Доклад проф. Мареева С.Н. часть ВТОРАЯ
2. Cпор между деборинцами и механистами: те и другие неправы
Прежде чем искать здесь правых и виновных, нужно, конечно, разобраться в существе дела. А в этом не разобрались в том числе и авторы последнего советского учебника по философии под редакцией акаде-мика И.Т. Фролова. В учебнике под названием «Введение в философию» по-лемике между «механистами» и «диалектиками» отводился специальный пара-граф. При этом деборинцам вменялось в вину то, что они пытались «реставри-ровать» «идеалистическую диалектику» . То есть авторы этого учебника по существу поддержали обвинение против деборинцев в «меньшевиствующем идеализме». Иначе говоря, они высказались в поддержку М.Б. Митина, П.Ф. Юдина и стоявшего за их спиной, как считается, И.В. Сталина. Кстати, почему нет?
Другое обвинение, с первым связанное, заключается в том, что деборинцы основные свои усилия направляли на то, «чтобы гальванизировать гегелевскую диалектику, доказать ее действенность во всех частностях и деталях, даже в тех, антикварность которых стала оче-видной уже в XIX, а не только в XX веке» . Иначе говоря, в указанном учебнике деборинцев обвинили в «отрыве от практики социалистическо-го строительства», что соответствует известному Постановлению ЦК ВКП (б) от 25 января 1931 года. И при этом не сказано ничего конкретного. Почему «диалектика» деборинцев - это «гегелевская диалектика»? Откуда все это взялось? Ведь существо дела в том, что это была диалектика со-всем не по Гегелю.
Это одна неправда. А другая неправда - можно ска-зать, противоположного сорта - заключается в следующем. Иегошуа Яхот в своей книжке «Подавление философии в СССР (20-30-е годы)» (Нью-Йорк, 1981) сравнивает место Э.В. Ильенкова в истории советской диалектики с местом А.М. Деборина. Ильенков якобы вернулся к деборин-скому пониманию диалектической философии марксизма. Здесь, надо ска-зать, проявилась характерная для многих тенденция Ильенкова подо что-то подверстывать, а не понимать его как совершенно оригинального мыслите-ля, который стоял на голову выше многих, в том числе и Деборина. Ведь то, что над Дебориным тяготело его меньшевистское прошлое, это, при всем уважении к Деборину, не только повод обвинять его в «меньшевист-вующем идеализме». В понимании диалектики Деборин в целом остался учеником Плеханова, и его диалектика разделяет все слабости и недостат-ки диалектики Плеханова. Т.е. диалектика Дебориным была понята, в чем его справедливо упрекал Ленин, не как логика, не как теория познания, а, скорее, как онтология.
Здесь нужно сказать, что в 20-е годы официально никто никого не подавлял. Людмила Исааковна Аксельрод, например, была противницей Ленина и в политике, и в философии. Она выступала с крити-кой книги Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». В 1917 году Аксель-род была членом меньшевистского ЦК и членом плехановской группы «Единство». При этом в 1921-1923 годах она преподавала в Институте крас-ной профессуры, а позднее работала в Институте научной философии Рос-сии, Ассоциации научно-исследовательских институтов АН СССР (РАНИ-ОН) и в Государственной академии художественных наук.
И борьба «механистов» как сторонников «научной философии», а по сути позитивизма, среди которых Аксельрод занимала гла-венствующее положение, велась с деборинцами на равных, хотя в ход часто шли очень серьезные политические обвинения. Деборин, исчерпав все логи-ческие аргументы против Аксельрод, обвинил ее, в конечном счете, в «сио-низме». Это очень забавно, когда Абрам Моисеевич обвиняет Любовь Исаа-ковну в «сионизме». Хотя в данном случае те и другие не были правы. Здесь не скажешь: милые бранятся - только тешатся.
Если воспроизводить спор, состоявшийся между ними, то он выглядит примерно таким образом. Диалектика является слишком общей и абстрактной рамкой для выражения причинных связей в природе, заявляет Людмила Исааковна. Для того, чтобы понять конкретные причины изменений, считает она, надо просто от этой абстрактной диалектики пе-рейти на почву конкретной науки. Абрам Моисеевич ей возражает и заявля-ет, что все изменения в природе происходят по законам диалектики, в част-ности, по закону «перехода количества в качество». Людмила Исааковна в свою очередь возражает и, в общем-то резонно, заявляет, что такой пере-ход является «мистическим», потому что совершенно непонятно, как про-стой количественный рост дает новое качество: «количество» не может при-чинять «качество». Деборин приводит ей примеры... Аксельрод же заявляет, что ничто не происходит без причины, и берет себе в союзники Спинозу. Спиноза здесь выступает как механический детерминист. Начинается спор о Спинозе...
И так можно продолжать до изнеможения. А причина только в одном: сама диалектика, которая составляет главный предмет спора, той и другой стороной понимается абстрактно, а именно как наука о за-конах, действующих одинаково как в природе, так и в обществе и в челове-ческом мышлении. Это как раз и есть «диаматовское» понимание диалекти-ки, против которого выступил Э.В. Ильенков, а еще раньше, как мы увидим Л.С. Выготский. Диалектика у него не действует везде одинаково. Она дей-ствует везде по-разному. А в своем конкретном и одновременно всеобщем виде она может быть представлена только как диалектика мышления, как диалектика развития человеческого познания, то есть как логика и теория познания.
Что касается истории и природы, то ее применение здесь предполагает историческую науку и естествознание: и не к предмету приме-няется здесь диалектика, а к науке - к науке истории и естествознанию. Диалектика не дает науке готовый метод, который можно прямо и непо-средственно «применять», а она может помочь ученому (историку, естест-воиспытателю и т.д.) выработать адекватный его науке метод. Именно об этом писал Л.С. Выготский в своей работе о методологическом кризисе в психологии. Ильенков здесь продолжает линию Выготского и Лукача, а во-все не Деборина. «Диалектика» Деборина, наоборот, перешла в митинско-федосеевский «диамат». Деборин, который победил «механистов», и «большевики», которые победили Деборина, понимали диалектику абст-рактно. А, по Ильенкову, диалектика есть движение от абстрактного к конкретному.
3. Г. Лукач: единство метода и системы материалистической диалектики
Единственным человеком, который представил версию диалектики, отличную от плехановско-деборинского «диамата» и действительно ему альтернативную, был Георг Лукач, который выступил не с позиции отрицания диалектики, как механисты, а с позиции методологиче-ского, а не доктринального, понимания диалектики. Потому эта версия на-толкнулась на самое острое неприятие со стороны Деборина. И обойти этот сюжет, будучи верным исторической правде, никак невозможно.
Суть марксизма и Энгельс, и Ленин видели именно в методе. «…Все миропонимание Маркса, - писал Энгельс, - это не доктри-на, а метод. Оно дает не готовые догмы, а отправные пункты для дальнейше-го исследования» . Примерно то же самое повторил и Ленин: «Марксизм не догма, а руководство к действию». Особую опасность Ленин видел в сведе-нии марксизма к каким-то доктринальным положениям, даже, казалось бы, верным и очевидным, чем грешили «ортодоксальные» марксисты II Интер-национала.
И Лукач продолжает ту же антидоктринальную линию. «В самом деле, - пишет он, - даже если допустить - хотя и не соглашаясь с этим, - что новейшими исследованиями будет неоспоримо доказана оши-бочность тех или иных конкретных утверждений Маркса в их совокупности, любой серьезный «ортодоксальный» марксист, безусловно, мог бы принять эти новые результаты и полностью отвергнуть определенные марксовы тези-сы, ни на минуту не отрекаясь от собственной марксистской ортодоксально-сти. Ортодоксальный марксизм не означает поэтому некритического согла-сия с результатами марксистского исследования, не означает «акта веры» в тот или иной из тезисов Маркса. Не означает он и толкования какой-то «свя-щенной» книги. Что касается марксизма, то ортодоксия здесь относится ис-ключительно к методу» .
Лукач был обвинен в том, что он признает метод мар-ксизма и отрицает «систему». Маркс и Энгельс, как известно, усмотрели в философии Гегеля противоречие между методом и «системой»: последняя у него заканчивалась королевско-прусской монархией, а диалектический метод требовал дальнейшего развития. Маркс с Энгельсом отбросили «систему» и оставили диалектический метод. Никакой другой «системы» они на место ге-гелевской не поставили принципиально, поскольку считали, что всякая «сис-тема» консервативна по самой сути. Многие «творческие марксисты» счита-ли это недостатком марксизма и пытались придумать ему «философию», по-ка в качестве таковой не был придуман «диамат».
«Диамат» - это в основном изобретение Деборина. И он возражал Лукачу. «Мы, разумеется, - писал он, - вполне согласны с т. Лукачем, что в диалектическом материализме найден правильный метод ис-следования и что этот метод должен быть разработан, углублен и развит да-лее в духе его основателей. Но не можем согласиться с заявлением нашего автора, что с о д е р ж а н и е учения имеет второстепенное значение» .
Недоразумение заключается в том, что диалектический метод по сути не может быть внешним содержанию, то есть формальным. И Маркс в данном случае следует гегелевской традиции. А Гегель понимал ме-тод как осознание внутренней формы развития содержания. Свободное дви-жение в материале, отмечал Маркс, «есть не что иное, как парафраз опреде-ленного метода изучения материала - именно диалектического метода» . Именно так понял суть диалектического метода и Л.С. Выготский.
Почти все критики обвинили Лукача в том, что он стал жертвой философского идеализма. В доказательство этого делались ссылки на то, что Лукач более широко пытался пользоваться диалектикой Гегеля, «некритически» использовал идеи И.-Г. Фихте, М. Вебера, Э. Ласка, Г. Рик-керта. В частности в связи с трактовкой Лукачем пролетарского сознания, тождества субъекта и объекта в лице пролетариата и т.д. ему высказывался упрек в том, что он тянет Маркса назад к Гегелю, что он строит «идеалисти-ческую конструкцию» и пытается решить все практические проблемы в го-лове, с помощью чистой теории. Якобы Лукач считал, что как только проле-тариат «осознает» свою несвободу и «захочет» быть свободным, желаемая свобода примет его в свои объятья.
* * *
Победа над Лукачем в 20-30 годах была пирровой побе-дой: были убиты действительные элементы творческого марксизма, осталась «система». И парадокс заключается в том, что, когда «большевики» во главе с Митиным начали громить «меньшевиствующий идеализм» Деборина и его товарищей, то основной упрек заключался в том, что диалектика понимается деборинцами не как метод. Тут бы и реабилитировать Лукача с его методо-логическим пониманием диалектики. Но Митин даже не пытается разобрать-ся в сути его разногласий с Дебориным и только вскользь поминает «идеали-ста» Лукача.
Мы уже отмечали, что в советской традиции, свя-занной с именем Ильенкова, “онтологизм” означает такую же односторон-нюю и ущербную позицию, как и “гносеологизм”. В. Ойттинен в своей статье “Die Gesellschaftsontologie des späten Lukács und Iljenkow» верно отмечает, что Ильенков не воспринимал обвинения в «гносеологизме» в свой адрес. Но он точно также относился бы и к обвинениям в «онтологизме». Кстати, Де-борин тоже вполне мог бы обвинить Ильенкова в “гносеологизме”, подобно тому, как он обвинял Лукача в “методологизме”.
Ильенков считал “диамат” и “истмат” в том виде, в каком они сформировались в советской философии, ложной формой маркси-стской философии. Лишь по названию такая философия была “марксист-ской”, а по сути эклектичной, И этот эклектизм только крепчал по мере того, как ее “развивали”, присоединяя к ней то “марксистскую гносеологию”, то “марксистскую антропологию”, то “марксистскую аксиологию” и т.д. Дела-лось это по принципу: у “них” на Западе это есть и у нас тоже должно быть, и никакого другого резона здесь не приводилось. Западной антропологии противопоставлялась «марксистская» антропология, западной аксиологии - «марксистская» аксиология.
Но указанные нововведения относятся к 80-м годам ХХ века. А началось такое разделение марксизма на части значительно раньше, когда деборинцы выдвинули формулу: исторический материализм есть распространение диалектического материализма на понимание исто-рии. И от этой формулы не отказались и “большевики”. Эта формула была повторена и в знаменитой четвертой главе «Краткого курса истории ВКП (б)»” И. Сталина. И осуждение и отстранение Деборина не означало в этом плане никаких серьезных философско-теоретических перемен. Отстранение Деборина было связано не столько с его философскими ошибками, сколько стало одним из звеньев в значительном комплексе социально-политических перемен, связанных со свёртыванием НЭПа и переходом к “развернутому строительству социализма”. Это было отстранением от руководства многих людей с меньшевистским прошлым, которые не относились серьезно к Ста-лину как к теоретику и политику, которые третировали его в качестве недо-учки, за что некоторые из интеллигентов-марксистов, как, например, Д.Б. Ря-занов, поплатились жизнью.
Формула, согласно которой исторический материа-лизм - это распространение материализма на понимание истории есть, правда, и у Ленина. Но Ленин понимал это в том смысле, что материалисти-ческое понимание истории (исторический материализм) есть распростране-ние на понимание истории основного принципа всякого материализма: мате-риальное первично, идеальное вторично. Но для того, чтобы вывести идеаль-ное из материального, надо найти ту особую форму материального бытия, которая по необходимости предполагает и полагает идеальное. Если мы это материальное бытие сведем к абстрактной материи, или к “механизмам” го-ловного мозга, то в лучшем случае редуцируем идеальное к материальному. Но при этом мы не дедуцируем идеальное из материального.
Все превосходство ильенковской теории идеально-го, а ее превосходство признают очень многие, заключается как раз в том, что Ильенков выводил и объяснял идеальное не из абстрактной материи и не из “механизмов” мозга, а как раз из той особой формы материального бытия, на которую Маркс указал как на единственную основу человеческой психологии. И здесь Ильенков не сходится ни с Дебориным, ни с Павловым, а он сходится именно с Выготским. Последний же развивал не павловскую, а по существу марксистскую психологию, которая впоследствии была названа культурно-исторической теорией.
Не имея возможности критически преодолеть кон-цепцию идеального Ильенкова, ее всячески замалчивали. И где только можно подменяли эту концепцию идеального диаматовской. Например, когда “диа-матчик” А.Г. Спиркин принимал участие в 80-х годах в издании “Философ-ского энциклопедического словаря”, то в нем были воспроизведены многие статьи из 5-томной “Философской энциклопедии” 60-х, но статья “Идеаль-ное” была написана Спиркиным по-другому - в общем “диаматовском” ду-хе. Во всяком случае, деятельностно-практическая природа идеального в ней даже не затронута, а все сводится к обычным “диаматовским” фразам . “Диаматчики” вообще старались “забыть” Ильенкова как наваждение, как страшный сон.
Э.В. Ильенков никогда не делал ни малейшей по-пытки создавать «систему». А он всегда стремился показать, что материали-стическая диалектика - это плодотворный метод научного познания. Первая работа Ильенкова называлась “Диалектика абстрактного и конкретного в на-учно-теоретическом мышлении”, которая была опубликована в 1960 году в сокращенном варианте под названием “Диалектика абстрактного и конкрет-ного в “Капитале” К.Маркса”. Ничего подобного во всей марксистской лите-ратуре до тех пор не было, в том числе у представителей деборинской шко-лы. И тот факт, что публикация книги была задержана на четыре года то-гдашним директором Института философии АН СССР П.Н. Федосеевым, было выражением определенного отношения философского официоза к на-правлению Ильенкова. Академик Федосеев и позже считал, что восхождение от абстрактного к конкретному - это выдумка Ильенкова, а не действитель-ный метод Маркса. И имея в виду, прежде всего, Ильенкова, он писал: “Не-редко утверждается и всячески рекламируется, как венец марксистско-ленинской теории познания, вырванная из контекста произведения Маркса формула “от абстрактного к конкретному”… Эта формула безоговорочно приписывается и Ленину, хотя он говорил как раз обратное” . Дело Федо-сеева по истреблению «ильенковщины», то бишь диалектики, было продол-жено академиком И.Т. Фроловым, который, как свидетельствует Р.И. Косо-лапов, в порядке самокритики в присутствии Р.М. Горбачевой заявил, что «мы слишком много занимались диалектикой» .
В.И. Ленин любил, вслед за Гегелем повторять, что абстрактной истины нет, истина всегда конкретна. Почему это “обратное” тому, что считалось сущностью научного метода у Маркса? Нет, не Ильенков - наследник Деборина, а как раз его антипод - академик Федосеев, кото-рый не увидел в работе Ильенкова ни казенного «диамата», ни казенного «истмата».
Монополия на метод восхождения от абстрактного к конкретному Ильенкову вовсе не принадлежит. Тут академик Федосеев и ещё целая куча казенных «марксистов» глубоко ошибались. Зато, повторим, что этот метод по-своему понимал и развивал замечательный психолог, - и философ, что обязательно необходимо подчеркнуть, - Лев Семенович Выгот-ский. И именно он является предтечей Ильенкова, а вовсе не Деборин, кото-рый был современником Выготского, но по своим взглядам отстоял от него очень далеко.
4. Л.С. Выготский о диалектическом методе в психологии
Л.С.Выготский во всех своих работах обнаружи-вает блестящее знание классической и современной ему философии. И здесь он отнюдь не просто «любитель мудрости». Его философия действует, «ра-ботает», органически входит в понимание основных психологических и не только психологических идей. Для него философия - это прежде всего ме-тод, метод мышления, метод познания, а не доктрина.
О философии Выготского до сих пор специально ничего не написано. И это понятно по многим причинам. В том числе и по той причине, что его по сути философская работа «Исторический смысл психологического кризиса» (1926-1927) при жизни автора опубликована не была. А если бы она и была опубликована, то это не только не прибавило бы Выготскому славы как философу, а только ускорило бы его и так безвремен-ный конец. Дело в том, что понимание Выготским философии, в том числе и философии Маркса, шло вразрез с господствующими тогда плехановско-деборинскими представлениями. Его понимание философии и ее роли в на-учном познании лежало в русле идей Ленина и Лукача, главным философ-ским оппонентом которого был как раз Деборин. Вслед за Лениным и Лука-чем он мог бы заявить, что марксистская ортодоксия состоит исключительно в верности определенному методу.
Прежде всего, справедливости ради необходимо отметить, что непредвзятому и знакомому с историей вопроса человеку не может не броситься в глаза явная перекличка содержания работы Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» и работы Выготского «Исторический смысл психологического кризиса». В обеих работах речь идет о кризисе. В том и в другом случае причина кризиса усматривается в отсутствии адекват-ного метода. Причем неадекватным методом в обоих случаях по сути вы-ступает плехановско-деборинский «диамат», который уже до революции стал претендовать на роль философско-методологического диктатора.
Отсюда и главный недостаток критики Плехановым философии эмпириокритицизма. Основной прием критики этой субъективи-стской философии с его стороны состоял в том, что эта философия не соот-ветствует основному принципу марксистской философии: материя первична, а сознание вторично. Плеханов упрекает эмпириокритиков в отсутствии зна-ния основ марксистской философии, основной марксистской доктрины. Но он совершенно не показывает, как согласовать с этой доктриной новейшие открытия в естествознании. А дело как раз не только в материализме, а в том, как показывает Ленин в своем «Материализме и эмпириокритицизме», что никакой материализм не может устоять перед идеализмом без диалектики, понятой как логика и теория познания, как метод, а не как доктрина.
Совпадает у Выготского с Лениным и понимание ближайших, как их называет Выготский, причин кризиса. Такими ближай-шими причинами, согласно Выготскому, являются отрицание философии и практики. Философия по своей сути есть теоретическое мышление, без ко-торого не может обойтись никакая наука. Выготский здесь цитирует Энгель-са: «Какую бы позу ни принимали естествоиспытатели, над ними властвует философия…» . При этом под «философией» он понимает не «мировую схематику», не «онтологию», а осознание характера своего собственного мышления. А отрицание так понятой философии означает эмпиризм, кото-рый и есть отрицание мышления. И именно такого понимания философии придерживается Выготский. «Психолог, - пишет он, - впадает в принципи-альный самообман, воображая, будто лабораторная работа может привести его к решению основных вопросов своей науки; они принадлежат филосо-фии» .
Философия и теоретическая психология здесь по сути совпадают. Они об одном и том же: о сознании, мышлении, чувствах. Только философия исследует, как они возникали и развивались исторически. А психология выясняет, как они возникают и развиваются онтогенетически - у отдельного индивида. Именно на таком понимании соотношения филосо-фии и психологии будет впоследствии настаивать и Э.В. Ильенков.
Хорошо известно, что практика, согласно Ленину, является основой человеческого познания и критерием истинности наших знаний. Последнее, что касается критерия истинности знаний, нашим совет-ским «диаматом» было принято. А вот то, что практика есть основа челове-ческого познания, было им оставлено без последствий. Ведь принятие этого положения означает, что человеческое познание должно быть из практики выведено. Но «диамат» пытается объяснить познание из ощущений, из чувст-венного опыта, пытается понять его как «отражение». Поэтому «практика» в нем остается по меньшей мере фразой.
Что касается Выготского, то у него практика как раз оказывается основой познания: камень, который презрели строители, по-вторяет он, должен лечь во главу угла. «Она, - пишет Выготский, - заставляет усвоить и ввести в науку огромные, накопленные тысячелетиями запасы практически-психологического опыта и навыков, потому что и церковь, и во-енное дело, и политика, и промышленность, поскольку они сознательно ре-гулировали и организовывали психику, имеют в основе научно неупорядо-ченный, но огромный психологический опыт» .
Выготский здесь явно приближается к Марксу с его известным положением об истории промышленности как о раскрытой книге человеческой психологии. Поэтому совершенно несправедлив упрек Выгот-скому со стороны автора критической статьи в журнале «Под знаменем мар-ксизма», подписавшегося инициалами «Г.Ф.». Тот писал о Выготском, будто у него «развитие языка, мышления и всех других психических функций це-ликом зависит от функционального употребления знаков как решающего и основополагающего момента, который организует всю психическую дея-тельность индивида» .
Жанетт Фридрих, окончившая советский вуз и жи-вущая теперь в Швейцарии, цитирует это место с явным намерением вбить клин между Л.С. Выготским и А.Н. Леонтьевым. Первый будто бы придер-живался принципа «непосредственного познания», а Леонтьев вводит прин-цип деятельности, опосредствующей человеческое познание. Тем самым Фридрих хочет развенчать «легенду единой культурно-исторической школы в советской психологии», что и нашло отражение в названии ее статьи: «Die Legende einer einheitlichen kulturhistorischen Schule in der sowjetischen Psy-chologie - L.S. Vygotskij versus A.N. Leont΄ev» .
Но эти старания совершенно напрасны, потому что в работе «Исторический смысл психологического кризиса» Выготский кри-тикует принцип «непосредственного усмотрения» Э.Гуссерля и именно с точки зрения практики: «Для отбора вагоновожатых не годится эйдетическая психология Гуссерля, которой нет дела до истины ее утверждений, для этого не годится и созерцание сущностей, даже ценности ее не интересуют. Все это нимало не страхует ее от катастрофы» . Иначе говоря, эйдетическая психо-логия Гуссерля совершенно не оправдывает себя практически, потому что она не решает вопрос об истине. Ученый не может сказать, что это истинно, потому что я это непосредственно усматриваю. Ни один практический чело-век не воспримет всерьез такую теорию. Вернемся, однако, к практике.
«Центр в истории науки, - отмечает Выготский, - передвинулся; то, что было на периферии, стало определяющей точкой кру-га» . Теория и практика, считает Выготский, поменялись местами. В преж-ней психологии теория господствовала над практикой. «Там, - пишет он, - практика была колонией теории, во всем зависимой от метрополии; теория от практики не зависела нисколько; практика была выводом, приложением, во-обще выходом за пределы науки, операцией занаучной, посленаучной, начи-навшейся там, где научная операция считалась законченной. Успех или неус-пех практически нисколько не отражался на судьбе теории. Теперь положе-ние обратное; практика входит в глубочайшие основы научной операции и перестраивает ее с начала до конца; практика выдвигает постановку задач и служит верховным судом теории, критерием истины; она диктует, как конст-руировать понятия и как формулировать законы» .
В этой новой ситуации практика требует адекват-ной теории, адекватного метода. И такой метод не может предложить физио-логия высшей нервной деятельности. Его не может дать и «диамат». В обоих случаях метод извне применяется к психологическому материалу. Но прин-ципы диалектики, как пишет Выготский, должны быть введены в психоло-гию не извне. «Путь марксистов должен быть иным. Непосредственное при-ложение теории диалектического материализма к вопросам естествознания, и в частности к группе наук биологических или к психологии, невозможно, как невозможно непосредственно приложить ее к истории и социологии» .
Но представители деборинского «диамата», как и сам Деборин, грешили именно этим. В этом они сходились с позитивистами, которые искали абсолютный научный метод, который навсегда гарантировал бы науку от любых ошибок. Выготский здесь рассуждает совершенно иначе. Его основная идея состоит в том, что метод должен быть имманентен своему предмету, т.е. тому содержанию, которое при помощи этого метода пытаются раскрыть и понять.
А поскольку содержание у разных наук разное, то и метод должен быть у них разным. Именно в этом суть диалектики, как это было прекрасно показано уже у Гегеля. «Диалектический метод, - пишет Вы-готский, - вовсе не един - в биологии, истории, психологии. Нужна методо-логия, т.е. система посредствующих, конкретных, примененных к масштабу данной науки понятий» . Иначе говоря, диалектический метод должен по-мочь особенной науке выработать ее собственный метод, а не прикладывать-ся к ее особенному содержанию. Но как раз этого не понимали и механисты, и деборинцы.
У нас по-прежнему думают, что «марксистская» психология - это материалистическая психология в духе физиологического материализма, который сводит человеческую психику к физиологии. Но в этом как раз ничего марксистского и нет. По Марксу, и это отмечает Выгот-ский, «анатомия человека - ключ к анатомии обезьяны» . «Таков, - пишет Выготский, - один из возможных методологических путей, достаточно оп-равдавший себя в целом ряде наук. Приложим ли он к психологии? Но Пав-лов именно с методологической точки зрения отрицает путь от человека к животному; не фактическое различие в явлениях, а познавательная бесплод-ность и неприменимость психологических категорий и понятий является причиной того, что он защищает обратный «обратному», т.е. прямой путь ис-следования, повторяющий путь, которым шла природа» .
Великий физиолог И.П. Павлов был прав постоль-ку, поскольку современная ему психология не могла дать понятий, с помо-щью которых можно проникнуть в механизм поведения животных. Но на этом основании он непосредственно от механизмов поведения животных хо-чет перейти к человеку. И он убежден в том, что на этом пути удастся по-знать «механизм и законы человеческой натуры».
Но именно это, подчеркивает Выготский, и ведет к физиологическому редукционизму, при котором человеческое сводится к животной физиологии. И если раньше, пишет он, «традиционная психология рассматривала животное как более или менее отдаленного предка человека, то теперь рефлексология склонна рассматривать человека как «животное двуногое, без перьев», по Платону» .
Выготский приходит к выводу, что все основные объяснительные идеи в психологии, - идея психоанализа, рефлексологии, гештальтпсихологии и персонализма, - не оправдывают себя как методологи-ческие идеи, поскольку они не ухватывают собственной специфики челове-ческой психики, а потому выводят психологию за ее собственные пределы. Так, психоанализ вышел за пределы психологии. Сексуальность у З. Фрейда превратилась в метафизический принцип в ряду других метафизических идей, психоанализ превратился в мировоззрение, психология - в метапсихо-логию. «У психоанализа есть своя теория познания и своя метафизика, своя социология и своя математика. Коммунизм и тотем, церковь и творчество Достоевского, оккультизм и реклама, миф и изобретения Леонардо да Винчи - все это переодетый и замаскированный пол, секс, и ничего больше» .
То же самое произошло и с рефлексологией. Она тоже превратилась в абстрактно-общую идею, под которую подводятся са-мые разнородные явления. «Как психоанализ перерос в метапсихологию че-рез биологию, - пишет Выготский, - так рефлексология через биологию пере-растает в энергетическое мировоззрение. Оглавление курса рефлексологии - это универсальный каталог мировых законов. И опять, как с психоанализом, оказалось, что все в мире - рефлекс. Анна Каренина и клептомания, классо-вая борьба и пейзаж, язык и сновидение - тоже рефлекс (В.М. Бехтерев, 1921, 1923)» .
То же самое произошло с гештальтпсихологией: «Она охватила зоопсихологию - и оказалось, что мышление у обезьян тоже гештальтпроцесс; психологию искусства и этническую - оказалось, что пер-вобытное миропредставление и создание искусства тоже гештальт; детскую психологию и психопатологию - и под гештальт подошли и развитие ребен-ка, и психическая болезнь. Наконец, превратившись в мировоззрение, геш-тальтпсихология открыла гештальт в физике и химии, в физиологии и биоло-гии, и гештальт, высохший до логической формулы, оказался в основе мира; создавая мир, бог сказал: да будет гештальт - и стал везде гештальт (М. Вертгаймер, 1925; В. Келер, 1917, 1920; Коффка, 1925)» .
Прежде чем искать здесь правых и виновных, нужно, конечно, разобраться в существе дела. А в этом не разобрались в том числе и авторы последнего советского учебника по философии под редакцией акаде-мика И.Т. Фролова. В учебнике под названием «Введение в философию» по-лемике между «механистами» и «диалектиками» отводился специальный пара-граф. При этом деборинцам вменялось в вину то, что они пытались «реставри-ровать» «идеалистическую диалектику» . То есть авторы этого учебника по существу поддержали обвинение против деборинцев в «меньшевиствующем идеализме». Иначе говоря, они высказались в поддержку М.Б. Митина, П.Ф. Юдина и стоявшего за их спиной, как считается, И.В. Сталина. Кстати, почему нет?
Другое обвинение, с первым связанное, заключается в том, что деборинцы основные свои усилия направляли на то, «чтобы гальванизировать гегелевскую диалектику, доказать ее действенность во всех частностях и деталях, даже в тех, антикварность которых стала оче-видной уже в XIX, а не только в XX веке» . Иначе говоря, в указанном учебнике деборинцев обвинили в «отрыве от практики социалистическо-го строительства», что соответствует известному Постановлению ЦК ВКП (б) от 25 января 1931 года. И при этом не сказано ничего конкретного. Почему «диалектика» деборинцев - это «гегелевская диалектика»? Откуда все это взялось? Ведь существо дела в том, что это была диалектика со-всем не по Гегелю.
Это одна неправда. А другая неправда - можно ска-зать, противоположного сорта - заключается в следующем. Иегошуа Яхот в своей книжке «Подавление философии в СССР (20-30-е годы)» (Нью-Йорк, 1981) сравнивает место Э.В. Ильенкова в истории советской диалектики с местом А.М. Деборина. Ильенков якобы вернулся к деборин-скому пониманию диалектической философии марксизма. Здесь, надо ска-зать, проявилась характерная для многих тенденция Ильенкова подо что-то подверстывать, а не понимать его как совершенно оригинального мыслите-ля, который стоял на голову выше многих, в том числе и Деборина. Ведь то, что над Дебориным тяготело его меньшевистское прошлое, это, при всем уважении к Деборину, не только повод обвинять его в «меньшевист-вующем идеализме». В понимании диалектики Деборин в целом остался учеником Плеханова, и его диалектика разделяет все слабости и недостат-ки диалектики Плеханова. Т.е. диалектика Дебориным была понята, в чем его справедливо упрекал Ленин, не как логика, не как теория познания, а, скорее, как онтология.
Здесь нужно сказать, что в 20-е годы официально никто никого не подавлял. Людмила Исааковна Аксельрод, например, была противницей Ленина и в политике, и в философии. Она выступала с крити-кой книги Ленина «Материализм и эмпириокритицизм». В 1917 году Аксель-род была членом меньшевистского ЦК и членом плехановской группы «Единство». При этом в 1921-1923 годах она преподавала в Институте крас-ной профессуры, а позднее работала в Институте научной философии Рос-сии, Ассоциации научно-исследовательских институтов АН СССР (РАНИ-ОН) и в Государственной академии художественных наук.
И борьба «механистов» как сторонников «научной философии», а по сути позитивизма, среди которых Аксельрод занимала гла-венствующее положение, велась с деборинцами на равных, хотя в ход часто шли очень серьезные политические обвинения. Деборин, исчерпав все логи-ческие аргументы против Аксельрод, обвинил ее, в конечном счете, в «сио-низме». Это очень забавно, когда Абрам Моисеевич обвиняет Любовь Исаа-ковну в «сионизме». Хотя в данном случае те и другие не были правы. Здесь не скажешь: милые бранятся - только тешатся.
Если воспроизводить спор, состоявшийся между ними, то он выглядит примерно таким образом. Диалектика является слишком общей и абстрактной рамкой для выражения причинных связей в природе, заявляет Людмила Исааковна. Для того, чтобы понять конкретные причины изменений, считает она, надо просто от этой абстрактной диалектики пе-рейти на почву конкретной науки. Абрам Моисеевич ей возражает и заявля-ет, что все изменения в природе происходят по законам диалектики, в част-ности, по закону «перехода количества в качество». Людмила Исааковна в свою очередь возражает и, в общем-то резонно, заявляет, что такой пере-ход является «мистическим», потому что совершенно непонятно, как про-стой количественный рост дает новое качество: «количество» не может при-чинять «качество». Деборин приводит ей примеры... Аксельрод же заявляет, что ничто не происходит без причины, и берет себе в союзники Спинозу. Спиноза здесь выступает как механический детерминист. Начинается спор о Спинозе...
И так можно продолжать до изнеможения. А причина только в одном: сама диалектика, которая составляет главный предмет спора, той и другой стороной понимается абстрактно, а именно как наука о за-конах, действующих одинаково как в природе, так и в обществе и в челове-ческом мышлении. Это как раз и есть «диаматовское» понимание диалекти-ки, против которого выступил Э.В. Ильенков, а еще раньше, как мы увидим Л.С. Выготский. Диалектика у него не действует везде одинаково. Она дей-ствует везде по-разному. А в своем конкретном и одновременно всеобщем виде она может быть представлена только как диалектика мышления, как диалектика развития человеческого познания, то есть как логика и теория познания.
Что касается истории и природы, то ее применение здесь предполагает историческую науку и естествознание: и не к предмету приме-няется здесь диалектика, а к науке - к науке истории и естествознанию. Диалектика не дает науке готовый метод, который можно прямо и непо-средственно «применять», а она может помочь ученому (историку, естест-воиспытателю и т.д.) выработать адекватный его науке метод. Именно об этом писал Л.С. Выготский в своей работе о методологическом кризисе в психологии. Ильенков здесь продолжает линию Выготского и Лукача, а во-все не Деборина. «Диалектика» Деборина, наоборот, перешла в митинско-федосеевский «диамат». Деборин, который победил «механистов», и «большевики», которые победили Деборина, понимали диалектику абст-рактно. А, по Ильенкову, диалектика есть движение от абстрактного к конкретному.
3. Г. Лукач: единство метода и системы материалистической диалектики
Единственным человеком, который представил версию диалектики, отличную от плехановско-деборинского «диамата» и действительно ему альтернативную, был Георг Лукач, который выступил не с позиции отрицания диалектики, как механисты, а с позиции методологиче-ского, а не доктринального, понимания диалектики. Потому эта версия на-толкнулась на самое острое неприятие со стороны Деборина. И обойти этот сюжет, будучи верным исторической правде, никак невозможно.
Суть марксизма и Энгельс, и Ленин видели именно в методе. «…Все миропонимание Маркса, - писал Энгельс, - это не доктри-на, а метод. Оно дает не готовые догмы, а отправные пункты для дальнейше-го исследования» . Примерно то же самое повторил и Ленин: «Марксизм не догма, а руководство к действию». Особую опасность Ленин видел в сведе-нии марксизма к каким-то доктринальным положениям, даже, казалось бы, верным и очевидным, чем грешили «ортодоксальные» марксисты II Интер-национала.
И Лукач продолжает ту же антидоктринальную линию. «В самом деле, - пишет он, - даже если допустить - хотя и не соглашаясь с этим, - что новейшими исследованиями будет неоспоримо доказана оши-бочность тех или иных конкретных утверждений Маркса в их совокупности, любой серьезный «ортодоксальный» марксист, безусловно, мог бы принять эти новые результаты и полностью отвергнуть определенные марксовы тези-сы, ни на минуту не отрекаясь от собственной марксистской ортодоксально-сти. Ортодоксальный марксизм не означает поэтому некритического согла-сия с результатами марксистского исследования, не означает «акта веры» в тот или иной из тезисов Маркса. Не означает он и толкования какой-то «свя-щенной» книги. Что касается марксизма, то ортодоксия здесь относится ис-ключительно к методу» .
Лукач был обвинен в том, что он признает метод мар-ксизма и отрицает «систему». Маркс и Энгельс, как известно, усмотрели в философии Гегеля противоречие между методом и «системой»: последняя у него заканчивалась королевско-прусской монархией, а диалектический метод требовал дальнейшего развития. Маркс с Энгельсом отбросили «систему» и оставили диалектический метод. Никакой другой «системы» они на место ге-гелевской не поставили принципиально, поскольку считали, что всякая «сис-тема» консервативна по самой сути. Многие «творческие марксисты» счита-ли это недостатком марксизма и пытались придумать ему «философию», по-ка в качестве таковой не был придуман «диамат».
«Диамат» - это в основном изобретение Деборина. И он возражал Лукачу. «Мы, разумеется, - писал он, - вполне согласны с т. Лукачем, что в диалектическом материализме найден правильный метод ис-следования и что этот метод должен быть разработан, углублен и развит да-лее в духе его основателей. Но не можем согласиться с заявлением нашего автора, что с о д е р ж а н и е учения имеет второстепенное значение» .
Недоразумение заключается в том, что диалектический метод по сути не может быть внешним содержанию, то есть формальным. И Маркс в данном случае следует гегелевской традиции. А Гегель понимал ме-тод как осознание внутренней формы развития содержания. Свободное дви-жение в материале, отмечал Маркс, «есть не что иное, как парафраз опреде-ленного метода изучения материала - именно диалектического метода» . Именно так понял суть диалектического метода и Л.С. Выготский.
Почти все критики обвинили Лукача в том, что он стал жертвой философского идеализма. В доказательство этого делались ссылки на то, что Лукач более широко пытался пользоваться диалектикой Гегеля, «некритически» использовал идеи И.-Г. Фихте, М. Вебера, Э. Ласка, Г. Рик-керта. В частности в связи с трактовкой Лукачем пролетарского сознания, тождества субъекта и объекта в лице пролетариата и т.д. ему высказывался упрек в том, что он тянет Маркса назад к Гегелю, что он строит «идеалисти-ческую конструкцию» и пытается решить все практические проблемы в го-лове, с помощью чистой теории. Якобы Лукач считал, что как только проле-тариат «осознает» свою несвободу и «захочет» быть свободным, желаемая свобода примет его в свои объятья.
* * *
Победа над Лукачем в 20-30 годах была пирровой побе-дой: были убиты действительные элементы творческого марксизма, осталась «система». И парадокс заключается в том, что, когда «большевики» во главе с Митиным начали громить «меньшевиствующий идеализм» Деборина и его товарищей, то основной упрек заключался в том, что диалектика понимается деборинцами не как метод. Тут бы и реабилитировать Лукача с его методо-логическим пониманием диалектики. Но Митин даже не пытается разобрать-ся в сути его разногласий с Дебориным и только вскользь поминает «идеали-ста» Лукача.
Мы уже отмечали, что в советской традиции, свя-занной с именем Ильенкова, “онтологизм” означает такую же односторон-нюю и ущербную позицию, как и “гносеологизм”. В. Ойттинен в своей статье “Die Gesellschaftsontologie des späten Lukács und Iljenkow» верно отмечает, что Ильенков не воспринимал обвинения в «гносеологизме» в свой адрес. Но он точно также относился бы и к обвинениям в «онтологизме». Кстати, Де-борин тоже вполне мог бы обвинить Ильенкова в “гносеологизме”, подобно тому, как он обвинял Лукача в “методологизме”.
Ильенков считал “диамат” и “истмат” в том виде, в каком они сформировались в советской философии, ложной формой маркси-стской философии. Лишь по названию такая философия была “марксист-ской”, а по сути эклектичной, И этот эклектизм только крепчал по мере того, как ее “развивали”, присоединяя к ней то “марксистскую гносеологию”, то “марксистскую антропологию”, то “марксистскую аксиологию” и т.д. Дела-лось это по принципу: у “них” на Западе это есть и у нас тоже должно быть, и никакого другого резона здесь не приводилось. Западной антропологии противопоставлялась «марксистская» антропология, западной аксиологии - «марксистская» аксиология.
Но указанные нововведения относятся к 80-м годам ХХ века. А началось такое разделение марксизма на части значительно раньше, когда деборинцы выдвинули формулу: исторический материализм есть распространение диалектического материализма на понимание исто-рии. И от этой формулы не отказались и “большевики”. Эта формула была повторена и в знаменитой четвертой главе «Краткого курса истории ВКП (б)»” И. Сталина. И осуждение и отстранение Деборина не означало в этом плане никаких серьезных философско-теоретических перемен. Отстранение Деборина было связано не столько с его философскими ошибками, сколько стало одним из звеньев в значительном комплексе социально-политических перемен, связанных со свёртыванием НЭПа и переходом к “развернутому строительству социализма”. Это было отстранением от руководства многих людей с меньшевистским прошлым, которые не относились серьезно к Ста-лину как к теоретику и политику, которые третировали его в качестве недо-учки, за что некоторые из интеллигентов-марксистов, как, например, Д.Б. Ря-занов, поплатились жизнью.
Формула, согласно которой исторический материа-лизм - это распространение материализма на понимание истории есть, правда, и у Ленина. Но Ленин понимал это в том смысле, что материалисти-ческое понимание истории (исторический материализм) есть распростране-ние на понимание истории основного принципа всякого материализма: мате-риальное первично, идеальное вторично. Но для того, чтобы вывести идеаль-ное из материального, надо найти ту особую форму материального бытия, которая по необходимости предполагает и полагает идеальное. Если мы это материальное бытие сведем к абстрактной материи, или к “механизмам” го-ловного мозга, то в лучшем случае редуцируем идеальное к материальному. Но при этом мы не дедуцируем идеальное из материального.
Все превосходство ильенковской теории идеально-го, а ее превосходство признают очень многие, заключается как раз в том, что Ильенков выводил и объяснял идеальное не из абстрактной материи и не из “механизмов” мозга, а как раз из той особой формы материального бытия, на которую Маркс указал как на единственную основу человеческой психологии. И здесь Ильенков не сходится ни с Дебориным, ни с Павловым, а он сходится именно с Выготским. Последний же развивал не павловскую, а по существу марксистскую психологию, которая впоследствии была названа культурно-исторической теорией.
Не имея возможности критически преодолеть кон-цепцию идеального Ильенкова, ее всячески замалчивали. И где только можно подменяли эту концепцию идеального диаматовской. Например, когда “диа-матчик” А.Г. Спиркин принимал участие в 80-х годах в издании “Философ-ского энциклопедического словаря”, то в нем были воспроизведены многие статьи из 5-томной “Философской энциклопедии” 60-х, но статья “Идеаль-ное” была написана Спиркиным по-другому - в общем “диаматовском” ду-хе. Во всяком случае, деятельностно-практическая природа идеального в ней даже не затронута, а все сводится к обычным “диаматовским” фразам . “Диаматчики” вообще старались “забыть” Ильенкова как наваждение, как страшный сон.
Э.В. Ильенков никогда не делал ни малейшей по-пытки создавать «систему». А он всегда стремился показать, что материали-стическая диалектика - это плодотворный метод научного познания. Первая работа Ильенкова называлась “Диалектика абстрактного и конкретного в на-учно-теоретическом мышлении”, которая была опубликована в 1960 году в сокращенном варианте под названием “Диалектика абстрактного и конкрет-ного в “Капитале” К.Маркса”. Ничего подобного во всей марксистской лите-ратуре до тех пор не было, в том числе у представителей деборинской шко-лы. И тот факт, что публикация книги была задержана на четыре года то-гдашним директором Института философии АН СССР П.Н. Федосеевым, было выражением определенного отношения философского официоза к на-правлению Ильенкова. Академик Федосеев и позже считал, что восхождение от абстрактного к конкретному - это выдумка Ильенкова, а не действитель-ный метод Маркса. И имея в виду, прежде всего, Ильенкова, он писал: “Не-редко утверждается и всячески рекламируется, как венец марксистско-ленинской теории познания, вырванная из контекста произведения Маркса формула “от абстрактного к конкретному”… Эта формула безоговорочно приписывается и Ленину, хотя он говорил как раз обратное” . Дело Федо-сеева по истреблению «ильенковщины», то бишь диалектики, было продол-жено академиком И.Т. Фроловым, который, как свидетельствует Р.И. Косо-лапов, в порядке самокритики в присутствии Р.М. Горбачевой заявил, что «мы слишком много занимались диалектикой» .
В.И. Ленин любил, вслед за Гегелем повторять, что абстрактной истины нет, истина всегда конкретна. Почему это “обратное” тому, что считалось сущностью научного метода у Маркса? Нет, не Ильенков - наследник Деборина, а как раз его антипод - академик Федосеев, кото-рый не увидел в работе Ильенкова ни казенного «диамата», ни казенного «истмата».
Монополия на метод восхождения от абстрактного к конкретному Ильенкову вовсе не принадлежит. Тут академик Федосеев и ещё целая куча казенных «марксистов» глубоко ошибались. Зато, повторим, что этот метод по-своему понимал и развивал замечательный психолог, - и философ, что обязательно необходимо подчеркнуть, - Лев Семенович Выгот-ский. И именно он является предтечей Ильенкова, а вовсе не Деборин, кото-рый был современником Выготского, но по своим взглядам отстоял от него очень далеко.
4. Л.С. Выготский о диалектическом методе в психологии
Л.С.Выготский во всех своих работах обнаружи-вает блестящее знание классической и современной ему философии. И здесь он отнюдь не просто «любитель мудрости». Его философия действует, «ра-ботает», органически входит в понимание основных психологических и не только психологических идей. Для него философия - это прежде всего ме-тод, метод мышления, метод познания, а не доктрина.
О философии Выготского до сих пор специально ничего не написано. И это понятно по многим причинам. В том числе и по той причине, что его по сути философская работа «Исторический смысл психологического кризиса» (1926-1927) при жизни автора опубликована не была. А если бы она и была опубликована, то это не только не прибавило бы Выготскому славы как философу, а только ускорило бы его и так безвремен-ный конец. Дело в том, что понимание Выготским философии, в том числе и философии Маркса, шло вразрез с господствующими тогда плехановско-деборинскими представлениями. Его понимание философии и ее роли в на-учном познании лежало в русле идей Ленина и Лукача, главным философ-ским оппонентом которого был как раз Деборин. Вслед за Лениным и Лука-чем он мог бы заявить, что марксистская ортодоксия состоит исключительно в верности определенному методу.
Прежде всего, справедливости ради необходимо отметить, что непредвзятому и знакомому с историей вопроса человеку не может не броситься в глаза явная перекличка содержания работы Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» и работы Выготского «Исторический смысл психологического кризиса». В обеих работах речь идет о кризисе. В том и в другом случае причина кризиса усматривается в отсутствии адекват-ного метода. Причем неадекватным методом в обоих случаях по сути вы-ступает плехановско-деборинский «диамат», который уже до революции стал претендовать на роль философско-методологического диктатора.
Отсюда и главный недостаток критики Плехановым философии эмпириокритицизма. Основной прием критики этой субъективи-стской философии с его стороны состоял в том, что эта философия не соот-ветствует основному принципу марксистской философии: материя первична, а сознание вторично. Плеханов упрекает эмпириокритиков в отсутствии зна-ния основ марксистской философии, основной марксистской доктрины. Но он совершенно не показывает, как согласовать с этой доктриной новейшие открытия в естествознании. А дело как раз не только в материализме, а в том, как показывает Ленин в своем «Материализме и эмпириокритицизме», что никакой материализм не может устоять перед идеализмом без диалектики, понятой как логика и теория познания, как метод, а не как доктрина.
Совпадает у Выготского с Лениным и понимание ближайших, как их называет Выготский, причин кризиса. Такими ближай-шими причинами, согласно Выготскому, являются отрицание философии и практики. Философия по своей сути есть теоретическое мышление, без ко-торого не может обойтись никакая наука. Выготский здесь цитирует Энгель-са: «Какую бы позу ни принимали естествоиспытатели, над ними властвует философия…» . При этом под «философией» он понимает не «мировую схематику», не «онтологию», а осознание характера своего собственного мышления. А отрицание так понятой философии означает эмпиризм, кото-рый и есть отрицание мышления. И именно такого понимания философии придерживается Выготский. «Психолог, - пишет он, - впадает в принципи-альный самообман, воображая, будто лабораторная работа может привести его к решению основных вопросов своей науки; они принадлежат филосо-фии» .
Философия и теоретическая психология здесь по сути совпадают. Они об одном и том же: о сознании, мышлении, чувствах. Только философия исследует, как они возникали и развивались исторически. А психология выясняет, как они возникают и развиваются онтогенетически - у отдельного индивида. Именно на таком понимании соотношения филосо-фии и психологии будет впоследствии настаивать и Э.В. Ильенков.
Хорошо известно, что практика, согласно Ленину, является основой человеческого познания и критерием истинности наших знаний. Последнее, что касается критерия истинности знаний, нашим совет-ским «диаматом» было принято. А вот то, что практика есть основа челове-ческого познания, было им оставлено без последствий. Ведь принятие этого положения означает, что человеческое познание должно быть из практики выведено. Но «диамат» пытается объяснить познание из ощущений, из чувст-венного опыта, пытается понять его как «отражение». Поэтому «практика» в нем остается по меньшей мере фразой.
Что касается Выготского, то у него практика как раз оказывается основой познания: камень, который презрели строители, по-вторяет он, должен лечь во главу угла. «Она, - пишет Выготский, - заставляет усвоить и ввести в науку огромные, накопленные тысячелетиями запасы практически-психологического опыта и навыков, потому что и церковь, и во-енное дело, и политика, и промышленность, поскольку они сознательно ре-гулировали и организовывали психику, имеют в основе научно неупорядо-ченный, но огромный психологический опыт» .
Выготский здесь явно приближается к Марксу с его известным положением об истории промышленности как о раскрытой книге человеческой психологии. Поэтому совершенно несправедлив упрек Выгот-скому со стороны автора критической статьи в журнале «Под знаменем мар-ксизма», подписавшегося инициалами «Г.Ф.». Тот писал о Выготском, будто у него «развитие языка, мышления и всех других психических функций це-ликом зависит от функционального употребления знаков как решающего и основополагающего момента, который организует всю психическую дея-тельность индивида» .
Жанетт Фридрих, окончившая советский вуз и жи-вущая теперь в Швейцарии, цитирует это место с явным намерением вбить клин между Л.С. Выготским и А.Н. Леонтьевым. Первый будто бы придер-живался принципа «непосредственного познания», а Леонтьев вводит прин-цип деятельности, опосредствующей человеческое познание. Тем самым Фридрих хочет развенчать «легенду единой культурно-исторической школы в советской психологии», что и нашло отражение в названии ее статьи: «Die Legende einer einheitlichen kulturhistorischen Schule in der sowjetischen Psy-chologie - L.S. Vygotskij versus A.N. Leont΄ev» .
Но эти старания совершенно напрасны, потому что в работе «Исторический смысл психологического кризиса» Выготский кри-тикует принцип «непосредственного усмотрения» Э.Гуссерля и именно с точки зрения практики: «Для отбора вагоновожатых не годится эйдетическая психология Гуссерля, которой нет дела до истины ее утверждений, для этого не годится и созерцание сущностей, даже ценности ее не интересуют. Все это нимало не страхует ее от катастрофы» . Иначе говоря, эйдетическая психо-логия Гуссерля совершенно не оправдывает себя практически, потому что она не решает вопрос об истине. Ученый не может сказать, что это истинно, потому что я это непосредственно усматриваю. Ни один практический чело-век не воспримет всерьез такую теорию. Вернемся, однако, к практике.
«Центр в истории науки, - отмечает Выготский, - передвинулся; то, что было на периферии, стало определяющей точкой кру-га» . Теория и практика, считает Выготский, поменялись местами. В преж-ней психологии теория господствовала над практикой. «Там, - пишет он, - практика была колонией теории, во всем зависимой от метрополии; теория от практики не зависела нисколько; практика была выводом, приложением, во-обще выходом за пределы науки, операцией занаучной, посленаучной, начи-навшейся там, где научная операция считалась законченной. Успех или неус-пех практически нисколько не отражался на судьбе теории. Теперь положе-ние обратное; практика входит в глубочайшие основы научной операции и перестраивает ее с начала до конца; практика выдвигает постановку задач и служит верховным судом теории, критерием истины; она диктует, как конст-руировать понятия и как формулировать законы» .
В этой новой ситуации практика требует адекват-ной теории, адекватного метода. И такой метод не может предложить физио-логия высшей нервной деятельности. Его не может дать и «диамат». В обоих случаях метод извне применяется к психологическому материалу. Но прин-ципы диалектики, как пишет Выготский, должны быть введены в психоло-гию не извне. «Путь марксистов должен быть иным. Непосредственное при-ложение теории диалектического материализма к вопросам естествознания, и в частности к группе наук биологических или к психологии, невозможно, как невозможно непосредственно приложить ее к истории и социологии» .
Но представители деборинского «диамата», как и сам Деборин, грешили именно этим. В этом они сходились с позитивистами, которые искали абсолютный научный метод, который навсегда гарантировал бы науку от любых ошибок. Выготский здесь рассуждает совершенно иначе. Его основная идея состоит в том, что метод должен быть имманентен своему предмету, т.е. тому содержанию, которое при помощи этого метода пытаются раскрыть и понять.
А поскольку содержание у разных наук разное, то и метод должен быть у них разным. Именно в этом суть диалектики, как это было прекрасно показано уже у Гегеля. «Диалектический метод, - пишет Вы-готский, - вовсе не един - в биологии, истории, психологии. Нужна методо-логия, т.е. система посредствующих, конкретных, примененных к масштабу данной науки понятий» . Иначе говоря, диалектический метод должен по-мочь особенной науке выработать ее собственный метод, а не прикладывать-ся к ее особенному содержанию. Но как раз этого не понимали и механисты, и деборинцы.
У нас по-прежнему думают, что «марксистская» психология - это материалистическая психология в духе физиологического материализма, который сводит человеческую психику к физиологии. Но в этом как раз ничего марксистского и нет. По Марксу, и это отмечает Выгот-ский, «анатомия человека - ключ к анатомии обезьяны» . «Таков, - пишет Выготский, - один из возможных методологических путей, достаточно оп-равдавший себя в целом ряде наук. Приложим ли он к психологии? Но Пав-лов именно с методологической точки зрения отрицает путь от человека к животному; не фактическое различие в явлениях, а познавательная бесплод-ность и неприменимость психологических категорий и понятий является причиной того, что он защищает обратный «обратному», т.е. прямой путь ис-следования, повторяющий путь, которым шла природа» .
Великий физиолог И.П. Павлов был прав постоль-ку, поскольку современная ему психология не могла дать понятий, с помо-щью которых можно проникнуть в механизм поведения животных. Но на этом основании он непосредственно от механизмов поведения животных хо-чет перейти к человеку. И он убежден в том, что на этом пути удастся по-знать «механизм и законы человеческой натуры».
Но именно это, подчеркивает Выготский, и ведет к физиологическому редукционизму, при котором человеческое сводится к животной физиологии. И если раньше, пишет он, «традиционная психология рассматривала животное как более или менее отдаленного предка человека, то теперь рефлексология склонна рассматривать человека как «животное двуногое, без перьев», по Платону» .
Выготский приходит к выводу, что все основные объяснительные идеи в психологии, - идея психоанализа, рефлексологии, гештальтпсихологии и персонализма, - не оправдывают себя как методологи-ческие идеи, поскольку они не ухватывают собственной специфики челове-ческой психики, а потому выводят психологию за ее собственные пределы. Так, психоанализ вышел за пределы психологии. Сексуальность у З. Фрейда превратилась в метафизический принцип в ряду других метафизических идей, психоанализ превратился в мировоззрение, психология - в метапсихо-логию. «У психоанализа есть своя теория познания и своя метафизика, своя социология и своя математика. Коммунизм и тотем, церковь и творчество Достоевского, оккультизм и реклама, миф и изобретения Леонардо да Винчи - все это переодетый и замаскированный пол, секс, и ничего больше» .
То же самое произошло и с рефлексологией. Она тоже превратилась в абстрактно-общую идею, под которую подводятся са-мые разнородные явления. «Как психоанализ перерос в метапсихологию че-рез биологию, - пишет Выготский, - так рефлексология через биологию пере-растает в энергетическое мировоззрение. Оглавление курса рефлексологии - это универсальный каталог мировых законов. И опять, как с психоанализом, оказалось, что все в мире - рефлекс. Анна Каренина и клептомания, классо-вая борьба и пейзаж, язык и сновидение - тоже рефлекс (В.М. Бехтерев, 1921, 1923)» .
То же самое произошло с гештальтпсихологией: «Она охватила зоопсихологию - и оказалось, что мышление у обезьян тоже гештальтпроцесс; психологию искусства и этническую - оказалось, что пер-вобытное миропредставление и создание искусства тоже гештальт; детскую психологию и психопатологию - и под гештальт подошли и развитие ребен-ка, и психическая болезнь. Наконец, превратившись в мировоззрение, геш-тальтпсихология открыла гештальт в физике и химии, в физиологии и биоло-гии, и гештальт, высохший до логической формулы, оказался в основе мира; создавая мир, бог сказал: да будет гештальт - и стал везде гештальт (М. Вертгаймер, 1925; В. Келер, 1917, 1920; Коффка, 1925)» .