Реальность и мифы
На днях перечитывал Борхеса (хорошенькое начало для поста в ЖЖ - ох, где мой покойный друг Юрий Фёдорович, и кто теперь мне скажет: "Ты, братец, слишком много выё..ваешься)? Ну да ладно.
Есть у него рассказ "Другая смерть" - не помню, читал я его раньше или нет, если и читал, то напрочь забыл. Так вот: там некий юный аргентинский гаучо участвует в некоей битве (что за битва, кто с кем дрался - оно мне ничего не сказало, да это и не важно) и ведёт себя как трус, то есть бежит с поля боя. Потом всю жизнь живёт в уединении и, судя по всему, постоянно пережёвывает обстоятельства этой битвы. А перед самой смертью (наступившей через несколько десятков лет) вновь видит себя на поле боя, но не трусом, а героем, словившим пулю в сердце одним из первых.
А потом, в течение нескольких месяцев, во внешнем мире происходит странная метаморфоза: сначала этого гаучо помнят трусом, потом напрочь забывают, а потом вспоминают как героя, скакавшего в первых рядах и павшего смертью храбрых. То есть своим предсмертным видением он не изменил прошлое (в реальном прошлом он так и остался трусом), но изменил восприятие прошлого окружающим миром.
Если посмотреть на Украину, то видишь, как то, что в парадоксально-деформированном сознании великого писателя произошло за несколько месяцев, в жизни происходит за несколько десятилетий. И вот уже нацистский преступник Бандера становится героем национально-освободительной борьбы.
Неужто в самом деле важно не реальное прошлое, а мифы, его окружающие?
Есть у него рассказ "Другая смерть" - не помню, читал я его раньше или нет, если и читал, то напрочь забыл. Так вот: там некий юный аргентинский гаучо участвует в некоей битве (что за битва, кто с кем дрался - оно мне ничего не сказало, да это и не важно) и ведёт себя как трус, то есть бежит с поля боя. Потом всю жизнь живёт в уединении и, судя по всему, постоянно пережёвывает обстоятельства этой битвы. А перед самой смертью (наступившей через несколько десятков лет) вновь видит себя на поле боя, но не трусом, а героем, словившим пулю в сердце одним из первых.
А потом, в течение нескольких месяцев, во внешнем мире происходит странная метаморфоза: сначала этого гаучо помнят трусом, потом напрочь забывают, а потом вспоминают как героя, скакавшего в первых рядах и павшего смертью храбрых. То есть своим предсмертным видением он не изменил прошлое (в реальном прошлом он так и остался трусом), но изменил восприятие прошлого окружающим миром.
Если посмотреть на Украину, то видишь, как то, что в парадоксально-деформированном сознании великого писателя произошло за несколько месяцев, в жизни происходит за несколько десятилетий. И вот уже нацистский преступник Бандера становится героем национально-освободительной борьбы.
Неужто в самом деле важно не реальное прошлое, а мифы, его окружающие?