Виктор Мараховский: «Духовный агитпроп»
Вначале новости духовности. Глава Чеченской республики Рамзан Ахмадович Кадыров обратился в Министерство Культуры Российской Федерации с просьбой исключить подведомственную республику из прокатного разрешения для кинофильма о личной жизни русского царевича конца XIX столетия.
Что тут стоит отметить. Во-первых, у Минкульта в последние недели накопилось множество просьб разного уровня официальности (включая депутатские запросы) о запрете в той или иной форме предстоящего кино.
Во-вторых,
у Минкульта не имеется такой правовой функции, как запрет проката какого-либо фильма или невыдача ему/ограничение прокатного удостоверения по причинам оскорбительного содержания. Единственное, что в состоянии оценить Минкульт, будучи инстанцией - это правильность оформления заявки на прокат.
Поэтому, например, дурацкий и вполне оскорбительный американский фильм про послевоенный СССР «Дитя 44», прокат которого пару лет назад на майские праздники не состоялся - не попал на экраны вовсе не потому, что был запрещён (Минкульт так же вправе был это сделать, как объявить войну Англии). А потому, что сам дистрибьютор, оценив ситуацию, отозвал заявку.
Можно было бы сказать, что «в России сложился неофициальный консенсус, запрещающий показывать на экране и сцене» что-либо идейно невыдержанное. Но это не вполне так.
Просто вокруг некоторых произведений масс-культуры начинается кипеш, через который активные общественные партии обналичивают свои притязания. А вокруг других - нет.
Так, например, фильму «Холодное танго», снятому в классическом стиле репрессии-трагедии-лагеря-комиссары, ничто не помешало выйти в прокат в этом году 22 июня (да). Фильм был настолько беспомощен, что его никто не стал смотреть - но и кипеша вокруг картины не образовалось, потому что общественность (включая любителей кампаний против масс-культа) о нём даже не узнала.
Ничто не помешало, к слову, и прокату «Викинга» - хотя по формальным признакам он забористее любых матильд на порядок. Там тоже имеется правитель Русского государства, впоследствии канонизированный. И занимается он в кадре изнасилованиями, убийствами и употреблением наркотических и галлюциногенных веществ. Правда, всё это он делает, пребывая в язычестве - но ведь и последний российский император канонизирован не как праведник и не как мученик. А (после долгих внутрицерковных политических споров) как страстотерпец, беззлобно и кротко принявший трагическую свою судьбу после революции.
…К чему я это всё. Можно с уверенностью сказать, что в России нет «практики запретов» чего-либо по идейным соображениям. И нет, по крайней мере, пока - постоянных «общественных цензурных комитетов», которые бы придирчиво отслеживали культурно-общественную повестку и в случае подозрения на бездуховность, оскорбление чувств и пр. устраивали подозреваемым неприятности.
Другое дело - что такие «общественные цензурные комитеты» могут появиться. Во всяком случае, нынешнюю кампанию вокруг эполетно-альковной мелодрамы следует воспринимать именно как заявку одного из политических меньшинств на подобные цензурные полномочия.
И вот тут - начинается самое интересное.
Штука вся в том, что последние события в сфере условной «духовности» (начиная от молитвенных стояний против кино и заканчивая присуждением первой докторской степени по теологии) - вовсе не отдаляют нашу страну от условного Цивилизованного Мира.
Именно так трактуют отечественное «скрепостроение» светские пессимисты, изощряющиеся в печальном остроумии.
Однако реальность диаметрально противоположна.
На самом деле Россия таким образом лишь приближается к общественной повестке западных стран.
Потому что в любой нормальной западной стране присутствуют как обязательные элементы повестки:
1) Общественно-политические активные меньшинства, включая религиозные, которые то и дело разворачивают кампании и пикеты против каких-нибудь произведений масс-культа;
2) Неугасающая, тянущаяся уже два столетия свара вокруг допустимости теологии как официальной академической дисциплины (в каком-нибудь Гарварде есть и теологический факультет, и желающие его упразднить, и так - поколениями);
3) Непрерывные баталии вокруг соотношения светского характера государства и официального отправления религиозных практик, принятых у большинства граждан (включая президентов и премьеров).
Ну и так далее.
Просто после семидесяти лет официального атеизма и двадцати лет отсутствия официальной идеологии вообще - Россия дрейфует к среднемировому уровню духовности.
Тут, вероятно, стоит вообще уточнить, что из себя духовность представляет и каковы её границы.
Духовность, если обобщать - это непосредственный культурный и этический опыт граждан, личный и коллективный. В этом смысле привязка духовности к религии имеет скорее исторический характер: советская духовность тоже была, и отрицать это можно, но глупо.
В этом смысле духовность невозможно «ввести в законодательство» - поскольку формализация тут же переводит её из области непосредственного опыта граждан в сферу регулируемых извне норм поведения. Духовность же возникает строго изнутри - хотя, конечно, формы, которые она принимает, сильно зависят от созданного окружением контекста.
Поэтому, строго говоря, весь мир и решает непрерывно сложнейшую задачу: как сделать так, чтобы духовная жизнь граждан (совершенно необходимая для функционирования общества, поскольку одним уголовным кодексом жизнь не наладишь) не вырождалась во «вторичную дикость». И при этом не засыхала бы до состояния «обязательного хождения к мессе/ на политинформацию/ на пятничную молитву».
И в каждой стране, безусловно, существуют общественные партии, второй опасности не видящие в упор - а потому настаивающие, что некую общественную праведность можно и должно навязывать.
Но такую духовность мы почему-то наблюдаем в основном в странах, где половину населения укутывают в чёрные покрывала, а в качестве старинных красивых обычаев практикуются рабовладение и публичные казни. То есть - где в формальную публичную праведность упакована вполне ядрёная дикость.
С другой стороны, там и тогда, где и когда государство вовсе отстраняется от культурно-этической пропаганды - духовная жизнь граждан принимает формы настолько архаичные и простенькие, что такие государства долго не живут.
И поэтому государства успешные - сочетают в себе подчёркнуто светский характер с нескрываемой поддержкой «духовного агитпропа». То есть, говоря условно, открывают церкви в университетах - но при этом решительно защищают от «активистов нравственности» студента-безбожника, вместо похода к мессе читающего Докинза.
Источник