Троцкий и Сталин
У Марка Алданова есть очень интересное описание Троцкого в очерке о Сталине.
Написано оно было еще до ссылки Троцкого в Верный, в период межпартийной борьбы. Когда еще не было понятно, чем все кончится.
Интересно, что Алданов сомневается в готовности Сталина к крутым мерам, а так же подозревает его в мягкотелости и недостаточной недоверчивости.
Когда Троцкого уже сошлют в Казахстан, Алданов напишет в примечании к переизданию статьи: «Это было написано в пору борьбы между Сталиным и Троцким. Последовавшую вскоре затем ссылку Троцкого в Верный должно признать весьма неблагоразумным поступком: от Верного до Москвы все же лишь несколько дней пути».
Если Сталин читал этот опус, то он должен был улыбнуться.
Как и в случае алдановского очерка о Гитлере, здесь можно повторить: Алданов считался среди литераторов своего круга прожженным и чрезвычайно циничным скептиком. Теперь, понятно, что при рассмотрение реал политики тоталитаризма, он был… более чем наивен.
У Троцкого идей никогда не было и не будет. В 1905 году он свои откровения взял взаймы у Парвуса, в 1917 году - у Ленина. Его нынешняя оппозиционная критика - общие места эмигрантской печати. С «идеями» Троцкому особенно не везло в революции. Он клялся защищать Учредительное собрание за два месяца до того, как оно было разогнано.
Он писал: «Ликвидация государственного спаиванья народа вошла в железный инвентарь завоеваний революции» [*] - перед восстановлением в сов. России казенной продажи вина. Но в большом актерском искусстве, как в уме и хитрости, Троцкому, конечно, отказать нельзя. Великий артист - для невзыскательной публики. Иванов-Козельский русской революции.
Вся Октябрьская революция была, так сказать, бенефисом Троцкого. По крайней мере, он, говоря о ней в ту пору и впоследствии, неизменно держал себя как «бенефициант», - как бенефициант подчеркнуто-скромный и растроганно-тактичный. Он взволнованно раскланивался с современниками и историей, взволнованно принимал букеты и часть их передавал другим участникам спектакля, заботливо выбирая для этого букетики похуже и участников побездарней. В своих книгах, посвященных Октябрю 1917 г. *, Троцкий отечески расхвалил самых серых революционеров, принимавших участие в перевороте, - вплоть до фельдшера Лазимира, вплоть до какого-то матроса Маркина. Более видных людей он старательно оставил в тени. Разумеется, Ленина никак нельзя было обойти молчанием - льстиво-коварная книга Троцкого о Ленине достаточно известна. Но о Сталине Троцкий совершенно забыл упомянуть - Сталину ни малейшего букетика не досталось. Двухтомный труд Троцкого о 1917 годе украшен портретами Свердлова, Иоффе, Антонова-Овсеенко, Подвойского, Крыленко, - портрет Сталина так и не попал в книгу. Между тем роль нынешнего диктатора в Октябрьской революции была чрезвычайно велика: он входил и в «пятерку», ведавшую политической стороной восстания, и в «семерку», ведавшую стороной организационной.
Как бы то ни было, с первых месяцев революции эти два человека - несомненно, наиболее выдающиеся в большевистской партии - пошли каждый своей дорогой. Троцкий и в дальнейшем приискивал для себя бенефисные роли. До заключения мира с немцами наиболее выигрышным и эффектным постом в советском правительстве была должность министра иностранных дел. Она досталась Троцкому, и он «на глазах у всего цивилизованного мира» разыграл Брестское представление, закончив спектакль коленцем, правда, не вполне удавшимся, зато с сотворения мира невиданным - «войну прекращаем, мира не заключаем». С началом гражданской войны самой бенефисной ролью стала роль главнокомандующего Красной Армией. Троцкий оказался военным комиссаром, председателем Реввоенсовета, русским Карно и «электризатором революции». Какова была его действительная роль в гражданской войне, сказать в настоящее время трудно. После первого разрыва с Троцким большевики (то есть Сталин) опубликовали несколько документов, из которых как будто неопровержимо следует, что эта была довольно скромной и что «красный Наполеон» далеко не всегда вел себя по-наполеоновски. История этот вопрос (в отличие от большинства других) сумеет выяснить точно. Во всяком случае, для легенды Троцким было сделано все возможное. Он «прошел курс Академии Генерального штаба», ездил в царском поезде с вагоном-типографией, возил на фронт Демьяна Бедного и даже орден ему пожаловал - «отважному кавалеристу слова» (кто же мог предвидеть со стороны кавалериста слова такую черную неблагодарность?). На всех решительных фронтах он произносил пламенные речи. Каждая его речь была непременно с «восклицаниями». От Троцкого останется десять тысяч восклицаний - все больше образные. После покушения Каплан он воскликнул: «Мы и прежде знали, что у товарища Ленина в груди металл!» Где-то на Волге, в Казани или в Саратове, он в порыве энтузиазма прокричал «глухим голосом»: «Если буржуазия хочет взять для себя все место под солнцем, мы потушим солнце!» Галерка ревела от восторга, как некогда на спектаклях Иванова-Козельского. При всем своем актерстве Троцкий не подделывается под публику - он не умеет говорить иначе. Впрочем, так говорят иные талантливые ораторы и не в Саратове. Покойный Вивиани, например, тоже был мастер на восклицания: «La France marchant la tete plus haut que les etoiles...» * Анатоль Франс от его образов затыкал уши, но в «нижнем этаже французской культуры этот блеск второго сорта имел шумный успех. Троцкий вдобавок - «блестящий писатель», - по твердому убеждению людей, не имеющих ничего общего с литературой. Никто не умел лучше, чем он, разоблачать в статьях «империалистическое копыто г. Милюкова»; никто так эффектно не предписывал «сэру Бьюкенену»: «Потрудитесь убрать ноги со стола». Троцкому в совершенстве удаются все тонкости ремесла: и «что сей сон означает?», и «унтер-офицерская вдова, которая сама себя высекла», и «тенденция, проходящая красной нитью», и «победить или умереть!». Клише большевистской типографии он умеет разнообразить стопудовой иронией: «В тех горных сферах, где ведутся приходо-расходные книги божественного промысла, решено было в известный момент перевести Николая на ответственный пост отставной козы барабанщика, а бразды правления вручить Родзянке, Милюкову и Керенскому» (Соч. Т. 3. С. 22).
В последние годы Троцкий, видимо, ослабел и вел себя значительно ниже своей репутации ловкого человека. За самыми горделивыми его позами следовали самые унизительные покаяния. Ему явно изменила основная способность революционера - умение рассчитывать свои и вражеские силы. На чью поддержку он надеялся? Сойдет ли навсегда со сцены освистанным актером? Троцкий всю свою жизнь прожил перед зеркалом, для исторической галерки. Если он когда-либо покончит с собой или погибнет «на баррикаде» («баррикаду» он склонял во всех падежах тридцать лет), это тоже будет сделано для галерки - для того биографического труда, который о нем напишет Клара Цеткин 27-го столетия.
Перед зеркалом проводят дни разные люди - часто очень талантливые. Но поэтам, артистам легко так жить. Воевать перед зеркалом гораздо менее удобно, и на боевых постах обычно имеют успех люди, на зеркало не оглядывающиеся. Таков был Ленин. Таков и нынешний всероссийский диктатор.
Сталин, в отличие от Троцкого, не играл бенефисных ролей. В течение четырех лет он был народным комиссаром по делам национальностей - должность, впоследствии упраздненная за полной ее ненужностью. Побывал и главой Рабоче-Крестьянской инспекции - этот пост, вероятно, в том же роде: неудобно ведь Сталину контролировать Сталина. Как ближайший сотрудник Ленина, он мог, конечно, получить более выигрышные должности. По-видимому, основная мысль Джугашвили заключалась в том, что в условиях большевистской революции дело не в государственных постах, а в партийном аппарате. Сталин стал членом Политбюро еще в мае 1917 года; позднее он прошел в Секретариат Центрального Комитета и наконец оказался генеральным секретарем РКП. Это дало ему возможность убрать с самых блистательных постов и Троцкого, и Зиновьева, и Каменева. Не помешало Сталину даже завещание Ленина - загробное письмо ревизора. Ленин его назвал * «грубым человеком, нетерпимым в должности генсека». Однако с должности этой его при жизни не убрал. Почему? О нынешних своих противниках сам Сталин сказал: «Вы слышали здесь, как старательно ругали оппозиционеры Сталина. Объясняется это тем, что Сталин, быть может, знает лучше, чем другие, все плутни оппозиции». Сталин не «вдохновенный оратор» и не «блестящий писатель» - вероятно, он на это и не претендует. Но диктаторское ремесло он понимает недурно. Я отнюдь не считаю его новым Наполеоном. Роль Сталина в большевистской революции в последнем счете, почти наверное, окажется не слишком выигрышной. Как поведет он себя «на финише», очень трудно сказать. Чего именно не хватает Сталину? Культуры? Не думаю: зачем этим людям культура? Их штамповальный мыслительный аппарат работает сам собою - у всех приблизительно одинаково. «Теоретиков» Сталин всегда найдет сколько угодно, чего бы он ни захотел. Знает ли он только сам, чего именно он хочет?
Та линия, по которой он, вначале не без колебаний, шел к захвату власти над партией, была, по-видимому, правильной. Я говорю: по-видимому, так как все-таки дело еще не решено окончательно. Фокус Колумбова яйца после Колумба могли усвоить другие - и пост Генерального секретаря Коммунистической партии не является, в конце концов, пожизненным. При некотором счастье роль главы оппозиции может оказаться очень выгодной. «Только мертвые не возвращаются», - сказал знаменитый деятель того термидора. Сталин, вероятно, понимает, что ветер в современной России меняется часто и что при первой перемене ветра почти вся его свора (за редким исключением, вроде блаженного Бухарина, коммунистического Пфуля) с полной готовностью переметнется к Троцкому. Признаюсь, я «с захватывающим интересом» жду: что сделает Сталин в этом трудном экзамене на трудную историческую роль?
[*] Л. Троцкий. Водка, церковь и кинематограф. С. 43.
* Он заботливо издал все, что писал в 1917 году: свои речи, статейки, заметочки, прокламации, телеграммы - все.
* «Франция шла вперед, задрав голову выше звезд...» (фр.)
* Ленин же назвал его и «чудесным грузином».
