Feb 16, 2018 14:46
Февральским вечером на набережной Фонтанки люди кормили птиц. Было неожиданно по-весеннему шумно и легко. Как вдруг все провалилось в глухую ватную тишину, едва мы свернули в арку, оказавшись в мозаичном дворике. Безмолвно, но с явным интересом, на меня глядели разноцветные лица, синие и красные львы, гигантские цветы на фасаде, и только Нильс, растянув кинопленку своего перелета с гусями вдоль всей стены соседнего дома, не обращал на меня никакого внимания. Яркий мир, заботливо укрытый снегом, как бархатные кресла в театре между спектаклями, чего-то ждал.
Вспомнив увиденный в галерее макет, поняла, что пропустила фонтан - так его занесло. И тут я услышала голос. Неряшливо выбившаяся из-под шапки челка, независимый вид, ускользающий взгляд, мокрые варежки - девочка лет десяти стояла как раз у того самого фонтана и что-то бормотала себе под нос. Из вежливости я старалась не прислушиваться, но девочка повторила одну и ту же фразу такое количество раз, что ошибки быть не могло, - она хотела быть услышанной:
- Не понимаю, что такого особенного в моем дворе?
По взрослой глупости, ухватившись за детское "не понимаю", я спросила:
- Неужели тебе тут совсем не нравится?
Возможно, мне показалось, но девочка хмыкнула и по-прежнему, не давая встретиться с ней взглядом, повторила:
- Не понимаю, что такого особенного в моем дворе!
- Ну, если бы и я здесь ходила каждый день, наверно, тоже привыкла...
- Не понимаю... - сказала девочка и повернулась ко мне спиной.
Только по дороге домой, ночью, в автобусе, я поняла: она защищала свой мир.