Диалектическая логика - та же логика
(Навстречу "Ильенковским чтениям - 2008". Классическое наследие)
Существует ли логическая проблематика за пределами формальной логики?
Теодор ОЙЗЕРМАН
Журнал "Общественные науки и современность", № 5,1995. - С.122-130.
Т.И. Ойзерман. Философия как история философии. - СПб., 1999. - С.126-145.
http://management.edu.ru/images/pubs/2004/06/19/0000162321/013_Ojzerman.pdf
Крушение советского строя, выступавшего под флагом новой всемирно-исторической эпохи посткапиталистического развития человечества, естественно, не могло не вызвать глубочайшего духовного, мировоззренческого кризиса. Последний по-разному проявляется у бывших советских людей, в том числе и у ученых, профессионально занимавшихся марксистской теорией. Большинство из них просто предали марксизм забвению, как будто его вообще не было в их жизни. Это особенно относится к тем, кто занимался «научным коммунизмом»: эти люди, как правило, стали воинствующими антикоммунистами.
Лишь немногие из профессиональных в недалеком прошлом марксистов пытаются критически осмыслить свое отрицание прежних убеждений. К ним, на мой взгляд, относится профессор В. Свинцов, если судить по опубликованной им статье «Существует ли диалектическая логика?» 1.
Вопрос, сформулированный заглавием статьи, носит, в сущности, риторический характер. Автор недвусмысленно и однозначно утверждает, что диалектическая логика «никогда не была и не могла быть логикой»2. Проблема, однако, заключается в том, что «невозможно отрицать наличие огромного множества научных статей, монографий, диссертаций, где на разные лады склонялось это словосочетание»3. Диалектическая логика существовала, следовательно, хотя бы как некая видимость, которая, как известно, также является фактом. Анализу этой видимости в значительной мере и посвящена статья Свинцова. Автор исходит из посылки, что всякое связное, последовательное, доказательное мышление предполагает соблюдение законов формальной логики, которую и следует поэтому считать единственно возможной логикой. Можно вполне согласиться с Свинцовым, когда он осуждает, осмеивает неуклюжие «диалектические» попытки критики, умаления и даже отрицания формальной логики, которые имели место в нашей стране полвека тому назад. Но нельзя, конечно, согласиться с однозначным применением термина «логика», ибо такое применение этого термина противоречит как истории философии, так и научному словоупотреблению вообще.
Н. Кондаков в своем «Логическом словаре» указывает, что термин «логика» применяется в трех различных смыслах4. На три значения термина «логика» указывает и А. Лаланд в своем получившем широкую известность словаре философских терминов5. Совершенно очевидно, что «трансцендентальная логика» И. Канта не есть формальная логика, хотя Кант отнюдь не отвергает формальной логики и характеризует ее как всеобщую. В «Критике чистого разума» он указывает, что формальная логика «отвлекается от всякого содержания рассудочного [1] См. «Общественные науки и современность», 1995, № 2.
[2] Там же, с. 109.
[3] Там же.
[4] К о н д а к о в Н. И. Логический словарь. М., 1971, с. 251.
[5] L a l a n d e A. Vocabulaire technique et critique de la philosophie. Paris, 1956, p. 573. О й з е р м а н Т. И. - академик, советник РАН.
122
познания и от различий между его предметами, имея дело только с чистой формой (выделено мною.- Т. О.) мышления...»6. Между тем, подчеркивает Кант, необходимо логически исследовать формы мышления и со стороны их содержания, поскольку наряду с эмпирическими суждениями имеются суждения a priori, которые занимают особо важное место в теоретическом познании. «В таком случае,- замечает Кант,- должна существовать логика, отвлекающаяся не от всякого содержания познания...»7. Это и есть трансцендентальная логика, отличающаяся от обычной, формальной, логики по своему предмету.
Может показаться, что кантовское понятие трансцендентальной логики принципиально несостоятельно, ибо никаких априорных суждений, априорных понятий не существует. Однако вопрос не так прост. Априорными суждениями Кант называет суждения строгой всеобщности и необходимости. В этом же смысле речь идет об априорности категорий. Отвергая присущую кантовской философии субъективистскую интерпретацию суждений и категорий, мы не можем отрицать всеобщности и необходимости, которыми характеризуются определенные научные понятия и выводы. Исследование всеобщности и необходимости - насущная задача, которая выходит за границы формальной логики.
«Наука логики» Гегеля является, несомненно, продолжением кантовского дела. Свинцов, отрицая существование диалектической логики, совершенно игнорирует Гегеля. Но, как бы ни относиться к философии Гегеля, к его «абсолютному идеализму», нет оснований отрицать, что разработанная им логика - диалектическая. Понятие конкретного тождества - исходное в гегелевском учении о сущности,- ни в коей мере не отвергая соответствующий закон формальной логики, без которого, кстати сказать, невозможно и диалектическое мышление, убедительно показывает, что тождество заключает в себе различие, а различие - тождество. Политика есть политика. Совершенно верно. Но есть политика и политика - к такому разграничению призывает принцип конкретного тождества. Война есть война. Это общеизвестно. Но есть война и война, что предполагает существенное различие внутри тождества.
Гегелевская «Наука логики», вскрывая связь категорий, их переход друг в друга, навсегда покончила с абстрактным противопоставлением сущности явлению, необходимости и случайности, необходимости и свободы, абсолютного и относительного и т. д. То обстоятельство, что эта проблематика не относится к компетенции формальной логики, нисколько не умаляет ее значения как предмета специального логического исследования. Такое исследование, как это обнаружилось уже у Канта, охватывает широкий круг проблем теории познания.
Стремление разрабатывать логику процесса познания, которая не может быть сведена к одним лишь законам правильного мышления, обнаруживается не только У представителей немецкой классической философии. В конце прошлого века это направление исследования, синтезирующее логику и гносеологию, было продолжено лидером школы «имманентов» В. Шуппе, опубликовавшим «Теоретико-познавательную логику»8. Вероятно, с точки зрения Свинцова, этот труд нельзя назвать логикой, поскольку в нем отсутствует предмет формальной логики. Но если малоизвестного Шуппе можно упрекнуть в неправильном словоупотреблении, то такой упрек едва ли окажется уместным по отношению к Э. Гуссерлю, который в 1929 году опубликовал капитальный труд «Формальная и трансцендентальная логика. Опыт критики логического разума»9. [6] Кант И. Сочинения в шести томах. Т. 3. М., 1956, с. 156.
[7] Там же, с. 157. Работа Канта по созданию трансцендентальной логики, предметом которой является познание в его теоретических формах, была продолжена неокантианцами. Назову труд одного из выдающихся представителей этого течения Г. Когена «Логика чистого разума» (Cohen H. Logik der reinen Vernunft, 1902), монографию Р. Наторпа «Логические основы точных наук» (Natorp R. Die logischen Grundlagen der exakten Wissenschaften, 1921). В этих работах речь идет не о вопросах формальной логики, а о специфических методах теоретического исследования.
[8] S c h u p p e W. Erkenntnistheoretische Logik. Bonn, 1878.
[9] H u s s e r l E. Formale und transzendentale Logik. Versuch einer Kritik der logischen Vernunft. Saale, 1929. 123
Трансцендентальная логика Гуссерля принципиально отличается от кантовской трансцендентальной логики, поскольку у Гуссерля речь идет не о категориальном синтезе чувственных данных, не о дискурсивном мышлении вообще, а об интуитивном познании, которое Гуссерль противопоставляет абстрагирующему и обобщающему мышлению, «логическому разуму» вообще. Гуссерль, как и его предшественники, не отвергает формальной логики, но подчеркивает ее ограниченное значение в процессе познания сущностных отношений и смыслов. Сколь бы критически ни относились мы к этой, по существу, интуитивистской логике, мы, конечно, не можем отрицать, что она поставила на обсуждение весьма важные теоретико-познавательные проблемы, которые и по сей день активно дискутируются, особенно в области гуманитарных наук и искусства.
Идея новой, отличной от формальной, логики является одной из наиболее влиятельных в философии нашего века. Если Гуссерль обосновывал необходимость феноменологической логики, то неопозитивисты разрабатывали логику эмпирического познания, как оно совершается в науках о природе. Так, Р. Карнап, лидер неопозитивистского движения, в своей программной работе «Логический синтаксис языка» провозглашал: «на место традиционной философии следует поставить строго научную дисциплину, именно логику науки, т. е. синтаксис научного языка»10. Разумеется, Карнап, как и Гуссерль, далек от того, что стало именоваться диалектической логикой, но он столь же далек от ограничения логики законами правильного мышления.
Последний пример, который я хотел бы привести в этой связи,- опубликованный в 1934 году труд К. Поппера «Логика исследования»11. Поппер хорошо известен как непримиримый противник диалектики. Как видно из его статьи «Что такое диалектика?»12, Поппер безоговорочно отрицает диалектику как метод исследования, диалектический способ мышления, диалектическую логику. Диалектике Поппер противопоставляет формальную логику. Однако наряду с этим он разрабатывает новую, как он считает, логику, называя ее логикой научного исследования. Эту логику Поппер понимает как систему логических приемов, направленных на опровержение каждой данной научной теории, любая из которых, по его глубокому убеждению, неизбежно заключает в себе заблуждение. Преодоление заблуждения возможно путем тщательного сопоставления теории с фактами, которые она пытается объяснить или, напротив, оставляет вне поля исследования. Совершенно очевидно, что Поппер, подобно его предшественникам, придает понятию логики нетрадиционный смысл.
Таким образом, понятие логики никоим образом не исчерпывается содержанием формальной логики. Логика и формальная логика - отнюдь не синонимы. Кроме приведенных выше примеров трансцендентальной, феноменологической, метафизической, позитивистской логики, можно указать также на психологическую логику, одним из ранних представителей которой, наряду с В. Вундтом, был Т. Рибо, опубликовавший в 1903 году трактат «Логика чувств»13. Г. Тард, один из виднейших французских социологов конца прошлого века, применил понятие логики к социальным движениям, издав в 1893 году работу «Социальная логика чувств»14.
П. Фулкье, автор широко известного «Словаря философского языка», подчеркивая неоднозначность термина «логика», замечает по этому поводу: [10] Саrnap R. Logische Syntax der Sprache. Wien, 1934, S. 261. Прагматисты также разрабатывали свой вариант теоретико-познавательной логики. Д. Дьюи, крупнейший представитель этого направления, опубликовал монографию «Логика. Теория исследования» (Deweу J. Logic. The theory of inquiry. 1938).
[11] Popper K. R. Logik der Forschung. Wien, 1934. Во втором, английском, издании этой работы название ее уточняется: «Логика научного открытия» (The Logik of scientific discovery. London, 1959).
[12] См. «Вопросы философии», 1995, № 1.
[13] Ribot T. A. Logique des sentiments. Paris, 1903.
[14] Tarde G. Le logique sociale des sentiments. Paris, 1893. 124
«Понимаемая таким образом логика охватывает формальную логику (общую логику) и методологию (логику специальную и прикладную)»15. Хотя этот вывод далеко не исчерпывает всех значений термина «логика», он имеет существенное значение как констатация общеизвестного, общепринятого в научном сообществе.
До сих пор мы говорили лишь о зарубежных мыслителях, которые, нисколько не умаляя значения формальной логики, тем не менее разрабатывали отличную от нее, новую логику, в основном ориентированную на исследование процесса научного познания. Если гносеологией именуется учение о познании вообще, в целом, то теория научного познания получила название эпистемологии. Учитывая это обстоятельство, мы вправе говорить, ссылаясь на приведенные выше примеры, об эпистемологической логике. Невозможно перечислить в рамках журнальной статьи многочисленные советские издания, посвященные проблемам логики науки16.
Ссылаясь на указанные научные труды, я вовсе не хочу сказать, что все они посвящены проблемам диалектической логики. Однако эти исследования выполнены с позиций материалистической диалектики и поэтому имеют прямое отношение к рассматриваемой проблеме. Основное их содержание составляет методологический анализ новейшего естествознания. Такое методологическое исследование и является основой специальной «логики науки», которую на протяжении десятилетий разрабатывали не только западные философы, но и их советские коллеги17. Известный советский методолог науки Б. Пятницын указывает, что речь идет о логике, «все законы которой применимы в рассуждениях об объектах микромира и, в частности, об объектах, рассматриваемых в квантовой механике...», подчеркивая при этом «ограниченность применения (выделено мною. - Г. О.) в квантовой механике классической логики» 18.
Не случайно советские философы, занимавшиеся методологическим анализом специальных наук, разрабатывали, как правило, и проблемы диалектической логики. Это прежде всего Б. Кедров, П. Копнин, Д. Горский, Э. Ильенков. Свинцов утверждает: «О диалектической логике так много наговорено и написано, что никто и никогда не дал внятного ответа на вопрос, что это такое»19. Если при этом имеются в виду разногласия среди тех, кто разрабатывал диалектическую логику, то ведь эти разногласия совершенно аналогичны расхождениям в убеждениях, которые наличествуют среди философов вообще. Эти расхождения, как бы ни были существенны, нисколько не мешают философам отличать философские тексты от не имеющих отношения к философии. Не следует их преувеличивать.
Большая часть сторонников диалектической логики понимают ее как диалектический способ мышления, методологию научного исследования процессов развития, исследование связи и развития категорий. Так, М. Розенталь, по существу, отождествляет диалектическую логику с диалектическим методом: «Диалектическая логика - это применение диалектического метода к мышлению и познанию, конкретизация общих принципов этого метода в области законов и [15] F o u l q u i e P. Dictionnaire de la langue philosophique. Paris, 1962, p. 411.
[16] Ограничимся указанием некоторых из них, на мой взгляд, наиболее значительных: Грушин В. А. Очерки логики исторического исследования. М., 1961; «Логика научного исследования» (отв. редакторы П. В. Копнин, М. В. Попович). Киев, 1965; Логика и методология науки» (под ред. П. В. Тованца). М., 1973; «Логика и методология науки» (год ред. Б. М. Кедрова). М., 1975; «Логико-методологические проблемы естественных и общественных наук» (под ред. В. В. Целищева). Новосибирск, 1977; «Логика научного познания» (под ред. Д. П. Горского). М., 1987; «Логика, методология и философия науки. Материалы к VIII Международному конгрессу по логике, методологии и философии науки». М., 1987; «Логика социологического исследовании» (под ред. Г. В. Осипова). М., 1987.
[17] О том, что эта разработка носила основательный, скрупулезный характер, свидетельствует, например, статья Б. Г. Кузнецова «Об основах квантово-релятивистской логики» (см. «Логические исследования». М., 1959).
[18] П я т н и ц ы н Б. Н. Логика квантовой механики. «Философская энциклопедия». Т. 3. М., 1964, с. 224.
[19] С в и н ц о в В. Указ. соч., с. 100. 125
форм мышления»20. Аналогичную позицию занимает И. Нарский: «Мы рассматриваем диалектическую логику как теорию диалектико-материалистического метода познавательного процесса»21. Такого же, по существу, воззрения придерживается и Копнин: «Все законы и категории диалектики являются одновременно законами диалектической логики»22. Ясно, что такая постановка вопроса предполагает убеждение в принципиальном тождестве диалектики и диалектической логики. Это тождество, правда, не исключает различия, поскольку речь в данном случае идет не о всеобщих законах развития всего существующего, а о применении этих законов к познанию, исследованию. Иными словами, диалектическая логика выступает как гносеологическое применение диалектики. Это, собственно, и имеет в виду Ильенков: «У диалектической логики, - пишет он, - нет предмета, отличного от предмета теории познания (логики) так же, как у логики (теории познания) нет объекта изучения, который отличался бы от предмета диалектики. И там, и тут речь идет о всеобщих, универсальных формах и законах развития вообще...»23.
Итак, нет оснований утверждать, что авторы исследований по диалектической логике не имеют достаточно определенного представления о предмете своих занятий. На чем же в таком случае основывается заявление Свинцова об отсутствии сколько-нибудь ясного представления о предмете диалектической логики? Достаточно очевидно, что у этого заявления нет логического основания, однако есть основание психологическое: неприятие диалектики. Не высказанное в категорической форме, оно с необходимостью следует из провозглашенного автором статьи отрицания антитезы диалектики и метафизики: «Понятия диалектики и метафизики не противоречат друг другу...», - утверждает Свинцов. Антитеза диалектика - метафизика, «провозглашенная Гегелем, воспринятая Марксом и впоследствии раздутая в ленинизме, сегодня удивляет своей надуманностью». И заключает: «В соответствии с традицией метафизикой по сей день продолжают называть не мифическую антидиалектику, а учение о сущности мира, в первом приближении - философию в целом»24. В начале этой статьи я уже указывал, что у нашего автора нет представления о неоднозначности термина «логика». Нет у него, как явствует из вышеприведенного высказывания, и представления о неоднозначности термина «метафизика». Более того, предложенное им (со ссылкой на «традицию») определение понятия метафизики, как говорится, не лезет ни в какие ворота. Несостоятельно, во-первых, отождествление метафизики с философией вообще. Оговорка насчет «первого приближения» не спасает положения. Традиционно метафизикой или «первой философией» именовалась та часть философского учения или такая система философии, которая представляла собой учение о бытии. Бытие же рассматривалось как первооснова всего сущего, отграничиваясь тем самым от предметов, явлений - феноменов существования.
Из истории философии известно, что понятие бытия принималось далеко не всеми философами. Соответственно, и традиционная метафизика отнюдь не была общепринятым философским учением. История философии свидетельствует об антиметафизическом характере не только философского скептицизма, но и качественно отличных от него учений - неокантианства, эмпириокритицизма (и всего позитивизма вообще), неопозитивизма, философской антропологии и т. д. Метафизические системы, как правило, исключали из предмета метафизики гносеологию, этику, эстетику, философию права, философию истории, т. е. значительную часть философских дисциплин. Уже одно это обстоятельство делает принципиально недопустимым отождествление философии и -метафизики. К. Маркс и Ф. Энгельс указывали на антиметафизический характер [20] Розенталь М. М. Принципы диалектической логики. М., I960, с. 80.
[21] Н а р с к и й И. С. Проблема противоречия в диалектической логике. М., 1969, с. 140.
[22] Копнин П. В. Философские идеи В. И. Ленина и логика. М., 1968, с. 42.
[23] И л ь е н к о в Э. В. Диалектическая логика. М., 1971, с. 227.
[24] Свинцов В. Указ. соч., с. 100. 126
английского материализма XVII века и французского материализма XVIII века, ибо эти учения не только отвергали метафизические системы античности и Нового времени, но и противопоставляли любым разновидностям метафизики теорию, отрицающую какую бы то ни было сверхчувственную реальность. В то же время они называли материалистов XVII-XVIII веков метафизическими материалистами, имея в виду их метод исследования, способ рассуждения. Таким образом, Маркс и Энгельс разграничивали два исторически сложившихся смысловых значения термина «метафизика». Это обстоятельство, известное всем изучавшим историю философии, почему-то выпало из поля зрения Свинцова25.
Свинцов заблуждается, определяя метафизику как «учение о сущности». Как уже указывалось, основной категорией метафизики является не понятие сущности, а понятие бытия. Наряду с философами, отвергавшими учение о бытии как предмет философии, были и философы, которые отвергали категорию сущности, т. е. считали, что никаких сущностей нет. Философский феноменализм, к примеру, вообще отбрасывает понятие сущности, полагая, что все существующее сводится к чувственно воспринимаемым явлениям. В «критической философии» Канта, которая разрабатывалась как трансцендентальная метафизика, также отсутствует категория сущности несмотря на радикальное отличие этой философии от феноменализма.
Для большинства метафизических систем характерно противопоставление понятия бытия чувственной, эмпирической реальности, всему конечному, ограниченному в пространстве и времени. Однако в метафизике Канта отсутствует и понятие бытия. Кант говорит: «Ясно, что бытие не есть реальный предикат, иными словами, оно не есть понятие о чем-то таком, что могло бы быть прибавлено к понятию вещи... В логическом применении оно есть лишь связка в суждении»26 Метафизика Канта не есть, следовательно, учение о бытии. Кант называет свою метафизическую систему «наукой о первых принципах человеческого знания»27.
В метафизике Г. Фихте понятие бытия является производным от основополагающей категории, каковой является абсолютный субъект. В метафизической системе Гегеля бытие трактуется как низшая сфера абсолютного («абсолютной идеи»), сфера непосредственности, чувственно воспринимаемой реальности. Если поставить вопрос, как понимают метафизику ее наиболее выдающиеся представители в нашем веке, то и здесь налицо весьма существенные расхождения, которые вовсе не учитываются Свинцовым. Для Н. Гартмана метафизика есть учение о мире в целом. М. Хайдеггер видит суть метафизики в вопросе об основе бытия сущего. К. Ясперс определяет предмет метафизики как запредельное, трансцендентное. С точки зрения Э. Блоха, основную проблему метафизики образует вопрос о высшей, последней цели.
До сих пор речь шла о неоднозначности термина «метафизика» применительно к предмету исследования. Но столь же неоднозначно понимание метода метафизики, метафизического метода. Платон и Аристотель, Р. Декарт, Б. Спиноза и Г. Лейбниц были не только создателями выдающихся метафизических систем; они внесли бесценный вклад в разработку диалектического способа мышления. Так в недрах самой метафизики исторически складывалось отрицание присущего ей метода, который Гегель назвал метафизическим. Диалектический метод исследования получил дальнейшее развитие в метафизических системах Канта, Фихте, Шеллинга. Гегель гениально подытожил этот исторический процесс, разработав в рамках идеалистической метафизической системы диалектический метод, диалектическую логику. С этих позиций Гегель подверг уничтожающей критике антидиалектическую методологию традиционных метафизических систем. Старая метафизика, писал Гегель, «брала [25] Кстати сказать, на неоднозначность (по меньшей мере, двузначность) термина «метафизика» мною было указано почти четверть века назад (см. О й з е р м а н Т. И. Главные философские направления. М., 1971, с. 186-188).
[26] Ка нт И. Ук а з. с о ч. , с. 521.
[27] Там же, с. 687. 127
непосредственно абстрактные определения мышления и считала, что они могут быть предикатами истинного». Иллюстрируя эту мысль, Гегель замечает: «Старая метафизика задавалась, далее, вопросом о конечности или бесконечности мира. Здесь бесконечность прочно противопоставляется конечности. Однако легко увидеть, что если эти два определения противопоставляются друг другу, то бесконечность, которая должна ведь представлять собой целое, выступает здесь только как одна сторона и ограничивается конечным, ограниченная же бесконечность сама есть лишь конечное»28. Гегель обвиняет, таким образом, метафизический метод в догматизме, который придерживается односторонних определений. Между тем конкретное (в отличие от абстрактного, одностороннего) есть единство различных, в том числе и противоположных, определений.
Гегель, как мы видим, противопоставлял диалектику не метафизическим системам (он сам создал метафизическую систему), а метафизическому методу, присущему этим системам. Уяснение этого обстоятельства выявляет полнейшую несостоятельность утверждения Свинцова об отсутствии противоположности между диалектикой и метафизикой.
Следует, впрочем, отметить, что Свинцов в известной мере дезавуирует собственное утверждение об отсутствии противоположности между диалектическим и метафизическим способами мышления. «Корректно, - заявляет он, - было бы противопоставлять друг другу две модели мира - статичную и динамичную» 29. Диалектика, несомненно, предполагает такое противопоставление, но она идет несравненно дальше, поскольку утверждает, что постоянство относительно, покой есть форма движения материи, а само это движение составляет неотъемлемый элемент изменения, развития. Диалектика есть теория развития, и сведение ее к динамической модели мира есть обеднение диалектики, как и самого процесса развития.
То, что Свинцов обедняет понятие диалектики, понятие развития, следует из его собственного высказывания: «Не отрицая внешней подвижности бытия, вполне допустимо усматривать некие неизменные его основы»30. Допустима, стало быть, лишь «внешняя подвижность» существующего, что же касается внутреннего, его следует считать неизменным. Между тем с точки зрения диалектики изменяется не только внешнее, но и внутреннее, не только явление, но и сущность. И, конечно, изменения, происходящие в природе и обществе, принципиально несводимы к «внешней подвижности бытия».
Если придерживаться провозглашаемой Свинцовым точки зрения, то следует прямо отвергнуть диалектику, теорию развития и признать себя сторонником метафизического способа мышления. Однако автор рассматриваемой статьи не решается окончательно порвать с диалектикой. Вслед за приведенным выше высказыванием он утверждает, что в качестве неизменной основы подвижного бытия могут рассматриваться... законы диалектики. Но эти законы, если, конечно, признать их всеобщность, отнюдь не являются неизменными сущностями. Многообразие законов природы и общества, посредством которого выявляются, функционируют законы диалектики, свидетельствует о качественном различии этих законов в разных областях действительности. И только тот, кто противопоставляет законы диалектики законам, открываемым физикой, химией, биологией и всеми другими науками, может говорить о неизменности диалектических законов. Такая позиция - наглядный пример метафизического подхода к миру.
В начале статьи я цитировал безапелляционное заявление Свинцова: диалектическая логика «никогда не была и не могла быть логикой». Вернемся к этому суровому вердикту, поскольку, вопреки обычной логике, вопреки собственному выводу, Свинцов все же признает существование диалектической логики. Он говорит о «жизнестойкости диалектической логики»31, объясняя этот ма- [28] Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1. М., 1974, с. 135-136.
[29] Свинцов В. Указ. соч., с. 101.
[30] Там же.
[31] Там же, с. 104. 128
лоприятный для него факт тем, что «она сравнительно легко отделяется от скомпрометировавших себя политических и экономических элементов марксистской доктрины и в этом смысле наименее уязвима» 32.
Итак, диалектическая логика (Свинцов оговаривается: «точнее, то, что принято было так называть» 33) все же существует. И поставив своей задачей окончательное опровержение этой - якобы «так называемой» - логики, Свинцов прежде всего обрушивается на метод восхождения от абстрактного к конкретному. Не утруждая себя каким-либо анализом, он попросту заявляет, что сей метод, как об этом якобы свидетельствует «Капитал» Маркса, представляет собой восхождение к оторванной от реальной действительности «дурной абстракции» 34. Рамки статьи лишают меня возможности подробно рассмотреть данный вопрос. Ограничусь ссылкой на статью известного логика А. Зиновьева «О логической природе восхождения от абстрактного к конкретному». Зиновьев никогда не был сторонником диалектической логики, но как серьезный ученый был, конечно, далек от того, чтобы просто отмахнуться от ее проблем. Он констатирует: «Метод восхождения от абстрактного к конкретному... сложился в науках, опирающихся на эксперимент и на систематическое наблюдение (т. е. наблюдение, предполагающее рациональный отбор фактов, их сопоставление и т. п.), при изучении сложных систем связей, в которых общие законы проявляются в форме множества разнообразных и изменчивых явлений, непосредственно не совпадающих с ними»35. Весьма показательно, что Зиновьев иллюстрирует логический переход от абстрактного к конкретному прежде всего на материале естествознания.
Разделавшись с «дурной абстракцией» теоретически воссозданного конкретного, Свинцов полагает, что он тем самым опроверг логику «Капитала» Маркса. Чтобы подкрепить свои довольно скупые аргументы, он ссылается на «современный анализ «Капитала» с экономической точки зрения» 36, якобы обобщенный неким Е. Майбурдом, опубликовавшим статью под кричащим заголовком «Фиктивный капитал» 37. О научном уровне этой статьи убедительно говорят выводы ее автора. Касаясь марксовой характеристики экономической истории капитализма, Майбурд заявляет: «Здесь не видно признаков экономического исследования». Затрагивая положения Маркса о норме прибавочной стоимости, Майбурд не менее категоричен: «В финансах Маркс ровным счетом ничего не понимал».
Стоит ли доказывать, что ученому, принявшему решение критически разобраться в логике «Капитала» Маркса (а это, безусловно, необходимо с любой точки зрения), следовало бы обратиться к серьезным экономическим (и философским) исследованиям, а не к крикливой газетной статье никому не известного автора. Но серьезное исследование, по-видимому, не входило в намерения Свинцова, который, как свидетельствует вся его статья, видел свою задачу в том, чтобы заклеймить, предать анафеме и диалектическую логику, и, конечно, учение Маркса. Общеизвестно, что такое понимание критической задачи предполагает не аргументацию, а крепкие выражения, аналогичные ругательствам. Соответственно этому Свинцов характеризует диалектическую логику как «софистику», при помощи которой можно «обосновать все, что угодно» 38. В качестве подтверждения этого голословного тезиса Свинцов ссылается на чудовищно демагогические речи А. Вышинского на известных процессах против мнимых врагов народа в тридцатых годах. Заведомо клеветнические речи Вышинского характеризуются Свинцовым как образчик диалектической логики: «Вот это и была диалектическая логика [32] Там же, с. 103.
[33] Там же.
[34] Там же, с. 102.
[35] См. «Философская энциклопедия». Т. 1. М., 1960, с. 297.
[36] Свинцов В. Указ. соч., с. 102.
[37] «Независимая газета», 7 апреля 1992.
[38] Свинцов В. Указ. соч., с. 107.5 ОНС, №5 129
в ее зловещем соединении с политикой»39. Я не знаю, просматривал ли Свинцов речи Вышинского, прежде чем сделать столь сногсшибательное заявление. Думаю, он не утруждал себя подобным занятием, хотя достаточно самого беглого взгляда, чтобы увидеть в этих речах дезинформацию, клевету, противоречащую всякой логике подтасовку фактов, нагромождение явно не согласующихся друг с другом выводов.
Ссылка на одиозные речи Вышинского с целью доказательства несостоятельности диалектической логики, которая вместе с тем объявляется реально не существующей, - наглядное свидетельство того, что статья Свинцова представляет собой не научный анализ вопроса, а идеологическую критику, которая в отличие от исследования заранее устанавливает свои окончательные выводы. Это заслуживающее сожаления обстоятельство следует особо отметить, так как в настоящее время необходимость критического анализа материалистической диалектики, диалектической логики носит настоятельный характер. Необходимо прежде всего критически пересмотреть тезис, что борьба противоположностей образует движущую силу всякого развития. Ленин, как известно, заключил слово «борьба» в кавычки, но это лишь затемняло содержание данного тезиса. В критическом пересмотре нуждается положение, согласно которому постепенные изменения не являются самодостаточной формой развития, а представляют собой лишь подготовку скачкообразного перехода. Нет оснований утверждать, что качественные изменения в природе и обществе не могут происходить постепенно. Да и само понятие всеобщих диалектических закономерностей должно быть критически переосмыслено с учетом того, что известные нам законы природы и общества суть законы, открытые специальными науками. С этой точки зрения законы диалектики следует, по-видимому, рассматривать не как особый класс законов, отличных от законов, устанавливаемых конкретными науками, а как их обобщение. Качественное многообразие специфических законов природы и общества должно найти отражение в их диалектическом обобщении.
Можно было бы лишь приветствовать появление статьи Свинцова, если бы автор посвятил ее конкретной критике, философскому переосмыслению диалектики, диалектической логики. Однако вместо этого он нагромождает различные, не имеющие прямого отношения к теме вопросы, предается воспоминаниям по поводу своего отношения к логике в студенческие годы, затрагивает множество сюжетов, не входя в их научное рассмотрение. Таким образом, хотя Свинцов посвятил свою статью логике, в ней не хватает именно того, что требуется логикой: связного, последовательного, доказательного мышления. Главный же недостаток рассматриваемой статьи состоит в ее идеологической одержимости, которая сквозит в каждой фразе, не говоря уже о выводах. Эта идеологическая одержимость мешает Свинцову учесть и осмыслить тот факт, что диалектика существует две с половиной тысячи лет и ее позитивное значениевыявилось задолго до возникновения марксизма40. [39] Там же.
[40] В этой связи мне хотелось бы привести весьма содержательное высказывание В. Швырева: «... На мой взгляд, рациональный подход к диалектике должен исходить из того, что ее значение не следует ни чрезмерно преувеличивать, ни чрезмерно преуменьшать... Но было бы, конечно, неправильно сбрасывать со счетов диалектическую традицию в философии. Необходимо достаточно четко выявить ее реальное смысловое содержание, которое отнюдь не потеряло своей конструктивной значимости и в наши дни» (Швырев В. С. Как нам относиться к диалектике? «Вопросы философии», 1995, № 1, с. 158). Швыреву явно чужда идеологическая одержимость, которая была столь свойственна воинствующим пропагандистам марксизма. Он объективно, как и полагается ученому, подходит к обсуждаемому вопросу, к вопросу об отношении к диалектике. Полностью присоединяясь к этой рациональной критической позиции, я хочу надеяться, что она способна оказать свое положительное влияние и на Свинцова.
© Т. Ойзерман. Существует ли логическая проблематика за пределами формальной логики?, 1995
130
Существует ли логическая проблематика за пределами формальной логики?
Теодор ОЙЗЕРМАН
Журнал "Общественные науки и современность", № 5,1995. - С.122-130.
Т.И. Ойзерман. Философия как история философии. - СПб., 1999. - С.126-145.
http://management.edu.ru/images/pubs/2004/06/19/0000162321/013_Ojzerman.pdf
Крушение советского строя, выступавшего под флагом новой всемирно-исторической эпохи посткапиталистического развития человечества, естественно, не могло не вызвать глубочайшего духовного, мировоззренческого кризиса. Последний по-разному проявляется у бывших советских людей, в том числе и у ученых, профессионально занимавшихся марксистской теорией. Большинство из них просто предали марксизм забвению, как будто его вообще не было в их жизни. Это особенно относится к тем, кто занимался «научным коммунизмом»: эти люди, как правило, стали воинствующими антикоммунистами.
Лишь немногие из профессиональных в недалеком прошлом марксистов пытаются критически осмыслить свое отрицание прежних убеждений. К ним, на мой взгляд, относится профессор В. Свинцов, если судить по опубликованной им статье «Существует ли диалектическая логика?» 1.
Вопрос, сформулированный заглавием статьи, носит, в сущности, риторический характер. Автор недвусмысленно и однозначно утверждает, что диалектическая логика «никогда не была и не могла быть логикой»2. Проблема, однако, заключается в том, что «невозможно отрицать наличие огромного множества научных статей, монографий, диссертаций, где на разные лады склонялось это словосочетание»3. Диалектическая логика существовала, следовательно, хотя бы как некая видимость, которая, как известно, также является фактом. Анализу этой видимости в значительной мере и посвящена статья Свинцова. Автор исходит из посылки, что всякое связное, последовательное, доказательное мышление предполагает соблюдение законов формальной логики, которую и следует поэтому считать единственно возможной логикой. Можно вполне согласиться с Свинцовым, когда он осуждает, осмеивает неуклюжие «диалектические» попытки критики, умаления и даже отрицания формальной логики, которые имели место в нашей стране полвека тому назад. Но нельзя, конечно, согласиться с однозначным применением термина «логика», ибо такое применение этого термина противоречит как истории философии, так и научному словоупотреблению вообще.
Н. Кондаков в своем «Логическом словаре» указывает, что термин «логика» применяется в трех различных смыслах4. На три значения термина «логика» указывает и А. Лаланд в своем получившем широкую известность словаре философских терминов5. Совершенно очевидно, что «трансцендентальная логика» И. Канта не есть формальная логика, хотя Кант отнюдь не отвергает формальной логики и характеризует ее как всеобщую. В «Критике чистого разума» он указывает, что формальная логика «отвлекается от всякого содержания рассудочного [1] См. «Общественные науки и современность», 1995, № 2.
[2] Там же, с. 109.
[3] Там же.
[4] К о н д а к о в Н. И. Логический словарь. М., 1971, с. 251.
[5] L a l a n d e A. Vocabulaire technique et critique de la philosophie. Paris, 1956, p. 573. О й з е р м а н Т. И. - академик, советник РАН.
122
познания и от различий между его предметами, имея дело только с чистой формой (выделено мною.- Т. О.) мышления...»6. Между тем, подчеркивает Кант, необходимо логически исследовать формы мышления и со стороны их содержания, поскольку наряду с эмпирическими суждениями имеются суждения a priori, которые занимают особо важное место в теоретическом познании. «В таком случае,- замечает Кант,- должна существовать логика, отвлекающаяся не от всякого содержания познания...»7. Это и есть трансцендентальная логика, отличающаяся от обычной, формальной, логики по своему предмету.
Может показаться, что кантовское понятие трансцендентальной логики принципиально несостоятельно, ибо никаких априорных суждений, априорных понятий не существует. Однако вопрос не так прост. Априорными суждениями Кант называет суждения строгой всеобщности и необходимости. В этом же смысле речь идет об априорности категорий. Отвергая присущую кантовской философии субъективистскую интерпретацию суждений и категорий, мы не можем отрицать всеобщности и необходимости, которыми характеризуются определенные научные понятия и выводы. Исследование всеобщности и необходимости - насущная задача, которая выходит за границы формальной логики.
«Наука логики» Гегеля является, несомненно, продолжением кантовского дела. Свинцов, отрицая существование диалектической логики, совершенно игнорирует Гегеля. Но, как бы ни относиться к философии Гегеля, к его «абсолютному идеализму», нет оснований отрицать, что разработанная им логика - диалектическая. Понятие конкретного тождества - исходное в гегелевском учении о сущности,- ни в коей мере не отвергая соответствующий закон формальной логики, без которого, кстати сказать, невозможно и диалектическое мышление, убедительно показывает, что тождество заключает в себе различие, а различие - тождество. Политика есть политика. Совершенно верно. Но есть политика и политика - к такому разграничению призывает принцип конкретного тождества. Война есть война. Это общеизвестно. Но есть война и война, что предполагает существенное различие внутри тождества.
Гегелевская «Наука логики», вскрывая связь категорий, их переход друг в друга, навсегда покончила с абстрактным противопоставлением сущности явлению, необходимости и случайности, необходимости и свободы, абсолютного и относительного и т. д. То обстоятельство, что эта проблематика не относится к компетенции формальной логики, нисколько не умаляет ее значения как предмета специального логического исследования. Такое исследование, как это обнаружилось уже у Канта, охватывает широкий круг проблем теории познания.
Стремление разрабатывать логику процесса познания, которая не может быть сведена к одним лишь законам правильного мышления, обнаруживается не только У представителей немецкой классической философии. В конце прошлого века это направление исследования, синтезирующее логику и гносеологию, было продолжено лидером школы «имманентов» В. Шуппе, опубликовавшим «Теоретико-познавательную логику»8. Вероятно, с точки зрения Свинцова, этот труд нельзя назвать логикой, поскольку в нем отсутствует предмет формальной логики. Но если малоизвестного Шуппе можно упрекнуть в неправильном словоупотреблении, то такой упрек едва ли окажется уместным по отношению к Э. Гуссерлю, который в 1929 году опубликовал капитальный труд «Формальная и трансцендентальная логика. Опыт критики логического разума»9. [6] Кант И. Сочинения в шести томах. Т. 3. М., 1956, с. 156.
[7] Там же, с. 157. Работа Канта по созданию трансцендентальной логики, предметом которой является познание в его теоретических формах, была продолжена неокантианцами. Назову труд одного из выдающихся представителей этого течения Г. Когена «Логика чистого разума» (Cohen H. Logik der reinen Vernunft, 1902), монографию Р. Наторпа «Логические основы точных наук» (Natorp R. Die logischen Grundlagen der exakten Wissenschaften, 1921). В этих работах речь идет не о вопросах формальной логики, а о специфических методах теоретического исследования.
[8] S c h u p p e W. Erkenntnistheoretische Logik. Bonn, 1878.
[9] H u s s e r l E. Formale und transzendentale Logik. Versuch einer Kritik der logischen Vernunft. Saale, 1929. 123
Трансцендентальная логика Гуссерля принципиально отличается от кантовской трансцендентальной логики, поскольку у Гуссерля речь идет не о категориальном синтезе чувственных данных, не о дискурсивном мышлении вообще, а об интуитивном познании, которое Гуссерль противопоставляет абстрагирующему и обобщающему мышлению, «логическому разуму» вообще. Гуссерль, как и его предшественники, не отвергает формальной логики, но подчеркивает ее ограниченное значение в процессе познания сущностных отношений и смыслов. Сколь бы критически ни относились мы к этой, по существу, интуитивистской логике, мы, конечно, не можем отрицать, что она поставила на обсуждение весьма важные теоретико-познавательные проблемы, которые и по сей день активно дискутируются, особенно в области гуманитарных наук и искусства.
Идея новой, отличной от формальной, логики является одной из наиболее влиятельных в философии нашего века. Если Гуссерль обосновывал необходимость феноменологической логики, то неопозитивисты разрабатывали логику эмпирического познания, как оно совершается в науках о природе. Так, Р. Карнап, лидер неопозитивистского движения, в своей программной работе «Логический синтаксис языка» провозглашал: «на место традиционной философии следует поставить строго научную дисциплину, именно логику науки, т. е. синтаксис научного языка»10. Разумеется, Карнап, как и Гуссерль, далек от того, что стало именоваться диалектической логикой, но он столь же далек от ограничения логики законами правильного мышления.
Последний пример, который я хотел бы привести в этой связи,- опубликованный в 1934 году труд К. Поппера «Логика исследования»11. Поппер хорошо известен как непримиримый противник диалектики. Как видно из его статьи «Что такое диалектика?»12, Поппер безоговорочно отрицает диалектику как метод исследования, диалектический способ мышления, диалектическую логику. Диалектике Поппер противопоставляет формальную логику. Однако наряду с этим он разрабатывает новую, как он считает, логику, называя ее логикой научного исследования. Эту логику Поппер понимает как систему логических приемов, направленных на опровержение каждой данной научной теории, любая из которых, по его глубокому убеждению, неизбежно заключает в себе заблуждение. Преодоление заблуждения возможно путем тщательного сопоставления теории с фактами, которые она пытается объяснить или, напротив, оставляет вне поля исследования. Совершенно очевидно, что Поппер, подобно его предшественникам, придает понятию логики нетрадиционный смысл.
Таким образом, понятие логики никоим образом не исчерпывается содержанием формальной логики. Логика и формальная логика - отнюдь не синонимы. Кроме приведенных выше примеров трансцендентальной, феноменологической, метафизической, позитивистской логики, можно указать также на психологическую логику, одним из ранних представителей которой, наряду с В. Вундтом, был Т. Рибо, опубликовавший в 1903 году трактат «Логика чувств»13. Г. Тард, один из виднейших французских социологов конца прошлого века, применил понятие логики к социальным движениям, издав в 1893 году работу «Социальная логика чувств»14.
П. Фулкье, автор широко известного «Словаря философского языка», подчеркивая неоднозначность термина «логика», замечает по этому поводу: [10] Саrnap R. Logische Syntax der Sprache. Wien, 1934, S. 261. Прагматисты также разрабатывали свой вариант теоретико-познавательной логики. Д. Дьюи, крупнейший представитель этого направления, опубликовал монографию «Логика. Теория исследования» (Deweу J. Logic. The theory of inquiry. 1938).
[11] Popper K. R. Logik der Forschung. Wien, 1934. Во втором, английском, издании этой работы название ее уточняется: «Логика научного открытия» (The Logik of scientific discovery. London, 1959).
[12] См. «Вопросы философии», 1995, № 1.
[13] Ribot T. A. Logique des sentiments. Paris, 1903.
[14] Tarde G. Le logique sociale des sentiments. Paris, 1893. 124
«Понимаемая таким образом логика охватывает формальную логику (общую логику) и методологию (логику специальную и прикладную)»15. Хотя этот вывод далеко не исчерпывает всех значений термина «логика», он имеет существенное значение как констатация общеизвестного, общепринятого в научном сообществе.
До сих пор мы говорили лишь о зарубежных мыслителях, которые, нисколько не умаляя значения формальной логики, тем не менее разрабатывали отличную от нее, новую логику, в основном ориентированную на исследование процесса научного познания. Если гносеологией именуется учение о познании вообще, в целом, то теория научного познания получила название эпистемологии. Учитывая это обстоятельство, мы вправе говорить, ссылаясь на приведенные выше примеры, об эпистемологической логике. Невозможно перечислить в рамках журнальной статьи многочисленные советские издания, посвященные проблемам логики науки16.
Ссылаясь на указанные научные труды, я вовсе не хочу сказать, что все они посвящены проблемам диалектической логики. Однако эти исследования выполнены с позиций материалистической диалектики и поэтому имеют прямое отношение к рассматриваемой проблеме. Основное их содержание составляет методологический анализ новейшего естествознания. Такое методологическое исследование и является основой специальной «логики науки», которую на протяжении десятилетий разрабатывали не только западные философы, но и их советские коллеги17. Известный советский методолог науки Б. Пятницын указывает, что речь идет о логике, «все законы которой применимы в рассуждениях об объектах микромира и, в частности, об объектах, рассматриваемых в квантовой механике...», подчеркивая при этом «ограниченность применения (выделено мною. - Г. О.) в квантовой механике классической логики» 18.
Не случайно советские философы, занимавшиеся методологическим анализом специальных наук, разрабатывали, как правило, и проблемы диалектической логики. Это прежде всего Б. Кедров, П. Копнин, Д. Горский, Э. Ильенков. Свинцов утверждает: «О диалектической логике так много наговорено и написано, что никто и никогда не дал внятного ответа на вопрос, что это такое»19. Если при этом имеются в виду разногласия среди тех, кто разрабатывал диалектическую логику, то ведь эти разногласия совершенно аналогичны расхождениям в убеждениях, которые наличествуют среди философов вообще. Эти расхождения, как бы ни были существенны, нисколько не мешают философам отличать философские тексты от не имеющих отношения к философии. Не следует их преувеличивать.
Большая часть сторонников диалектической логики понимают ее как диалектический способ мышления, методологию научного исследования процессов развития, исследование связи и развития категорий. Так, М. Розенталь, по существу, отождествляет диалектическую логику с диалектическим методом: «Диалектическая логика - это применение диалектического метода к мышлению и познанию, конкретизация общих принципов этого метода в области законов и [15] F o u l q u i e P. Dictionnaire de la langue philosophique. Paris, 1962, p. 411.
[16] Ограничимся указанием некоторых из них, на мой взгляд, наиболее значительных: Грушин В. А. Очерки логики исторического исследования. М., 1961; «Логика научного исследования» (отв. редакторы П. В. Копнин, М. В. Попович). Киев, 1965; Логика и методология науки» (под ред. П. В. Тованца). М., 1973; «Логика и методология науки» (год ред. Б. М. Кедрова). М., 1975; «Логико-методологические проблемы естественных и общественных наук» (под ред. В. В. Целищева). Новосибирск, 1977; «Логика научного познания» (под ред. Д. П. Горского). М., 1987; «Логика, методология и философия науки. Материалы к VIII Международному конгрессу по логике, методологии и философии науки». М., 1987; «Логика социологического исследовании» (под ред. Г. В. Осипова). М., 1987.
[17] О том, что эта разработка носила основательный, скрупулезный характер, свидетельствует, например, статья Б. Г. Кузнецова «Об основах квантово-релятивистской логики» (см. «Логические исследования». М., 1959).
[18] П я т н и ц ы н Б. Н. Логика квантовой механики. «Философская энциклопедия». Т. 3. М., 1964, с. 224.
[19] С в и н ц о в В. Указ. соч., с. 100. 125
форм мышления»20. Аналогичную позицию занимает И. Нарский: «Мы рассматриваем диалектическую логику как теорию диалектико-материалистического метода познавательного процесса»21. Такого же, по существу, воззрения придерживается и Копнин: «Все законы и категории диалектики являются одновременно законами диалектической логики»22. Ясно, что такая постановка вопроса предполагает убеждение в принципиальном тождестве диалектики и диалектической логики. Это тождество, правда, не исключает различия, поскольку речь в данном случае идет не о всеобщих законах развития всего существующего, а о применении этих законов к познанию, исследованию. Иными словами, диалектическая логика выступает как гносеологическое применение диалектики. Это, собственно, и имеет в виду Ильенков: «У диалектической логики, - пишет он, - нет предмета, отличного от предмета теории познания (логики) так же, как у логики (теории познания) нет объекта изучения, который отличался бы от предмета диалектики. И там, и тут речь идет о всеобщих, универсальных формах и законах развития вообще...»23.
Итак, нет оснований утверждать, что авторы исследований по диалектической логике не имеют достаточно определенного представления о предмете своих занятий. На чем же в таком случае основывается заявление Свинцова об отсутствии сколько-нибудь ясного представления о предмете диалектической логики? Достаточно очевидно, что у этого заявления нет логического основания, однако есть основание психологическое: неприятие диалектики. Не высказанное в категорической форме, оно с необходимостью следует из провозглашенного автором статьи отрицания антитезы диалектики и метафизики: «Понятия диалектики и метафизики не противоречат друг другу...», - утверждает Свинцов. Антитеза диалектика - метафизика, «провозглашенная Гегелем, воспринятая Марксом и впоследствии раздутая в ленинизме, сегодня удивляет своей надуманностью». И заключает: «В соответствии с традицией метафизикой по сей день продолжают называть не мифическую антидиалектику, а учение о сущности мира, в первом приближении - философию в целом»24. В начале этой статьи я уже указывал, что у нашего автора нет представления о неоднозначности термина «логика». Нет у него, как явствует из вышеприведенного высказывания, и представления о неоднозначности термина «метафизика». Более того, предложенное им (со ссылкой на «традицию») определение понятия метафизики, как говорится, не лезет ни в какие ворота. Несостоятельно, во-первых, отождествление метафизики с философией вообще. Оговорка насчет «первого приближения» не спасает положения. Традиционно метафизикой или «первой философией» именовалась та часть философского учения или такая система философии, которая представляла собой учение о бытии. Бытие же рассматривалось как первооснова всего сущего, отграничиваясь тем самым от предметов, явлений - феноменов существования.
Из истории философии известно, что понятие бытия принималось далеко не всеми философами. Соответственно, и традиционная метафизика отнюдь не была общепринятым философским учением. История философии свидетельствует об антиметафизическом характере не только философского скептицизма, но и качественно отличных от него учений - неокантианства, эмпириокритицизма (и всего позитивизма вообще), неопозитивизма, философской антропологии и т. д. Метафизические системы, как правило, исключали из предмета метафизики гносеологию, этику, эстетику, философию права, философию истории, т. е. значительную часть философских дисциплин. Уже одно это обстоятельство делает принципиально недопустимым отождествление философии и -метафизики. К. Маркс и Ф. Энгельс указывали на антиметафизический характер [20] Розенталь М. М. Принципы диалектической логики. М., I960, с. 80.
[21] Н а р с к и й И. С. Проблема противоречия в диалектической логике. М., 1969, с. 140.
[22] Копнин П. В. Философские идеи В. И. Ленина и логика. М., 1968, с. 42.
[23] И л ь е н к о в Э. В. Диалектическая логика. М., 1971, с. 227.
[24] Свинцов В. Указ. соч., с. 100. 126
английского материализма XVII века и французского материализма XVIII века, ибо эти учения не только отвергали метафизические системы античности и Нового времени, но и противопоставляли любым разновидностям метафизики теорию, отрицающую какую бы то ни было сверхчувственную реальность. В то же время они называли материалистов XVII-XVIII веков метафизическими материалистами, имея в виду их метод исследования, способ рассуждения. Таким образом, Маркс и Энгельс разграничивали два исторически сложившихся смысловых значения термина «метафизика». Это обстоятельство, известное всем изучавшим историю философии, почему-то выпало из поля зрения Свинцова25.
Свинцов заблуждается, определяя метафизику как «учение о сущности». Как уже указывалось, основной категорией метафизики является не понятие сущности, а понятие бытия. Наряду с философами, отвергавшими учение о бытии как предмет философии, были и философы, которые отвергали категорию сущности, т. е. считали, что никаких сущностей нет. Философский феноменализм, к примеру, вообще отбрасывает понятие сущности, полагая, что все существующее сводится к чувственно воспринимаемым явлениям. В «критической философии» Канта, которая разрабатывалась как трансцендентальная метафизика, также отсутствует категория сущности несмотря на радикальное отличие этой философии от феноменализма.
Для большинства метафизических систем характерно противопоставление понятия бытия чувственной, эмпирической реальности, всему конечному, ограниченному в пространстве и времени. Однако в метафизике Канта отсутствует и понятие бытия. Кант говорит: «Ясно, что бытие не есть реальный предикат, иными словами, оно не есть понятие о чем-то таком, что могло бы быть прибавлено к понятию вещи... В логическом применении оно есть лишь связка в суждении»26 Метафизика Канта не есть, следовательно, учение о бытии. Кант называет свою метафизическую систему «наукой о первых принципах человеческого знания»27.
В метафизике Г. Фихте понятие бытия является производным от основополагающей категории, каковой является абсолютный субъект. В метафизической системе Гегеля бытие трактуется как низшая сфера абсолютного («абсолютной идеи»), сфера непосредственности, чувственно воспринимаемой реальности. Если поставить вопрос, как понимают метафизику ее наиболее выдающиеся представители в нашем веке, то и здесь налицо весьма существенные расхождения, которые вовсе не учитываются Свинцовым. Для Н. Гартмана метафизика есть учение о мире в целом. М. Хайдеггер видит суть метафизики в вопросе об основе бытия сущего. К. Ясперс определяет предмет метафизики как запредельное, трансцендентное. С точки зрения Э. Блоха, основную проблему метафизики образует вопрос о высшей, последней цели.
До сих пор речь шла о неоднозначности термина «метафизика» применительно к предмету исследования. Но столь же неоднозначно понимание метода метафизики, метафизического метода. Платон и Аристотель, Р. Декарт, Б. Спиноза и Г. Лейбниц были не только создателями выдающихся метафизических систем; они внесли бесценный вклад в разработку диалектического способа мышления. Так в недрах самой метафизики исторически складывалось отрицание присущего ей метода, который Гегель назвал метафизическим. Диалектический метод исследования получил дальнейшее развитие в метафизических системах Канта, Фихте, Шеллинга. Гегель гениально подытожил этот исторический процесс, разработав в рамках идеалистической метафизической системы диалектический метод, диалектическую логику. С этих позиций Гегель подверг уничтожающей критике антидиалектическую методологию традиционных метафизических систем. Старая метафизика, писал Гегель, «брала [25] Кстати сказать, на неоднозначность (по меньшей мере, двузначность) термина «метафизика» мною было указано почти четверть века назад (см. О й з е р м а н Т. И. Главные философские направления. М., 1971, с. 186-188).
[26] Ка нт И. Ук а з. с о ч. , с. 521.
[27] Там же, с. 687. 127
непосредственно абстрактные определения мышления и считала, что они могут быть предикатами истинного». Иллюстрируя эту мысль, Гегель замечает: «Старая метафизика задавалась, далее, вопросом о конечности или бесконечности мира. Здесь бесконечность прочно противопоставляется конечности. Однако легко увидеть, что если эти два определения противопоставляются друг другу, то бесконечность, которая должна ведь представлять собой целое, выступает здесь только как одна сторона и ограничивается конечным, ограниченная же бесконечность сама есть лишь конечное»28. Гегель обвиняет, таким образом, метафизический метод в догматизме, который придерживается односторонних определений. Между тем конкретное (в отличие от абстрактного, одностороннего) есть единство различных, в том числе и противоположных, определений.
Гегель, как мы видим, противопоставлял диалектику не метафизическим системам (он сам создал метафизическую систему), а метафизическому методу, присущему этим системам. Уяснение этого обстоятельства выявляет полнейшую несостоятельность утверждения Свинцова об отсутствии противоположности между диалектикой и метафизикой.
Следует, впрочем, отметить, что Свинцов в известной мере дезавуирует собственное утверждение об отсутствии противоположности между диалектическим и метафизическим способами мышления. «Корректно, - заявляет он, - было бы противопоставлять друг другу две модели мира - статичную и динамичную» 29. Диалектика, несомненно, предполагает такое противопоставление, но она идет несравненно дальше, поскольку утверждает, что постоянство относительно, покой есть форма движения материи, а само это движение составляет неотъемлемый элемент изменения, развития. Диалектика есть теория развития, и сведение ее к динамической модели мира есть обеднение диалектики, как и самого процесса развития.
То, что Свинцов обедняет понятие диалектики, понятие развития, следует из его собственного высказывания: «Не отрицая внешней подвижности бытия, вполне допустимо усматривать некие неизменные его основы»30. Допустима, стало быть, лишь «внешняя подвижность» существующего, что же касается внутреннего, его следует считать неизменным. Между тем с точки зрения диалектики изменяется не только внешнее, но и внутреннее, не только явление, но и сущность. И, конечно, изменения, происходящие в природе и обществе, принципиально несводимы к «внешней подвижности бытия».
Если придерживаться провозглашаемой Свинцовым точки зрения, то следует прямо отвергнуть диалектику, теорию развития и признать себя сторонником метафизического способа мышления. Однако автор рассматриваемой статьи не решается окончательно порвать с диалектикой. Вслед за приведенным выше высказыванием он утверждает, что в качестве неизменной основы подвижного бытия могут рассматриваться... законы диалектики. Но эти законы, если, конечно, признать их всеобщность, отнюдь не являются неизменными сущностями. Многообразие законов природы и общества, посредством которого выявляются, функционируют законы диалектики, свидетельствует о качественном различии этих законов в разных областях действительности. И только тот, кто противопоставляет законы диалектики законам, открываемым физикой, химией, биологией и всеми другими науками, может говорить о неизменности диалектических законов. Такая позиция - наглядный пример метафизического подхода к миру.
В начале статьи я цитировал безапелляционное заявление Свинцова: диалектическая логика «никогда не была и не могла быть логикой». Вернемся к этому суровому вердикту, поскольку, вопреки обычной логике, вопреки собственному выводу, Свинцов все же признает существование диалектической логики. Он говорит о «жизнестойкости диалектической логики»31, объясняя этот ма- [28] Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1. М., 1974, с. 135-136.
[29] Свинцов В. Указ. соч., с. 101.
[30] Там же.
[31] Там же, с. 104. 128
лоприятный для него факт тем, что «она сравнительно легко отделяется от скомпрометировавших себя политических и экономических элементов марксистской доктрины и в этом смысле наименее уязвима» 32.
Итак, диалектическая логика (Свинцов оговаривается: «точнее, то, что принято было так называть» 33) все же существует. И поставив своей задачей окончательное опровержение этой - якобы «так называемой» - логики, Свинцов прежде всего обрушивается на метод восхождения от абстрактного к конкретному. Не утруждая себя каким-либо анализом, он попросту заявляет, что сей метод, как об этом якобы свидетельствует «Капитал» Маркса, представляет собой восхождение к оторванной от реальной действительности «дурной абстракции» 34. Рамки статьи лишают меня возможности подробно рассмотреть данный вопрос. Ограничусь ссылкой на статью известного логика А. Зиновьева «О логической природе восхождения от абстрактного к конкретному». Зиновьев никогда не был сторонником диалектической логики, но как серьезный ученый был, конечно, далек от того, чтобы просто отмахнуться от ее проблем. Он констатирует: «Метод восхождения от абстрактного к конкретному... сложился в науках, опирающихся на эксперимент и на систематическое наблюдение (т. е. наблюдение, предполагающее рациональный отбор фактов, их сопоставление и т. п.), при изучении сложных систем связей, в которых общие законы проявляются в форме множества разнообразных и изменчивых явлений, непосредственно не совпадающих с ними»35. Весьма показательно, что Зиновьев иллюстрирует логический переход от абстрактного к конкретному прежде всего на материале естествознания.
Разделавшись с «дурной абстракцией» теоретически воссозданного конкретного, Свинцов полагает, что он тем самым опроверг логику «Капитала» Маркса. Чтобы подкрепить свои довольно скупые аргументы, он ссылается на «современный анализ «Капитала» с экономической точки зрения» 36, якобы обобщенный неким Е. Майбурдом, опубликовавшим статью под кричащим заголовком «Фиктивный капитал» 37. О научном уровне этой статьи убедительно говорят выводы ее автора. Касаясь марксовой характеристики экономической истории капитализма, Майбурд заявляет: «Здесь не видно признаков экономического исследования». Затрагивая положения Маркса о норме прибавочной стоимости, Майбурд не менее категоричен: «В финансах Маркс ровным счетом ничего не понимал».
Стоит ли доказывать, что ученому, принявшему решение критически разобраться в логике «Капитала» Маркса (а это, безусловно, необходимо с любой точки зрения), следовало бы обратиться к серьезным экономическим (и философским) исследованиям, а не к крикливой газетной статье никому не известного автора. Но серьезное исследование, по-видимому, не входило в намерения Свинцова, который, как свидетельствует вся его статья, видел свою задачу в том, чтобы заклеймить, предать анафеме и диалектическую логику, и, конечно, учение Маркса. Общеизвестно, что такое понимание критической задачи предполагает не аргументацию, а крепкие выражения, аналогичные ругательствам. Соответственно этому Свинцов характеризует диалектическую логику как «софистику», при помощи которой можно «обосновать все, что угодно» 38. В качестве подтверждения этого голословного тезиса Свинцов ссылается на чудовищно демагогические речи А. Вышинского на известных процессах против мнимых врагов народа в тридцатых годах. Заведомо клеветнические речи Вышинского характеризуются Свинцовым как образчик диалектической логики: «Вот это и была диалектическая логика [32] Там же, с. 103.
[33] Там же.
[34] Там же, с. 102.
[35] См. «Философская энциклопедия». Т. 1. М., 1960, с. 297.
[36] Свинцов В. Указ. соч., с. 102.
[37] «Независимая газета», 7 апреля 1992.
[38] Свинцов В. Указ. соч., с. 107.5 ОНС, №5 129
в ее зловещем соединении с политикой»39. Я не знаю, просматривал ли Свинцов речи Вышинского, прежде чем сделать столь сногсшибательное заявление. Думаю, он не утруждал себя подобным занятием, хотя достаточно самого беглого взгляда, чтобы увидеть в этих речах дезинформацию, клевету, противоречащую всякой логике подтасовку фактов, нагромождение явно не согласующихся друг с другом выводов.
Ссылка на одиозные речи Вышинского с целью доказательства несостоятельности диалектической логики, которая вместе с тем объявляется реально не существующей, - наглядное свидетельство того, что статья Свинцова представляет собой не научный анализ вопроса, а идеологическую критику, которая в отличие от исследования заранее устанавливает свои окончательные выводы. Это заслуживающее сожаления обстоятельство следует особо отметить, так как в настоящее время необходимость критического анализа материалистической диалектики, диалектической логики носит настоятельный характер. Необходимо прежде всего критически пересмотреть тезис, что борьба противоположностей образует движущую силу всякого развития. Ленин, как известно, заключил слово «борьба» в кавычки, но это лишь затемняло содержание данного тезиса. В критическом пересмотре нуждается положение, согласно которому постепенные изменения не являются самодостаточной формой развития, а представляют собой лишь подготовку скачкообразного перехода. Нет оснований утверждать, что качественные изменения в природе и обществе не могут происходить постепенно. Да и само понятие всеобщих диалектических закономерностей должно быть критически переосмыслено с учетом того, что известные нам законы природы и общества суть законы, открытые специальными науками. С этой точки зрения законы диалектики следует, по-видимому, рассматривать не как особый класс законов, отличных от законов, устанавливаемых конкретными науками, а как их обобщение. Качественное многообразие специфических законов природы и общества должно найти отражение в их диалектическом обобщении.
Можно было бы лишь приветствовать появление статьи Свинцова, если бы автор посвятил ее конкретной критике, философскому переосмыслению диалектики, диалектической логики. Однако вместо этого он нагромождает различные, не имеющие прямого отношения к теме вопросы, предается воспоминаниям по поводу своего отношения к логике в студенческие годы, затрагивает множество сюжетов, не входя в их научное рассмотрение. Таким образом, хотя Свинцов посвятил свою статью логике, в ней не хватает именно того, что требуется логикой: связного, последовательного, доказательного мышления. Главный же недостаток рассматриваемой статьи состоит в ее идеологической одержимости, которая сквозит в каждой фразе, не говоря уже о выводах. Эта идеологическая одержимость мешает Свинцову учесть и осмыслить тот факт, что диалектика существует две с половиной тысячи лет и ее позитивное значениевыявилось задолго до возникновения марксизма40. [39] Там же.
[40] В этой связи мне хотелось бы привести весьма содержательное высказывание В. Швырева: «... На мой взгляд, рациональный подход к диалектике должен исходить из того, что ее значение не следует ни чрезмерно преувеличивать, ни чрезмерно преуменьшать... Но было бы, конечно, неправильно сбрасывать со счетов диалектическую традицию в философии. Необходимо достаточно четко выявить ее реальное смысловое содержание, которое отнюдь не потеряло своей конструктивной значимости и в наши дни» (Швырев В. С. Как нам относиться к диалектике? «Вопросы философии», 1995, № 1, с. 158). Швыреву явно чужда идеологическая одержимость, которая была столь свойственна воинствующим пропагандистам марксизма. Он объективно, как и полагается ученому, подходит к обсуждаемому вопросу, к вопросу об отношении к диалектике. Полностью присоединяясь к этой рациональной критической позиции, я хочу надеяться, что она способна оказать свое положительное влияние и на Свинцова.
© Т. Ойзерман. Существует ли логическая проблематика за пределами формальной логики?, 1995
130