18. На Первом л/п.
18. На Первом л/п.
Первый л/п находился на правом берегу реки «Висляна» (Весляна); через реку проложен мост, по которому ездили лошади и ходили пешие.
На лагпункте нас приняли хорошо; для нас специально была выделена брезентовая палатка, в нее мы сложили свои вещи.
Потом нас повели в баню, не смотря на то, что баня находилась на берегу реки и вода в нее подавалась посредством мотора, воды нам дали лишь всего по две шайки ан человека и по микроскопическому куску мыла. Здесь же нам выдали по паре нижнего белья сплошь в заплатках и, как видно это белье никогда не видело в стирке мыла.
После бани нас повели в столовую, там столы были накрыты белыми, чистыми скатертями, на столах стояли цветы, здесь же каждому из нас выдали по новой деревянной ложке.
Прием был хороший, так что за четырнадцитилетнее (здесь и далее - орфография, и пунктуация автора) пребывание в лагерях, такой прием был первый и последний.
После завтрака нам разрешили идти в отведенную для нас палатку.
В палатке стояли двух ярусные
132
кровати.
Здесь нам выдали постельные принадлежности: матрацные и подушечные наволочки и по рваному одеялу. Привезли солому и мы ей стали набивать матрацные подушечные наволочки.
Но кроме этого нам выдали по паре лаптей и полуметровые портянки, в которые невозможно было завернуть ноги.
Из своей среды мы выделили дневальных по бараку, для соблюдения в бараке: чистоты и порядка, а главное, чтобы в палатку не входили посторонние лица, в особенности уркачи, которые всеми способами старались проникнуть в нашу палатку.
Вечером того же дня нас разбили по бригадам, в соответствии категории труда.
Бригадиры были выделены из нашего же этапа.
На утро нас подняли в 5 часов, бригадир принес хлеб, по 600 грамм каждому.
Потом бригадир повел нас в столовую завтракать, кормили нас по второму котлу: щи, каша, кусок селедки.
После принятия пищи нас повели к вахте, на развод. Нашу бригаду, с легким трудом назначили работать на катище, на сброс бревен в реку.
Поскольку с этой работой мы знакомы не были, то нам в качестве инструктора назначили десятника, уркача.
Он нас проинструктировал и работа у нас пошла полным ходом; работать было в охотку, некоторые наши товарищи, не только месяцами, а годами были лишены права на труд.
На третий день нашей работы,
134
нам питание выписали по третьему котлу, т.е. самому наивысшему в лагере.
Рядом с нашей бригадой работала бригада уркачей и на второй день уркачи украли у нас вещи, в частности мои две толстовки, верно одну мне вернули, через коменданта л/п, а вторую, лучшую не вернули.
В то время в лагере кормили на лесоповальных л/п два раза в день, утром и вечером, а в сельскохозяйственных л/п три таза: завтрак, обед и ужин. Причем норма питания была одинакова.
Приказ НКВД СССР №00943 «О введении новых норм питания и вещевого довольствия для заключенных в ИТЛ и ИТК НКВД СССР» от 14 августа 1939 г.
Норма довольствия заключенных в исправительно-трудовых лагерях и колониях НКВД СССР, занятых на основных производственных работах и выполняющих норму выработки (на 1 человека в день в граммах)
Наименование продуктов
Количество
Наименование продуктов
Количество
Хлеб ржаной
1200
Сахар
13
Мука пшеничная 85%
60
Чай суррогатный
2
Крупа разная
130
Картофель и овощи
600
Мясо
30
Томат-пюре
10
Рыба
158
Перец стручковый
0,13
Растительное масло
12
Лавровый лист
0,2
Макароны
10
Соль
20
Возможно, нормы к 1941году были изменены или на местах трактовались иначе.
Находясь на физической работе, два раза в день получать пищу было очень тяжело, в особенности, когда не выработаешь нормы хлеба за это получаешь 400 гр.
В лагере существовал в выдаче питания ниже следующий порядок:
Первый стол состоял: завтрак - щи, каша и кусок селедки. Ужин - щи, каша, кусок селедки, хлеба 400гр.
Второй стол завтрак - щи, каша, кусок селедки или трески. Ужин - щи, каша, кусок селедки, хлеба 600гр.
Третий стол - завтрак щи, каша, селедка. Ужин - щи, каша, селедка или треска и дополнительное блюдо: пирожок и кусок селедки. Хлеба - 750 гр.
Каша была преимущественно овсяная - жидкая.
Необходимо отметить, что нас до некоторой степени поддерживал в основном хлеб, но в нем было до 65% воды.
Вырабатывая 3-й стол жить, как говорят еще было можно, но все же данное питание не компенсировало затраты труда и человек выра-
136
батывая 3-й стол питания все же постепенно из хорошего работника превращался в «доходягу» и его неизбежный удел: слабосильная команда или полустационар.
Весь контингент заключенных по состоянию здоровья был разбит на три категории и в соответствии данной ему категории определялась ему норма выработка.
1-я категория должна была вырабатывать 100% установленной нормы
2-я категория -ь 75% установленной нормы.
3-я категория или легкий труд - 70% установленной нормы.
Причем 3-я категория труда или легкий труд от тяжелых физических работ освобождался. Как то от лесоповала.
За установленную норму выработки полагался второй стол, не выработавшей этой нормы получал 1-й стол с 400 гр хлеба.
Для получения 3-го стола надо было выработать 125% нормы.
Самая лучшая работа для заключенного - это работать по временной работе, здесь не надо было вырабатывать ни какой нормы, а питание давали по второму столу и 600 гр. хлеба.
Бывало из сил выбиваешься, чтобы выработать 100% своей нормы, чтобы получить второй стол питания, а при подсчете смотришь - до ста процентов не хватает 2 - 3 %.
И вот на десятидневку тебя сажают на первый стол с 400 грам. хлеба и ты влачишь полуголодное существование.
Не прошло и нескольких дней, как мы прибыли на 1 л/п, нам из КВЧ (культурно воспитательная часть), выдали по листу бумаги и сказали «пишите на имя Сталина заявление с просьбой
138
отправить вас на фронт».
Мы были бесконечно рады и думали «вот вырвемся из этого позорного пекла».
Написали заявления сдали в КВЧ, ждем результата, но к нашему великому сожалению вся эта кем то задуманная затея пошла на смарку.
По приговору суда мы считались «матерыми врагами своей Родины».
Спрашивается, кому надо бы испытывать нашу преданность своей Родине, своей родной партии?
Для чего надо было глумиться над забитыми истерзанными людьми?
А ведь среди нашего этапа были преимущественно члены партии и с довольно солидным партийным стажем, которые честно и добросовестно работали в рядах партии на благо своей Родине и партии.
Наша бригада состояла первоначально исключительно из бывших членов партии. И вот иногда во время обеденного перерыва (хотя обеда не было), но перерыв был, нет, нет да между собой перекинемся несколькими словами, в отношение нашей злосчастной участи.
А что мол, знает ли Сталин, что членов партии во всех концах Советского Союза пачками загоняют в лагеря и т.д.?
Были слабые высказывания, что Сталин этого не знает, ему мол об этом недокладывают?
Но некоторые товарищи говорили просто и ясно, что мол ОН все знает, так как в числе заключенных находится большое количество членов ЦК, секретарей: крайкомов, обкомов, председателей крайисполкомов и облисполкомов и т.д.
А если он не знает, что арестовывают
140
его непосредственных помощников, то какой же он после этого государственный и партийный руководитель?
Лето двигалось к концу, в течение лета на каких только работах мне не приходилось быть, кончались хорошие дни. Наступала осень, пошли дожди.
В 1941 году снег выпал 3-го сентября, одеты мы были плохо: ни одежды, ни обуви, ни рукавиц; обувь лапти без портянок. В лесу сыро, снег. В барак приходили все мокрые, с сырыми ногами, сушилки нет, а если и есть, то всю одежду высушить не может. Утром встаешь и в сырой одежде идешь за 7 - 8 км. на работу, отказником быть позорно.
Да, тяжелое было время, в особенность первый год пребывания в лагере, в голове неотвязная мысль, как бы пережить, проще говоря, как бы просуществовать первый год, а потом, как ни будь свыкнемся со своей злосчастной участью…
В первый год пребывания в лагере организм еще не освоился: ни с холодом, ни с голодом…
С начала осени наша бригада занималась заготовкой веет корма для скота, для чего приходилось валить толстые березы, напарники попадались такие, что в их руках в жизни пила не была, с такими лицами работать было трудно. Ему говоришь, что ты не умеешь пилить, с тобой работать не возможно, пайки не заработаешь. От него получаешь ответ «Я не оканчивал университета по свалке леса»
Кроме всех выше означенных невзгод, самое тяжелое было, что с родными нет связи, что там делается? Как живут?
Но вот в конце ноября 1941г.
142
на мое имя пришли сразу четыре открытки; сколько у меня было радости; на один момент я забыл все лагерные невзгоды.
В прочем не только у меня была радость в получении весточки, но и у моих одноэтапцев. Это были первые весточки из нашего этапа.
Ну думаю с внешним миром связь установлена, теперь на душе будет немного легче.
В последствии я лишь узнал, с каким трудом моим родным пришлось узнать мой адрес.
Когда меня угнали из Москвы, конечно моих родных об этом ни кто не известил. Но вот моя жена пошла в Бутырки на мой счет положить 25р, ей там сказали, что меня там нет, угнали в этап, а куда угнали не знают и спрашивать не у кого.
Надо сказать, что в то злосчастное время у ворот Бутырки толпились ежедневно сотни обездоленных: жен, матерей, детей и сестер, разыскивая своих родных и близких. И вот кто то из этих людей ей сказал «Идите в Сокольники и там вам дадут адрес, куда отправили вашего мужа?»
Она пошла в Сокольники и ей сказали, что меня отправили в Сухобезводное, Горьковской обл.. а через пару дней там же ей сказали, что меня перегнали в Устьвим Лаг, Коми АССР.
Получив такую справку, моя дочь написала письмо на имя начальника Устьвим лага МВД. (Начальником с 31.08.40 по 02.10.42 был капитан ГБ Решетников П.М.). И вот н-к 3 г-о отдела Устьвимлага, был на столько любезен, что ей прислал письмо с указанием моего адреса.
Время двигалось к зиме, с выпадом большого количества снега и
144
С трескучими морозами в 35 - 400, а иногда он доходил и до 500, на работу ходили за 7 - 8 км., в рваном бушлате, кордовых ботинках (валенок на всех не хватало), в ватных чулках. В ботинки набивался снег, на пятках образовывался ледяной ком, тка что ходить было не возможно.
На работу выходили темно и с работы приходили, то же темно, в особенности в зимнее время.
В следствие этого, частые были случаи, чтобы избавиться от работы люди калечили себя: рубили себе кисти рук, пальцы, пускали в глаза раствор чернильного карандаша. В следствие чего в лагере чернильные карандаши были запрещены. За это шли под суд, не боясь увеличения срока, лишь бы хоть временно избавиться от работы.
Сознательно садились в изолятор и месяцами сидели там на 300 гр хлеба, получая горячую пищу через два дня в третий.
Частенько вспоминали тюрьмы Лефортовскую и бутырскую, вот мол теперь было бы лучше сидеть в тюрьме, чем сидеть на полуголодном пайке и день-деньской мерзнуть.
Верно, как бы тяжело не было переносить - голод и холод, но я никогда не мыслил быть отказником, за все 14 лет пребывания в лагере я ни одного дня не был отказником.
Надо по правде сказать, что у меня были такие моменты, что я настолько обессилевал, что не мог поднять топор для обрубки сучьев и тащить пилу при распиловки бревен.
В моем сознании всегда была мысль, что если здесь тяжело и непосильно, то каково же нашим: братьям, детям, отцам и товарищам переживать на фронте все те невзгоды и лишения, где ми на каждом шагу, каждую минуту грозила смерть…
Работая здесь, хотя и в неволе,
146
в голоде и тебя считают отщепенцем своего социалистического общества, но все же мы являлись до некоторой степени помощниками нашим братьям по борьбе с немецким фашизмом…
Невольно мне вспоминается такой случай в моей работе. Нашей бригаде было дано задание «Проложить в лесу просеку для вывоза леса».
На работу бригада вышла было еще темно, прошли 7 - 8 км., пришли на работу еще не рассветало, работать из за темноты было не возможно. Разложили костры, бригадир нас разбил по парно, каждой паре дал отдельное задание, проделать лесовывозную дорогу, 70 метров длинны и 4 метра ширины. Деревья встречающиеся на дороге должны быть спилены и срублены.
Спиленные и срубленные деревья, а так же и сучья с просеки должны быть убраны.
День был очень морозный, и в лесу он был меньше чувствителен, чем на открытом месте.
Работа двигалась в перед, выполнение задания приближалось к концу. И вот под снегом, поперек просеки мы обнаружили вмерзлое в землю бревно, диаметром в 27 - 29 см. Его необходимо было убрать, оно мешало вывозке леса.
Мы его пытались и распиливать и вырубать, но наша работа двигалась довольно медленно.
Я совсем обессилил и доработался до того, что не мог тащить на себя пилу.
Мой напарник, молодой ленинградский рабочий меня стал журить и обвинять в «симуляции».
Подошли к нам десятник и бригадир, стали говорить, что бревно необходимо убрать иначе не выполните свое задание и вы получите
148
1-й стол на десятидневку.
Я их слушаю, но их слова на меня не производят ни какого впечатления. Силы у меня совсем иссякли и я бросил работу…
В лесу стало темно, а нас домой не ведут, разложили костры, сели во круг костров, греемся. С одной стороны от костра жара печет, а с другой - пронизывает жуткий холод, так что нет гарантии, что не получишь воспаление легких, что бывало не редко.
На конец конвой надо мной сжалился и разрешил мне одному идти в зону.
Я с большим трудом, еле еле поплелся к зоне: надо было пройти 7 - 8 км открытой местностью, поднялся ветер при сильном морозе; при себе несу свои орудия производства: поперечная пила, топор и железная лопата.
Сил нет, невольно из глаз потекли слезы и думаю, какому извергу рода человеческого понадобилось честных и преданных людей партии и Родине загонять в лагеря?
Вот бы этого гада послать сюда, чтобы он испытал все прелести лагерной жизни…
На середине дороги, до зоны, меня нагнала бригада. Бригадир и мой напарник взяли меня под руки и подталкивая в затылок потащили в перед.
У меня нет сил идти, я их прошу бросьте и не мучте себя! но они упорно меня тащат.
Думаю, вот мои часы уже сочтены, кто то будет доволен, что еще один коммунист
«фашист» отдал концы.
И одновременно в голову заходит мысль «А почему я должен ноги бить
150
в этих злосчастных лагерях, а не те которые меня загнали сюда и в настоящее время сидят где то высоко, высоко и вершат судьбами советского человека и якобы во имя трудового народа, а этот трудовой народ пачками загоняют в тюрьмы и лагеря…
Нет я недолжен погибнуть. Я должен бороться за свою жизнь и не давать восторжествовать истинным врагам народа».
Мои товарищи, хотя с очень большим трудом, но все же меня дотащили до зоны.
Бригадир немедленно пошел в амбулаторию к врачу попросил его чтобы меня положили в стационар.
И вот меня положили в стационар…