Белогвардейцы в Харькове
Автор поста - большой молодец: собрать весь материал по одному из самых ярких, самых светлых, самом радостном периоде русского сопротивления - взятию Харькова. В тот момент - ВСЕ Русские бойцы были полны радости и оптимизма...
Originally posted by kaminec at Белогвардейцы в Харькове
«Я прошел по России не менее 2 тысяч верст, видел много занятых городов, но нигде белых не встречали так трогательно, как в Харькове. Звуки музыки привлекали внимание жителей, и со всех сторон бежали навстречу нам толпы людей. Изо всех окон неслись приветствия. Отовсюду сыпались на войска цветы. Когда в конце длинной Екатеринославской улицы я обернулся назад, то увидел сплошной колыхающийся цветник. У каждого на штыке, на фуражке, под погонами, в руках были цветы. В те минуты так остро чувствовалось, что мы действительно явились спасителями и освободителями для всех этих плачущих и смеющихся людей...»
Генерал Б.А.Штейфон
Ко второй половине июня 1919 года основные силы Добровольческой армии вплотную приблизились к Харькову, контролируемому Красной армией, и начали готовиться к штурму. Основное наступление на город развивалось силами 1-го Армейского корпуса генерала А. П. Кутепова с юга и юго-востока.
Решающую роль в прорыве обороны Харькова сыграли Дроздовские части 1-го Армейского корпуса под командованием полковника А. В. Туркула, переброшенные под Харьков по железной дороге из района Изюма и Балаклеи. Высадившись 23 июня 1919 года из вагонов за несколько километров до крупной узловой станции Основа, дроздовцы 24 июня с утра атаковали позиции красных у станции, опрокинули их, и преследуя отступающих по железнодорожной ветке до станции Харьков-Левада, перешли реку Харьков по деревянному мосту у харьковской электрической станции.
Перейдя мост, силы белых вошли в центральную часть города по улице Кузнечной.
В экстренном выпуске харьковской газеты «Новая Россия» от 25 июня 1919 года писалось следующее о событиях предыдущего дня, 24 июня:
"К 9 часам центр города был уже занят войсками Добровольческой Армии. Дальнейшему их продвижению было оказано сопротивление большевиками, засевшими на Холодной горе, где ими были установлены орудия и скрыты в зелени горы пулемёты. После недолгой перестрелки добровольцы орудийным огнём заставили замолчать батареи красноармейцев и шаг за шагом под пулемётным и ружейным огнём очистили гору от последних отрядов большевиков. Остатки красной армии отступили по Григоровскому шоссе, так как все железнодорожные пути были перерезаны ещё утром. Этим объясняется и поспешность, с которой запоздавшие комиссары покидали днём в автомобилях Харьков.
Население города оказало вступившим войскам самый радушный приём. Вступающих засыпали цветами и встречали овациями. До поздней ночи на улицах толпился народ, обсуждая события".
Добровольцев встречали как освободителей. Вот воспоминания командира Белозерского пехотного полка полковника Штейфона Бориса Александровича, бывшего выпускника Чугуевского пехотного училища, и будущего командира Русского Корпуса на Балканах времен Второй Мировой войны:
"Двигаясь по Екатеринославской улице, мы подходили к зданию главной таможни. Я случайно заметил, как на балкон таможни вышла барышня-подросток. Она вышла на балкон, по-видимому, без всякой цели и, выйдя, смотрела в противоположную от нас сторону. Нас она не замечала. В эту минуту заиграла музыка дроздовцев. Барышня обернулась. В одно мгновение на ее лице отразилась целая гамма чувств: удивление, радость, экстаз. Она буквально застыла с широко раскрытыми глазами. Затем всплеснула руками и бросилась в комнаты. Вероятно, сказать домашним о нашем проходе. Они махали руками, платками, что-то кричали. Милая барышня одновременно и смеялась, и махала нам своим платочком, и утирала им глаза.
Больше никогда я не встречал эту барышню, но и теперь, много лет спустя, она, как живая, стоит перед моими глазами. Вся беленькая, она так ярко олицетворяла белую радость белого Xapьковa..."
"Звуки музыки привлекали внимание жителей, и со всех сторон бежали навстречу нам толпы людей. Из всех окон неслись приветствия. отовсюду сыпались на войска цветы. Когда в конце длинной Екатеринославской улицы я обернулся назад, то увидел сплошной колыхающийся цветник. У каждого на штыке, на фуражке, под погонами, в руках были цветы. В те минуты так остро чувствовалось, что мы действительно явились спасителями и освободителями для всех этих плачущих и смеющихся людей..."
Через несколько дней сюда прибыл А. И. Деникин. Для пapaдa главкому на Соборной площади выстроились войска. На правом фланге малиново вспыхивали своей формой дроздовцы. Загибая фронтом на Николаевскую площадь, стальными касками сияли на солнце ряды Белозерского пехотного полка, которым командовал Штейфон. Дальше посверкивали орудия дроздовской артиллерии и броневики. Кубанская казачья дивизия замыкала строй на конях, серебряно поблескивая газырями на черных черкессках.
Окрестные улицы заливало людское море в прелести ярких дамских костюмов. От Павловской площади приблизилась кавалькада машин. Деникин вышел и остановился у правого войскового фланга, громко и спокойно отчеканил:
- Здравствуйте, доблестные дроздовцы!
- Ура-а! - взревели ряды, и клич подхватила вся площадь и улицы.
С церемониальным маршем шли перед главкомом ряды, отмытые от бесконечного пота, крови, грязи походов. Глаза на их лицах горели, и счастьем светился Деникин.
После парада в здании городской думы перед многочисленными депутациями Антон Иванович ответил на приветствия, начал о главном:
- Третьего дня я отдал приказ армиям...
Он вдруг взволнованно замолчал, перевел дыхание и воскликнул:
-...наступать на Москву!
Б. А. Штейфон:
"После слов: «Наступать на Москву!» - вся эта тысячная толпа, заполнявшая обширный зал, коридоры, лестницу, на мгновение оцепенела. Я почувствовал, как неожиданная спазма перехватила мое горло. На мгновение я перестал дышать, а на глазах появились слезы. Еще минута такого общего столбняка, а затем уже не крик, а исступленный вопль «ура». Люди не замечали катящихся из их глаз слез и кричали, кричали, вкладывая в этот крик и тоску накопившегося национального горя, и весь восторг затаенных надежд.
Незабываемые картины и переживания! То был высший подъем осознания Белой идеи. Это были минуты величайшего порыва патриотизма. Все смешалось, перепуталось, и потрясенный Деникин должен был переживать истинное удовлетворение и как русский человек, и как белый вождь...
После обеда желающие закурили. На предложение соседей А. И. Деникин ответил, что вообще не курит и только изредка разрешает себе насладиться сигарой. И надо было видеть, как засуетились наши любезные хозяева, как заволновались, забегали старшины клуба, желая достать сигару для главнокомандующего. В этом незначительном эпизоде проявилось столько ласки, столько внимания, и так искренне всем хотелось услужить дорогому гостю, доставить ему хотя бы небольшую радость...
В это же время к генералу Деникину незаметно подошел какой-то почтенный пожилой господин, выбрал момент, схватил руку главнокомандующего и быстро ее поцеловал. Этот жест сильно смутил Деникина и вызвал новый порыв энтузиазма...
В тот светло-пасхальный день мы забыли и о чувствах мести, и о лаврах победителей. В наших ушах неумолчно звучал радостный благовест московских колоколов, а перед глазами стояли видения кремлевских святынь...
В сердцах и душах наших была только Москва...
Входя в Харьков, Добровольческая армия надела свои лучшие белые одежды..."
Главнокомандующий Вооружёнными Силами Юга России Антон Иванович Деникин присутствовал на торжественном молебне, посвящённом освобождению города, на площади перед Никольским собором. Жителями города Главкому были преподнесены хлеб-соль на специальном блюде, которое сейчас хранится в Центральном музее Вооружённых Сил.
Штабс-капитан С.Н.Шидловский вспоминал: "Приехали мы в Харьков меньше чем через неделю после его занятия Добровольческой армией. Остановились в своем доме на Костомаровской улице. Город имел праздничный вид, все были в белом, все с национальными ленточками, офицерам чуть ли не кидались на шею. Когда я входил в трамвай, старые дамы уступали мне место, заставляя садиться. Занял Харьков Белозерский полк; население встречало его на коленях, забрасывая цветами; на улицах были разостланы ковры, полотенца и другие материалы, по которым пришлось шагать добровольцам. Входили они в город с трубачами и песнями, в числе последних - любимая добровольцами. Вот ее припев:
Все мы на бой пойдем
За Русь святую
И как один прольем
Кровь молодую".
Со вступлением Добровольческой армии в Харьков началась запись добровольцев в армию. Большевистская газета «Известия» сообщает, что уже первый день записи дал 1500 человек добровольцев. Буквально за несколько дней их число возросло до 10 000 человек. В целом, как пишет А.Деникин, в первые дни после взятия Харькова, к 6 июля Добровольческая армия возросла практически втрое, с 9 до 27 тысяч, и это несмотря на потери в боях и от эпидемий.
Ожидая помощи от города, Александр Павлович Кутепов со своей стороны всеми силами стремился обеспечить в нем порядок и нормальную жизнь. Уже на другой день по приезде в Харьков штаба 1-го корпуса по всему городу был развешен приказ за подписью генерала Кутепова, в котором объявлялось населению, что "все насилия и произвол над мирными жителями будут караться со всей суровостью законов военного времени".
Историк Ю. Рябуха отмечает, что многие из рабочих Харькова записались в Добровольческую армию. Кроме них записывались юнкера, офицеры, студенты, представители буржуазии, интеллигенция. Белую армию поддерживала и большая группа милиционеров Харькова (около 260 человек), которая присоединилась к ней в городе.
5 июля 1919 года по случаю приезда в Харьков главнокомандующего ВСЮР генерала А. И. Деникина в городе был организован ещё один парад добровольческих частей. Генерал Б. А. Штейфон, организовавший летом 1918 года харьковский центр вербовки офицеров в Добровольческую армию, покинувший город в сентябре 1918 года, и находившийся с апреля 1919 года в кадровом составе Добровольческой армии, командовал этим парадом. События парада он описывает следующим образом:
"К 10 часам утра на Соборную (нынешнюю Университетскую) площадь стали стягиваться участвовавшие в параде части. С оркестрами, подтянутые, одетые во все лучшее и форменное. На правом фланге стали дроздовцы в своей красочной форме. Далее, загибая фронтом на Николаевскую площадь, выстроились белозерцы. Они имели стальные каски, захваченные в большевистских складах, и это однообразие головных уборов придавало полку воинственный и строевой вид. За Белозерским полком тянулись орудия дроздовской артиллерии и броневики. Еще дальше - Кубанская казачья дивизия в конном строю. Все улицы, выходящие к району парада, были заполнены толпами народа. Окна громадного здания присутственных мест, выходящие на Соборную площадь, являли пеструю, яркую картину дамских лиц и костюмов. Настроение и войск, и зрителей было приподнятое, праздничное".
Генерал Туркул описывал время нахождения дроздовцев в Харькове так: "12 июня, весь Дроздовский полк стянулся в город. Батальоны отдыхали в казармах на Старомосковской улице. Началось их усиленное обучение, а пополнились мы так, что 2-й офицерский полк развернулся после Харькова в целых три полка. Все наши новые добровольцы торопились "построить" себе дроздовские фуражки, надеть погоны. Город, можно сказать, залило нашим малиновым цветом, тем более что на складах нашлась бездна цветного сукна. Нас так ждали в Харькове, что один тамошний шапочник заранее заготовил сотни фуражек белых полков и теперь бойко торговал ими.
На четвертые сутки прибыл Главнокомандующий, генерал Деникин. Парад на Николаевской площади. Громадные толпы. Все дамы в белых платьях, цветы. Торжественное молебствие. Главнокомандующий пропустил церемониальным маршем Дроздовские офицерские и Белозерский полки. От города генералу Деникину были поднесены икона и хлеб-соль. После парада он отбыл в городскую думу на торжественное заседание.
А у нас целыми днями шли строевые занятия. В конце второй недели харьковской стоянки я получил приказ идти с батальоном и артиллерией на Золочев. Красные наседали там на сводный стрелковый полк.
Сколько невест и сколько молодых жен наших новых добровольцев провожали на вокзал 1-й батальон!"
Упоминает о весьма радушном приёме в Харькове и генерал Шкуро: "Население Харькова, много слышавшее обо мне от многократно разбитых мною красных войск и видевшее в моем лице представителя славного Кубанского войска, устроило мне торжественную встречу. Было устроено несколько банкетов, а также поднесены иконы и крупные суммы денег в мое личное распоряжение".
В мемуарах Туркула "Дроздовцы в огне", когда идёт описание штурма Харькова и боя с "спятившим с ума" красным броневиком "Товарищ Артем", интересно остановиться на том моменте, когда дроздовцы взяли в плен команду броневика и отношении местных жителей к пленённым красным:
"Команда "Товарища Артема" сдалась. Это были отчаянные ребята, матросы в тельниках и кожаных куртках, черные от копоти и машинного масла, один в крови. Мне сказали, что начальник броневика, коренастый, с кривыми ногами, страшно сильный матрос, был ближайшим помощником харьковского палача, председателя чека Саенко.
Толпа уже ходила ходуном вокруг кучки пленных. Я впервые увидел здесь ярость толпы, ужасную и отвратительную. В давке мы повели команду броневика. Их били палками, зонтиками, на них плевали, женщины кидались на них, царапали им лица. Конвоиры оттаскивали одних - кидались другие. Нас совершенно затеснили. С жадной яростью толпа кричала нам, чтобы мы прикончили матросню на месте, что мы не смеем уводить их, зверей, чекистов, мучителей. Какой-то старик тряс мне руки с рыданием:
- Куда вы их ведете, расстреливайте на месте, как они расстреляли моего сына, дочь! Они не солдаты, они палачи!..
Но для нас они были пленные солдаты, и мы их вели и вывели команду "Товарища Артема" из ярой толпы. Проверка и допрос установили, что эти отчаянные ребята действительно все до одного были чекистами, все зверствовали в Харькове. Их расстреляли".
Белые в Харькове получили значительные пополнения добровольцами, что дало им возможность в разы увеличить численность своей армии (с 9,6 до 26 тысяч) и продолжать наступление на Москву. За время присутствия белых в городе прошло несколько крупных парадов. В Харькове был сформирован 3-й Корниловский ударный полк, с конца августа 1919 года принимавший участие в наступлении на Москву.
Все годы господства коммунистов от нас скрывали тот факт, что Харьков встречал Белую армию, как освободительницу и пополнил её ряды десятью тысячами добровольцев. Сейчас, когда правда стала очевидной наш долг помнить и чтить всех безымянных героев, что полегли в 1918-1919 гг. на харьковской земле в кровопролитных боях с разрушительными силами, за право сохранить свою культуру, свой дом, свой очаг, Веру и православные традиции, свое право на жизнь. Сейчас практически не найти их могил, не вспомнить имён. Долгие годы социалистического эксперимента безжалостно испепелили народную память о тех, кто не побоялся стать в полный рост в эти смутные времена, кто не сомневался в своей правоте, кто не боялся погибнуть за свои убеждения, за свой край, за свой город, не допустив в нём владычества бездумных экспериментаторов, разрушителей русской культуры.
Originally posted by kaminec at Белогвардейцы в Харькове
«Я прошел по России не менее 2 тысяч верст, видел много занятых городов, но нигде белых не встречали так трогательно, как в Харькове. Звуки музыки привлекали внимание жителей, и со всех сторон бежали навстречу нам толпы людей. Изо всех окон неслись приветствия. Отовсюду сыпались на войска цветы. Когда в конце длинной Екатеринославской улицы я обернулся назад, то увидел сплошной колыхающийся цветник. У каждого на штыке, на фуражке, под погонами, в руках были цветы. В те минуты так остро чувствовалось, что мы действительно явились спасителями и освободителями для всех этих плачущих и смеющихся людей...»
Генерал Б.А.Штейфон
Ко второй половине июня 1919 года основные силы Добровольческой армии вплотную приблизились к Харькову, контролируемому Красной армией, и начали готовиться к штурму. Основное наступление на город развивалось силами 1-го Армейского корпуса генерала А. П. Кутепова с юга и юго-востока.
Решающую роль в прорыве обороны Харькова сыграли Дроздовские части 1-го Армейского корпуса под командованием полковника А. В. Туркула, переброшенные под Харьков по железной дороге из района Изюма и Балаклеи. Высадившись 23 июня 1919 года из вагонов за несколько километров до крупной узловой станции Основа, дроздовцы 24 июня с утра атаковали позиции красных у станции, опрокинули их, и преследуя отступающих по железнодорожной ветке до станции Харьков-Левада, перешли реку Харьков по деревянному мосту у харьковской электрической станции.
Перейдя мост, силы белых вошли в центральную часть города по улице Кузнечной.
В экстренном выпуске харьковской газеты «Новая Россия» от 25 июня 1919 года писалось следующее о событиях предыдущего дня, 24 июня:
"К 9 часам центр города был уже занят войсками Добровольческой Армии. Дальнейшему их продвижению было оказано сопротивление большевиками, засевшими на Холодной горе, где ими были установлены орудия и скрыты в зелени горы пулемёты. После недолгой перестрелки добровольцы орудийным огнём заставили замолчать батареи красноармейцев и шаг за шагом под пулемётным и ружейным огнём очистили гору от последних отрядов большевиков. Остатки красной армии отступили по Григоровскому шоссе, так как все железнодорожные пути были перерезаны ещё утром. Этим объясняется и поспешность, с которой запоздавшие комиссары покидали днём в автомобилях Харьков.
Население города оказало вступившим войскам самый радушный приём. Вступающих засыпали цветами и встречали овациями. До поздней ночи на улицах толпился народ, обсуждая события".
Добровольцев встречали как освободителей. Вот воспоминания командира Белозерского пехотного полка полковника Штейфона Бориса Александровича, бывшего выпускника Чугуевского пехотного училища, и будущего командира Русского Корпуса на Балканах времен Второй Мировой войны:
"Двигаясь по Екатеринославской улице, мы подходили к зданию главной таможни. Я случайно заметил, как на балкон таможни вышла барышня-подросток. Она вышла на балкон, по-видимому, без всякой цели и, выйдя, смотрела в противоположную от нас сторону. Нас она не замечала. В эту минуту заиграла музыка дроздовцев. Барышня обернулась. В одно мгновение на ее лице отразилась целая гамма чувств: удивление, радость, экстаз. Она буквально застыла с широко раскрытыми глазами. Затем всплеснула руками и бросилась в комнаты. Вероятно, сказать домашним о нашем проходе. Они махали руками, платками, что-то кричали. Милая барышня одновременно и смеялась, и махала нам своим платочком, и утирала им глаза.
Больше никогда я не встречал эту барышню, но и теперь, много лет спустя, она, как живая, стоит перед моими глазами. Вся беленькая, она так ярко олицетворяла белую радость белого Xapьковa..."
"Звуки музыки привлекали внимание жителей, и со всех сторон бежали навстречу нам толпы людей. Из всех окон неслись приветствия. отовсюду сыпались на войска цветы. Когда в конце длинной Екатеринославской улицы я обернулся назад, то увидел сплошной колыхающийся цветник. У каждого на штыке, на фуражке, под погонами, в руках были цветы. В те минуты так остро чувствовалось, что мы действительно явились спасителями и освободителями для всех этих плачущих и смеющихся людей..."
Через несколько дней сюда прибыл А. И. Деникин. Для пapaдa главкому на Соборной площади выстроились войска. На правом фланге малиново вспыхивали своей формой дроздовцы. Загибая фронтом на Николаевскую площадь, стальными касками сияли на солнце ряды Белозерского пехотного полка, которым командовал Штейфон. Дальше посверкивали орудия дроздовской артиллерии и броневики. Кубанская казачья дивизия замыкала строй на конях, серебряно поблескивая газырями на черных черкессках.
Окрестные улицы заливало людское море в прелести ярких дамских костюмов. От Павловской площади приблизилась кавалькада машин. Деникин вышел и остановился у правого войскового фланга, громко и спокойно отчеканил:
- Здравствуйте, доблестные дроздовцы!
- Ура-а! - взревели ряды, и клич подхватила вся площадь и улицы.
С церемониальным маршем шли перед главкомом ряды, отмытые от бесконечного пота, крови, грязи походов. Глаза на их лицах горели, и счастьем светился Деникин.
После парада в здании городской думы перед многочисленными депутациями Антон Иванович ответил на приветствия, начал о главном:
- Третьего дня я отдал приказ армиям...
Он вдруг взволнованно замолчал, перевел дыхание и воскликнул:
-...наступать на Москву!
Б. А. Штейфон:
"После слов: «Наступать на Москву!» - вся эта тысячная толпа, заполнявшая обширный зал, коридоры, лестницу, на мгновение оцепенела. Я почувствовал, как неожиданная спазма перехватила мое горло. На мгновение я перестал дышать, а на глазах появились слезы. Еще минута такого общего столбняка, а затем уже не крик, а исступленный вопль «ура». Люди не замечали катящихся из их глаз слез и кричали, кричали, вкладывая в этот крик и тоску накопившегося национального горя, и весь восторг затаенных надежд.
Незабываемые картины и переживания! То был высший подъем осознания Белой идеи. Это были минуты величайшего порыва патриотизма. Все смешалось, перепуталось, и потрясенный Деникин должен был переживать истинное удовлетворение и как русский человек, и как белый вождь...
После обеда желающие закурили. На предложение соседей А. И. Деникин ответил, что вообще не курит и только изредка разрешает себе насладиться сигарой. И надо было видеть, как засуетились наши любезные хозяева, как заволновались, забегали старшины клуба, желая достать сигару для главнокомандующего. В этом незначительном эпизоде проявилось столько ласки, столько внимания, и так искренне всем хотелось услужить дорогому гостю, доставить ему хотя бы небольшую радость...
В это же время к генералу Деникину незаметно подошел какой-то почтенный пожилой господин, выбрал момент, схватил руку главнокомандующего и быстро ее поцеловал. Этот жест сильно смутил Деникина и вызвал новый порыв энтузиазма...
В тот светло-пасхальный день мы забыли и о чувствах мести, и о лаврах победителей. В наших ушах неумолчно звучал радостный благовест московских колоколов, а перед глазами стояли видения кремлевских святынь...
В сердцах и душах наших была только Москва...
Входя в Харьков, Добровольческая армия надела свои лучшие белые одежды..."
Главнокомандующий Вооружёнными Силами Юга России Антон Иванович Деникин присутствовал на торжественном молебне, посвящённом освобождению города, на площади перед Никольским собором. Жителями города Главкому были преподнесены хлеб-соль на специальном блюде, которое сейчас хранится в Центральном музее Вооружённых Сил.
Штабс-капитан С.Н.Шидловский вспоминал: "Приехали мы в Харьков меньше чем через неделю после его занятия Добровольческой армией. Остановились в своем доме на Костомаровской улице. Город имел праздничный вид, все были в белом, все с национальными ленточками, офицерам чуть ли не кидались на шею. Когда я входил в трамвай, старые дамы уступали мне место, заставляя садиться. Занял Харьков Белозерский полк; население встречало его на коленях, забрасывая цветами; на улицах были разостланы ковры, полотенца и другие материалы, по которым пришлось шагать добровольцам. Входили они в город с трубачами и песнями, в числе последних - любимая добровольцами. Вот ее припев:
Все мы на бой пойдем
За Русь святую
И как один прольем
Кровь молодую".
Со вступлением Добровольческой армии в Харьков началась запись добровольцев в армию. Большевистская газета «Известия» сообщает, что уже первый день записи дал 1500 человек добровольцев. Буквально за несколько дней их число возросло до 10 000 человек. В целом, как пишет А.Деникин, в первые дни после взятия Харькова, к 6 июля Добровольческая армия возросла практически втрое, с 9 до 27 тысяч, и это несмотря на потери в боях и от эпидемий.
Ожидая помощи от города, Александр Павлович Кутепов со своей стороны всеми силами стремился обеспечить в нем порядок и нормальную жизнь. Уже на другой день по приезде в Харьков штаба 1-го корпуса по всему городу был развешен приказ за подписью генерала Кутепова, в котором объявлялось населению, что "все насилия и произвол над мирными жителями будут караться со всей суровостью законов военного времени".
Историк Ю. Рябуха отмечает, что многие из рабочих Харькова записались в Добровольческую армию. Кроме них записывались юнкера, офицеры, студенты, представители буржуазии, интеллигенция. Белую армию поддерживала и большая группа милиционеров Харькова (около 260 человек), которая присоединилась к ней в городе.
5 июля 1919 года по случаю приезда в Харьков главнокомандующего ВСЮР генерала А. И. Деникина в городе был организован ещё один парад добровольческих частей. Генерал Б. А. Штейфон, организовавший летом 1918 года харьковский центр вербовки офицеров в Добровольческую армию, покинувший город в сентябре 1918 года, и находившийся с апреля 1919 года в кадровом составе Добровольческой армии, командовал этим парадом. События парада он описывает следующим образом:
"К 10 часам утра на Соборную (нынешнюю Университетскую) площадь стали стягиваться участвовавшие в параде части. С оркестрами, подтянутые, одетые во все лучшее и форменное. На правом фланге стали дроздовцы в своей красочной форме. Далее, загибая фронтом на Николаевскую площадь, выстроились белозерцы. Они имели стальные каски, захваченные в большевистских складах, и это однообразие головных уборов придавало полку воинственный и строевой вид. За Белозерским полком тянулись орудия дроздовской артиллерии и броневики. Еще дальше - Кубанская казачья дивизия в конном строю. Все улицы, выходящие к району парада, были заполнены толпами народа. Окна громадного здания присутственных мест, выходящие на Соборную площадь, являли пеструю, яркую картину дамских лиц и костюмов. Настроение и войск, и зрителей было приподнятое, праздничное".
Генерал Туркул описывал время нахождения дроздовцев в Харькове так: "12 июня, весь Дроздовский полк стянулся в город. Батальоны отдыхали в казармах на Старомосковской улице. Началось их усиленное обучение, а пополнились мы так, что 2-й офицерский полк развернулся после Харькова в целых три полка. Все наши новые добровольцы торопились "построить" себе дроздовские фуражки, надеть погоны. Город, можно сказать, залило нашим малиновым цветом, тем более что на складах нашлась бездна цветного сукна. Нас так ждали в Харькове, что один тамошний шапочник заранее заготовил сотни фуражек белых полков и теперь бойко торговал ими.
На четвертые сутки прибыл Главнокомандующий, генерал Деникин. Парад на Николаевской площади. Громадные толпы. Все дамы в белых платьях, цветы. Торжественное молебствие. Главнокомандующий пропустил церемониальным маршем Дроздовские офицерские и Белозерский полки. От города генералу Деникину были поднесены икона и хлеб-соль. После парада он отбыл в городскую думу на торжественное заседание.
А у нас целыми днями шли строевые занятия. В конце второй недели харьковской стоянки я получил приказ идти с батальоном и артиллерией на Золочев. Красные наседали там на сводный стрелковый полк.
Сколько невест и сколько молодых жен наших новых добровольцев провожали на вокзал 1-й батальон!"
Упоминает о весьма радушном приёме в Харькове и генерал Шкуро: "Население Харькова, много слышавшее обо мне от многократно разбитых мною красных войск и видевшее в моем лице представителя славного Кубанского войска, устроило мне торжественную встречу. Было устроено несколько банкетов, а также поднесены иконы и крупные суммы денег в мое личное распоряжение".
В мемуарах Туркула "Дроздовцы в огне", когда идёт описание штурма Харькова и боя с "спятившим с ума" красным броневиком "Товарищ Артем", интересно остановиться на том моменте, когда дроздовцы взяли в плен команду броневика и отношении местных жителей к пленённым красным:
"Команда "Товарища Артема" сдалась. Это были отчаянные ребята, матросы в тельниках и кожаных куртках, черные от копоти и машинного масла, один в крови. Мне сказали, что начальник броневика, коренастый, с кривыми ногами, страшно сильный матрос, был ближайшим помощником харьковского палача, председателя чека Саенко.
Толпа уже ходила ходуном вокруг кучки пленных. Я впервые увидел здесь ярость толпы, ужасную и отвратительную. В давке мы повели команду броневика. Их били палками, зонтиками, на них плевали, женщины кидались на них, царапали им лица. Конвоиры оттаскивали одних - кидались другие. Нас совершенно затеснили. С жадной яростью толпа кричала нам, чтобы мы прикончили матросню на месте, что мы не смеем уводить их, зверей, чекистов, мучителей. Какой-то старик тряс мне руки с рыданием:
- Куда вы их ведете, расстреливайте на месте, как они расстреляли моего сына, дочь! Они не солдаты, они палачи!..
Но для нас они были пленные солдаты, и мы их вели и вывели команду "Товарища Артема" из ярой толпы. Проверка и допрос установили, что эти отчаянные ребята действительно все до одного были чекистами, все зверствовали в Харькове. Их расстреляли".
Белые в Харькове получили значительные пополнения добровольцами, что дало им возможность в разы увеличить численность своей армии (с 9,6 до 26 тысяч) и продолжать наступление на Москву. За время присутствия белых в городе прошло несколько крупных парадов. В Харькове был сформирован 3-й Корниловский ударный полк, с конца августа 1919 года принимавший участие в наступлении на Москву.
Все годы господства коммунистов от нас скрывали тот факт, что Харьков встречал Белую армию, как освободительницу и пополнил её ряды десятью тысячами добровольцев. Сейчас, когда правда стала очевидной наш долг помнить и чтить всех безымянных героев, что полегли в 1918-1919 гг. на харьковской земле в кровопролитных боях с разрушительными силами, за право сохранить свою культуру, свой дом, свой очаг, Веру и православные традиции, свое право на жизнь. Сейчас практически не найти их могил, не вспомнить имён. Долгие годы социалистического эксперимента безжалостно испепелили народную память о тех, кто не побоялся стать в полный рост в эти смутные времена, кто не сомневался в своей правоте, кто не боялся погибнуть за свои убеждения, за свой край, за свой город, не допустив в нём владычества бездумных экспериментаторов, разрушителей русской культуры.