Шансы
Еще один рассказ. Написал его давно - еще в конце прошлого года, но выложить почему-то захотелось только сейчас. Помню, мне тогда особенно был интересен нуарный жанр.
Шансы
Артур Конн. Меня зовут Артур Конн.
Мне требуется усилие, чтобы вспомнить это.
…едва ли можно назвать это пробуждение приятным. Ужасно болит голова. Такое ощущение, будто какой-то шутник вворачивает в виски раскаленные винторезы. Желудок свернут в жутком спазме, желчь разъедает язык. На губах, под носом - тлеют остатки знакомого запаха…
Хлороформ?..
Мир вокруг погружен во тьму. В шуршащую целлофановую тьму. Я моргаю глазами, верчу головой… черт возьми, у меня на голове мешок?!.. в приступе паники я рвусь вперед, пытаюсь встать с холодного пола и тут же, коротко вскрикнув, падаю обратно. Будто на моих запястьях сомкнулись клешни, рывком вернувшие меня на место. На холодный мокрый пол.
Наручники… о господи…
Один… Два… Три…
Меня приковали наручниками. Сраные ублюдки! Судя по металлическому скрежету, издаваемыми браслетами на руках, это труба. Обе моих руки скован, но все же у меня получается встать. Нет, не встать, а слегка приподняться - так, чтобы руки оставались в одной плоскости. Плечо упирается в что-то длинное, округлое и слегка теплое.
Мое сердце срывается в галоп.
Такая простая и очевидная мысль обжигает меня: меня похитили…
Я пытаюсь крикнуть, позвать на помощь, но единственное, что у меня получается - неразборчивое мычание, прорывающееся сквозь воткнутый меж зубами кляп.
Я задыхаюсь. Липкие холодные щупальца подлинного ужаса обвивают мою грудь, шею, с каждым ударом сердца сдавливают все сильней и сильней. Я чувствую, как проклятая тварь забирается под кожу, как присасывается к ребрам, к позвоночнику. Сердце бьется с такой скоростью, что в любое мгновение готово лопнуть.
Еще раз. Надо начать сначала. Один. Два. Три.
Я подавляю желание кричать, заставляю себя сделать несколько глубоких вдохов. Считаю каждый.
Четыре. Пять. Шесть.
Простой, но весьма эффективный прием.
Мне доводилось оказываться в ситуации, в которой потеря самообладания и способности здраво мыслить могли стоить мне репутации, денег, а иногда и лицензии. Раньше я всегда оказывался сильнее своего страха.
Успокойся, Артур. У тебя еще будет время паниковать.
Баррер. Джонатан Баррер.
Это имя зажигается в голове с яркостью неоновой вывески. «Король-мясник», с чьих боен идет около одной десятой всей говядины и свинины, поступающих на рынки западного побережья. Виднейший меценат, жертвующий различным благотворительным фондам огромные суммы. Влиятельнейшая персона, к чьим словам прислушиваются.
И, в конце концов, муж женщины, с которой я спал последние два месяца.
Мария… конечно же, теперь я вспомнил все.
…вечер. Я стою у входа в мотель и жду, когда же Мария наконец спустится. Здесь темно, немногочисленные фонари мерцают в густой прохладной ночи. Пусто, на улице почти никого нет. Я поднимаю руку и смотрю на часы. Мария опаздывает. Я достаю мобильный телефон, набираю ее номер и жду. Гудок следует за гудком. Видимо, она снова заперлась в ванной и не слышит сигнала. С легкой улыбкой я качаю головой. Я с готовностью прощаю ей это опоздание.
- Добрый вечер, сэр, - слышу я откуда-то справа, - у вас не будет закурить?
Я киваю, даже не поворачивая головы. Запускаю руку во внутренний карман пиджака, где как раз лежит пачка сигарет. А потом…
…а потом пристегнутые к трубе наручниками руки и целлофановый мешок на голове.
Это дело рук ее мужа? Конечно же, во всем виноват Баррер. Кому еще я мог перейти дорогу? Я был так осторожен последнее время. Мария была моим единственным проектом, единственной моей слабостью…
Что он собирается сделать со мной? Запугать? Избить? Все из-за Марии?.. мое воображение рисует самые неприятные перспективы: перебитые пальцы, отрезанная кисть, ожоги на спине… нет, это, пожалуй, чересчур. Все это, черт возьми, чересчур! Да, о Джонатане Баррере всегда ходили слухи как о человеке с весьма сомнительной репутацией. Но похищение… нет, он на такое не решился бы.
Не решился бы… но все я сижу с мешком на голове, кляпом во рту, с прикованными к трубе руками. Куда я, черт возьми, вляпался!
Один. Два. Три.
Вдох-выдох-вдох-выдох.
Успокоиться. Артур, тебе нужно успокоиться.
Четыре. Пять. Шесть.
Меня зовут Артур Конн. Мне тридцать лет, я практикующий психотерапевт. С десяток научных публикаций по разным журналам. Несколько богатых клиентов, множество беднее. Большинство из них - мужчины и женщины, чей возраст колеблется от тридцати до сорока. Магическая цифра, в ловушку которой в нашем обществе тотального потребления попадает каждый второй. Депрессии, депрессии и еще раз депрессии.
Хорошие деньги для таких как я. На жизнь хватает: квартира, машина, кое-какие сбережения на банковском счету. Есть даже маленький домик на юге западного побережья, хотя он, скорей всего, отойдет к моей бывшей жене.
Я люблю женщин. Люблю, ценю, понимаю. Я понимаю, что наполняет их души, и знаю, в чем они нуждаются. Иногда - когда мне хочется - я даю им это, иногда - забираю.
Это можно назвать своего рода хобби. Полупрофессиональным хобби. Раньше у меня получалось отделять его от работы, но сейчас - решительно нет.
Марию Баррер я встретил около полугода назад - она была моим клиентом. Она сидела на героине, хотя и скрывала это, - я не возражал. У нее было много денег, чего она скрывать не считала нужным, - против этого я тоже не возражал. И, конечно же, она была совершенно несчастна. Я был в восторге.
Пожалуй, я не обратил бы на нее внимания, если бы не ее несчастье.
Я люблю несчастных. Когда ты упал на самое дно, остается лишь один путь - наверх. Абсолютное большинство не осознает этого. Они остаются гнить в темноте и сырости собственных душевных мук - до тех самых пор, пока не появится спаситель и не предложит им руку. Мало кто понимает, что, чем несчастнее человек, тем проще сделать его - нет, не счастливым, но счастливее. Совсем немного, совсем чуть-чуть.
Стоит принести с собой жалкий огарок свечи, тебя встретят так, словно ты зажег все огни мира.
Мария Баррер была моим первым пациентом, перед несчастьем которого я не смог устоять. Первым пациентом здесь, в Сан-Франциско. Там, в Бостоне, у меня были серьезные проблемы, которые определенно стоили бы мне лицензии и, возможно, жизни (у некоторых пациенток были ну очень решительные мужья), если бы не мои друзья. Сбежав в Сан-Франциско, я отделался малой кровью - потерял почти выплаченную ипотеку и жену.
Всего лишь.
Мария Баррер - восхитительная (для своего возраста) тридцативосьмилетняя брюнетка, несчастная настолько, насколько это возможно. У нее было все, о чем мечтает девять из десяти женщин: богатый муж, здоровые дети, большой дом (даже несколько), около десяти машин класса люкс на выбор, прорва свободного времени и почти неисчерпаемый источник денег. И все же она находился свою жизнь никчемной и пустой. Она ненавидела все, что имела - начиная с мужа и детей, и заканчивая, конечно же, собой. Она ненавидела свое отражение в зеркале, голос, дыхание, стук сердца, все.
Я не устоял. Уверен, у нее и раньше были любовники - случайные встречи, дешевые мотели, скомканные простыни, солнце сквозь жалюзи и легкое ощущение медленного угасания. Каждое утро она в страхе сбегала - от спящего незнакомца, от пустых шприцов, от самой себя.
Я хорошо знаю таких женщин: они в ужасе наблюдают за тем, как стремительно течет время, раз за разом пытаются доказать себе, что они все еще молоды и красивы. Их маленькие приключения дают им уверенность - но лишь на время, на очень короткое время, по истечению которого по телу вновь растекается яд старения.
Я знаю, поскольку моя мать была такой.
Я помню, как она таскала в наш дом мужчин, пытаясь снова почувствовать себя способной вызывать желание. Они брали ее грубо, словно шлюху, которой она и была. Чаще всего они были слишком пьяными, чтобы понять, что происходит. А потом - утром - наступал час пробуждения и расплаты.
Мне пришлось научиться понимать женщин.
Я дал Марии больше, чем давали ее любовники. Я держал ее дрожащие руки, когда она пыталась найти вену. Я шептал ей слова любви, когда она кончала подо мной. Я хвалил ее и ободрял, когда она приносила чек с платой за сеансы психотерапии. Я заставил ее почувствовать себя нужной, ценной, любимой. Я вкатил ей дозу высоконцентрированного морфия чувств и ощущений, способную на несколько месяцев убить чувство собственной ничтожности.
Да, я признаю, я играл с ее несчастьем, точно ребенок, забавлялся, не стесняясь.
Хотя, пожалуй, я все-таки переступил грань. Я пристрастился к ней. Наверное, даже больше, чем пристрастился - влюбился. Нет, не в нее, - в ее несчастье.
Вдох-выдох-вдох-выдох.
Я почти спокоен. Почти забыл, что на моей голове мешок, а затекшие руки - прикованы к трубе.
…Пять. Шесть. Семь.
Издалека доносится приглушенный звук шагов. Я замираю, пытаюсь прислушаться.
Шаги приближаются.
Черт возьми, да что они могут со мной сделать? Избить? Убить? Не смешите меня, я - уважаемый член научного сообщества, и никому - даже Джонатану Барреру - не нужны такие проблемы. Лицензия?.. да, деньги короля-мясника могут превратить мою лицензию в прах, - нарушение профессиональной этики, роман с пациентом. Да если Барреру вздумается, он может навсегда лишить меня средств к существованию!.. но зачем тогда потребовалось похищать меня?
К чему этот спектакль?
Шаги. Совсем близко.
Скорей всего они попробуют меня запугать.
Неожиданная мысль обожгла мое сознание: а что если эта тупая сука наболтала мужу какой-нибудь чепухи о том, что у нее есть любовник, который - в отличие от него - понимает и ценит ее?.. любовник, к которому она собирается уйти?..
Нет-нет, не может быть. Для этого Мария слишком слабовольная. За годы своего брака она отвыкла принимать решения. Все, что она умеет, - любой ценой избегать их. Героин, любовники, я, - все это бегство.
Просто король-мясник узнал об ее изменах, и по какой-то причине - любовь? дети? статус? - это задело его. Скорей всего его люди поставят мне пару синяков, сломают пару ребер, заставят отказаться от Марии.
Отказаться? Да легко. Хоть сейчас. Я, вашу мать, готов публично заявить, что я даже не знаю, кто она такая. Впервые вижу. Ради всего святого, я скажу все, что угодно, только вытащите из моего рта кляп…
Я слышу, как щелкает замок и - чуть позже - скрипит дверь. В моем крошечном мире, в котором нельзя ни двигаться, ни видеть, ни говорить, веет запахом дешевых сигарет.
Восемь, вдох. Девять, выдох. Десять, вдох…
Шаги обрываются прямо передо мной. Повязка на глазах мешает мне увидеть, но не мешает ощущать нависшую надо мной гигантскую фигуру. Неконтролируемый страх вжимает меня в стену. Все мое существо, каждая клеточка моего тела ожидает удара - ногой, рукой, дубинкой, электрошокером, все, чем угодно. Вместо этого неожиданно клацают мои браслеты, - клацают, и мои руки свободно падают низ.
- Вставай, - звучит грубый голос. Тот самый, который поинтересовался перед домом Марии Баррер, не найдется ли у меня закурить. Голос, пахнущий хлороформом.
Я пытаюсь что-то промычать в ответ. Пытаюсь объяснить, жертвами каких недоразумений мы все стали, но у меня не получается - мешает кляп во рту.
- Вставай, я сказал.
Я с трудом поднимаюсь, затекшие ноги болят. Я стою, пытаясь повернуться к источнику голоса, и получаю грубый толчок в плечо.
- Шагай.
И я иду. Мешок по-прежнему на моей голове. Меня направляют тычками, - несильными, но тычками. Видимо, для того, чтобы напомнить, в каком именно положении я нахожусь. Будто я могу забыть.
Мы идем достаточно долго. Не могу сказать точно, сколько. Не хочу останавливаться. Пока мы идем, ничего не происходит, и я хочу, чтобы так было и дальше. Я пытаюсь прислушиваться, понять, где именно я нахожусь, но я слышу лишь шум на фоне. Что-то гудит, работает - что-то механическое. Мои шаги - как и шаги моего сопровождающего, - звучат гулко, отражаясь от потолка, стен, пола.
В какой же заднице я оказался…
Я чувствую холод: передо мной со скрипом открывается дверь, но я стою, колеблюсь. Я не хочу идти внутрь.
Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать.
Меня толкают, и я влетаю в дверной проем. Мое сердце, которое почти успокоилось, бьется с еще большей силой.
Здесь воняет кровью, сырым мясом и железом. А еще я слышу звук, от которого мою душа норовит забиться в самые пятки. Звук разрубаемой вырезки. Сочный звук удара тяжелого мясницкого тесака, который с легкостью рассекает сухожилия, мышцы, кости.
Здесь ужасно холодно. Брюки и легкая рубашка - та одежда, в которой я был одет вчерашним вечером, - никак не защищают от пронзительного холода, вонзившего свои зубы в мою плоть.
- Сними с него мешок, - слышу чей-то голос. Сильный, властный.
И тогда в мои глаза бьет свет. Яркий электрический свет.
Четырнадцать. Пятнадцать. Шестнадцать.
Широкое помещение, металлические пол и стены. Освежеванные туши висят на больших железных крюках, прикрепленных к потолку. С некоторых еще сочится кровь - она капает на пол и затем лениво течет к стоку. Кровь - повсюду.
Холодильник. Я в гребанном холодильнике.
- Доброй ночи, мистер Конн, - произносит Джонатан Баррер, вытирая руки о передник. Белую прорезиненную ткань покрывают бардовые разводы и пятна.
Рядом с королем-мясником стоит безликий мужчина в черном костюме. В руках - пиджак Баррера. На Баррере - рубашка с закатанными рукавами, с галстуком. Поверх рубашки - передник, весь в крови. Крошечные капельки крови покрывают рубашку, руки, лицо. Король-мясник стоит за разделочным столом, перед расчлененной тушей. Кровь в обилие стекает по ножкам стола, собирается в лужу. Несколько ужасающе свежих кусков мяса лежит на весах.
Баррер улыбается. В его толстых губах тлеет сигара.
- Присаживайтесь, мистер Конн, - Баррер указывает на металлический табурет рядом со мной, - нам необходимо поговорить.
В ответ я только успеваю что-то промычать, - чья-то тяжелая рука ложится на мое плечо, заставляя меня сесть. Черт, а я почти успел забыть, что за моей спиной стоит мой конвоир.
- Вы знаете, мистер Конн, когда-то я начинал работать именно здесь, - Баррер делает несколько шагов в сторону. Его взгляд устремлен вверх, - я был обыкновенным рядовым мясником. Обыкновенный мальчишка. Знаете, что меня отличало от моих сверстников?..
Я качаю головой. Я хочу ответить, но не могу. Кляп мешает.
- Я никогда не боялся запачкаться, - Баррер выпускает облако табачного дыма, - когда я работал, я никогда не думал о том, насколько сильно я запачкаюсь. Я всегда знал: любую грязь можно отмыть. Как вы думаете, мистер Конн?
Холодный серый взгляд пронзает меня насквозь. Я сижу, дрожу от страха и холода, не в силах избавиться от ощущения прикосновения его пустых рыбьих глаз. Все, что я могу сделать, это несколько раз кивнуть. В качестве ответа на его вопрос.
- Мои коллеги, напротив, мучились чистоплюйством, - Баррер отводит взгляд, - одних меньше, других больше: их всегда волновало - не попала ли кровь под ногти, не испортилась ли у них прическа, не запачкался ли воротничок рубашки. Я уверен, что именно поэтому сейчас они все работают на меня. Все до единого. Те же, кто не пожелал работать, не работают вообще. И никогда не будут работать.
Я внимательно слежу за Баррером. Ловлю каждое движение. Его присутствие давит, - я беспомощен, ничтожен. Я чувствую, как его голос наваливается на меня весом всех этих окровавленных туш. Черт, он же может сделать со мной все, что захочет…
- Кстати, я надеюсь, кляп не доставляет вам неудобства, мистер Конн, - Баррер останавливается и снова смотрит на меня, - я бы пока не хотел избавлять вас от него. Мне искренне кажется, что вы, будучи заложником определенных чувств, невольно испортите наше диалог. Вы же не против?
Нет-нет-нет. Конечно, твою мать, гребанный сукатвоюмать ублюдок, я совсем не против! Пусть этот кляп остается в моем рту хоть до конца моей жизни, только выпустите меня отсюда! Выпустите из этого холодильника, подальше от бугаев в пиджаках и, главное, подальше от Баррера! От окровавленного передника, от мясницкого тесака, от разделанной туши!..
…раз. Вдох. Два. Выдох. Три. Вдох…
…успокойся. Ты должен успокоиться. Чертов мясник запугивает тебя, Артур, вот и все. Все эти туши, кровь, мешок на голове, - все это просто декорации к спектаклю под названием «Артур Конн ссыт от страха себе штаны». Успокоиться, надо успокоиться.
Тебе уже угрожали. Не раз. Присылали письма, звонили по телефону. Но никто и никогда не доходил до того, чтобы облачить слова действиями. Нет, со мной все будет в порядке. Все будет хорошо.
- Вернемся к вопросу о чистоплюйстве, мистер Конн. Когда я узнал, что вы спите с Марией, я навел о вас справки. Я заставил ищеек перетряхнуть всю вашу жизнь, вытащить на поверхность все - даже самые мелкие и незначительные на первый взгляд - детали.
Четыре. Выдох. Пять. Вдох. Шесть. Выдох.
- И я узнал все, что хотел узнать. Знаете, вы мне даже приглянулись, мистер Конн. Вы ведь тоже никогда не относились к числу этих чистоплюев. Не так ли?
Я поспешно мотаю головой. Нет, конечно же, нет. Я люблю марать руки, я просто обожаю влезать в дерьмо по самые уши. Скажи, где здесь можно найти кучу дерьма, и я вымажусь им с ног до головы. Скажи, что мне нужно сделать, чтобы понравиться тебе, ублюдок, и я сделаю это.
- Да, именно так, мистер Конн. Вы всегда делали то, что хотели, не оглядываясь на все эти жалкие препятствия в виде общественного мнения или закона. Вы хотели женщин, которых лечили, и вы получали их. Вам, конечно, было плевать, что некоторые из них, когда вы бросали их в момент душевной слабости, кончали жизнь самоубийством. Три самоубийства: Анна Грир, тридцать два года, Стейси Стоун, тридцать семь лет, Алисия Шеппард, сорок один год. Все правильно?
Я невольно киваю. Совсем чуть-чуть, слегка. Анна Грир, Стейси Стоун, Алисия Шеппард. Он назвал трех из четырех. Я не хочу признаваться, но я киваю.
- Я нисколько не виню вас, мистер Конн, - Джонатан Баррер вновь останавливается и вонзает в меня взгляд немигающих глаз, - этот мир устроен именно так. Если вы хотите чего-то, вы берете это. Если у вас есть силы, чтобы справиться с последствиями, вы преуспеваете. Если нет, последствия сокрушают вас. Я рад, мистер Конн, что мы с вами понимаем это. Я делаю то, что считаю нужным, вы делаете то, что считаете нужным. В этом мы похожи.
Баррер молчит. Он внимательно смотрит на меня. Нет, не на меня, а в меня. Проклятый мясник внутри меня, в самой изнанке.
Семь. Вдох. Восемь. Выдох. Девять. Вдох.
Нужно успокоиться. Он всего лишь пугает тебя, Артур. Он не станет делать с тобой ничего такого. На дворе двадцать первый век. Средневековье, в котором мужья убивали неверных жен и их любовников, давно превратилось в пыль. В наше время все, что может сделать рогоносец - запугать, затаскать по судам...
В конце концов, он сам сказал, что ты нравишься ему, черт возьми!
- И именно поэтому, поскольку мы с вами похожи, я не буду играть с вами ни в какие игры. Я позволю себе быть честным с вами, поскольку вы этого заслуживаете. Вы хотите, чтобы я был честным с вами, мистер Конн?
Я с готовностью киваю. Да, конечно, откроем друг другу карты, Джонатан! Мы же так похожи! Мы же почти друзья, не так ли?..
Баррер вытаскивает сигару и улыбается. Широко, тепло. Так улыбается Санта-Клаус, когда тебя в детстве сажают к нему на колени. Все будет хорошо, все будет правильно.
- Я убью вас, мистер Конн.
Все будет хорошо, все будет…
- Я убью вас за то, что вы зашли на мою территорию, мистер Конн. Вы не просто зашли на нее, вы вломились - грубо, без приглашения, не думая о возможных последствиях - и устроились здесь так, словно хозяин здесь - вы, а не я.
Я пытаюсь вытолкнуть из глотки хоть какое-то подобие членораздельное речи. Чертов кляп! Я рвусь вперед - на табурете ничто не удерживало меня, однако тут же падаю обратно, придавленный чудовищным весом руки. Руки моего конвоира.
- Вот видите, мистер Конн. Я был прав: вы бы здорово испортили наш диалог. Возьмите себя в руки.
Десять. Выход. Одинадцать. Вдох. Двенадцать. Выдох.
- Вы попытались забрать то, что принадлежит мне. Вы попытались забрать Марию. И, что хуже всего, у вас это получилось. Если бы у вас этого не получилось, я бы просто приказал избить вас или, скажем, поджечь ваш дом. Но вы смогли сделать то, чего не смог сделать никто до этого. Вы думаете, я не знал, что у моей жены были романы на стороне?.. я прощал ей эти маленькие шалости. Конечно, ее маленьким увлечениям пришлось платить за это. Мария, конечно, знала об этом, но никогда не останавливалась.
Тринадцать. Вдох. Четырнадцать. Выдох. Пятнадцать. Вдох.
- Вы знаете, позавчера я получил электронное письмо, в котором она написала, что уходит от меня. Что она отказывается от тех денег и имущества, которые ей положены по брачному контракту. Что она просто уходит. Она не стала называть вашего имени, но тогда в этом уже не было никакой необходимости.
Шестнадцать. Выдох. Семнадцать. Вдох. Восемнадцать. Выдох.
- Конечно, я не мог этого допустить. Я прекрасно знаю, что вы чувствовали, мистер Конн. Вы спали с Марией, вы спали с женой того, кто гораздо богаче, гораздо могущественнее вас, и чувствовали себя сильнее, лучше, не так ли?.. вы чувствовали, что таким образом побеждаете меня, что кладете меня на обе лопатки, не правда ли, мистер Конн?
Нет-нет-нет! Не так! Я в отчаянье мотаю головой. Мне хочется кричать, и я пытаюсь извлечь из себя этот крик, этот безудержный вопль, но он тянет в кляпе.
- Вы чувствовали прилив сил, мистер Конн? Чувствовали, как трахаете - нет, не Марию, - а меня, не так ли?.. - спокойный и уверенный голос Баррера начинает звучать громче, в нем мелькают истерические нотки, - и более того, вы заставили Марию бросить меня. Разве это не доказательство вашего превосходства? Не важно, насколько этот хер богаче вас, не важно, насколько сильнее! Вы - настоящий бог, а этот Джонатан Баррер - ничтожество, которого вы посрамили, которого вы растоптали!
Баррер начинает кричать. Его холодные рыбьи глаза загораются дьявольским огнем. От сковавшего меня ужаса я теряю чувство собственного тела.
- Вы почувствовали себя хищником, мистер Конн?!
Я мычу, кручу головой, пытаюсь вырваться. Увы, меня держат крепко. Слишком крепко. Все вдохи-выдохи летят к чертям собачьим. Мною владеет страх. Владеет безраздельно, безоговорочно.
- Думаете, что поимели меня, мистер Конн? Думаете, сумели сделать меня? Сумели забрать то, что мое?.. На, держите вашу добычу!
Джонатан Баррер опрокидывает разделочный стол. Куски освежеванного мяса скользят вниз, скользят и с мерзким влажным звуком шлепаются на пол, прямо в лужу крови. Я опускаю взгляд: что-то круглое и волосатое уткнулось в мою ногу. Это что-то замерло, устремив на меня застывший взгляд таких знакомых глаз…
Я замираю, парализованный.
Мария…
Баррер стоит и улыбается. Вся нижняя часть фартука и рубашки - в крови. Весь его вид выражает глубочайшее чувство удовлетворения. Мой ужас доставляет массу удовольствия этому ублюдку. Я смотрю на отрезанную голову, на куски мяса, и никак не могу, поверить, что эта нарезка когда-то была человеком. Человеком, которого я почти любил.
Она передо мной - аккуратными срезами окровавленного мяса, лежащими друг на друге, точно упавшие кости домино. Я словно тумане, перед глазами все плывет. Сводит челюсти, рот наполняется привкусом желчи. Содержимое моего желудка устремляется вверх по пищеводу, бьет прямо в небо.
Да, черт возьми, меня вырвало.
Наверное, если бы державший меня охранник не выдернул кляп, я бы просто захлебнулся в собственной блевотине… я очнулся лишь после того, как в мой нос ткнули платком, пропитанным нашатырным спиртом.
Я приподнимаюсь на локтях. Он убил свою жену… Джонатан Баррер убил Марию просто за то, что она собиралась уйти от него. Проклятый психопат, выродок, дегенерат! Мысли кружатся, бьются о кости черепа. Остатки рвоты и слюны стекают по подбородку, по шее, вниз.
Черные лакированные туфли. Туфли Баррера. Одно крошечное пятнышко крови, запачкавшее носок правой туфли, портит их совершенство.
Господи, что он сделает со мной?.. если он расправился - да еще как! - с Марией, то он точно не станет колебаться, если захочет расчленить меня! Нарезка из Артура Конна. Господи, нет… все не может закончиться именно так…
- Я прошу прощения у вас, мистер Конн за эту… кхм… демонстрацию.
Голос звучит откуда-то сверху. Я поднимаю голову.
Джонатан Баррер возвышается надо мной. С легкой полуулыбкой он жует сигарету и изредка выпускает дым. Скала, камень. Чувство уверенности и спокойствия волнами исходит от него. Если бы не кровавые пятна на его рубашке, я бы просто не смог поверить, что этот человек буйствовал всего несколько минут назад.
- Однако теперь, - продолжает Баррер, - когда с Марией покончено - во всех смыслах - мы можем перейти к вам.
Наверное, мне нужно закричать. Надо, наверное, обозвать его психом, монстром, убийцей, пообещать достать его с того края света, убить, освежевать, подвесить за один из крюков и оставить висеть в этом холодильнике. Броситься вперед, не обращая внимания на охранников, и попытаться придушить ублюдка. Однако я не стал этого делать.
Раз. Вдох. Два. Выдох. Три. Вдох.
Я избавился от кляпа, пусть и не своими руками. Я чувствую благодарность Марии за то, что она заставила меня проблеваться… за то, что она заставила охранников вытащить чертов кляп из моего рта. Теперь я могу говорить с ним, могу вразумить его. Могу спасти себя.
- Мистер Баррер, - медленно начинаю я, пытаясь подняться с пола, - я искренне сожалею, что недоразумение с вашей женой зашло так далеко, что привело к…
Мой взгляд снова падает на останки Марии. Я силой заставляю себя отвести глаза. Ты должен говорить, Артур. Слова - единственный твою путь к спасению. Ты умеешь говорить, ты умеешь убеждать. Ты выпутаешься.
- Вы и я, мы - разумные люди, и я надеюсь…
- Думаю, вы слишком рано расстались с кляпом, - перебивает меня Баррер.
Я попытался выкрутиться, но охранник держал меня крепко. Воняющую рвотой тряпку вбивают между стиснутыми челюстями - так глубоко, что мой желудок снова подступает к горлу.
- Нет, мистер Конн, вы меня совсем не поняли, - качает головой Баррер, - вы не выйдите из этого холодильника живым. Видите этого человека?.. его зовут Дэвид. Дэвид носит в кобуре под пиджаком автоматический кольт. Этим оружием он проделает аккуратную дыру у вас во лбу. Конечно, если вы вздумаете дергаться, он будет вынужден стрелять туда, куда придется.
Я пытаюсь языком протолкнуть кляп наружу. Еще раз, еще. Безуспешно. Черт возьми, проклятая тряпка!.. господи, проклятый ублюдок собирается пристрелить меня. И выродок совсем не блефует!
Четыре. Выдох. Пять. Вдох. Шесть. Выдох.
Успокоиться. Нужно успокоиться. В этой ситуации есть выход, просто его нужно еще найти.
- Вы понимаете, я мог бы поступить с вами точно также, как поступил с Марией, - Баррер кивает на куски мяса, - однако я этого не сделаю. Вы этого не заслужили. Вы не обманывали меня, вы не предавали меня. Я ценю это. Все, что вы сделали, - попытались отнять у меня то, что принадлежит мне.
Семь. Вдох. Восемь. Выдох. Девять. Вдох.
- Вы и я, мы - разумные люди. Это вы правильно заметили, мистер Конн. Поэтому я очень надеюсь, что вы не собираетесь в последние минуты своей жизни цепляться за иллюзии и предаваться самообману. Вы умрете, мистер Конн, смиритесь с этим.
Десять. Выдох. Одиннадцать. Вдох. Двенадцать. Выдох.
Выход есть. Руки у меня свободны. В холодильнике - двое вооруженных охранников и Баррер, у которого по меньшей мере нож. На какие шансы в подобной ситуации я могу рассчитывать?.. Понятное дело, не на очень высокие, но все же они есть!
Элемент неожиданности. Я должен завладеть оружием одного из охранников - не знаю как, но должен попытаться. Другого выхода нет.
- Вы наверняка сейчас думаете о том, что где-то судьба оставила для вас лазейку, - почти сочувствующим тоном произносит Баррер, - крохотный лаз. Едва различимая возможность, за которую вы ухватитесь, точно за соломинку, и которая спасет вас. Право, мистер Конн, не стоит. Поверьте, в реальной жизни нет антагонистов и протагонистов. В ней нет главных героев, которые всегда выпутываются из передряг. Поймите: если вы умрете, то ничего не случится. Кроме вашей смерти, конечно. Остальные продолжат жить. Вы понимаете?.. кино не оборвется в самый неподходящий момент, роман не прервется на самой интересной странице. Просто закончится ваша жизнь.
Баррер поворачивается ко мне спиной и начинает развязывать лямки фартука. Я смотрю за тем, как двигаются его толстые пальцы, затем нахожу глазами Дэвида. Одетый в пиджак шкаф неподвижно стоит в двух шагах от босса. Его гладко выбритое лицо напоминает каменную маску. Взгляд, направленный куда-то вверх, под потолок холодильника мертвее, нежели взгляд Марии.
Мария….
Сначала. Все с самого начала.
Раз. Вдох. Два. Выдох. Три. Вдох.
Мария - мертва. А ты еще пока - нет. Однако все изменится, если ты не возьмешь себя в руки.
- Вы понимаете, мистер Конн, я предопределил вашу дальнейшую судьбу. Вы не можете не умереть. Если бы какой-нибудь писатель-недоучка вздумал написать о вас рассказ, то это вышел бы чрезвычайно лаконичный и скучный рассказ, поскольку его конец был бы заранее известен. Это все равно, что снять на камеру падение камня и сделать из этого фильм. Если вы бросаете камень, вы знаете, что он упадет на землю. Видите, мистер Конн, это вышел бы отвратительный фильм.
Я заставляю себя не слушать ублюдка. Пусть говорит. Меня сейчас должно заботить совсем другое. Дэвид стоит передо мной, за моей спиной находился еще один охранник. Сразу за моей спиной. До тех пор, пока он там, я ничего могу сделать с Дэвидом.
- Что ж, достаточно, - Баррер стоит передо мной, уперев руки в толстые бока, - полагаю, на этом наше знакомство подходит к концу. Видите ли, мистер Конн, я очень занятой человек. Ночь только начинается, а мне еще предстоит решить массу проблем. Вашу проблему я решу прямо сейчас. Дэвид…
Дэвид двигается, словно в замедленной съемке. Шаг, еще шаг. Он неспешно достает из-за отворота пиджака блестящий кольт. Медленно, тягуче. Я заглядываю в дуло. В пустоту, способную всосать в себя целый мир. Мир замирает, почти не двигается. Я вижу, как напрягаются мышцы на руке Дэвида, как его указательный палец давит на курок. Так, словно у Дэвида в запасе целая вечность.
Вот он шанс.
В сторону. Я бросаю себя в сторону ровно за мгновение до выстрела. Пуля обжигает воздух всего в пальце от моего уха. Я слышу пронзительный крик позади. Я поднимаюсь на ноги и оббегаю покачнувшегося охранника. Я - за его спиной. Пуля Дэвида угодила ему в солнечное сплетение. Звучит еще несколько выстрелом, - охранник с тихим стоном начинает заваливать на меня. Он мертв, а я - еще нет.
Я бросаюсь к дверям холодильника. Они не заперты, поэтому распахиваются, стоит мне приложиться к ним плечом. Я выскакиваю наружу. Передо мной длинный пустой коридор… моя свобода в самом его конце. Остается только бежать. Бежать очень быстро. Очень-очень быстро…
- Дэвид, приготовься. Жаль, мистер Конн, что наше знакомство заканчивается таким образом, однако, я надеюсь, вы понимаете, что у меня просто нет другого выбора.
Ровный голос Баррера вырывает меня из мира неосуществимых фантазий. Он словно бьет меня лицом в кирпичную стену реальности. Джонатан Баррер по-прежнему возвышается надо мной. И нет никакого коридора, нет никакой свободы…
- Дэвид, приступай.
Дэвид двигается быстро. А безымянный охранник за моей спиной - еще быстрей. Когда я попытался отпрыгнуть в сторону, - как раз, когда в руке Дэвида появился кольт, - я обнаружил, что меня крепко держат за плечи. Мощным толчком меня швыряет вперед - прямо под ноги подступившего Дэвида.
Я поднял взгляд и провалился. В ту самую пустоту дула, в темное засасывающее в себя ничто.
- Прощайте, мистер Конн, - сказал Баррер.
Четыре. Вдох. Пять. Выдох. Шесть. Вдо..
Шансы
Артур Конн. Меня зовут Артур Конн.
Мне требуется усилие, чтобы вспомнить это.
…едва ли можно назвать это пробуждение приятным. Ужасно болит голова. Такое ощущение, будто какой-то шутник вворачивает в виски раскаленные винторезы. Желудок свернут в жутком спазме, желчь разъедает язык. На губах, под носом - тлеют остатки знакомого запаха…
Хлороформ?..
Мир вокруг погружен во тьму. В шуршащую целлофановую тьму. Я моргаю глазами, верчу головой… черт возьми, у меня на голове мешок?!.. в приступе паники я рвусь вперед, пытаюсь встать с холодного пола и тут же, коротко вскрикнув, падаю обратно. Будто на моих запястьях сомкнулись клешни, рывком вернувшие меня на место. На холодный мокрый пол.
Наручники… о господи…
Один… Два… Три…
Меня приковали наручниками. Сраные ублюдки! Судя по металлическому скрежету, издаваемыми браслетами на руках, это труба. Обе моих руки скован, но все же у меня получается встать. Нет, не встать, а слегка приподняться - так, чтобы руки оставались в одной плоскости. Плечо упирается в что-то длинное, округлое и слегка теплое.
Мое сердце срывается в галоп.
Такая простая и очевидная мысль обжигает меня: меня похитили…
Я пытаюсь крикнуть, позвать на помощь, но единственное, что у меня получается - неразборчивое мычание, прорывающееся сквозь воткнутый меж зубами кляп.
Я задыхаюсь. Липкие холодные щупальца подлинного ужаса обвивают мою грудь, шею, с каждым ударом сердца сдавливают все сильней и сильней. Я чувствую, как проклятая тварь забирается под кожу, как присасывается к ребрам, к позвоночнику. Сердце бьется с такой скоростью, что в любое мгновение готово лопнуть.
Еще раз. Надо начать сначала. Один. Два. Три.
Я подавляю желание кричать, заставляю себя сделать несколько глубоких вдохов. Считаю каждый.
Четыре. Пять. Шесть.
Простой, но весьма эффективный прием.
Мне доводилось оказываться в ситуации, в которой потеря самообладания и способности здраво мыслить могли стоить мне репутации, денег, а иногда и лицензии. Раньше я всегда оказывался сильнее своего страха.
Успокойся, Артур. У тебя еще будет время паниковать.
Баррер. Джонатан Баррер.
Это имя зажигается в голове с яркостью неоновой вывески. «Король-мясник», с чьих боен идет около одной десятой всей говядины и свинины, поступающих на рынки западного побережья. Виднейший меценат, жертвующий различным благотворительным фондам огромные суммы. Влиятельнейшая персона, к чьим словам прислушиваются.
И, в конце концов, муж женщины, с которой я спал последние два месяца.
Мария… конечно же, теперь я вспомнил все.
…вечер. Я стою у входа в мотель и жду, когда же Мария наконец спустится. Здесь темно, немногочисленные фонари мерцают в густой прохладной ночи. Пусто, на улице почти никого нет. Я поднимаю руку и смотрю на часы. Мария опаздывает. Я достаю мобильный телефон, набираю ее номер и жду. Гудок следует за гудком. Видимо, она снова заперлась в ванной и не слышит сигнала. С легкой улыбкой я качаю головой. Я с готовностью прощаю ей это опоздание.
- Добрый вечер, сэр, - слышу я откуда-то справа, - у вас не будет закурить?
Я киваю, даже не поворачивая головы. Запускаю руку во внутренний карман пиджака, где как раз лежит пачка сигарет. А потом…
…а потом пристегнутые к трубе наручниками руки и целлофановый мешок на голове.
Это дело рук ее мужа? Конечно же, во всем виноват Баррер. Кому еще я мог перейти дорогу? Я был так осторожен последнее время. Мария была моим единственным проектом, единственной моей слабостью…
Что он собирается сделать со мной? Запугать? Избить? Все из-за Марии?.. мое воображение рисует самые неприятные перспективы: перебитые пальцы, отрезанная кисть, ожоги на спине… нет, это, пожалуй, чересчур. Все это, черт возьми, чересчур! Да, о Джонатане Баррере всегда ходили слухи как о человеке с весьма сомнительной репутацией. Но похищение… нет, он на такое не решился бы.
Не решился бы… но все я сижу с мешком на голове, кляпом во рту, с прикованными к трубе руками. Куда я, черт возьми, вляпался!
Один. Два. Три.
Вдох-выдох-вдох-выдох.
Успокоиться. Артур, тебе нужно успокоиться.
Четыре. Пять. Шесть.
Меня зовут Артур Конн. Мне тридцать лет, я практикующий психотерапевт. С десяток научных публикаций по разным журналам. Несколько богатых клиентов, множество беднее. Большинство из них - мужчины и женщины, чей возраст колеблется от тридцати до сорока. Магическая цифра, в ловушку которой в нашем обществе тотального потребления попадает каждый второй. Депрессии, депрессии и еще раз депрессии.
Хорошие деньги для таких как я. На жизнь хватает: квартира, машина, кое-какие сбережения на банковском счету. Есть даже маленький домик на юге западного побережья, хотя он, скорей всего, отойдет к моей бывшей жене.
Я люблю женщин. Люблю, ценю, понимаю. Я понимаю, что наполняет их души, и знаю, в чем они нуждаются. Иногда - когда мне хочется - я даю им это, иногда - забираю.
Это можно назвать своего рода хобби. Полупрофессиональным хобби. Раньше у меня получалось отделять его от работы, но сейчас - решительно нет.
Марию Баррер я встретил около полугода назад - она была моим клиентом. Она сидела на героине, хотя и скрывала это, - я не возражал. У нее было много денег, чего она скрывать не считала нужным, - против этого я тоже не возражал. И, конечно же, она была совершенно несчастна. Я был в восторге.
Пожалуй, я не обратил бы на нее внимания, если бы не ее несчастье.
Я люблю несчастных. Когда ты упал на самое дно, остается лишь один путь - наверх. Абсолютное большинство не осознает этого. Они остаются гнить в темноте и сырости собственных душевных мук - до тех самых пор, пока не появится спаситель и не предложит им руку. Мало кто понимает, что, чем несчастнее человек, тем проще сделать его - нет, не счастливым, но счастливее. Совсем немного, совсем чуть-чуть.
Стоит принести с собой жалкий огарок свечи, тебя встретят так, словно ты зажег все огни мира.
Мария Баррер была моим первым пациентом, перед несчастьем которого я не смог устоять. Первым пациентом здесь, в Сан-Франциско. Там, в Бостоне, у меня были серьезные проблемы, которые определенно стоили бы мне лицензии и, возможно, жизни (у некоторых пациенток были ну очень решительные мужья), если бы не мои друзья. Сбежав в Сан-Франциско, я отделался малой кровью - потерял почти выплаченную ипотеку и жену.
Всего лишь.
Мария Баррер - восхитительная (для своего возраста) тридцативосьмилетняя брюнетка, несчастная настолько, насколько это возможно. У нее было все, о чем мечтает девять из десяти женщин: богатый муж, здоровые дети, большой дом (даже несколько), около десяти машин класса люкс на выбор, прорва свободного времени и почти неисчерпаемый источник денег. И все же она находился свою жизнь никчемной и пустой. Она ненавидела все, что имела - начиная с мужа и детей, и заканчивая, конечно же, собой. Она ненавидела свое отражение в зеркале, голос, дыхание, стук сердца, все.
Я не устоял. Уверен, у нее и раньше были любовники - случайные встречи, дешевые мотели, скомканные простыни, солнце сквозь жалюзи и легкое ощущение медленного угасания. Каждое утро она в страхе сбегала - от спящего незнакомца, от пустых шприцов, от самой себя.
Я хорошо знаю таких женщин: они в ужасе наблюдают за тем, как стремительно течет время, раз за разом пытаются доказать себе, что они все еще молоды и красивы. Их маленькие приключения дают им уверенность - но лишь на время, на очень короткое время, по истечению которого по телу вновь растекается яд старения.
Я знаю, поскольку моя мать была такой.
Я помню, как она таскала в наш дом мужчин, пытаясь снова почувствовать себя способной вызывать желание. Они брали ее грубо, словно шлюху, которой она и была. Чаще всего они были слишком пьяными, чтобы понять, что происходит. А потом - утром - наступал час пробуждения и расплаты.
Мне пришлось научиться понимать женщин.
Я дал Марии больше, чем давали ее любовники. Я держал ее дрожащие руки, когда она пыталась найти вену. Я шептал ей слова любви, когда она кончала подо мной. Я хвалил ее и ободрял, когда она приносила чек с платой за сеансы психотерапии. Я заставил ее почувствовать себя нужной, ценной, любимой. Я вкатил ей дозу высоконцентрированного морфия чувств и ощущений, способную на несколько месяцев убить чувство собственной ничтожности.
Да, я признаю, я играл с ее несчастьем, точно ребенок, забавлялся, не стесняясь.
Хотя, пожалуй, я все-таки переступил грань. Я пристрастился к ней. Наверное, даже больше, чем пристрастился - влюбился. Нет, не в нее, - в ее несчастье.
Вдох-выдох-вдох-выдох.
Я почти спокоен. Почти забыл, что на моей голове мешок, а затекшие руки - прикованы к трубе.
…Пять. Шесть. Семь.
Издалека доносится приглушенный звук шагов. Я замираю, пытаюсь прислушаться.
Шаги приближаются.
Черт возьми, да что они могут со мной сделать? Избить? Убить? Не смешите меня, я - уважаемый член научного сообщества, и никому - даже Джонатану Барреру - не нужны такие проблемы. Лицензия?.. да, деньги короля-мясника могут превратить мою лицензию в прах, - нарушение профессиональной этики, роман с пациентом. Да если Барреру вздумается, он может навсегда лишить меня средств к существованию!.. но зачем тогда потребовалось похищать меня?
К чему этот спектакль?
Шаги. Совсем близко.
Скорей всего они попробуют меня запугать.
Неожиданная мысль обожгла мое сознание: а что если эта тупая сука наболтала мужу какой-нибудь чепухи о том, что у нее есть любовник, который - в отличие от него - понимает и ценит ее?.. любовник, к которому она собирается уйти?..
Нет-нет, не может быть. Для этого Мария слишком слабовольная. За годы своего брака она отвыкла принимать решения. Все, что она умеет, - любой ценой избегать их. Героин, любовники, я, - все это бегство.
Просто король-мясник узнал об ее изменах, и по какой-то причине - любовь? дети? статус? - это задело его. Скорей всего его люди поставят мне пару синяков, сломают пару ребер, заставят отказаться от Марии.
Отказаться? Да легко. Хоть сейчас. Я, вашу мать, готов публично заявить, что я даже не знаю, кто она такая. Впервые вижу. Ради всего святого, я скажу все, что угодно, только вытащите из моего рта кляп…
Я слышу, как щелкает замок и - чуть позже - скрипит дверь. В моем крошечном мире, в котором нельзя ни двигаться, ни видеть, ни говорить, веет запахом дешевых сигарет.
Восемь, вдох. Девять, выдох. Десять, вдох…
Шаги обрываются прямо передо мной. Повязка на глазах мешает мне увидеть, но не мешает ощущать нависшую надо мной гигантскую фигуру. Неконтролируемый страх вжимает меня в стену. Все мое существо, каждая клеточка моего тела ожидает удара - ногой, рукой, дубинкой, электрошокером, все, чем угодно. Вместо этого неожиданно клацают мои браслеты, - клацают, и мои руки свободно падают низ.
- Вставай, - звучит грубый голос. Тот самый, который поинтересовался перед домом Марии Баррер, не найдется ли у меня закурить. Голос, пахнущий хлороформом.
Я пытаюсь что-то промычать в ответ. Пытаюсь объяснить, жертвами каких недоразумений мы все стали, но у меня не получается - мешает кляп во рту.
- Вставай, я сказал.
Я с трудом поднимаюсь, затекшие ноги болят. Я стою, пытаясь повернуться к источнику голоса, и получаю грубый толчок в плечо.
- Шагай.
И я иду. Мешок по-прежнему на моей голове. Меня направляют тычками, - несильными, но тычками. Видимо, для того, чтобы напомнить, в каком именно положении я нахожусь. Будто я могу забыть.
Мы идем достаточно долго. Не могу сказать точно, сколько. Не хочу останавливаться. Пока мы идем, ничего не происходит, и я хочу, чтобы так было и дальше. Я пытаюсь прислушиваться, понять, где именно я нахожусь, но я слышу лишь шум на фоне. Что-то гудит, работает - что-то механическое. Мои шаги - как и шаги моего сопровождающего, - звучат гулко, отражаясь от потолка, стен, пола.
В какой же заднице я оказался…
Я чувствую холод: передо мной со скрипом открывается дверь, но я стою, колеблюсь. Я не хочу идти внутрь.
Одиннадцать. Двенадцать. Тринадцать.
Меня толкают, и я влетаю в дверной проем. Мое сердце, которое почти успокоилось, бьется с еще большей силой.
Здесь воняет кровью, сырым мясом и железом. А еще я слышу звук, от которого мою душа норовит забиться в самые пятки. Звук разрубаемой вырезки. Сочный звук удара тяжелого мясницкого тесака, который с легкостью рассекает сухожилия, мышцы, кости.
Здесь ужасно холодно. Брюки и легкая рубашка - та одежда, в которой я был одет вчерашним вечером, - никак не защищают от пронзительного холода, вонзившего свои зубы в мою плоть.
- Сними с него мешок, - слышу чей-то голос. Сильный, властный.
И тогда в мои глаза бьет свет. Яркий электрический свет.
Четырнадцать. Пятнадцать. Шестнадцать.
Широкое помещение, металлические пол и стены. Освежеванные туши висят на больших железных крюках, прикрепленных к потолку. С некоторых еще сочится кровь - она капает на пол и затем лениво течет к стоку. Кровь - повсюду.
Холодильник. Я в гребанном холодильнике.
- Доброй ночи, мистер Конн, - произносит Джонатан Баррер, вытирая руки о передник. Белую прорезиненную ткань покрывают бардовые разводы и пятна.
Рядом с королем-мясником стоит безликий мужчина в черном костюме. В руках - пиджак Баррера. На Баррере - рубашка с закатанными рукавами, с галстуком. Поверх рубашки - передник, весь в крови. Крошечные капельки крови покрывают рубашку, руки, лицо. Король-мясник стоит за разделочным столом, перед расчлененной тушей. Кровь в обилие стекает по ножкам стола, собирается в лужу. Несколько ужасающе свежих кусков мяса лежит на весах.
Баррер улыбается. В его толстых губах тлеет сигара.
- Присаживайтесь, мистер Конн, - Баррер указывает на металлический табурет рядом со мной, - нам необходимо поговорить.
В ответ я только успеваю что-то промычать, - чья-то тяжелая рука ложится на мое плечо, заставляя меня сесть. Черт, а я почти успел забыть, что за моей спиной стоит мой конвоир.
- Вы знаете, мистер Конн, когда-то я начинал работать именно здесь, - Баррер делает несколько шагов в сторону. Его взгляд устремлен вверх, - я был обыкновенным рядовым мясником. Обыкновенный мальчишка. Знаете, что меня отличало от моих сверстников?..
Я качаю головой. Я хочу ответить, но не могу. Кляп мешает.
- Я никогда не боялся запачкаться, - Баррер выпускает облако табачного дыма, - когда я работал, я никогда не думал о том, насколько сильно я запачкаюсь. Я всегда знал: любую грязь можно отмыть. Как вы думаете, мистер Конн?
Холодный серый взгляд пронзает меня насквозь. Я сижу, дрожу от страха и холода, не в силах избавиться от ощущения прикосновения его пустых рыбьих глаз. Все, что я могу сделать, это несколько раз кивнуть. В качестве ответа на его вопрос.
- Мои коллеги, напротив, мучились чистоплюйством, - Баррер отводит взгляд, - одних меньше, других больше: их всегда волновало - не попала ли кровь под ногти, не испортилась ли у них прическа, не запачкался ли воротничок рубашки. Я уверен, что именно поэтому сейчас они все работают на меня. Все до единого. Те же, кто не пожелал работать, не работают вообще. И никогда не будут работать.
Я внимательно слежу за Баррером. Ловлю каждое движение. Его присутствие давит, - я беспомощен, ничтожен. Я чувствую, как его голос наваливается на меня весом всех этих окровавленных туш. Черт, он же может сделать со мной все, что захочет…
- Кстати, я надеюсь, кляп не доставляет вам неудобства, мистер Конн, - Баррер останавливается и снова смотрит на меня, - я бы пока не хотел избавлять вас от него. Мне искренне кажется, что вы, будучи заложником определенных чувств, невольно испортите наше диалог. Вы же не против?
Нет-нет-нет. Конечно, твою мать, гребанный сукатвоюмать ублюдок, я совсем не против! Пусть этот кляп остается в моем рту хоть до конца моей жизни, только выпустите меня отсюда! Выпустите из этого холодильника, подальше от бугаев в пиджаках и, главное, подальше от Баррера! От окровавленного передника, от мясницкого тесака, от разделанной туши!..
…раз. Вдох. Два. Выдох. Три. Вдох…
…успокойся. Ты должен успокоиться. Чертов мясник запугивает тебя, Артур, вот и все. Все эти туши, кровь, мешок на голове, - все это просто декорации к спектаклю под названием «Артур Конн ссыт от страха себе штаны». Успокоиться, надо успокоиться.
Тебе уже угрожали. Не раз. Присылали письма, звонили по телефону. Но никто и никогда не доходил до того, чтобы облачить слова действиями. Нет, со мной все будет в порядке. Все будет хорошо.
- Вернемся к вопросу о чистоплюйстве, мистер Конн. Когда я узнал, что вы спите с Марией, я навел о вас справки. Я заставил ищеек перетряхнуть всю вашу жизнь, вытащить на поверхность все - даже самые мелкие и незначительные на первый взгляд - детали.
Четыре. Выдох. Пять. Вдох. Шесть. Выдох.
- И я узнал все, что хотел узнать. Знаете, вы мне даже приглянулись, мистер Конн. Вы ведь тоже никогда не относились к числу этих чистоплюев. Не так ли?
Я поспешно мотаю головой. Нет, конечно же, нет. Я люблю марать руки, я просто обожаю влезать в дерьмо по самые уши. Скажи, где здесь можно найти кучу дерьма, и я вымажусь им с ног до головы. Скажи, что мне нужно сделать, чтобы понравиться тебе, ублюдок, и я сделаю это.
- Да, именно так, мистер Конн. Вы всегда делали то, что хотели, не оглядываясь на все эти жалкие препятствия в виде общественного мнения или закона. Вы хотели женщин, которых лечили, и вы получали их. Вам, конечно, было плевать, что некоторые из них, когда вы бросали их в момент душевной слабости, кончали жизнь самоубийством. Три самоубийства: Анна Грир, тридцать два года, Стейси Стоун, тридцать семь лет, Алисия Шеппард, сорок один год. Все правильно?
Я невольно киваю. Совсем чуть-чуть, слегка. Анна Грир, Стейси Стоун, Алисия Шеппард. Он назвал трех из четырех. Я не хочу признаваться, но я киваю.
- Я нисколько не виню вас, мистер Конн, - Джонатан Баррер вновь останавливается и вонзает в меня взгляд немигающих глаз, - этот мир устроен именно так. Если вы хотите чего-то, вы берете это. Если у вас есть силы, чтобы справиться с последствиями, вы преуспеваете. Если нет, последствия сокрушают вас. Я рад, мистер Конн, что мы с вами понимаем это. Я делаю то, что считаю нужным, вы делаете то, что считаете нужным. В этом мы похожи.
Баррер молчит. Он внимательно смотрит на меня. Нет, не на меня, а в меня. Проклятый мясник внутри меня, в самой изнанке.
Семь. Вдох. Восемь. Выдох. Девять. Вдох.
Нужно успокоиться. Он всего лишь пугает тебя, Артур. Он не станет делать с тобой ничего такого. На дворе двадцать первый век. Средневековье, в котором мужья убивали неверных жен и их любовников, давно превратилось в пыль. В наше время все, что может сделать рогоносец - запугать, затаскать по судам...
В конце концов, он сам сказал, что ты нравишься ему, черт возьми!
- И именно поэтому, поскольку мы с вами похожи, я не буду играть с вами ни в какие игры. Я позволю себе быть честным с вами, поскольку вы этого заслуживаете. Вы хотите, чтобы я был честным с вами, мистер Конн?
Я с готовностью киваю. Да, конечно, откроем друг другу карты, Джонатан! Мы же так похожи! Мы же почти друзья, не так ли?..
Баррер вытаскивает сигару и улыбается. Широко, тепло. Так улыбается Санта-Клаус, когда тебя в детстве сажают к нему на колени. Все будет хорошо, все будет правильно.
- Я убью вас, мистер Конн.
Все будет хорошо, все будет…
- Я убью вас за то, что вы зашли на мою территорию, мистер Конн. Вы не просто зашли на нее, вы вломились - грубо, без приглашения, не думая о возможных последствиях - и устроились здесь так, словно хозяин здесь - вы, а не я.
Я пытаюсь вытолкнуть из глотки хоть какое-то подобие членораздельное речи. Чертов кляп! Я рвусь вперед - на табурете ничто не удерживало меня, однако тут же падаю обратно, придавленный чудовищным весом руки. Руки моего конвоира.
- Вот видите, мистер Конн. Я был прав: вы бы здорово испортили наш диалог. Возьмите себя в руки.
Десять. Выход. Одинадцать. Вдох. Двенадцать. Выдох.
- Вы попытались забрать то, что принадлежит мне. Вы попытались забрать Марию. И, что хуже всего, у вас это получилось. Если бы у вас этого не получилось, я бы просто приказал избить вас или, скажем, поджечь ваш дом. Но вы смогли сделать то, чего не смог сделать никто до этого. Вы думаете, я не знал, что у моей жены были романы на стороне?.. я прощал ей эти маленькие шалости. Конечно, ее маленьким увлечениям пришлось платить за это. Мария, конечно, знала об этом, но никогда не останавливалась.
Тринадцать. Вдох. Четырнадцать. Выдох. Пятнадцать. Вдох.
- Вы знаете, позавчера я получил электронное письмо, в котором она написала, что уходит от меня. Что она отказывается от тех денег и имущества, которые ей положены по брачному контракту. Что она просто уходит. Она не стала называть вашего имени, но тогда в этом уже не было никакой необходимости.
Шестнадцать. Выдох. Семнадцать. Вдох. Восемнадцать. Выдох.
- Конечно, я не мог этого допустить. Я прекрасно знаю, что вы чувствовали, мистер Конн. Вы спали с Марией, вы спали с женой того, кто гораздо богаче, гораздо могущественнее вас, и чувствовали себя сильнее, лучше, не так ли?.. вы чувствовали, что таким образом побеждаете меня, что кладете меня на обе лопатки, не правда ли, мистер Конн?
Нет-нет-нет! Не так! Я в отчаянье мотаю головой. Мне хочется кричать, и я пытаюсь извлечь из себя этот крик, этот безудержный вопль, но он тянет в кляпе.
- Вы чувствовали прилив сил, мистер Конн? Чувствовали, как трахаете - нет, не Марию, - а меня, не так ли?.. - спокойный и уверенный голос Баррера начинает звучать громче, в нем мелькают истерические нотки, - и более того, вы заставили Марию бросить меня. Разве это не доказательство вашего превосходства? Не важно, насколько этот хер богаче вас, не важно, насколько сильнее! Вы - настоящий бог, а этот Джонатан Баррер - ничтожество, которого вы посрамили, которого вы растоптали!
Баррер начинает кричать. Его холодные рыбьи глаза загораются дьявольским огнем. От сковавшего меня ужаса я теряю чувство собственного тела.
- Вы почувствовали себя хищником, мистер Конн?!
Я мычу, кручу головой, пытаюсь вырваться. Увы, меня держат крепко. Слишком крепко. Все вдохи-выдохи летят к чертям собачьим. Мною владеет страх. Владеет безраздельно, безоговорочно.
- Думаете, что поимели меня, мистер Конн? Думаете, сумели сделать меня? Сумели забрать то, что мое?.. На, держите вашу добычу!
Джонатан Баррер опрокидывает разделочный стол. Куски освежеванного мяса скользят вниз, скользят и с мерзким влажным звуком шлепаются на пол, прямо в лужу крови. Я опускаю взгляд: что-то круглое и волосатое уткнулось в мою ногу. Это что-то замерло, устремив на меня застывший взгляд таких знакомых глаз…
Я замираю, парализованный.
Мария…
Баррер стоит и улыбается. Вся нижняя часть фартука и рубашки - в крови. Весь его вид выражает глубочайшее чувство удовлетворения. Мой ужас доставляет массу удовольствия этому ублюдку. Я смотрю на отрезанную голову, на куски мяса, и никак не могу, поверить, что эта нарезка когда-то была человеком. Человеком, которого я почти любил.
Она передо мной - аккуратными срезами окровавленного мяса, лежащими друг на друге, точно упавшие кости домино. Я словно тумане, перед глазами все плывет. Сводит челюсти, рот наполняется привкусом желчи. Содержимое моего желудка устремляется вверх по пищеводу, бьет прямо в небо.
Да, черт возьми, меня вырвало.
Наверное, если бы державший меня охранник не выдернул кляп, я бы просто захлебнулся в собственной блевотине… я очнулся лишь после того, как в мой нос ткнули платком, пропитанным нашатырным спиртом.
Я приподнимаюсь на локтях. Он убил свою жену… Джонатан Баррер убил Марию просто за то, что она собиралась уйти от него. Проклятый психопат, выродок, дегенерат! Мысли кружатся, бьются о кости черепа. Остатки рвоты и слюны стекают по подбородку, по шее, вниз.
Черные лакированные туфли. Туфли Баррера. Одно крошечное пятнышко крови, запачкавшее носок правой туфли, портит их совершенство.
Господи, что он сделает со мной?.. если он расправился - да еще как! - с Марией, то он точно не станет колебаться, если захочет расчленить меня! Нарезка из Артура Конна. Господи, нет… все не может закончиться именно так…
- Я прошу прощения у вас, мистер Конн за эту… кхм… демонстрацию.
Голос звучит откуда-то сверху. Я поднимаю голову.
Джонатан Баррер возвышается надо мной. С легкой полуулыбкой он жует сигарету и изредка выпускает дым. Скала, камень. Чувство уверенности и спокойствия волнами исходит от него. Если бы не кровавые пятна на его рубашке, я бы просто не смог поверить, что этот человек буйствовал всего несколько минут назад.
- Однако теперь, - продолжает Баррер, - когда с Марией покончено - во всех смыслах - мы можем перейти к вам.
Наверное, мне нужно закричать. Надо, наверное, обозвать его психом, монстром, убийцей, пообещать достать его с того края света, убить, освежевать, подвесить за один из крюков и оставить висеть в этом холодильнике. Броситься вперед, не обращая внимания на охранников, и попытаться придушить ублюдка. Однако я не стал этого делать.
Раз. Вдох. Два. Выдох. Три. Вдох.
Я избавился от кляпа, пусть и не своими руками. Я чувствую благодарность Марии за то, что она заставила меня проблеваться… за то, что она заставила охранников вытащить чертов кляп из моего рта. Теперь я могу говорить с ним, могу вразумить его. Могу спасти себя.
- Мистер Баррер, - медленно начинаю я, пытаясь подняться с пола, - я искренне сожалею, что недоразумение с вашей женой зашло так далеко, что привело к…
Мой взгляд снова падает на останки Марии. Я силой заставляю себя отвести глаза. Ты должен говорить, Артур. Слова - единственный твою путь к спасению. Ты умеешь говорить, ты умеешь убеждать. Ты выпутаешься.
- Вы и я, мы - разумные люди, и я надеюсь…
- Думаю, вы слишком рано расстались с кляпом, - перебивает меня Баррер.
Я попытался выкрутиться, но охранник держал меня крепко. Воняющую рвотой тряпку вбивают между стиснутыми челюстями - так глубоко, что мой желудок снова подступает к горлу.
- Нет, мистер Конн, вы меня совсем не поняли, - качает головой Баррер, - вы не выйдите из этого холодильника живым. Видите этого человека?.. его зовут Дэвид. Дэвид носит в кобуре под пиджаком автоматический кольт. Этим оружием он проделает аккуратную дыру у вас во лбу. Конечно, если вы вздумаете дергаться, он будет вынужден стрелять туда, куда придется.
Я пытаюсь языком протолкнуть кляп наружу. Еще раз, еще. Безуспешно. Черт возьми, проклятая тряпка!.. господи, проклятый ублюдок собирается пристрелить меня. И выродок совсем не блефует!
Четыре. Выдох. Пять. Вдох. Шесть. Выдох.
Успокоиться. Нужно успокоиться. В этой ситуации есть выход, просто его нужно еще найти.
- Вы понимаете, я мог бы поступить с вами точно также, как поступил с Марией, - Баррер кивает на куски мяса, - однако я этого не сделаю. Вы этого не заслужили. Вы не обманывали меня, вы не предавали меня. Я ценю это. Все, что вы сделали, - попытались отнять у меня то, что принадлежит мне.
Семь. Вдох. Восемь. Выдох. Девять. Вдох.
- Вы и я, мы - разумные люди. Это вы правильно заметили, мистер Конн. Поэтому я очень надеюсь, что вы не собираетесь в последние минуты своей жизни цепляться за иллюзии и предаваться самообману. Вы умрете, мистер Конн, смиритесь с этим.
Десять. Выдох. Одиннадцать. Вдох. Двенадцать. Выдох.
Выход есть. Руки у меня свободны. В холодильнике - двое вооруженных охранников и Баррер, у которого по меньшей мере нож. На какие шансы в подобной ситуации я могу рассчитывать?.. Понятное дело, не на очень высокие, но все же они есть!
Элемент неожиданности. Я должен завладеть оружием одного из охранников - не знаю как, но должен попытаться. Другого выхода нет.
- Вы наверняка сейчас думаете о том, что где-то судьба оставила для вас лазейку, - почти сочувствующим тоном произносит Баррер, - крохотный лаз. Едва различимая возможность, за которую вы ухватитесь, точно за соломинку, и которая спасет вас. Право, мистер Конн, не стоит. Поверьте, в реальной жизни нет антагонистов и протагонистов. В ней нет главных героев, которые всегда выпутываются из передряг. Поймите: если вы умрете, то ничего не случится. Кроме вашей смерти, конечно. Остальные продолжат жить. Вы понимаете?.. кино не оборвется в самый неподходящий момент, роман не прервется на самой интересной странице. Просто закончится ваша жизнь.
Баррер поворачивается ко мне спиной и начинает развязывать лямки фартука. Я смотрю за тем, как двигаются его толстые пальцы, затем нахожу глазами Дэвида. Одетый в пиджак шкаф неподвижно стоит в двух шагах от босса. Его гладко выбритое лицо напоминает каменную маску. Взгляд, направленный куда-то вверх, под потолок холодильника мертвее, нежели взгляд Марии.
Мария….
Сначала. Все с самого начала.
Раз. Вдох. Два. Выдох. Три. Вдох.
Мария - мертва. А ты еще пока - нет. Однако все изменится, если ты не возьмешь себя в руки.
- Вы понимаете, мистер Конн, я предопределил вашу дальнейшую судьбу. Вы не можете не умереть. Если бы какой-нибудь писатель-недоучка вздумал написать о вас рассказ, то это вышел бы чрезвычайно лаконичный и скучный рассказ, поскольку его конец был бы заранее известен. Это все равно, что снять на камеру падение камня и сделать из этого фильм. Если вы бросаете камень, вы знаете, что он упадет на землю. Видите, мистер Конн, это вышел бы отвратительный фильм.
Я заставляю себя не слушать ублюдка. Пусть говорит. Меня сейчас должно заботить совсем другое. Дэвид стоит передо мной, за моей спиной находился еще один охранник. Сразу за моей спиной. До тех пор, пока он там, я ничего могу сделать с Дэвидом.
- Что ж, достаточно, - Баррер стоит передо мной, уперев руки в толстые бока, - полагаю, на этом наше знакомство подходит к концу. Видите ли, мистер Конн, я очень занятой человек. Ночь только начинается, а мне еще предстоит решить массу проблем. Вашу проблему я решу прямо сейчас. Дэвид…
Дэвид двигается, словно в замедленной съемке. Шаг, еще шаг. Он неспешно достает из-за отворота пиджака блестящий кольт. Медленно, тягуче. Я заглядываю в дуло. В пустоту, способную всосать в себя целый мир. Мир замирает, почти не двигается. Я вижу, как напрягаются мышцы на руке Дэвида, как его указательный палец давит на курок. Так, словно у Дэвида в запасе целая вечность.
Вот он шанс.
В сторону. Я бросаю себя в сторону ровно за мгновение до выстрела. Пуля обжигает воздух всего в пальце от моего уха. Я слышу пронзительный крик позади. Я поднимаюсь на ноги и оббегаю покачнувшегося охранника. Я - за его спиной. Пуля Дэвида угодила ему в солнечное сплетение. Звучит еще несколько выстрелом, - охранник с тихим стоном начинает заваливать на меня. Он мертв, а я - еще нет.
Я бросаюсь к дверям холодильника. Они не заперты, поэтому распахиваются, стоит мне приложиться к ним плечом. Я выскакиваю наружу. Передо мной длинный пустой коридор… моя свобода в самом его конце. Остается только бежать. Бежать очень быстро. Очень-очень быстро…
- Дэвид, приготовься. Жаль, мистер Конн, что наше знакомство заканчивается таким образом, однако, я надеюсь, вы понимаете, что у меня просто нет другого выбора.
Ровный голос Баррера вырывает меня из мира неосуществимых фантазий. Он словно бьет меня лицом в кирпичную стену реальности. Джонатан Баррер по-прежнему возвышается надо мной. И нет никакого коридора, нет никакой свободы…
- Дэвид, приступай.
Дэвид двигается быстро. А безымянный охранник за моей спиной - еще быстрей. Когда я попытался отпрыгнуть в сторону, - как раз, когда в руке Дэвида появился кольт, - я обнаружил, что меня крепко держат за плечи. Мощным толчком меня швыряет вперед - прямо под ноги подступившего Дэвида.
Я поднял взгляд и провалился. В ту самую пустоту дула, в темное засасывающее в себя ничто.
- Прощайте, мистер Конн, - сказал Баррер.
Четыре. Вдох. Пять. Выдох. Шесть. Вдо..