(no subject)
Сны нужно записывать немедленно, и не откладывать на потом. «Потомов не бывает» - как говаривал Аликберов.
Вот к нему я и отправился ( для пущей простоты назовём это путешествие сном.) Хотя когда я проснулся, уставший был как после очень длительного похода.
Сквозь марево и фиолетоватую рябь постепенно проступила часть пространства на околице села: мазанка, белеющая пятнышком сквозь запущенный сад, плетень, калиточка. Заходя в калитку (с внутренним твёрдым убеждением, (которое очень характерно для таких путешествий по другим мирам) что меня тут ждут, я увидел как на другом конце участка Мурсалович, облачённый в неизменную белую майку, в своей осетинской шапочке, разговаривает с Витей Мотруком. Оба показались мне явственно моложе, чем должны были выглядеть. Я отметил эту странность и очень легко с ней внутренне согласился. Витя уже почти вышел за пределы участка, но успел увидеть меня, почти зашедшим с другой стороны. Просияв лицами, Мотрук и я синхронно помахали друг другу. Несмотря на то, что участок был очень немаленьким, и они стояли на дальней от меня его стороне, я смог видеть и слышать их очень ясно, как будто орёл, переключившийся на центральную, увеличивающую часть зрения. Прощаясь с Мотруком, Учитель в своей обычной суфийской манере простыми фразами объяснил все секреты живописи и бытового мироустройства. Речь шла про оттенки от неба, важные для передачи правды и про добавки тёртого стекла в дамасскую сталь. Про нужный цвет огня в горне, который соответствует температуре в 1300 градусов. Выпроводив Мотрука, Аликберов стал приближаться ко мне, увеличиваясь в размерах. Похожий на гору, он всё рос и рос в размерах, пока я не догадался уменьшить внутреннее увеличение. Посмеявшись над моей неуклюжей нерасторопностью, он стал водить меня по участку, показывая и рассказывая всякое про тот мир, в котором он обитает. Я ясно понимал что нахожусь в другом измерении и стал расспрашивать о разнице между нашими мирами. Мурсалович очень удивился моей невнимательности и терпеливо стал объяснять, что разницы никакой нет вообще, при этом срывал и показывал мне растения невероятных форм, которых быть в природе вообще никак не может. Особенно меня впечатлило одно: своими большими крепкими ладонями он обхватил тонкий колосовидный стебелёк тёмно фиолетового цвета, и потянул его из земли, наматывая на руку, словно верёвку. Через очень долгое время, когда на его руке уже был ощутимый моток, с лёгким чавкающим звуком из земли наконец с заметной натугой он выдернул конец растения - в виде идеального шарика, размерами с теннисный мяч, гладкий, переливающийся, похожий на крошечную настоящую живую планету. -Ну, понял наконец? Спросил Мурсалович как в старые добрые времена во время урока анатомии. Самое удивительное, что мне стало всё абсолютно понятно. Как раньше, когда на уроке рисунка после 40 часов работы над портретом вдруг внезапно исчезают линии, штрихи, тон, свет, тень и с листа бумаги на тебя смотрит Живой человек. Как будто оковы падают и ты свободен. И всегда Мурсалович замечал этот момент издалека, не глядя на сам рисунок, определяя момент перехода только по выражению лица рисующего. -Ну что, понял, да? -Вот-Вот! - обычно приговаривал он довольный…
Так и здесь, по моему выражению он понял, что переход состоялся и мы можем идти дальше. -А куда ведет эта тропинка?- спросил я, глядя на едва заметную тропку, странно и нелогично извивающуюся.
-К соседу. Верхний участок. Но не советую туда ходить. Можешь не найти путь обратно, ответил Мурсалович.- Лучше по этой ходи, по которой пришёл.
Я и пошёл обратно. Напоследок спросил про абсолютное отсутствие насекомых, которое беспокоило меня всё время пока я находился в этом странном измерении. По тропинке я шёл в чужеродном сером комбинезоне, с отметкой «Nasa» на груди, посматривая на свои руки и чувствуя пристальный взгляд Аликберова. Ответ я не расслышал, туман стал приглушать звуки, но смысл был такой: Либо оно мне там не надо, либо оно ему не нужно. Потом поточнее его расспрошу, в следующий раз.
Проснувшись, я отметил тот же самый оттенок света повсюду, что и во сне, как будто лёгкий фильтр. Постепенно он растворился, как утихающий звук.