Зима на Сумеру
Противу ожиданий, вид с террасы Горы Солнца оказался не так уж прелестен: высокие деревья, обступавшие отель, даже без листьев скрывали панораму на противоположный склон. Сами по себе они, конечно, были достойны восхищения - но завидовать студентам, обедавшим наверху я не завидовала. Тем более, что, накрывая в столовой и дежуря во времка трапез, имеющимся видом все же наслаждалась, стоя у стены и глядя в окно (и лишь краем глаза на столы: всего ли хватает).
На второй день пошел снег, на следующий - повалил; и на третий мы проснулись в зиме. В зиму удалось выйти лишь после обеда - ну сказка, ну да. Давно забытая белая мгла с едва виднеющимися вершинами деревьев за оградой - я думала оно так бывает лишь в сибирских угольных городках. Высокие и малые ли были оснежены плотными подушками, пригнувшими ветви; прочие деревья на каждой веточке несли белую гусеницу; ни ветерка. Вроде и бывал со мной снег во Франции - знаменитый снежный 2010, да и после - даже снежный поход был в снегопад по лесу Монсо, и совсем недавний, по лесу Мальвуазин - а все равно кажется, что весь снег остался в России, и здесь это чудо каждый раз - как в первый.
После второй утренней медитации, в 9 утра я выходила на лестницу у черного хода, скидывала тапки и носки и шла босиком по снегу до парадного. Эгоистически представляя, как кого-то удивляют босые следы - но больше все же для своего удовольствия. Под конец снег совсем слежался и почернел от насыпанных опилок, приходилось залезать в сугроб на обочине.
Несмотря на крохотность променада и краткость прогулок, эстетически они вполне удовлетворяли; каждый день, в каждое время суток и в каждом направлении тропы картина менялась. На пятый день мгла рассеялась и мы стали жить под ослепительно голубым небом; снег с деревьев и оград постепенно стряхивался и таял, но на земле оставался. Уборкой снега занимался Джон, но снегоуборочную машину я так никогда и не увидела - только слышала. Индианка иногда ходила с ведерком опилок и посыпала подледеневшие дорожки на склоне. О снеге и способах борьбы с ним много говорили на вечерних беседах сервантов-преподавателей, но мне с английского переводили кратко: "Опять говорим о снеге".
Я была очень довольна своими новыми (всего два года) зимними ботинками на меху: впервые пригодились, а в Савойю я два сезона их возила зря. И, казалось, я здорово украшаю собой зимний белый склон в своем красно-зеленом дриндле и алой курточке. Еще там были такие же алые ягоды на кустах шиповника.
Студентки иногда хулиганили: вытаптывали на снегу знаки и рисовали сердечки и солнышки. Это было не принято, как и желание эпатировать кого-то босыми следами - за этим стояло желание заявить о себе, а мы ведь тут собрались чтобы растворить эго в универсуме. Я думала, в последний день, после снятия благородного молчания, все кинутся лепить снеговиков и строить иглу - но ошиблась.
К машине, оставленной на открытой стоянке десять дней назад, спускалась с опасением: а ну как не заведется? С ветрового стекла снег Джон уже счистил, но на крыше и капоте оставались высокие снеговые шапки; а прочие машины вообще походили на сугробы. Однако завелась, и её удалось аккуратно вырулить из сугробов (резина, разумеется, летняя), и дверцы открылись - но не стекла. Градусник показывал забортную t° -16° - я не поверила: все это время я рассекала с голыми ногами под дриндлeм. Но какие там по пути были леса в куржаке, какие склоны, буддочки; и старожилы не припомнят.
Снег на капоте мы довезли до Франции - казалось, на автобане он вот-вот сорвется, ослепит водителя и мы улетим, но нет.
Тут тоже сейчас лежит снег, на зеленой траве на ярком солнце он кажется синим.