Лето
Числа не помню. Месяца тоже не было.
Было черт знает что такое
Гоголь Н.В.
Что приведет к полному уничтожению наших,
и без того зеленых насаждений
жители СПб Губернатору
Лето было. Определенно. Во-первых, кто-то недавно рядом случайно обронил фразу: «Лето закончилось». Произнесено было печально, но довольно уверенно. Значит было.
Во-вторых, бросив случайный взгляд на календарь, обнаружил, что сентябрь. То есть осень. А осень обычно следует за летом. Значит, лето было.
Хотя я, лично, в этом сомневаюсь…
Лето выдалось. Не в смысле: «выдалось нынче лето чудесное», не дай Бог, или еще что-то в этом же роде. Просто выдалось и все. И уже хорошо, что хоть как-то выдалось. Могло не выдаться вовсе.
Выдалось, правда, лето в этом году так, что не всегда верилось в то, что лето. Особенно не верилось в те ранние летние утра, когда на даче Яков Самуилович вылезал из-под ватного одеяла и, набросив на плечи ватник, выходил на веранду, к тому окну, за которым прикреплен был термометр. «М-да», - многозначительно произносил Яков Самуилович, сняв показания нехитрого прибора, и решительно возвращался под одеяло. Не время еще.
Часам к девяти утра термометр показывал уже плюс пять, что должно было вселять оптимизм, но почему-то не вселяло. На дворе стоял июль - самый жаркий месяц лета.
Уже которую ночь, с того самого дня, как начался самый жаркий месяц лета, ночью воздух остывал почти до нуля, днем, правда, прогревался до плюс шестнадцати, порой, даже, до плюс восемнадцати. Яков Самуилович, однако, был уверен в том, что лето - это не когда днем тепло, а когда ночью не холодно. Эту нехитрую формулу он вывел, в очередной раз посещая ночью удобства. Огромная фигура, облаченная в ватник, валенки и шапку-ушанку, прекрасно смотрелась в бледном свете петербургской белой ночи на фоне зеленых насаждений.
Глобальное потепление, охватившее планету, прошло, видимо, мимо дачи Якова Самуиловича. Скорее, наоборот. Именно за счет этой самой дачи оно и случилось. Ведь, если где-то чего-то прибыло, значит, где-то чего-то убыло. Эту нехитрую формулу Яков Самуилович вывел, наблюдая за двумя синхронными процессами. Один состоял в методичном уменьшении его, Якова Самуиловича, поленницы. Второй - в увеличении частоты банных дней у соседа по диагонали. Дрова сосед, вроде бы, не покупал, деревьев у него на участке давно уже не было, дом его, по крайней мере внешне, выглядел вполне себе нетронутым. А баня топилась чаще. Все это могло быть простым совпадением, однако наводило на некоторые размышления.
А тут еще и засуха в Челябинской области. «Если где-то засуха, где-то будет потоп», - подумал Яков Самуилович. И стал потоп.
В первые дни спасали еще деревянные мостки, вокруг которых, наслаждаясь влагой, весело прыгали лягушки. Яков Самуилович лягушкой не был, весело прыгать уже не мог, да и не хотел, и, осторожно передвигаясь по скользким мосткам, думал только о том, что для купания, видимо, оделся сегодня несоответственно. Вскоре и мостки почти скрылись, и лягушки перестали прыгать. Не дотягиваясь короткими своими лапками до земли, уныло плавали вокруг.
Глядя на серые потоки грязи, ласково омывающие деревянные мостки, Яков Самуилович пробормотал: «Северная Венеция, С.Венеция».
«Свинеция ты моя», - ласково произнес он, немного подумав, окидывая взором родное болото.
В такие летние дни на даче хорошо спать, завернувшись в ватное одеяло. Лучше в два.
Или смотреть телевизор.
Щелкнув пультиком, Яков Самуилович включил телевизор. Экран заняло, похожее на тюльпан, лицо председателя местного законодательного собрания. Человек, по ошибке называемый спикером, пыхтя и сопя, тщательно подбирая наиболее неподходящие слова, пытался отвечать на вопросы корреспондента.
- А еще вы поете.
- Я не злоупотребляю очень своим пением. В этом году два раза спел. Больше и не представляю себе, где я еще спою в этом году.
- Вы записали новую песню.
- Да, для меня это не стало неожиданностью.
- Вам помогает пение в работе?
- Конечно, помогает. Работы много, на творчество времени нет, а тут все-таки творчество и работа.
«Эта сволочь еще и поет», - вспомнил старый анекдот о Вовочке Яков Самуилович.
«Как я говорю - вот так я и думаю», - подытожил тюльпан.
Яков Самуилович переключил канал.
Городской уполномоченный по правам человека призывал родителей покупать для воспитания детей специальные мягкие ремни, чтобы «не отбить внутренние органы ребенку».
«Всюду секс и насилие», - подумал Яков Самуилович и выключил телевизор. Эту нехитрую формулу он вывел, когда застал маленького внука Яшу за просмотром программы о мире животных. На экране плавали некие дары моря, голос за кадром вещал: «Креветки спариваются лицом к лицу». «Кто такие креветки?» - спросил Яша. «Мал еще, такие вопросы задавать».
По двору, вальяжно переступая с лапы на лапу, шла лохматая кошка. Собственно, кошкой она была когда-то в детстве, до операции по отмене ее пола. В кошачьей пасти что-то дрыгало лапками и отчаянно пищало. Кошка стиснула челюсти посильнее - что-то замолчало, лапки беспомощно обвисли. Приглядевшись, Яков Самуилович распознал в чем-то небольшую мышь. Кошка положила мышь и осторожно потрогала ее лапой. «Эй ты, поиграй со мной». Мышь была неподвижна. Кошка подцепила мышь лапой и подкинула ее в воздух, да так, что та угодила прямо в плечо Якова Самуиловича, изрядно перепачкав вывалившимися внутренностями ватник. Кошка отправилась на веранду завтракать китикетом, Яков Самуилович - в сарай. Очень хотелось ватник как-то продезинфицировать. Спирта не было давно, водки не было со вчера. Осмотрев полки, Яков Самуилович обнаружил литровую пластиковую бутыль с желтоватой жидкостью. Аккуратно выведенная черным маркером надпись на пластиковой бутылке призывала: «БЕНЗНИ». Яков Самуилович немного бензнул на пятно.
Выпотрошенная мышь немедленно была отправлена в компостную яму, вслед за своими не менее неудачливыми предшественниками. В яме уже расположились несколько десятков мышей, землероек и кротиков. За кротиков кошку особенно любили. Кошку вообще любили. Как хозяева, так и соседи. Любили за ее кроткий нрав и природную красоту. За ее красивые глаза, ласковую кошачью улыбку, оттопыренные вверх ушки и просто потому, что кошку не любить почти невозможно, хотя некоторым все же удается. Но особенно кошку любили за кротиков. Кротики - это бич. Некоторые, слабо знакомые с сельским хозяйством, граждане ошибочно полагают, что в кротиках есть польза. Они-де землю рыхлят, вскапывать не надо… Рыхлят. Если бы кротики рыхлили землю исключительно на грядках, исключительно ранней весной и поздней осенью - польза от них была бы несомненной, однако, несознательные, рыхлят они непрерывно и повсюду. Особенно досадно, когда кротики рыхлят дорожки и урожай.
Участок Якова Самуиловича, как это и положено, отделялся от дороги канавой. Но была у Якова Самуиловича и еще одна канава, отделяющая его от соседнего участка. Канава широкая, метра в два шириной, служащая по-совместительству пожарным водоемом. Впадала она когда-то в канаву придорожную, пока лет пятнадцать назад не засыпала большой, длиной метров в пять, кусок ее соседка, бабка Садоводиха. В чем был глубинный смысл этого действа, откуда взяла женщина несколько кубов земли и глины для засыпки, с какой Божьей помощью она это все проделала - остается загадкой, спросить не у кого, поскольку на операции этой бабка надорвалась и почила.
«Всякая канава только тогда хоть чего-то стоит, когда впадает в другую канаву», - думал Яков Самуилович, но взяться за столь тяжкий труд никак не решался.
Лето, однако, выдалось мокрое, дождливое, а соединение канав казалось решением, способствующим осушению, и Яков Самуилович, наконец, в один из редких погожих дней решился и, приняв за обедом рюмочку водочки под борщик резолюцию о воссоединении разъединенной канавы, направился к ней с лопатой.
Прокопав участок длиной метра в два, глубиной в метр и шириной в себя, Яков Самуилович начал жалеть о категоричности формулировок принятой утром резолюции. Ведь можно было заявить о намерении предпринять усилия по сближению канав или, даже, просто заявить декларацию о понимании необходимости такого намерения. Нет, утренняя резолюция достаточно четко указывала на необходимость воссоединения, отступать было некуда.
Оставалось только порадоваться, что в резолюции не было ни слова о восстановлении канавы в ее исторических границах.
Работы велись в соответствии со всеми правилами и канонами гидротехнического строительства. Две двадцатисантиметровые перемычки были оставлены с обеих сторон. К вечеру канава была готова. Свежевырытая, метровой в кепкой глубины, полуметровой ширины, она радовала глаз. Пришло время ликвидации перемычек.
Первой была снята перемычка, отделяющая свежевырытую часть от пожарной канавы. Вода быстро устремилась в новую часть. Сердце наполнилось радостью. После снятия второй перемычки вода из придорожной канавы устремилась в обратном направлении. Через несколько секунд, когда уровень окончательно стабилизировался, стало очевидно, что обе канавы изначально имели одинаковый уровень воды.
Давно Яков Самуилович не получал таких ударов. Внезапно обнаружившийся облом представлялся весьма значительным даже на первый взгляд. После мысленного перечисления того полезного, что можно было сделать за день (попить пивка, полежать в шезлонге на солнышке, в тени, полежать и попить пивка, попить пивка, полежать и еще раз попить пивка и т.д.) облом начал казаться просто таки катастрофическим.
Все с неимоверными усилиями проделанное за день казалось теперь совершенно бесполезным.
Утром, однако, во вновь организованной канаве были обнаружены головастики. С почти отвалившимися хвостами и почти сформированными всеми четырьмя лапками, они с видимым удовольствием сновали туда-сюда, всем своим видом радуя глаз домашних Якова Самуиловича.
Урожай лягушек обещал быть солидным. Казалось бы, и что с того. Каких-каких, а французских корней у Якова Самуиловича не было. Аист хоть и принес его когда-то, но привычки потреблять лягушек не оставил.
Тем не менее, польза от скользких земноводных определенно была. Лягушек очень любила кошка Якова Самуиловича. Нет-нет, она их не ела, она их наблюдала, пытаясь повторить все движения в точности. За кошкой же, будучи навеселе, очень любил прыгать сам Яков Самуилович. Чудная картина прыгающих друг за другом лягушки, кошки и грузного, немолодого уже мужчины, доставляла неимоверное удовольствие домашним и вносила в их души спокойствие. Все в порядке, и старик при деле. А ведь нет ничего важнее душевного спокойствия домашних…
И последнее, совсем короткое воспоминание.
«Сверла бы делать из этих людей».
Высверливая тридцатую дырку, Яков Самуилович никак не мог понять, почему сверло так туго идет, и, главное, почему из высверливаемых дырок идет дым. Нет, не может сверло быть таким тупым. Такими тупыми бывают только люди. Так подумал Яков Самуилович и, внимательно осмотрев дрель, перевел ее в режим вращения по часовой стрелке.
PS. Отдельное спасибо a_v_k_73, своим постом об Институте соитологии выведшему меня, наконец, вчера из комы (см. a-v-k-73.livejournal.com/123949.html)
