"За тобой, Биньямин"
"ЗА ТОБОЙ, БИНЬЯМИН"
(Ури Авнери, опубликовано в "А-олям а-зе" 2 июня 1955)
/// Это случилось в 1975
- Кто такой, черт побери, этот Бени Харэль? - вскипел начальник генштаба генерал-полковник Игаль Алон.
Ганди посмотрел на него с любопытством. Почти никто и никогда не видел, как НГШ вскипает. И Ганди, знавший его десятки лет, до того как сам стал генерал-лейтенантом Рехавамом Зеэви, начальником оперативного управления, помнил только один такой случай, в час исторического сражения у Рафиаха, почти поколение назад.
НГШ, чье лицо было еще довольно молодо, несмотря на седину в волосах, снова взял лежавший перед ним скомканный листок бумаги. Он был напечатан на примитивном почти забытом аппарате, копировальной машине. Но это не притупляло остроту содержания.
"Банда генерал-полковников, захватившая государство, продает тебя арабам!" - прочитал НГШ. "Ты голоден, а они сыты! Ты живешь в каморке, а они в небоскребах! Ты ползешь пешком, а они мчатся на ураноходах!* Во главе их стоит разрушитель ПАЛЬМАХа, этот уроженец Месхи, Игаль Алон, который вернул своих солдат с египетской земли во время первого раунда и спас арабские страны! Еврей, воспрянь! Сбрось ярмо предателей! Вручи свою судьбу человеку, который осмелился бросить вызов подлой банде, герою ПАЛЬМАХа, Бени Харэлю!"
--
* Ураноход, транспортное средство, работающее на уране, появилось в 1963.
--
- Итак, - повторил Алон, - кто это?
Ганди пожал плечами.
- Многого мы не знаем. Совершенно новый тип. 45 лет. Выглядит моложе. Ездит из лагеря репатриантов в лагерь, с палаткой, установленной на чем-то вроде старого грузового автомобиля.
- Грузового автомобиля?
- Да. Помнишь, одна из тех машин, которые ездили тогда на бензине. Черт его знает, где он его достал. Заявляет, что он бедный человек, и агитирует новых репатриантов.
- Хм. Был в ПАЛЬМАХе?
- Черт его знает. Распространяет свою фотографию в форме прапорщика, со "Стеном". Очень боевой. Говорит, что был в бригаде Харэль и поднял флаг над Кастелем. Там же был ранен, по его словам. У него огромный шрам на лице. Я пытался проверить по спискам, но некоторых списков нет.
- Ты звонил в Сохнут?
Когда кто-то в Государстве Израиль говорил про Сохнут, он имел в виду одного человека: Йосефа Табенкина, председателя правления Еврейского Агентства (Сохнут), в молодости командовавшего бригадой Харэль.
- Я пробовал. Он не помнит. В бригаде были десятки людей, которые потом поменяли имя на Харэль. Странно то, что я, кажется, видел это лицо когда-то. Но никак не могу вспомнить.
- Всё это вздор, - успокоился Алон. - Такие нацистские методы у нас не пройдут. Его не выберут!
Ганди был осторожнее.
- Есть сообщения, что он имеет успех в более отсталых лагерях. Он называет свою партию "Братство", и раздает молодежи эмблемы с тремя стрелами.
- Стрелы?
- Да, помнишь, эмблема операции "Десять казней" в 1948. Он при любой возможности использует имя ПАЛЬМАХа. Даже свои банды хулиганов называет "Роты Харэля", в свою честь. Молодые парни, которые родились в 1955, вообще не знают, чем был ПАЛЬМАХ. Они ему верят. Кто знает, может он и изберется в Кнессет.
НГШ пожал плечами.
- Ну и что? Он будет один против 119. Никто не обратит на него внимания. Это будет конец всей этой глупой затеи.
/// Даян обозревает международное положение
На заседании правительства имя Бени Харэля было упомянуто лишь мельком. Министр просвещения генерал-полковник доктор (философии) Моше Кармель предложил арестовать его по обвинению в клевете. Но его товарищ по киббуцу Наан, министр обороны Исраэль Галили, сразу же отверг эту идею.
- Это только сделает ему рекламу. Люди еще проголосуют за него, чтобы вытащить из тюрьмы. Пока у него даже нет шансов получить достаточно голосов, чтобы быть избранным самому!
Проблема выборов в Кнессет, которые должны были состояться через две недели, мало занимала правительство. После того, как три месяца назад все израильские партии согласились идти общим списком "Национального единства", проблема исчезла. Премьер-министр генерал-полковник Игаэль Ядин считанными словами, по своему обыкновению, попросил министра иностранных дел сделать обзор международного положения.
Картина, складывающаяся из слов генерал-полковника Моше Даяна, была не самой оптимистичной. Антисемитская волна в Атлантии, громадном государстве, простиравшемся от Лондона до Сан-Франциско и оттуда до Токио, усиливалась. Помимо миллиона нищих репатриантов, привезенных за последние полгода в Израиль, нужно было срочно спасать еще два миллиона. Не было никакой возможности получить помощь от соперника, другого громадного государства, СССК (Союза Советских Социалистических Континентов), простиравшегося от Берлина до Джакарты. У властителей СССК не было никакого желания пробуждать недовольство в Египтаравии*, арабской державе, которая его поддерживала.
- Русские и американцы соревнуются, - подвел итог Даян, нервным движением поправив ряд медалей, покрывавших его грудь.
- В Аммане, Багдаде, Дамаске и Бейруте атлантическая пропаганда кричит, что Иракдания* освободит Палестину. В Каире, Касабланке, Мекке и Хартуме советская пропаганда кричит, что Египтаравия сбросит нас в море.
--
* Иракдания, объединение Ирака и Иордании, включавшее также Сирию и Ливан, была создана в 1967. Сразу же после этого родилась Египтаравия, объединение Египта и Саудовской Аравии, включавшее также Йемен, Судан, Ливию и бывшие французские колонии.
--
Доклад председателя правления Сохнута был не радостнее.
- Мы слишком привыкли существовать на атлантические дотации, - пожаловался Табенкин.
- Прекращение дотаций почти выбило почву из-под ног нашего хозяйства. Больше чем две трети репатриантов не абсорбированы. Киббуцы забиты под завязку. Я знаю, что у меня дома нельзя принять даже еще одного репатрианта, и даже если бы конфликт в киббуце был разрешен...
За столом раздался смех. Конфликт в Эйн-Хароде, перешедший от отцов к детям и от детей к внукам, несмотря на то, что никто уже не помнил его происхождения, давно стал самым распространенным израильским анекдотом.
Дискуссия закончилась в тоне "ничего не поделаешь", который напомнил генерал-полковникам их военную молодость. Нельзя было закрыть ворота страны перед стучавшими в них беженцами, не имеющими ничего. Нельзя было также знать, сколько еще правительство Атлантии будет позволять их выезд. "Пока еще можно спасать, надо спасать!" - подвел итог Игаэль Ядин. Все согласились. Когда министры встали с кресел, настроение их было невеселым. Бени Харэль и его вздорные листовки были позабыты.
/// Шарет открывает и закрывает заседание Кнессета
Ненадолго. Выборы в Кнессет восьмого созыва прошли в феврале 1975. "Братство" Бени Харэля, впервые участвующее в выборах, получило 46 мест в Кнессете.
Репортер "Хиндустан Таймс", одной из немногих оставшихся в мире нейтральных газет, описал реакцию в Израиле сдержанными словами:
"Правительственные круги в Иерусалиме поражены. Правительство собралось уже рано утром, с получением катастрофических известий с избирательных участков. Попытки узнать мнение министров в кулуарах не увенчались успехом. В Иерусалиме считают, что результаты выборов это выражение недовольства новых репатриантов экономическим положением, но нет сомнений, что это преходящее явление. Новая партия, состоящая из неизвестных людей, не устоит в Кнессете против блока "Национального единства", где объединены все известные лидеры, в том числе пятерка генерал-полковников, не имеющих конкурентов по народной популярности..."
Спустя два дня тот же репортер сообщил:
"Напряженность в местных политических кругах перед открытием первого заседания Кнессета нового созыва. Осведомленные источники предсказывают, что это будет поворотным моментом..."
Это было поворотным моментом, но не таким, как представлял себе этот репортер, и как он вынужден был признать в своем репортаже на следующий день:
"Страна была похожа сегодня на поле боя. С раннего утра сотни тысяч людей, в основном новых репатриантов, стекались в Иерусалим. Новые члены Кнессета с трудом прокладывали себе путь среди тесной толпы, где особо выделялись тысячи молодых людей в форме: шорты хаки, рубашки хаки, странные шапки, которые называются "кова тембель", с эмблемой трех стрел. Полиция была бессильна. Лидеров "Национального единства" встретили организованными оскорблениями, а лидеров новой партии, ни один из которых не был мне знаком, пронесли до ворот Кнессета на плечах толпы..."
Произошедшее внутри в мрачных красках описал репортер "Гаарец":
"Позорное зрелище, невиданное до сих пор в Израиле, произошло вчера в здании Кнессета в Иерусалиме... Когда члены Кнессета вошли в зал, крики беснующейся толпы снаружи проникли через закрытые окна, и шум не смолкал ни на секунду. Он сопровождал уродливое зрелище внутри... Кнессет прожил всего около пяти минут.
Престарелый председатель Кнессета Моше Шарет только открыл заседание и успел произнести несколько обычных слов о желании государства принять изгнанников Израиля и протянуть руку мира и дружбы двум соседним арабским государствам, как в зале произошел беспрецедентный скандал. Члены новой партии вскочили с мест и бросились к трибуне со сжатыми кулаками, с криками в сторону уважаемого председателя: "Предатель! Навлекающий беду на Израиль! Арабский наймит!"
В несколько секунд разгорелась драка, в которой молодые представители банды Харэля победили депутатов "Национального единства", чей средний возраст превышал пятьдесят лет. Спустя три минуты зал напоминал брошенное поле боя, где только депутаты "Братства" бегали среди перевернутых столов. Бени Харэль, с большим шрамом на лбу (я впервые видел его лицом к лицу), подошел к окну и возвестил скандирующей снаружи толпе:
- После 27 лет позора и предательства я отомстил за погибших 1948-го года. Я исполнил обет, который дал себе над свежей могилой моих друзей, завоевателей Кастеля, очистить храм израильской демократии от грязи, заполонившей страну, как вши на теле связанного гиганта...
Моим читателям будет трудно поверить, что толпа встретила эти отвратительные слова бурными аплодисментами, а группы молодых парней и девушек кричали без перерыва, до опьянения: "За тобой, Биньямин! За тобой, Биньямин!" Лозунг, бесстыдно украденный из песни Дворы в ТАНАХе. Всё это с поднятием трех пальцев правой руки, официальным партийным приветствием".
"Гаарец" была первой газетой, приветствовавшей решение правительства распустить Кнессет и провести в течение двух месяцев новые выборы. Она обещала своим читателям, что нет никакого сомнения в том, что просвещенное общественное мнение, увидевшее теперь настоящее лицо хулиганов "Братства", вернет их в день выборов в ту пропасть забвения, откуда они случайно появились.
/// Сюрприз для Галили в Беэр-Шеве
Мецада Зеэви с удобством сидела на диване, рассеянно отпивая из стакана с ананасовым соком из Негева. Номер "А-олям а-зе", на обложке которого была фотография ее отца на фоне военной карты, помеченной стрелками, лежал возле нее нераскрытым. Ее взгляд был устремлен на стену напротив, на которую аппарат телекино* проецировал изображение произносящего речь президента государства. Старый Давид Бен-Гурион выглядел на экране очень усталым. Его речь, транслировавшаяся из зимнего дворца в Сдэ-Бокер, официально открывала предвыборную кампанию "Национального единства".
--
* Телекино - телевизионный аппарат, проецирующий изображение на стену, появился в Израиле только в 1971.
--
В речи не было того напора, который отличал Бен-Гуриона двадцать лет назад. Его слова были почти унылыми.
- С начала истории нашего народа мы привыкли жить среди больших блоков. Иудейское царство, созданное между Египтом и Вавилоном, Хасмонейское царство, державшееся между Антиохом и Александрией, наметили наш путь. Уже в первомайской речи 1955-го года тогдашний министр обороны сказал, задолго до создания под эгидой Атлантов государства Иракдания к северу и создания под эгидой Советов государства Египтаравия к югу от нас, что Государство Израиль предназначено высшим провидением исполнять роль разделителя между враждующими гигантами... Как Югославия, Австрия, Германия и Финляндия, Израиль одно из буферных государств, сохраняющих мир на планете... Мы не соблазнимся бесплодными авантюрами, бряцанием мечей и блеском штыков... Мы будем помнить слова греческого мудреца Платона, который надеялся на власть философов в государстве, и слова пророков Израиля, что из Сиона выйдет Учение...
Мецада, двадцати одного года, сердилась, и в рассерженности была еще красивее, чем обычно. Несколько минут назад позвонил Йорам и сообщил, что он занят. Он почти всегда был занят в эти дни, из-за своей работы в какой-то глупой партии. Мецада не интересовалась политикой. Политика была ей скучна. Она не понимала, как взрослые люди могут волноваться из-за нее, как ее отец, запретивший ей приводить Йорама домой, в квартал старших офицеров. Папа сказал, что Йорам нацист. Мецада не знала, что такое нацист.
В это время Йорам Ацмон, "Блондинистый черт", сидел в своем кресле. Как всегда, когда он был в одной комнате с "Вожатым", как называли Бени Харэля его поклонники, он ощущал сейчас странное чувство подъема, почти опьянения. Никто не мог находиться рядом с Бени Харэлем и не чувствовать, что на его глазах вершится история.
Йорам, "главный координатор по вопросам пропаганды", был очень доволен. В это утро "Братство" (список "Ш" - "За изобилие, освобождение и мир" [шефа, шихрур, шалом]) одержало важную пропагандистскую победу, и Йорам, подготовивший ее со всем режиссерским тщанием, получил много комплиментов. Министр обороны Исраэль Галили полетел в Беэр-Шеву и пытался произнести речь в лагере репатриантов. Посреди его речи, когда он говорил об экономии и первопроходстве, динамик выключился. На глазах у сотен тысяч зрителей, следивших за собранием по телекино, Бени Харэль вскочил на свой грузовик, оснащенный спрятанным микрофоном, подключенным к динамикам.
- Он проповедует вам экономию и голод, - крикнул Харэль своим знаменитым хриплым голосом, - а он и его друзья живут в небоскребах и объедаются по четыре раза в день. Они привольно живут в своих роскошных квартирах на двадцатом этаже, а вы дрожите от холода в палатках. Это цена предательства, цена, за которую они продают вас арабам...
Продолжение речи потонуло в шуме, когда разъяренная толпа напала на трибуну и силой прогнала Галили. Никто из них не знал, что Галили по-прежнему живет в полутора комнатах в квартале старожилов киббуца Наан.
/// У Йорама Ацмона есть идея
В комнате не было победного настроения. Сам "Вожатый" ходил туда и обратно, громко говорил скорее сам с собой, чем с другими, членами штаба "Братства". Украшавший его лоб знаменитый шрам, память о бое за Кастель, был краснее обычного. Вблизи Бени был невысоким человеком, факт, тщательно скрываемый его операторами, которые всегда снимали его снизу.
- Мы на волне. Нельзя быть на гребне бесконечно. Нам нужна быстрая победа, в течение месяца. Иначе волна перевернется!
Неуклюжая, почти грубая фигура поднялась с кресла напротив. Это был "Молот", как Мишка Шадми, командир рот Харэля, любил называть себя с помощью своих пропагандистов.
- Я всегда говорил тебе, что все эти выборы просто глупости. Я готов их сорвать. Дай мне разрешение, и я переверну страну вверх ногами. Несколько сот трупов, и дело будет в наших руках.
- А армия? - иронично спросил Бени. - Отдадут вам танки?
Он продолжал ходить.
- Нет. В наши дни не устраивают революций против армии. У генералов нет смелости. Они не откроют огонь, пока мы не начнем. Иначе они бы нас уничтожили за два часа. Надо соблюдать закон. Разумеется, потом...!
Уродливая улыбка исказила его лицо.
- Потом мы им покажем, что маленький прапорщик может сделать с прославленными генералами. Они больше надо мной смеяться не будут. Они...
Он вдруг остановился, как будто вспомнил, где находится.
- Нет. Нам нужна законная победа. Большинство на выборах. Как получить большинство?
- Война, - подал голос Йорам. - Большая волна военного энтузиазма. Это привлечет. Что-нибудь особенное. Драматическое. Например...
- Например? - спросил Бени и остановился перед ним. Он любил Йорама, своего воспитанника.
- Например... - понизил Йорам голос до шепота. Великолепная, прекрасная идея вдруг возникла в его мозгу.
/// Событие, потрясшее человечество
Событие, потрясшее мир и в одну ночь превратившее Бени Харэля из мелкого пропагандиста в захолустной стране в международную фигуру, произошло под утро 28 февраля 1975.
Стена Плача, остаток Храма, была взорвана неизвестными, с помощью громадного заряда новейшей взрывчатки.
Со всех концов журналисты и операторы слетелись к месту события. Ужасные фотографии, показывавшие, как были смяты и раздавлены огромные камни, как будто они сделаны из картона, были опубликованы во всех мировых газетах и потрясли людей всех религий.
Ни один историк не поймет сокрушительного влияния этого происшествия на настроение в Израиле, если не учтет предшествовавшего ему развития событий. Антисемитский режим в Атлантии, наводнение страны недовольными полуголодными беженцами, угрозы войны, постоянно повторявшиеся со стороны Иракдании на севере и Египтаравии на юге - всё это постепенно привело к накоплению отчаяния в сердце граждан, к ощущению безысходности, легко превратившемуся во взрывчатку. Все были согласны, что нужно полное изменение, что быстрая война немедленно лучше бесконечного отсутствия мира.
В этой атмосфере Бени Харэль многим казался спасителем. Предвыборный лозунг Йорама Ацмона "Осталось десять дней, чтобы спасти твою Родину!" как кнутом стегал растерянного избирателя. Нельзя было избежать эмблемы трех стрел, трех поднятых пальцев, марширующих по улицам колонн молодых людей в форме, хриплых криков, которые всё больше усиливались и топили любой другой голос: "За тобой, Биньямин! - Дайте ему шанс! - Он был верен тебе - не предай его ты!", и главное, последний толчок сомневающимся: "Он победит - наступит день суда над предателями! Присоединись к Бени заранее!"
Напрасно в Тель-Авив привозили старого Бен-Гуриона. Напрасно мобилизовали 120 деятелей культуры, во главе с великой актрисой "Габимы" Хаей Харарит, опубликовавших призыв о спасении демократии. Взрыв Стены Плача переполнил чашу. Страна была в истерии. Религиозные массово переходили в лагерь "Братства", потрясенное мировое еврейство посылало ему пожертвования, даже умеренные поняли, что больше нет места для обычных решений.
Последний этап предвыборной кампании хорошо отразился в заголовках газеты "Маарив":
3.3.75: Положить конец бесчинству хулиганов.
4.3.75: У еврейского фашизма нет шансов среди старожилов.
5.3.75: Растет опасность для израильской демократии.
6.3.75: Последние усилия в борьбе с силами разрушения.
7.3.75: Завтра выборы - господин Харэль объясняет свою платформу.
8.3.75: Атмосфера воодушевления в стране - хорошие шансы у "Братства".
9.3.75: 63% за движение Харэля - большая победа сил завтрашнего дня.
10.3.75: Вожатый вступает в свою историческую должность.
11.3.75: Да здравствует победа лагеря освобождения - нация сплачивается за великим вождем.
Маленькая заметка, опубликованная в той же газете 9.3.75, сообщала, что доктор Азриэль Карлибах, редактор "Маарива", выехал во временный отпуск в Индию.
/// Реувен Шилоах в Эритрее
В доме царила странная депрессивная атмосфера. Отец Мецады каждое утро выезжал на штабном ураноходе в генштаб, но делал это бесцельно и без желания, как автомат, повторяющий постоянное движение. Планы генерал-полковников использовать армию для разгрома "Братства" быстро рассеялись, когда оказалось, что молодые офицеры, от подполковника и ниже, душой и сердцем были с Братством.
Ганди понимал их. Это была не только естественная склонность молодых солдат решать проблемы войной. Это было также нетерпение офицеров, чье продвижение задерживалось из-за многочисленных стареющих офицеров 1948-го года на вершине. Молодые не могли не помнить, что Игалю Алону было 27 лет, когда он провел классическую операцию в Негеве, которую сейчас изучали в военной академии. В них горело желание показать себя, завоевать славу и статус. Война, обещанная Бени Харэлем, намекала им на такую возможность.
Ганди больше удручало полное равнодушие молодых к ужасным известиям, передававшимся из уст в уста в коридорах генштаба - единственном месте в стране, где люди вообще еще осмеливались говорить. Первый указ нового правительства, который отменил гражданство израильских арабов, определил для них черту оседлости и обязал их носить на одежде зеленую нашивку с буквой "аин", не потряс капитанов и лейтенантов. А что? Кто-то должен страдать. Нельзя поджарить яичницу и не разбить скорлупу.
Многие, в том числе сама Мецада, вообще отказывались верить ужасным известиям, и относили их на счет мстительности стариков, которые не могли смириться с новым порядком. Почему бы не верить, что знаменитые ФЛ-ы это, как следует из их названия, обычные "фильтрационные лагеря", откуда врагов нового порядка посылают на новую работу? Почему надо верить страшным слухам о пытках электричеством, порках и убийствах средь бела дня?
Неудивительно, что новый режим отправил своих главных противников в лагерь заключения в Эритрее, чей властитель, император Абиссинии, был старым союзником Израиля. Моше Шарет, Давид Бен-Гурион, Тедди Коллек, Реувен Шилоах и около 250 других лидеров были отправлены самолетами в эту страну (шутники шепотом называли ее "жаркая Сибирь"). Но ведь любое правительство должно себя защищать.
На Мецаду гораздо больше действовало настроение Йорама, с которым она иногда виделась, урывками по полчаса. Йорам, "национальный координатор по вопросам пропаганды" (звание "министр" было отменено), изображал человека, чья мечта сбылась, но он не мог обмануть Мецаду. Что-то его угнетало. Тут и там он намекал: реальность не была похожа на мечту. Йорам надеялся, что немедленно с достижением внутренней победы Вожатый осуществит настоящее национальное объединение, сконцентрирует все силы государства и немедленно начнет освободительную войну. Вместо этого он видел, как вожди Братства захватывают роскошные квартиры своих предшественников, устраивают приемы, уничтожают своих личных врагов.
Только однажды Йорам попытался поговорить один на один с Бени Харэлем, который закрывался сейчас даже от своих близких друзей периода борьбы. Что с войной? Чего ждем? Вожатый только посмеялся.
- Ты еще мальчик, Йорам, - сказал он с отцовским сожалением. - Война? Мы не продержимся и двух дней. Атланты и Советы сговорятся против нас. Забудь про это. Главное, что мы пришли к власти.
Йорам не давал своим сомнениям подняться на поверхность. Его внутреннее напряжение выражалось в мрачности, прорывавшейся при встречах с Мецадой. Между депрессией отца и вспышками друга Мецада была несчастна.
/// Ганди обнаруживает старую фотографию
Ею овладело странное беспокойство. Она включила телекино, увидела Бени, произносящего речь перед огромным собранием рот Харэля, выключила аппарат. Газета ("Вооруженное столкновение на границе Газы - 35 египтян убито!") была скучная. Когда ее отец вернулся, и, ничего не сказав, прошел в свою комнату, она без энтузиазма сидела, склонившись, над старым альбомом с фотографиями.
Фотографий было много, и постепенно Мецада забыла о несчастьях. Встреча с Йорамом на экскурсии в кратер (сколько времени прошло с тех пор!), первый подъем с отцом по Змеиной тропе на гору Мецада. Семейные фотографии, папины фотографии с войны...
Вдруг Мецада остановилась. Ее взгляд впился в фотографию. Там стояли два человека в вязаных шапках. Один был папа, он пил газировку возле машины ШЕКЕМа [военторг]. Второй был молодой невысокий старшина с большим шрамом, он держал пистолет-пулемет. Мецада видела его фотографию в этой позе сотни раз в газетах и по телекино. Это был Бени Харэль. Это была та же самая фотография - но здесь фотография была целой, а для пропаганды использовали, видимо, только отрезанный от нее кусок.
- Папа! - крикнула она и побежала в кабинет Ганди, украшенный десятками арабских мечей и кинжалов. - Я что-то нашла!
Ганди усталым движением взял фотографию. Его равнодушие быстро уступило место напряженному выражению. Морщины на его лбу углубились, пока память копалась в прошлом. Вдруг из его горла вырвался дикий смех, больше похожий на извержение вулкана - несдерживаемый смех, который сотряс всё его тело, наполнил его глаза слезами.
- Бе... Бени... Хар... Харэль, - выскакивали слоги между приступами. - Национальный герой! Я всегда знал, что мне знакомо это лицо! Это Биньёмин Гершкович, сержант ШЕКЕМа из четвертого батальона!
Когда плотина открылась, воспоминания прорвались широким потоком. Конечно, Биньёмин Гершкович, иностранный призывник из Румынии, который так боялся идти в бой, что ему нашли непыльную работу в ШЕКЕМе! Гершкович, трижды судимый за то, что отказывался привезти машину ШЕКЕМа на опорные пункты даже во время перемирия! Гершкович, вечная мишень для бесконечных шуток в четвертом батальоне, особенно после того, как он был ранен в лоб и получил героический шрам от пьяного солдата-марокканца, который разбил об его голову бутылку пива!
Ганди даже вспомнил фотографию: он дал свой пистолет-пулемет Гершковичу подержать, пока он будет пить газировку, когда посещал штаб батальона, а куча фоторепортеров налетела на добычу.
Зазвонил дверной звонок. Смех Ганди возобновился.
- Это твой нацист, - воскликнул он. - Дай ему фотографию! Покажи ему его фюрера!
/// Вожатый преподает Йораму урок
Йорам был поражен. Он ожидал вспышки ярости, бурного опровержения. Но Вожатый только посмотрел равнодушно на фотографию, пробормотал:
- Хмм, да. Та фотография.
Йорам не мог совладать с собой.
- Но это же клевета! - взорвался он. - Ты же был боевой солдат. Флаг над Кастелем! Бой за Бейт-Махсир, где ты в одиночку подавил позицию с двумя пулеметами...
Бени Харэль улыбнулся.
- Ты поверил в эти глупости? - посмотрел он на молодого человека с жалостью. - Послушай, мальчик, ты умный парень. Пришло время повзрослеть. Итак, знай: только идиот идет в боевые солдаты. Любой разумный человек - трус. У него есть воображение. Он видит опасность и избегает ее.
Он встал и повысил голос, как будто пытался убедить сам себя.
- Кому нужны герои? Таких десятки тысяч в любом народе - неповзрослевшие дети, дураки, невежды, сотня за грош. Где они сейчас, герои 1948-го? Кто их помнит? Они думали, что захватывают мир, а на следующий день после войны им дали пинком под зад. Нет, дорогой, я не дурак. Я умею устраиваться. У меня есть голова. Они надо мной смеялись, но сейчас они больше не смеются. Сейчас я смеюсь над ними.
Он остановился у стола, взял фотографию, порвал ее на куски.
- Конечно, для глупой толпы надо притворяться. Сохраним этот маленький секрет. Кто про него знает? Твоя подруга и ее отец. Жаль. Придется ими заняться.
Йорам вскочил.
- Ты имеешь в виду...
Бени Харэль подошел к нему, так что его лицо коснулось лица его ученика. В его глазах был холодный взгляд, от которого Йорам отшатнулся.
- У нас нет чувств! Слышишь? У нас нет друзей! Мы будем действовать логично! Кто стоит у нас на пути, тех мы уничтожим. Даже если это генерал-лейтенант. Даже если это сам Йорам Ацмон! Можешь выбирать!
Йорам застыл. Что-то в нем сломалось. Несколько секунд он не мог думать. Сохранять самообладание, приказал он себе. Не делать глупостей.
- Я... Я с тобой! - с трудом выдавил он.
Лицо Вожатого успокоилось.
- Я знал, что ты повзрослеешь, - улыбнулся он, и вернулся к работе.
К этому моменту его лицо уже было полностью спокойным. Жесткие складки вернулись в углы сжатого рта, как будто он снова надел маску, которую привык носить годами. Он почему-то вспомнил произошедшее в детстве, когда он учился в школе "Тихон хадаш" в Тель-Авиве: один из старших учеников, с которым он поссорился из-за старого футбольного мяча, напал на него и избил до полусмерти. Всё, о чем он тогда думал, было: не плакать. Только не плакать. Потом посмотрим. Мы ему еще дадим.
И в этот раз он тоже не дал чувствам проявиться на его мрачном лице. Но за лицом, в бурлящем мозгу, поднимались и всплывали, как обломки кораблей в море, обрывки мыслей. Пока они еще ни во что не сложились.
Йорам на секунду посмотрел на него, перед тем как выйти. Он видел его так, как никогда раньше: невысокий мужчина, с искаженным лицом, со шрамом, который сейчас выглядел нелепо. Мы вырастили чудовище, сказал себе Йорам, сейчас мы должны будем его сокрушить. Нужна осторожность, терпение. Предательство против предательства, подлость против подлости...
/// Ясный голос раздается из черного квадрата
- Не поднимай голову! Не смотри! - приказал шепот.
Мецада работала на пограничной дороге Эйлат-Рафиах, как все женщины-заключенные фильтрационного лагеря Беэр-Ора. Говорящий стоял позади нее. Она видела его раньше - человек с кинжалом и плеткой, в форме рот Харэля, офицер как все офицеры. Мецада перемешивала битум.
- Меня послал Йорам! - сказал голос.
Сердце Мецады чуть не перестало биться. Первый раз с ее ареста, три месяца назад, она получила от него известие. Однажды она видела его лицо в лагерной пропагандистской газете. Лицо было другим. Сияние молодости исчезло. Вместо него пришло другое выражение, незнакомое ей, что-то металлическое и жесткое. Значит, он про нее помнил. Может, все-таки почувствовал, что произошло в стране, что-то из того, о чем рассказывали новые заключенные, ежедневно поступающие в лагерь.
- Твой отец в надежном месте. Мы освободили его из лагеря Нахалаль, - добавил голос. - Мы позаботимся, чтобы тебя перевели в лагерную канцелярию. Ты останешься там. Лагерь будет надежной базой. Мы будем посылать тебе указания.
- Кто вы? - спросила Мецада, почти через силу.
- Мы - организация. У нее нет названия. Она растет. Ты должна верить в Йорама...
Организация не подвела. В стране начали происходить странные вещи. Тут и там на стенах появлялись листовки. Пропадали важные заключенные. Мишка "Молот" раз за разом заверял на заседаниях штаба Братства, что организация уничтожена, а она появлялась снова. Йорам Ацмон, национальный координатор по вопросам пропаганды, не упускал случая на этих заседаниях осудить неэффективность и халатность Мишки и его подчиненных.
В последний день 1975-го года произошло самое драматическое событие. Йорам Ацмон организовал большое выступление Вожатого по телекино - трансляция передавалась не только в сотни тысяч частных домов, но и на все городские площади и киббуцные столовые.
Больше миллиона человек смотрели передачу. Они видели уже знакомое лицо Вожатого, его три пальца, поднятые в приветствии Братства. Но вдруг его голос замолк, и вместо изображения появился черный квадрат. Из аппарата раздался спокойный ясный голос молодой девушки.
- Телем-шамир-боаз. [Буквы Т.Ш.Б. фонетическим алфавитом - позывные подпольной радиостанции Хаганы в конце британского мандата]. Телем-шамир-боаз... Голос Израиля - радиостанция движения еврейского восстания. Борьба не закончена! Борьба только начинается...
Эти слова слышали больше миллиона человек. Многие бросились к окну, закрыли жалюзи, прикрутили звук. В подвале индийского посольства в Иерусалиме эти слова услышал Ганди. Он вздохнул с облегчением. Легкая радостная улыбка прошла по его лицу. Потому что он узнал голос.
- Мецада, - пробормотал он. - Молодежь, они будут сражаться...