Операция "Коготь" (часть III)
Во время описываемых событий средствам массовой информации (СМИ) еще верили или хотели верить. Просвещенная часть россиян по давней советской привычке пыталась читать между строк, анализируя несопоставимые публикации "Московского комсомольца", "Коммерсанта" и "Советской России". Но это вам не "Правда" с "Известиями" периода развитого социализма, при сличении которых можно было сделать вывод о фаворитах нескончаемой грызни за власть в Политбюро, выдвинуть прогноз относительно состояния здоровья его членов или догадаться, что на очередной встрече с американским коллегой сладкоречивый Генсек, как всегда, про#рал наши национальные интересы. Электронные и бумажные СМИ конца девяностых уже вступили на скользкий путь молодой проститутки, ищущей подходящего сутенера. Общественное сознание погружалось в густой туман домыслов, слухов и дутых сенсаций. Политическая ориентация граждан приобрела религиозный характер. Для кого-то богом стал Зюганов, кому-то нравились проповеди Жириновского, многие посчитали мессией похожего на микеланджеловского Давида Борьку Немцова, а совсем запутавшиеся даже приняли за Богоматерь Валерию Новодворскую. Одни лишь алкаши оставались верными первому президенту России, божественное происхождение которого они отстаивали в долгих очередях на пунктах приема стеклотары.
Немудрено, что в ядовитых парах информационных испарений воспаленный человеческий мозг принялся порождать чудовищ. Ни у кого не вызывало сомнений, что адова кухня располагалась на Лубянке. Все, кто просачивался из массивных дверей дома с часами, того, что выходит фасадом на одноименную площадь, непременно стучал копытами, прятал змееподобных хвост под длинным темным плащом и всякий раз норовил боднуть несчастного обывателя при посадке в общественный транспорт. Коллективное сознание, подпитываемое прокисшим бульоном публикаций СМИ, решительно отказало бедным чекистам в праве считать себя людьми. А между тем в их обители кипели нешуточные человеческие страсти. Нижние чины, верные ленинским заветам, разъезжали на своих "копейках" и "шестерках" по штаб-квартирам коммунистов, расколовшихся как императорский фарфор на сотни осколков. К самому большому осколку, партии российских коммунистов имени Геннадия Зюганова, наведывались и более высокие чины, оставляющие свои яйца в его корзине, после чего тут же выезжали, чтобы наполнить яйцами лукошки их оппонентов. Самую богатую чекистскую кладку оставляли в приемных Ходорковского и Гусинского. Оба щедро спонсировали левых, не забывая и своих союзников-либералов.
Лубянская обитель была средоточием и боле понятных в миру внутривидовых разборок. Все, от младшего лейтенанта до майора включительно, жили большой корпоративной семьей, своеобразным чекистским братством. Не было среди них противоречий, да и что делить, если даже полковники в свободное от службы время подрабатывали таксистами, несли вахту в ночных клубах или выступали разводящими в многочисленных криминальных разборках того неспокойного времени. Я тоже, будучи полковником, подрабатывал у соседей ремонтом и делал сносную мебель для кладовок.
И все же, начиная от подполковника и выше, между членами ордена "плаща и кинжала" нарастала отчужденность. В этом толстом слое первичных начальников царил дух здорового соперничества и нездорового злопыхательства. Все в точности так, как бывает в любой, даже самой захудалой гражданской конторе. Но, сравнивая гражданский мир с чекистским, могу ответственно заявить о более выдержанных взаимоотношениях в коллективах последних. На гражданке был сплошной курятник: кто занял шесток наверху, - имел полное право гадить на нижесидящих. Нечто подобное среди военных начинает наблюдаться в промежутке между полковником и выше. Но и тут - преимущество за военными. Безнаказанно гадить на погоны ближнему никто не позволит. Честь офицерская - это не пустой звук, как бы не пыталась власть загнать ее носителей под плинтус. Но и здоровая конкуренция порой принимала нездоровые формы. После раздела некогда всесильного КГБ на самостоятельные организации, наиболее приближенными к власти оказались связисты. ФСБ своими реляциями власть огорчала, разведчики, ушедшие в ясеневские леса, поставляли совершенно неконвертируемую информацию и лишь связисты, сканирующие провода, кабели с невидимым эфиром, могли вовремя предупредить, когда монаршему бизнесу угрожала опасность. Нет, конечно, все ветви разведсообщества по-прежнему добывали информацию, предотвращали теракты, ловили шпионов и даже вербовали за рубежом агентуру. Не всякий западный человек мог выпить столько, сколько выпивал наш рядовой разведчик. А если такому падшему представителю свободного общества пообещать по утру рассол в обмен на подписку о секретном сотрудничестве, результат был вполне предсказуем.
И все же связисты были в фаворе. Их босс по количеству привилегий уже на корпус обходил премьер-министра, его арсенал подарочного оружия мог обеспечить боеспособность любой повстанческой армии в странах третьего мира, а степень влияния приближалась к коржаковской накануне его падения. И надо ж такому случиться, повздорил тот связист с нашим главным шефом. Будто в один день повесть Гоголя прочитали "Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем". Что не поделили - остается только догадываться. Журналисты, радостно потирая руки, принялись утилизировать бабло, что поступало от спонсоров обеих команд. Дальше больше: стали почтенные руководители забрасывать друг друга печатным и непечатным калом, да так, что друг на друге незапачканного места не оставили. На нашей стороне был неистовый Хинштейн, добывавший информацию о противнике в объемах, доступных разве что объединенным спецслужбам европейских государств. Но даже его красноречие ни мало колыхало верховное божество отечественного политического Олимпа - Бориса Ельцина. Главный связист, как и всякий настоящий военный, крепко пил и умел держать удар. Наш был похлипче. Мог выпить, но с тяжеловесами на ринг не выходил. Понятно, на чьей стороне было божье благословение. А тут еще в самой конторе подняли головы коллаброционисты. Наш шеф от свалившихся проблем даже седеть начал. Пятая колонна уже победу ноздрями ловит: то к Зюганову с визитом, то к Немцову, и всем заверения в полной лояльности. Да и сам их Дуче был фигуристым. Умен, напорист, комбинаторен, под простачка косит, а умище аж изо рта прет. Нравился мне он. Думал даже записаться в его фалангу, но тут меня повысили, а шефа нового от Дуче прислали. Глянул он на меня сверху вниз: хлипок, молод и ненадежен. Надо менять! Пошел, согласовал с Дуче. Тот даже на моего начальника обиделся: "Что ты ко мне из-за всякого червя на доклад идешь?!". Все понятно. Мой начальник салфетку повязал, ножичком и вилочкой вооружился и решил меня неспешно съесть. Но я не прост! Я тоже - горячий! На гражданку уходить не хочется! Кому я там нужен с двумя навыками - руководить и не руководить. Бросился в ноги к доверенному человеку своего главного шефа, а тот только отмахнулся - да что ты можешь? И взгрустнулось мне. Что делать? При любом раскладе - в народное хозяйство идти.
Вечером вызвал Луноликого. Тот пришел не один, а с термосом. Отхлебнули с горя - не полегчало. Сбегал друг в бывший "сто первый" магазин, водочки принес. Мысль заработала, но не у меня. Берия и тут оказался на высоте. Есть, говорит, у тебя в подчинении мальчонка один. Умненький не по летам. В его годы другие смазливых барышень в секретариате тискают, а этот спит с секретаршей самого вице-премьера, причем последний уверен, будто он единственный прелестями ее наслаждается. Веди, говорю! Наутро приводит. Хлипенький такой, но с гонором. Я ему - про верность долгу, он мне - про Сенеку. Я за честь заговорил, а мои силлогизмы Леонтьевым кроет. Умаялся я на отвлеченные темы беседовать. Спрашиваю в лоб - Спишь или не спишь?! Да… немножечко, - отвечает. Вот тебе в таком разе задание, - говорю. Объяснил все, а через неделю приносит фотографию Дуче в обнимку с вице-премьером. Я же к тому времени через Берию на другого вышел. Тот тоже спал, но, не помню теперь, то ли с секретаршей у Зюганова, то ли с кем-то из Политбюро. Этот, что левой ориентации, долго упирался - Мальчиша-Кибальчиша из себя строил - Марксом и Лениным меня всего заляпал, но потом тоже сознался. Короче, через две недели - новая фотография. Дуче и Зюганов в страстном коммунистическом поцелуе. Осталось передать нужные фото враждующим лагерям и вход в обе штаб-квартиры для Дуче был заказан. Я вздохнул с облегчением.
Оставался Верховный Связист. Эту операцию я решил взять на себя. В то время доводилось мне в биллиард играть с его замами. А какой зам не хочет стать шефом! Ну, думаю, сейчас разведу. Да не тут-то было. Те замы на кон зеленые клали, да так что банк на мои две зарплаты тянул. Рыпнулся было, да не того я калибра! Так и проторчал две партии, обрабатывая их кии мелом и не смея даже заикнуться о своем участии в игре. К тому времени мой главный шеф уже на волоске висел.
Тем временем Связист умудрился так с Борькой нализался, что гаранту ничего не оставалось, как отправить моего в отставку. Стал я вещички из кабинета домой перетаскивать. Уже в двух местах меня олигархи дожидались. Опять зову Берию. Совершаем известный ритуал и тут его осеняет: "Послушай Гэ-Эн, чем наш главный связист заведует?" "Связью, а чем еще!" - отвечаю я с горечью. "А знаешь ли ты, Гэ-Эн, что на Митино торгуют записями прослушки правительственной свизи?" Такого я знать не мог, в чем и сознался. Вот, если до Царя Бориса доведем, что вся его семья на прослушке стоит, - кранты тому Связисту будут!
Командировал я на следующий день Берию в Митино. Возвращается с пустыми руками. Продано! - говорит, - и у меня ни одного блина! Вспомнил я тут своего друга Борьку. Вечером, опять же в Шабат, вваливаюсь к нему домой. Плачусь, мол, не разыщешь искомое, придется переквалифицироваться в программеры! Борька тоже в печали. Всем своим братьям по вере уже давно раструбил, что имеет, дескать, гоя при больших погонах. Стал он один за другим сидишники в дисковод вставлять. "А зохер вей! - орет, - Моисеем клянусь, есть!" Я - к монитору. Мать честная! А там - сводка перехвата разговоров Березовского с Татьяной Дьяченко. Обнял я своего родного иудея и наутро уже отдал заветный блин на экспертизу Берии. А тот, и пятнадцати минут не поработав, бежит назад. "Срочно, - орет, - назначай встречу с твоим программером!" "Да как так, - возражаю ему, - информация у нас в кармане, зачем Борьку притягивать?" Не слушает меня Берия, торопит. Оказывается, когда я его из технического отдела забирал и в своей епархии обустраивал, он уже HTML-коды успел все забыть. "Нам сайт нужно создать, - настаивает мой друг, - да я квалификацию всю с тобой растерял! Нам посторонний нужен. Борька твой - надежный?" "Как скала!" - отвечаю. "Звони!" - потребовал Берия. Слава Богу, застали моего друга дома. Сидит, ждет звонка из роддома. Уламывать его долго не пришлось и 26 ноября мы уже пили пиво на Красносельской возле его дома. Но прежде чем пить, Берия закатил мне истерику: "Ты что не предупредил, что Борька - еврей?!!" "Так я и не знал, что ты антисемит!" В общем, получил я по полной за политическую близорукость, за потакание еврейской эмиграции и даже за участие в сионистском заговоре. Пока мы так препирались в сторонке, сионист Борька пил из горла "Клинское" под музыку "Американ бой", заедая хмельной напиток чипсами. Холодно было - зуб на зуб не попадал. У меня уже первая сопля упала, когда уломал-таки Берию. Подходим к Борьке, а он, допив свое пиво, учтиво вопрошает, мол, какого хрена под дождем и снегом стоим, пошли в кабак, что рядышком. Берия даже проникся к разумности моего ручного семита. Завалили мы в кафе, а там тот же "Американ бой", но зато есть водка и свиная рулька. После первой стопки националист Берия начал пытать моего друга на предмет знания интернет-заморочек. После второй - перешли на ты. Третья дала старт фантазии на тему российско-еврейской дружбы. На четвертой тема не изменилась, а уже на пятой мой Берия сознался, что его племянница тоже вышла за еврея и уже год как живет в Хайфе. Не помню, на какой стопке Борис пригласил антисемита съездить подлечиться на Мертвое море и совершить паломничество по святым местам.
Берию уже нельзя было остановить. Он нес околесицу о нашем общем предке, о деве Марии, которую иудейский царь вывез из Сибири, об Иисусе Христе, останки которого были извлечены на месте языческого капища под Малоярославцем. Договорился даже до того, что еврейский бог (то ли Иелохим, то ли Яхве) - это два разных мужика, и оба - от рождения косые. По всему чувствовалось, что и Борьке мой ретивый подчиненный начинал нравиться. Наконец, когда окружающий мир заиграл всеми красками, вернулись к основной теме разговора.
О том, что из этого вышло, можно будет узнать завтра.