контрабанда
в марлевом полотенце завернут этот самый важный Груз. а я не люблю самолеты. мы все не любим то, чего боимся. он начинает взлетать, ты сидишь у крыла и видишь как оно трясется. неестественно, как будто не рассчитано сопроматом, что должно держать нагрузку. если подумать логически, то такие вибрации должны оторвать его. и оторвали бы. если бы. не одно бы. мы летаем не силой мысли инженеров, а Разумом Бога. и если бы было во мне веры хоть на гречишное зёрнышко, то - не боялся бы.
если бы.
но боюсь.
и вот он взлетает. вибрирует серебристым крылом, оставляя земле о нас память. и мы между небом и землей (то бишь жизнью и смертью) летим на чемпионат мира по футболу в ЮАР. с пересадкой во франкфурте. дьюти-фри, конечно, спасает. но не сразу и не на всегда. и потом посадка, испарина, невинная улыбка, мол все оке, а зачем? все равно никто не смотрит и думает о том же, о чём и ты. и пересадка, и запретный Груз там в сумке. как то он там? завернутый в вафельное полотенце. как то он там? и опять дьюти-фри. и взлёт с испариной и потными ладошками. и вот он момент истины. открываю сумку, достаю сверток, разворачиваю белое вафельное полотенце. руки трясутся. кристаллики соли падают на колени. все русские (в том числе украинцы) поворачиваются на запах. я на вершине неба. на меня смотрят как на благодетеля. сало в моих руках уже порезано на кусочки. мы раздаем его по рядам. люди говорят: это божественно. люди плюются, что вынуждены закусывать салом не чистую как слеза девственницы водку, а всякое пойло, типа виски, а ведь оно само по себе - и есть водка, только невкусная и некрасивая. все плюются, но говорят божееественно. и поднимают так руку вверх с ломтиком сала. и потрясывают им так аккуратно, как ценной наградой. иностранцы, конечно, в салоне есть. сидят себе дурни-дурнями. делают вид.
но мы садимся. и как-то уже не страшно. и снова таможня. и немалый остаток груза там - в белоснежном вафельном полотенце. и казалось бы. но всё это бы. лишь и бы. а стоит какой-то худющий негр с собакой. и эта тварь (собака) прыгает на мою сумку и начинает лезть внутрь своим холодным носом. она роется там мордой и тявкает мерзко. негр одёргивает её и смотрит на меня. красноречиво. я достаю Груз. я показываю его негру. я пытаюсь объяснить, так чтоб он понял - it is, мол, bacon. негр ухмыляется и поправляет меня: it not bacon, this salo. я понимаю, что наш рейс не первый. здесь уже были русские, но что это меняет? я спрашиваю его: что это меняет? он молчит. и что? и что? И ЧТО? - спрашиваю я. ему в поддержку появляются еще негры. не доходяги уже. все тычут в развернутый пакет. бросай, мол.
- да чтоб я, своими руками, сало???
я откусываю, жую, говорю: смотри, гад, натуральный продукт. отщипываю ему кусочек. на, говорю, гад, попробуй.
негры, гады, начинают чего-то орать.
подходит Володя. грустно смотрит мне в глаза. силой (да что там силой, я деморализован и руки не слушаются) забирает Груз и бросает его в пакет. я давлюсь слезой. мне противен уже весь этот их футбол. как противен весь этот их поганый бурбон и виски. бездушная страна дурных, небогоносных людей. бессмысленно, все бессмысленно.
мы выходим из аэропорта под палящее солнце.
мы садимся в автобус.
едем в гостиницу.
и на душе умиротворённо, и спокойная радость разливается по телу, как будто с устатку и не емши, я опрокинул в себя рюмочку водки (да что там, водки, родной, собственной самогоночки) и вот растеклась она по мне, по всему телу, до кончиков пальцев ног, и стало правильно.
и не потому, что план удался, и пока меня шмонали, Иван пронес мимо подлой твари (собаки) основной шмат Груза, а потому, что мы, как народ Богоносец, всем прощаем. и всех любим.
рассказано (не дословно) Александром
если бы.
но боюсь.
и вот он взлетает. вибрирует серебристым крылом, оставляя земле о нас память. и мы между небом и землей (то бишь жизнью и смертью) летим на чемпионат мира по футболу в ЮАР. с пересадкой во франкфурте. дьюти-фри, конечно, спасает. но не сразу и не на всегда. и потом посадка, испарина, невинная улыбка, мол все оке, а зачем? все равно никто не смотрит и думает о том же, о чём и ты. и пересадка, и запретный Груз там в сумке. как то он там? завернутый в вафельное полотенце. как то он там? и опять дьюти-фри. и взлёт с испариной и потными ладошками. и вот он момент истины. открываю сумку, достаю сверток, разворачиваю белое вафельное полотенце. руки трясутся. кристаллики соли падают на колени. все русские (в том числе украинцы) поворачиваются на запах. я на вершине неба. на меня смотрят как на благодетеля. сало в моих руках уже порезано на кусочки. мы раздаем его по рядам. люди говорят: это божественно. люди плюются, что вынуждены закусывать салом не чистую как слеза девственницы водку, а всякое пойло, типа виски, а ведь оно само по себе - и есть водка, только невкусная и некрасивая. все плюются, но говорят божееественно. и поднимают так руку вверх с ломтиком сала. и потрясывают им так аккуратно, как ценной наградой. иностранцы, конечно, в салоне есть. сидят себе дурни-дурнями. делают вид.
но мы садимся. и как-то уже не страшно. и снова таможня. и немалый остаток груза там - в белоснежном вафельном полотенце. и казалось бы. но всё это бы. лишь и бы. а стоит какой-то худющий негр с собакой. и эта тварь (собака) прыгает на мою сумку и начинает лезть внутрь своим холодным носом. она роется там мордой и тявкает мерзко. негр одёргивает её и смотрит на меня. красноречиво. я достаю Груз. я показываю его негру. я пытаюсь объяснить, так чтоб он понял - it is, мол, bacon. негр ухмыляется и поправляет меня: it not bacon, this salo. я понимаю, что наш рейс не первый. здесь уже были русские, но что это меняет? я спрашиваю его: что это меняет? он молчит. и что? и что? И ЧТО? - спрашиваю я. ему в поддержку появляются еще негры. не доходяги уже. все тычут в развернутый пакет. бросай, мол.
- да чтоб я, своими руками, сало???
я откусываю, жую, говорю: смотри, гад, натуральный продукт. отщипываю ему кусочек. на, говорю, гад, попробуй.
негры, гады, начинают чего-то орать.
подходит Володя. грустно смотрит мне в глаза. силой (да что там силой, я деморализован и руки не слушаются) забирает Груз и бросает его в пакет. я давлюсь слезой. мне противен уже весь этот их футбол. как противен весь этот их поганый бурбон и виски. бездушная страна дурных, небогоносных людей. бессмысленно, все бессмысленно.
мы выходим из аэропорта под палящее солнце.
мы садимся в автобус.
едем в гостиницу.
и на душе умиротворённо, и спокойная радость разливается по телу, как будто с устатку и не емши, я опрокинул в себя рюмочку водки (да что там, водки, родной, собственной самогоночки) и вот растеклась она по мне, по всему телу, до кончиков пальцев ног, и стало правильно.
и не потому, что план удался, и пока меня шмонали, Иван пронес мимо подлой твари (собаки) основной шмат Груза, а потому, что мы, как народ Богоносец, всем прощаем. и всех любим.
рассказано (не дословно) Александром