Ефросиния Керсновская. «Сколько стоит человек». Часть 7.
Оригинал взят у elena_sem в Ефросиния Керсновская. «Сколько стоит человек». Часть 7.
Ефросиния Керсновская. «Сколько стоит человек». Часть 7.
Дети в лесу
Нет! Речь идет не о Мальчике-с-Пальчике и не о Ване и Маше, а о детях 11-14 лет из поселков Чер-кесск и Каригод. Это школьники. Они обязаны работать на лесоповале.
Специальной детской нормы нет, а выполнить обычную человеческую норму, которую справедливость требует назвать буквально «нечеловеческой», разумеется, им не под силу. Эта работа дает детям право купить себе пайку хлеба в 700 грамм. Но даже если бы они предпочли свой иждивенческий паек хлеба в 150 грамм, им бы этого не разрешил леспромхоз, чьими крепостными является все местное таежное население.
Больно смотреть на этих малышей в отцовских картузах и материнских кофтах, ловко орудующих лопатами и поразительно сноровисто откатывающих стягами лесины!
Четырнадцать таких мальчишек и девчонок даны мне для выполнения вспомогательных работ на прокладке узкоколейки.
Они дети, но вместе с тем есть в них что-то взрослое: все эти дети родились кто на Украине, кто в Алтайском крае и пережили ужасы раскулачивания и ссылки. Здесь главным образом «улов» 1937 года, хотя есть и с 33-го. (Первый «улов» - 1930-го или 1931 года - едва успели нарыть землянки и почти все поумирали.) Кое-что они помнят: некоторым тогда было уже по 5-7 лет. Это, равно как и жизнь на «новой родине», наложило особый отпечаток на них, на их не по-детски серьезные разговоры.
Каждый рассказывает мне вкратце историю своей жизни, мытарства семьи, кто и где умер. Есть очень хорошие рассказчики. Например, все ребята Турыгины: Павлик, Шура и Володя. Рассказ Шуры до того ярок что, производит прямо-таки потрясающее впечатление.
Наконец очередь доходит до Таи - высокой, стройной, на редкость миловидной девочки с дивными косами. Ей лет 14. Она самая старшая из моей «бригады».
- А твой отец что, тоже ссыльный?
- Нет! - с гордостью отвечает Тая. - Он вольный.
- Я его что-то не встречала. Где он?
- Он - в тюрьме!
Один вольный - и тот в тюрьме! Рассказ Таи поверг меня в недоумение. Оказывается, ее отец был продавцом и сделал растрату:
- Его все равно посадили бы. Так он решил: семь бед - один ответ. И устроил бабушке шикарные именины, угостил всех на славу - из восьми килограммов конфет брагу наварили. И пироги были!
До чего все это казалось мне диким!
А как дети ждали начала занятий в школе! Но пришло 1 сентября, и начальник леспромхоза отменил на этот год школу: «Война! Пока не уничтожим фашистов - никакого учения. Надо работать!»
В ту зиму работали все. И самые слабенькие ребятишки одиннадцатилетний чахоточный Володя Туры-гин и десятилетняя Валя Захарова были счастливы, что им досталась «легкая» работа кольцевиков. В любую погоду - и в пургу, и в пятидесятиградусный мороз - ходили они с сумками почты: отчеты, рапорты, доносы - из Усть-Тьярма в Суйгу, больше 50 километров в один конец! И за это получали право покупать себе 700 грамм хлеба!
Но это было зимой, а пока что стояло лето.
Ефросиния Керсновская. «Сколько стоит человек». Часть 7.
Дети в лесу
Нет! Речь идет не о Мальчике-с-Пальчике и не о Ване и Маше, а о детях 11-14 лет из поселков Чер-кесск и Каригод. Это школьники. Они обязаны работать на лесоповале.
Специальной детской нормы нет, а выполнить обычную человеческую норму, которую справедливость требует назвать буквально «нечеловеческой», разумеется, им не под силу. Эта работа дает детям право купить себе пайку хлеба в 700 грамм. Но даже если бы они предпочли свой иждивенческий паек хлеба в 150 грамм, им бы этого не разрешил леспромхоз, чьими крепостными является все местное таежное население.
Больно смотреть на этих малышей в отцовских картузах и материнских кофтах, ловко орудующих лопатами и поразительно сноровисто откатывающих стягами лесины!
Четырнадцать таких мальчишек и девчонок даны мне для выполнения вспомогательных работ на прокладке узкоколейки.
Они дети, но вместе с тем есть в них что-то взрослое: все эти дети родились кто на Украине, кто в Алтайском крае и пережили ужасы раскулачивания и ссылки. Здесь главным образом «улов» 1937 года, хотя есть и с 33-го. (Первый «улов» - 1930-го или 1931 года - едва успели нарыть землянки и почти все поумирали.) Кое-что они помнят: некоторым тогда было уже по 5-7 лет. Это, равно как и жизнь на «новой родине», наложило особый отпечаток на них, на их не по-детски серьезные разговоры.
Каждый рассказывает мне вкратце историю своей жизни, мытарства семьи, кто и где умер. Есть очень хорошие рассказчики. Например, все ребята Турыгины: Павлик, Шура и Володя. Рассказ Шуры до того ярок что, производит прямо-таки потрясающее впечатление.
Наконец очередь доходит до Таи - высокой, стройной, на редкость миловидной девочки с дивными косами. Ей лет 14. Она самая старшая из моей «бригады».
- А твой отец что, тоже ссыльный?
- Нет! - с гордостью отвечает Тая. - Он вольный.
- Я его что-то не встречала. Где он?
- Он - в тюрьме!
Один вольный - и тот в тюрьме! Рассказ Таи поверг меня в недоумение. Оказывается, ее отец был продавцом и сделал растрату:
- Его все равно посадили бы. Так он решил: семь бед - один ответ. И устроил бабушке шикарные именины, угостил всех на славу - из восьми килограммов конфет брагу наварили. И пироги были!
До чего все это казалось мне диким!
А как дети ждали начала занятий в школе! Но пришло 1 сентября, и начальник леспромхоза отменил на этот год школу: «Война! Пока не уничтожим фашистов - никакого учения. Надо работать!»
В ту зиму работали все. И самые слабенькие ребятишки одиннадцатилетний чахоточный Володя Туры-гин и десятилетняя Валя Захарова были счастливы, что им досталась «легкая» работа кольцевиков. В любую погоду - и в пургу, и в пятидесятиградусный мороз - ходили они с сумками почты: отчеты, рапорты, доносы - из Усть-Тьярма в Суйгу, больше 50 километров в один конец! И за это получали право покупать себе 700 грамм хлеба!
Но это было зимой, а пока что стояло лето.