Он сидел на низкой табуретке перед печкой и задумчиво глядел на дверцу топки. Дрова горели размеренно и в то же время вспыльчиво. Он не чувствовал тепла, не щурился от яркого света, пробивавшегося в щели дверцы. Сжимая в руках кочергу, он еле заметно поводил ею в воздухе, словно пытаясь осознать, что он действительно сидит сейчас на табуретке и ждет, когда прогорят дрова. Дрова ли... Кочерга упрямо выписала: "слишком все похоже... как-то просто все... быть может, неправильно...", а мысли жгли его сознание, и нечем было поправить их, чтоб горели ровнее.
Вздохнув, он поднялся, посмотрел еще раз сквозь дверцу топки и вышел на террасу. Не спеша спустившись по ступенькам, поглядел на заполонившую двор сныть, потянул руку к стеблю,собираясь одним резким движением нарушить течение зеленого моря, простиравшегося до сарая. Затем на мгновение задумался, словно вновь ощутил в руке холод кочерги и скрестил руки на груди. Вздохнул, поправил выбившийся серый волос, развернулся лицом к дому и, приложив руку ко лбу, посмотрел на крышу. Из трубы ровно шел дым. Он довольно прищурился и вернулся в дом.
Печка успокоилась, отдала тепло, погасла. Он выключил свет на кухне, взял спички и, аккуратно закрыв за собой дверь, вышел на крыльцо. Севши в кресло, достал трубку и долго еще смотрел на нее,словно пытаясь вновь осознать время и место происходящего, вернее, мирно и монотонно протекавшего, словно крыша этого старого дома.
Дым быстро растворялся в воздухе, и вряд ли через пять минут кто-нибудь вспомнит о том, как ровно и не торопясь он выдыхал его.
Сныть неподвижным ковром застилала двор. Снова штиль, подумал он. Теперь осталось пережить только последний шторм. Всего один. И даже сгорбленной кочерге не ведомо, что будет после.