К.К.К. № 61 «ОМОН РАКОМ»
Диктор Пелевин / «Омон Ра» / 1992
[содержит спойлеры]
1992-й год. Диктору Пелевину 30 лет. За этот роман он получил каких-то фантастских премий - оно и понятно, учитывая, что речь в книге идет о псевдо-космической деятельности Советского союза и что «наркоманско-постмодернистской» литературы тогда не существовало как класса, хотя Мамлеев уже был.
«Омон Ра» - в узком нарративном смысле - это история «отрока во вселенной», который столкнулся с изнанкой советского космического производства, носящего, в основном символический характер. Обреченный на подвиг Омон Кривомазов прополз 70 километров раком на велосипеде по подземному тоннелю, уверенный в том, что он управляет луноходом и вершит на Луне будущее человечества. Как ни странно, такой же обратной стороны американского космического производства Пелевин не касается - видимо в те годы об этом еще ничего не было известно, тем более в Молодой России.
В широком смысле «Омон Ра» - это книга о ложной изнанке вообще всей советской системы. Именно поэтому, книга должна была иметь успех на волне демократического развенчания Советского строя. Впрочем, пройдет всего пять лет - и все то же самое Пелевин будет писать о строе Ельцина. Что характерно, о строе Путина он такого не пишет, вернее, пишет, но более тонко - можно вспомнить тех же вампиров и оборотней с нефтью. Не думаю, что боится - все равно живет в Германии. Так неужели мы, наконец, пришли к чему-то более ощутимому и твердому, чем макеты луноходов и трехмерный Чубайс?
Поскольку я читал все романы Пелевина и теперь, по прошествии стольких лет, перечитываю (или по возможности «переслушиваю») их, то могу начать выделять существенные особенности его стиля, которые видны уже здесь.
«Омон Ра» - наверное, можно назвать незрелым текстом, но незрелый он не в том, смысле, что плохо написан (написан он вполне ровно и профессионально), а в том, что в нем еще не так назойливо и тяжеловесно выстроена та дискурсивная модель, которая впоследствии станет называться «пелевинщиной», и, оседлав которую, автор навеки законсервируется в своей манере письма. Тем не менее, существенные признаки этой манеры налицо уже в «Омоне»:
- уже здесь виден пелевинский прием, ставший впоследствии для него классическим - он берет некий дискурс (в данном случае дискурс Луны), а затем сначала ищет в обыденной реальности всевозможные отпечатки этого дискурса (в книгах, на гербах, на флагах, в стихах), а потом вдобавок заменяет на нужные ему дискрусивные элементы что-нибудь в этой самой обыденной реальности. Или сначала заменяет, а потом ищет - в любом случае в «Омоне Ра» создается впечатление насыщенности текста «товарищем Луной». Книга наполняется Луной, как наполняется водкой из шприца алкоголический арбуз, спижженный у хачика ильским летом.
- так мы перешли к метафорам. Пелевинские метафоры - штука особая. Вообще его язык не особо поэтичен (до Иванова или Прилепина не дотягивает), но он очень любит метафоры-аналогии - типа «новый смеситель смотрелся в его квартире как золотой зуб во рту у прокаженного» (пример, правда, из другой книги).
- обстоятельность. Я уже давно заметил, что Пелевин очень любит обстоятельно описывать какие-то несущественные детали каких-нибудь несущественных (на первый взгляд) объектов. Это особенно хорошо заметно при прослушивании его текстов. Не думаю, что это какой-то особо выработанный прием - просто у него так получается. Иногда он описывает объекты вскользь, но иногда особо останавливается на архитектуре или интерьере - здесь он почти приближается к натурализму. Будь то столовая в пионерлагере, макет космического корабля, зал поющих кариатид или же павильон в лабиринте Минотавра - Пелевин обязательно в деталях укажет фронтоны, плинтусы, вентиляторы и все прочее.
- тотальная асексуализация. Почти полное отсутствие женских образов, женских мотивов, символов и персонажей. В «Омоне» их нет вообще - только, уборщица в метро. Общеизвестно мнение, что попытка Пелевина писать от женского лица в «Лисичке» - провалилась, и читатель получил все то же пелевинске альтер-эго, пусть оно там и тащится от «Любовного настроения» Кар Вая. В конце концов, та же Иштар - не потому женственна, что ее так рисует Пелевин, а потому, что за ней стоит мощь женско-божественного архетипа. Мне вообще кажется, что Пелевин просто пользовался ее заемной дискурсивной силой.
- отсюда и общая целомудренность текстов, приближающаяся чуть ли не к Довлатову. Когда Пелевин говорит что-то матерное или пошлое, то оно не имеет под собой реальной наполненности пошлятиной. Это симулякр пошлости, в отличие от Сорокина.
- а отсюда точечное использование мата. Классическим примером мата у Пелевина остается «схвати ее за пизду» в «Принце Госплана» - кажется, единственный мат на всю повесть. Зато какой эффект! Так и в «Омоне» - матерятся только те, кто должен материться в жизни или должен материться в силу своего образа. Остальные - говорят на розенталевском.
- «оригинальные фишки». Пелевин всегда славился оригинальными фишками - мелкими, чаще всего не имеющими отношения к сюжету придумками, которые потом можно цитировать. Конечно, «ударной фразой» в романе «Омон Ра» является полк маресьевских курсантов с отрезанными ногами. Но также, впечатляют, например Белка (или Стрелка) в генеральском мундире, егерь Попадья, одетый в медвежью шкуру или надпись про убитого лопатой товарища Налбандяна - отсылающая вовне - к одному из рассказов Пелевина.
- еще одна из характерных особенностей Пелевина - нелепость отдельных ситуаций и объектов. Понятно, что он нестандартно мыслит, и то, что для нас нелепо - для него - «похуй». Здесь пока нелепость не такая вопиющая, как Просто Мария в «Чапаеве», но очевидно, что вся картина лубянского отдела, курирующего космические программы - достаточно неправдоподобная. Хотя, и я помню это, вышесказанное не помешало мне в первое прочтение до конца книги верить в то, что Омон действительно на Луне, а не в тоннеле метро, даже несмотря на то, что человек вряд ли сможет провести три дня, сидя кверху задницей в седле велосипеда, и проползая 70 километров по рельсам. Зато метафора завораживает - советский народ 70 (внимательно) лет ползал раком по рельсам в темном тоннеле, думая, что уже завтра заживет на Луне при святом коммунизме.
- ну и естественно «кастанедовщина» (которую, теперь в нашей стране тоже по ошибке принимают за «пелевинщину»). Употребление героями препаратов, и как следствие - картины незнакомых миров и сюрреалистические языковые игры. Или наоборот - сюрреалистические языковые игры, вызывающие эффект употребления препаратов читателем. Вообще, жемчужина «Омона» - это, конечно же, лирическая вставка - запись наркоманского бреда друга главного героя, которого потом расстреляли. Расстреляли, кстати, не совсем понятно за что (видимо, за то, что он хотел сбросить бомбу на Луну). Но то, как он мастерски рассказывает о шумерах, римлянах и эсэсовцах - потом станет основой для многочисленных погружений автора и читателя в бандитский, японский, чекистский и другие любые дискурсы в других романах.
- и последнее - то, что читатели и почитатели Пелевина часто называют «пелевинский субъективный солипсизм». Подоплека у этого масла масленого - конечно же, буддизм, но буддизм какой-то совдеповский. Так, уже в «Омоне» герой говорит о том, что мир состоит только из него. И когда он исчезнет, «исчезнут и Лужники и Халмурадов, играющий в теннис», ведь «других просто не существует».
Что ж, надеюсь, Диктор Олегович будет жить еще долго, а то нам всем как-то не хотелось бы вдруг взять и исчезнуть. Кубыжаныш подын!
[содержит спойлеры]
1992-й год. Диктору Пелевину 30 лет. За этот роман он получил каких-то фантастских премий - оно и понятно, учитывая, что речь в книге идет о псевдо-космической деятельности Советского союза и что «наркоманско-постмодернистской» литературы тогда не существовало как класса, хотя Мамлеев уже был.
«Омон Ра» - в узком нарративном смысле - это история «отрока во вселенной», который столкнулся с изнанкой советского космического производства, носящего, в основном символический характер. Обреченный на подвиг Омон Кривомазов прополз 70 километров раком на велосипеде по подземному тоннелю, уверенный в том, что он управляет луноходом и вершит на Луне будущее человечества. Как ни странно, такой же обратной стороны американского космического производства Пелевин не касается - видимо в те годы об этом еще ничего не было известно, тем более в Молодой России.
В широком смысле «Омон Ра» - это книга о ложной изнанке вообще всей советской системы. Именно поэтому, книга должна была иметь успех на волне демократического развенчания Советского строя. Впрочем, пройдет всего пять лет - и все то же самое Пелевин будет писать о строе Ельцина. Что характерно, о строе Путина он такого не пишет, вернее, пишет, но более тонко - можно вспомнить тех же вампиров и оборотней с нефтью. Не думаю, что боится - все равно живет в Германии. Так неужели мы, наконец, пришли к чему-то более ощутимому и твердому, чем макеты луноходов и трехмерный Чубайс?
Поскольку я читал все романы Пелевина и теперь, по прошествии стольких лет, перечитываю (или по возможности «переслушиваю») их, то могу начать выделять существенные особенности его стиля, которые видны уже здесь.
«Омон Ра» - наверное, можно назвать незрелым текстом, но незрелый он не в том, смысле, что плохо написан (написан он вполне ровно и профессионально), а в том, что в нем еще не так назойливо и тяжеловесно выстроена та дискурсивная модель, которая впоследствии станет называться «пелевинщиной», и, оседлав которую, автор навеки законсервируется в своей манере письма. Тем не менее, существенные признаки этой манеры налицо уже в «Омоне»:
- уже здесь виден пелевинский прием, ставший впоследствии для него классическим - он берет некий дискурс (в данном случае дискурс Луны), а затем сначала ищет в обыденной реальности всевозможные отпечатки этого дискурса (в книгах, на гербах, на флагах, в стихах), а потом вдобавок заменяет на нужные ему дискрусивные элементы что-нибудь в этой самой обыденной реальности. Или сначала заменяет, а потом ищет - в любом случае в «Омоне Ра» создается впечатление насыщенности текста «товарищем Луной». Книга наполняется Луной, как наполняется водкой из шприца алкоголический арбуз, спижженный у хачика ильским летом.
- так мы перешли к метафорам. Пелевинские метафоры - штука особая. Вообще его язык не особо поэтичен (до Иванова или Прилепина не дотягивает), но он очень любит метафоры-аналогии - типа «новый смеситель смотрелся в его квартире как золотой зуб во рту у прокаженного» (пример, правда, из другой книги).
- обстоятельность. Я уже давно заметил, что Пелевин очень любит обстоятельно описывать какие-то несущественные детали каких-нибудь несущественных (на первый взгляд) объектов. Это особенно хорошо заметно при прослушивании его текстов. Не думаю, что это какой-то особо выработанный прием - просто у него так получается. Иногда он описывает объекты вскользь, но иногда особо останавливается на архитектуре или интерьере - здесь он почти приближается к натурализму. Будь то столовая в пионерлагере, макет космического корабля, зал поющих кариатид или же павильон в лабиринте Минотавра - Пелевин обязательно в деталях укажет фронтоны, плинтусы, вентиляторы и все прочее.
- тотальная асексуализация. Почти полное отсутствие женских образов, женских мотивов, символов и персонажей. В «Омоне» их нет вообще - только, уборщица в метро. Общеизвестно мнение, что попытка Пелевина писать от женского лица в «Лисичке» - провалилась, и читатель получил все то же пелевинске альтер-эго, пусть оно там и тащится от «Любовного настроения» Кар Вая. В конце концов, та же Иштар - не потому женственна, что ее так рисует Пелевин, а потому, что за ней стоит мощь женско-божественного архетипа. Мне вообще кажется, что Пелевин просто пользовался ее заемной дискурсивной силой.
- отсюда и общая целомудренность текстов, приближающаяся чуть ли не к Довлатову. Когда Пелевин говорит что-то матерное или пошлое, то оно не имеет под собой реальной наполненности пошлятиной. Это симулякр пошлости, в отличие от Сорокина.
- а отсюда точечное использование мата. Классическим примером мата у Пелевина остается «схвати ее за пизду» в «Принце Госплана» - кажется, единственный мат на всю повесть. Зато какой эффект! Так и в «Омоне» - матерятся только те, кто должен материться в жизни или должен материться в силу своего образа. Остальные - говорят на розенталевском.
- «оригинальные фишки». Пелевин всегда славился оригинальными фишками - мелкими, чаще всего не имеющими отношения к сюжету придумками, которые потом можно цитировать. Конечно, «ударной фразой» в романе «Омон Ра» является полк маресьевских курсантов с отрезанными ногами. Но также, впечатляют, например Белка (или Стрелка) в генеральском мундире, егерь Попадья, одетый в медвежью шкуру или надпись про убитого лопатой товарища Налбандяна - отсылающая вовне - к одному из рассказов Пелевина.
- еще одна из характерных особенностей Пелевина - нелепость отдельных ситуаций и объектов. Понятно, что он нестандартно мыслит, и то, что для нас нелепо - для него - «похуй». Здесь пока нелепость не такая вопиющая, как Просто Мария в «Чапаеве», но очевидно, что вся картина лубянского отдела, курирующего космические программы - достаточно неправдоподобная. Хотя, и я помню это, вышесказанное не помешало мне в первое прочтение до конца книги верить в то, что Омон действительно на Луне, а не в тоннеле метро, даже несмотря на то, что человек вряд ли сможет провести три дня, сидя кверху задницей в седле велосипеда, и проползая 70 километров по рельсам. Зато метафора завораживает - советский народ 70 (внимательно) лет ползал раком по рельсам в темном тоннеле, думая, что уже завтра заживет на Луне при святом коммунизме.
- ну и естественно «кастанедовщина» (которую, теперь в нашей стране тоже по ошибке принимают за «пелевинщину»). Употребление героями препаратов, и как следствие - картины незнакомых миров и сюрреалистические языковые игры. Или наоборот - сюрреалистические языковые игры, вызывающие эффект употребления препаратов читателем. Вообще, жемчужина «Омона» - это, конечно же, лирическая вставка - запись наркоманского бреда друга главного героя, которого потом расстреляли. Расстреляли, кстати, не совсем понятно за что (видимо, за то, что он хотел сбросить бомбу на Луну). Но то, как он мастерски рассказывает о шумерах, римлянах и эсэсовцах - потом станет основой для многочисленных погружений автора и читателя в бандитский, японский, чекистский и другие любые дискурсы в других романах.
- и последнее - то, что читатели и почитатели Пелевина часто называют «пелевинский субъективный солипсизм». Подоплека у этого масла масленого - конечно же, буддизм, но буддизм какой-то совдеповский. Так, уже в «Омоне» герой говорит о том, что мир состоит только из него. И когда он исчезнет, «исчезнут и Лужники и Халмурадов, играющий в теннис», ведь «других просто не существует».
Что ж, надеюсь, Диктор Олегович будет жить еще долго, а то нам всем как-то не хотелось бы вдруг взять и исчезнуть. Кубыжаныш подын!