хроники прощаний
Говорят, нет ничего, что бы не поддавалось лечением соленой водой: слезами, потом и морем.
Я плакала. Потела.
И три дня назад с победным воплем вбежала в прохладные волны южного моря. Абстрагируюсь от меланхолии, одежды, которая никуда не влазит, меня, которая не влазит ни в какую одежду, проблем с документами (оммм, оммм, оммм) и нехватки денег, от жары, от нависшего над нами, словно отвесная скала, нелегкого прощания, от того, что наш дом вот уже пару недель стоит грустным и неприветливым, с плотно запахнутыми ставнями, что мы таскаем неподъемные книги из угла в угол, в поисках прохладного места, куда мы в усталости будем склонять наши обожженные солнем усталые головы.
Я все чаще слышу от других вопрос: что дальше?
Может, они все сговорились спрашивать это именно у меня, растерянной, не строящей планов на будущее.
Или это мой собственный голос говорит с разными акцентами, пробираясь сквозь толщу времени, которое мне не принадлежит, с которым у меня периодическая война.
Что же дальше?
Т. уедет в страну Басков, играть с пространством и с черноглазым Х. Ди, я уверенна, будет учить испанский и поступать в Барсу. Хосе уедет в Португалию, потом в Бразилию. Макс - в Ниццу. М. и Тео будут в Киеве до начала марта. Серена работает в Мадриде, Бени будет учиться в Л.А., А. едет в Аргентину волонтером. Мир кажется мне таким огромным, а моя жизнь такой неподвижной, что мне кажется, что, если я сейчас вытянусь на солнце и замру, ничего не измениться.
Что дальше?
Ровно год назад у меня была комната с бледно оранжевыми стенами, будущая профессия, рабочее место недалеко от окна, университет, куда я перепоступала, понятия о том, какой должна быть моя жизнь, какие-то планы, человек, с которым мне хотелось быть рядом всегда, друзья, которые меня понимали. Желание защитить своих близких. Лето.
Это всегда-всегда лето. Короткое. Грустное. Неимоверно волшебное.
В моей жизни тогда еще не было диких пляжей, неукротимой природы, сплетения культур и событий, надломленного бессонницами, простудами и никотином голоса, дорожной сумки, в которую помещается вся моя жизнь.
Расстояние от жалости до слезы - все равно что между планетами нашей системы. Расстояние от меня летом 2012 до меня летом 2013 больше чем между галактиками.
И это всегда так. Я не знакома с девочкой, которая рыдала на холодном полу одной прохладной киевской ночью, которой казалось что ее жизнь кончена и больше ничего хорошего уже не случится. Зато я знаю Рут. Знаю Еву. Таню. Джулс.
Знаю множество лиц и голосов.
Папин друг однажды сказал мне: невозможно всю жизнь любить одну книгу, одну женщину, идти одной дорогой. Саша сказал мне однажды, что перемены неизбежны. Это всегда или прогресс или регресс. И второму я верю больше чем первому. Невозможно любить одну женщину, да, но человек, которого ты любил вчера совсем не тот, которого ты любишь сегодня. Он другой, и тебе приходится узнавать его заново, понимать его, улавливать изменения в нем. Потому я обычно так скептически отношусь к проявлениям чувств. "Я люблю тебя" - не конец путешествия, а его начало. Так же как и "ты мой друг" и многое-многое другое.
До чего же это не правильно, любить призраки, попрекать кого-то изменениями. Требовать стабильности. Это не честно. И, уж поверьте, это не любовь.
У меня на правой коленке есть шрам. Он у меня лет с шести и, думаю, что он так и останется на ней. Я несколько раз подряд разбила колено, один раз на перроне, когда мы провожали маму на электричку, потом в саду у соседки, а потом, когда ранка немного затянулась, эту коленку мне обдали кипяченым молоком. Думаю, этот шрам - самое стабильное, что во мне есть. Во всяком случае, он не менялся больше десяти лет. Об стальном - судить сложно.
Но когда Ф. смотрит в глаза Ди и спрашивает: какого же цвета у тебя глаза? серые? зеленые? желтые? и так каждый день, не уставая удивляться изменчивости и нестойкости ее всей и в частности ее глаз, я думаю о том, что, наверное, это и есть высшая точка подлинности - понимать, что все меняется, заканчивается, проходит и все равно вкладывать всего себя.
а еще танцевать босиком на пляже между горящих свечей.
есть пиццу на ступенях церкви 15го века.
каждое утро пить капуччино с шоколадом.
поцеловать тебя на пляже.
купаться ночью в море.
позволять целовать свои загорелые колени.
читать стихи на улице, просто потому что хочется.
написать настоящее письмо и дрожащими руками открывать конверт с ответом.
прощаясь говорить "до скорого" и верить что так действительно и будет.
слушать музыку, которую слушала в детстве.
читать "вино из одуванчиков" на скамейке у фонтана.
видеть во сне тех, кого любишь.
любить. любить. любить.
Я плакала. Потела.
И три дня назад с победным воплем вбежала в прохладные волны южного моря. Абстрагируюсь от меланхолии, одежды, которая никуда не влазит, меня, которая не влазит ни в какую одежду, проблем с документами (оммм, оммм, оммм) и нехватки денег, от жары, от нависшего над нами, словно отвесная скала, нелегкого прощания, от того, что наш дом вот уже пару недель стоит грустным и неприветливым, с плотно запахнутыми ставнями, что мы таскаем неподъемные книги из угла в угол, в поисках прохладного места, куда мы в усталости будем склонять наши обожженные солнем усталые головы.
Я все чаще слышу от других вопрос: что дальше?
Может, они все сговорились спрашивать это именно у меня, растерянной, не строящей планов на будущее.
Или это мой собственный голос говорит с разными акцентами, пробираясь сквозь толщу времени, которое мне не принадлежит, с которым у меня периодическая война.
Что же дальше?
Т. уедет в страну Басков, играть с пространством и с черноглазым Х. Ди, я уверенна, будет учить испанский и поступать в Барсу. Хосе уедет в Португалию, потом в Бразилию. Макс - в Ниццу. М. и Тео будут в Киеве до начала марта. Серена работает в Мадриде, Бени будет учиться в Л.А., А. едет в Аргентину волонтером. Мир кажется мне таким огромным, а моя жизнь такой неподвижной, что мне кажется, что, если я сейчас вытянусь на солнце и замру, ничего не измениться.
Что дальше?
Ровно год назад у меня была комната с бледно оранжевыми стенами, будущая профессия, рабочее место недалеко от окна, университет, куда я перепоступала, понятия о том, какой должна быть моя жизнь, какие-то планы, человек, с которым мне хотелось быть рядом всегда, друзья, которые меня понимали. Желание защитить своих близких. Лето.
Это всегда-всегда лето. Короткое. Грустное. Неимоверно волшебное.
В моей жизни тогда еще не было диких пляжей, неукротимой природы, сплетения культур и событий, надломленного бессонницами, простудами и никотином голоса, дорожной сумки, в которую помещается вся моя жизнь.
Расстояние от жалости до слезы - все равно что между планетами нашей системы. Расстояние от меня летом 2012 до меня летом 2013 больше чем между галактиками.
И это всегда так. Я не знакома с девочкой, которая рыдала на холодном полу одной прохладной киевской ночью, которой казалось что ее жизнь кончена и больше ничего хорошего уже не случится. Зато я знаю Рут. Знаю Еву. Таню. Джулс.
Знаю множество лиц и голосов.
Папин друг однажды сказал мне: невозможно всю жизнь любить одну книгу, одну женщину, идти одной дорогой. Саша сказал мне однажды, что перемены неизбежны. Это всегда или прогресс или регресс. И второму я верю больше чем первому. Невозможно любить одну женщину, да, но человек, которого ты любил вчера совсем не тот, которого ты любишь сегодня. Он другой, и тебе приходится узнавать его заново, понимать его, улавливать изменения в нем. Потому я обычно так скептически отношусь к проявлениям чувств. "Я люблю тебя" - не конец путешествия, а его начало. Так же как и "ты мой друг" и многое-многое другое.
До чего же это не правильно, любить призраки, попрекать кого-то изменениями. Требовать стабильности. Это не честно. И, уж поверьте, это не любовь.
У меня на правой коленке есть шрам. Он у меня лет с шести и, думаю, что он так и останется на ней. Я несколько раз подряд разбила колено, один раз на перроне, когда мы провожали маму на электричку, потом в саду у соседки, а потом, когда ранка немного затянулась, эту коленку мне обдали кипяченым молоком. Думаю, этот шрам - самое стабильное, что во мне есть. Во всяком случае, он не менялся больше десяти лет. Об стальном - судить сложно.
Но когда Ф. смотрит в глаза Ди и спрашивает: какого же цвета у тебя глаза? серые? зеленые? желтые? и так каждый день, не уставая удивляться изменчивости и нестойкости ее всей и в частности ее глаз, я думаю о том, что, наверное, это и есть высшая точка подлинности - понимать, что все меняется, заканчивается, проходит и все равно вкладывать всего себя.
а еще танцевать босиком на пляже между горящих свечей.
есть пиццу на ступенях церкви 15го века.
каждое утро пить капуччино с шоколадом.
поцеловать тебя на пляже.
купаться ночью в море.
позволять целовать свои загорелые колени.
читать стихи на улице, просто потому что хочется.
написать настоящее письмо и дрожащими руками открывать конверт с ответом.
прощаясь говорить "до скорого" и верить что так действительно и будет.
слушать музыку, которую слушала в детстве.
читать "вино из одуванчиков" на скамейке у фонтана.
видеть во сне тех, кого любишь.
любить. любить. любить.