переполнение квартир жильцами приносило огромные барыши домовладельцам; доход с одной кубической сажени так называемых дешевых квартир, заселенных беднотой, в полтора-два раза превышал доход с одной кубической сажени барских квартир.
«…Статистика квартир в каждом большом городе, - писал В. И. Ленин, - покажет нам, что низшие классы населения, рабочие, мелкие торговцы, мелкие служащие и т. д., всего хуже живут, имеют самые тесные и самые плохие квартиры и всего дороже платят за 1 кубический фут. По расчету на единицу пространства квартиры фабричной казармы или любой трущобы для бедноты дороже шикарных квартир где‑нибудь на Невском». [Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 19. С. 343.]
<…>
Растущий приток населения в Петербург и острая нехватка жилья привели к распространению ночлежных домов. Ночлежки представляли собой большие комнаты, в которых размещалось по нескольку десятков человек, спавших на нарах, обычно устроенных в два яруса.
Число постояльцев нередко превышало число мест, и люди спали прямо на полу под нарами. Врач В. И. Биншток в своем докладе в Обществе сохранения народного здравия говорил об ужасных условиях, в которых оказываются постояльцы ночлежных домов, и притом мест в них катастрофически не хватает. [Биншток В. И. Ночлежные приюты и постоялые дворы в Санкт-Петербурге. СПб. 1897. С. 1-21.]
<…>
В последние десятилетия XIX века в окраинных районах Петербурга стали во все большем количестве строить уже упоминавшиеся здания рабочих казарм. Этот новый тип жилого дома был порожден социальными условиями капитализма. Строительство велось обычно на средства владельцев заводов и фабрик, и в их же карманы шли доходы от сдачи коек внаем - как правило, в виде отчислений из заработной платы рабочих.
Рабочие казармы строились двух типов. Один тип - здания с большими комнатами на несколько десятков человек, заставленными обычно двухъярусными нарами либо кроватями, на которых нередко спало по два человека. От ночлежных домов они отличались разве что более постоянным составом «населения». Условия жизни в них были примерно такими же. Как и ночлежки, они были всегда переполнены. Например, в рабочей казарме при Калинкинском пивоваренном заводе, широко разрекламированной в качестве «образцовой», в здании, рассчитанном на 500 человек, размещалось 700 - по 60 человек в комнате.
Рабочие казармы другого типа представляли собой многоэтажные здания коридорной системы, в которых по обеим сторонам коридоров располагались небольшие комнаты-каморки, тесно заставленные кроватями.
Характерным примером можно назвать здание казармы, построенное в начале 1890‑х годов для рабочих фабрики Максвелла - так по имени управляющего назывался тогда комплекс бумагопрядильных и ткацких мануфактур, основанный еще в середине XIX века.
Казарма была заселена в основном рабочими, недавно приехавшими в Петербург. Описание ее приводит в своих воспоминаниях петербургский рабочий-большевик, видный деятель революционного движения Иван Васильевич Бабушкин. Он пишет о том, что его знакомый, «рассказывая про жизнь на фабрике, упомянул о новом доме, выстроенном фабрикантом для своих рабочих, говоря, что этот дом является чем‑то особенным в фабричной жизни рабочих».
«Однако, - пишет И. В. Бабушкин, - трудно было понять, что это за дом. Не то он какой‑то особенный по благоустройству, не то это просто огромнейшая казарма, в которой всюду пахнет фабрикой, в которой хорошее и дурное, приятное и скверное перемешано в кучу, не то это прямо дом какого‑то ужаса…
Мы направились по Шлиссельбургскому тракту к Максвельским фабрикам, куда и добрались через полчаса.
Саженях в сорока от проспекта виднелось внушительное каменное здание, еще совершенно новое по своему наружному виду… Широкая дверь в середине фасада здания вела вовнутрь… Мы поднялись на одну лестницу и вошли в коридор, в котором нас, как обухом по голове, ударил скверный, удушливый воздух…»
Справа и слева от коридора размещались небольшие жилые комнаты-каморки. «По правой и левой стороне стояло по две кровати, заполнявшие всю длину комнаты почти без промежутка, так, что длина комнаты как бы измерялась двумя кроватями; у окна между кроватями стол и невзрачный стульчик: этим и ограничивалась вся обстановка такой каморки. На каждой кровати спало по два человека, а значит, всего в комнате жило восемь человек холостяков, которые платили или вернее с которых вычитали за такое помещение, от полутора до двух рублей в месяц с каждого. Значит такая каморка оплачивалась 14 или 16 рублями в месяц; заработок же каждого обитателя колебался между 8 и 12-15 рублями в месяц. И все же фабрикант гордился тем, что он благодетельствует рабочих, беря их на работу с условием, чтобы они жили в этом доме, если только таковой не набит битком.
…Все каморки были похожи одна на другую и производили угнетающее впечатление».
Часть каморок в этой казарме занимали семейные рабочие: они жили по две семьи в комнате, разделенной на две половинки занавеской.
«…Мы двинулись к выходу. Сзади слышен стоном стонущий гул в коридоре, отвратительный воздух беспрестанно надвигается оттуда же, и все сильнее поднимается в душе озлобление и ненависть против притеснителей» - так заканчивает И. В. Бабушкин свое описание. [Воспоминания Ивана Васильевича Бабушкина. 1893-1900. М., 1951. С. 38-41.]
В конце XIX века здания рабочих казарм стали свидетелями нарастающих стачечных выступлений петербургского пролетариата. В декабре 1898 года, когда на фабрике Максвелла вспыхнула забастовка, полиция пыталась ночью арестовать зачинщиков. Наряд полиции подошел к казарме, где проживало около 700 человек. Рабочие забаррикадировали дверь, а когда полиция ее взломала, на лестнице разыгралось целое сражение. О нем напоминает мемориальная доска, установленная на кирпичном фасаде высокого пятиэтажного дома № 3 на улице Ткачей - бывшей рабочей казарме фабрики Максвелла.
Об "угловых жильцах"; о "комнатах для семейных", где супружеские кровати, отгораживались друг от друга одеялом; о "съемщиках на пол-койки" и прочих прелестях жизни простых рабочих в книге А. Л. Пунина "Архитектура Петербурга середины и второй половины XIX века" из главы о фабрично-заводских окраинах.
Проведенные группой петербургских врачей на рубеже XIX-XX столетий обследования жилищных условий рабочих и городской бедноты выявили, что в большинстве квартир, населенных семьями рабочих, на одного человека приходилось от 0,3 до 0,5 квадратной сажени (т. е. от 1,3 до 2,3 квадратного метра) жилой площади.
Описания коечно-каморочных квартир, приведенные врачом М. И. Покровской, рисуют кошмарную обстановку, в которой существовали тысячи петербургских пролетариев. Вот два характерных примера.
Квартира состоит из двух комнат и кухни, окно которой выходит в коридор. «В первой комнате живет восемь человек: трое мужчин, три женщины и двое детей. Все помещаются на трех кроватях. Во второй - две семьи и двое одиноких, всего девять человек (трое детей). В темной кухне живут только семейные, здесь же помещаются и квартирная хозяйка с мужем, всего одиннадцать человек (четверо детей)».
Квартира состоит из двух комнат, кухни и темного коридора. «В этой квартире живут преимущественно семейные рабочие с Невской бумагопрядильни. Всего 15 человек (6 мужчин, 6 женщин и 3 детей). В каждой комнате помещаются по две семьи (4 и 6 человек). В кухне помещаются четыре человека, в темном коридоре одна женщина…» В подобной обстановке только в тринадцати обследованных квартирах жило 260 человек. [Покровская М. И. По подвалам, чердакам и угловым квартирам Петербурга. СПб., 1903.]
Питерский рабочий-большевик Е. П. Онуфриев, вспоминая годы своего детства, писал: «Жили мы в пяти минутах ходьбы от завода, на набережной Пряжки. В пятикомнатной квартире наша семья занимала одну комнату. В двух комнатах жили бездетные рабочие, вместе по две семьи, а в остальных - холостяки. Их комнаты были сплошь уставлены койками, на которых рабочие спали по двое». [Онуфриев В. П. За Невской заставой: (воспоминания старого большевика). М., 1968. С. 5.]
В особенно трудных условиях приходилось жить многочисленным артелям из недавних крестьян, приехавших в город на заработки. Обычно такие артели снимали одну-две комнаты, часто в подвалах, причем рабочие спали вповалку на нарах или по двое-трое на одной койке. Были случаи, когда рабочие вообще не имели помещений для жилья, спали прямо около своего рабочего места, а то и просто на верстаках.
Плата за жилье была столь высокой, что вынуждала квартиросъемщиков, в свою очередь, сдавать часть комнат угловым жильцам. Врач Д. П. Никольский, описывая жилищные условия рабочих Невской заставы, писал, что «некоторые из этого составили чуть ли не специальный промысел… Чтобы не только окупить квартиру, но и иметь известный с нее доход, хозяйки часто наполняют эти квартиры, насколько возможно, большим количеством жильцов. Отдаются целые комнаты, полкомнаты, углы, коридоры и даже кровати или пространства в кухне за печкой… О каких-либо санитарных условиях таких помещений нечего и говорить: такие квартиры тесны; в помещениях этих количество воздуха на человека едва достигает 1 / 4 куб. саж. и даже менее». [Никольский Д. П. Шлиссельбургский пригородный участок в санитарном отношении // Вестник общественной гигиены. 1901. Авг. С. 1143.]
По данным обследований, в Петербурге в начале XX века насчитывалось около 150 тысяч «коечных» и «угловых» жильцов.
Переполнение квартир жильцами приносило огромные барыши домовладельцам; доход с одной кубической сажени так называемых дешевых квартир, заселенных беднотой, в полтора-два раза превышал доход с одной кубической сажени барских квартир.
«…Статистика квартир в каждом большом городе, - писал В. И. Ленин, - покажет нам, что низшие классы населения, рабочие, мелкие торговцы, мелкие служащие и т. д., всего хуже живут, имеют самые тесные и самые плохие квартиры и всего дороже платят за 1 кубический фут. По расчету на единицу пространства квартиры фабричной казармы или любой трущобы для бедноты дороже шикарных квартир где‑нибудь на Невском». [Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 19. С. 343.]
<…>
Растущий приток населения в Петербург и острая нехватка жилья привели к распространению ночлежных домов. Ночлежки представляли собой большие комнаты, в которых размещалось по нескольку десятков человек, спавших на нарах, обычно устроенных в два яруса.
Число постояльцев нередко превышало число мест, и люди спали прямо на полу под нарами. Врач В. И. Биншток в своем докладе в Обществе сохранения народного здравия говорил об ужасных условиях, в которых оказываются постояльцы ночлежных домов, и притом мест в них катастрофически не хватает. [Биншток В. И. Ночлежные приюты и постоялые дворы в Санкт-Петербурге. СПб. 1897. С. 1-21.]
<…>
В последние десятилетия XIX века в окраинных районах Петербурга стали во все большем количестве строить уже упоминавшиеся здания рабочих казарм. Этот новый тип жилого дома был порожден социальными условиями капитализма. Строительство велось обычно на средства владельцев заводов и фабрик, и в их же карманы шли доходы от сдачи коек внаем - как правило, в виде отчислений из заработной платы рабочих.
Рабочие казармы строились двух типов. Один тип - здания с большими комнатами на несколько десятков человек, заставленными обычно двухъярусными нарами либо кроватями, на которых нередко спало по два человека. От ночлежных домов они отличались разве что более постоянным составом «населения». Условия жизни в них были примерно такими же. Как и ночлежки, они были всегда переполнены. Например, в рабочей казарме при Калинкинском пивоваренном заводе, широко разрекламированной в качестве «образцовой», в здании, рассчитанном на 500 человек, размещалось 700 - по 60 человек в комнате.
Рабочие казармы другого типа представляли собой многоэтажные здания коридорной системы, в которых по обеим сторонам коридоров располагались небольшие комнаты-каморки, тесно заставленные кроватями.
Характерным примером можно назвать здание казармы, построенное в начале 1890‑х годов для рабочих фабрики Максвелла - так по имени управляющего назывался тогда комплекс бумагопрядильных и ткацких мануфактур, основанный еще в середине XIX века.
Казарма была заселена в основном рабочими, недавно приехавшими в Петербург. Описание ее приводит в своих воспоминаниях петербургский рабочий-большевик, видный деятель революционного движения Иван Васильевич Бабушкин. Он пишет о том, что его знакомый, «рассказывая про жизнь на фабрике, упомянул о новом доме, выстроенном фабрикантом для своих рабочих, говоря, что этот дом является чем‑то особенным в фабричной жизни рабочих».
«Однако, - пишет И. В. Бабушкин, - трудно было понять, что это за дом. Не то он какой‑то особенный по благоустройству, не то это просто огромнейшая казарма, в которой всюду пахнет фабрикой, в которой хорошее и дурное, приятное и скверное перемешано в кучу, не то это прямо дом какого‑то ужаса…
Мы направились по Шлиссельбургскому тракту к Максвельским фабрикам, куда и добрались через полчаса.
Саженях в сорока от проспекта виднелось внушительное каменное здание, еще совершенно новое по своему наружному виду… Широкая дверь в середине фасада здания вела вовнутрь… Мы поднялись на одну лестницу и вошли в коридор, в котором нас, как обухом по голове, ударил скверный, удушливый воздух…»
Справа и слева от коридора размещались небольшие жилые комнаты-каморки. «По правой и левой стороне стояло по две кровати, заполнявшие всю длину комнаты почти без промежутка, так, что длина комнаты как бы измерялась двумя кроватями; у окна между кроватями стол и невзрачный стульчик: этим и ограничивалась вся обстановка такой каморки. На каждой кровати спало по два человека, а значит, всего в комнате жило восемь человек холостяков, которые платили или вернее с которых вычитали за такое помещение, от полутора до двух рублей в месяц с каждого. Значит такая каморка оплачивалась 14 или 16 рублями в месяц; заработок же каждого обитателя колебался между 8 и 12-15 рублями в месяц. И все же фабрикант гордился тем, что он благодетельствует рабочих, беря их на работу с условием, чтобы они жили в этом доме, если только таковой не набит битком.
…Все каморки были похожи одна на другую и производили угнетающее впечатление».
Часть каморок в этой казарме занимали семейные рабочие: они жили по две семьи в комнате, разделенной на две половинки занавеской.
«…Мы двинулись к выходу. Сзади слышен стоном стонущий гул в коридоре, отвратительный воздух беспрестанно надвигается оттуда же, и все сильнее поднимается в душе озлобление и ненависть против притеснителей» - так заканчивает И. В. Бабушкин свое описание. [Воспоминания Ивана Васильевича Бабушкина. 1893-1900. М., 1951. С. 38-41.]
В конце XIX века здания рабочих казарм стали свидетелями нарастающих стачечных выступлений петербургского пролетариата. В декабре 1898 года, когда на фабрике Максвелла вспыхнула забастовка, полиция пыталась ночью арестовать зачинщиков. Наряд полиции подошел к казарме, где проживало около 700 человек. Рабочие забаррикадировали дверь, а когда полиция ее взломала, на лестнице разыгралось целое сражение. О нем напоминает мемориальная доска, установленная на кирпичном фасаде высокого пятиэтажного дома № 3 на улице Ткачей - бывшей рабочей казарме фабрики Максвелла.