Сказки для детей под запретом, или особенности советской цензуры
Вероятно, каждый, чье детство пришлось на конец 1980-х - начало 1990-х гг. помнит транслировавшийся по телевидению мультипликационный сериал "Пчела Майя", снятый по мотивам книги немецкого писателя Вольдемара Бонзельса, впервые увидевшей свет в 1912 г.
Книга В.Бонзельса приобрела большую полулярность и среди русских читателей: первое издание опубликовано в Москве в 1914 году.
Так вот, эту добрую и трогательную историю о приключениях юной пчелы и ее друзей "строители нового общества" сочли произведением идеологически вредным, пропагандирующим монархизм и национализм.
История о том, как маленькая пчела спасла собственный улей от подлых захватчиков-шершней - первым большевикам показалась чрезвычайно крамольной. Еще бы! Ведь книга прививала патриотизм, любовь к Отечеству.
А ведь, как известно, у пролетариев нет отечества. И им нечего терять, кроме своих цепей.
А тут еще такое:
Цензоры нашли в первом советском издании мотивы, которые сочли непозволительными в книге для детей младшего школьного возраста. Во-первых, “царистские”. Пчела сообщает о себе: “Я живу в замковом парке. Наша царица Елена VIII”. Пчелы подхватывают: “Во имя права и справедливости, во имя Царицы, защищайте государство!” До нее доносятся “слова старой боевой песни пчел”:
Солнце, солнце! Ты наш путь
Освети лучами.
Нам Царицу сохрани,
Мир да будет с нами!
Во-вторых, “религиозные”. Насекомые распевают:
Ведь душа моя - дыханье
Мира вечной красоты.
Дивны Божии черты,
Дивно каждое созданье!
http://magazines.russ.ru/inostran/2009/12/bl9.html
Ай-яй-яй, какая чудовищная крамола! Мало того, что нигде в тексте нет упоминания руководящей и направляющей воли партии, так еще и "религиозный дурман".
И чтобы такое читали советские дети - будущие строители светлого будущего?!! Да ни за что!
Лучше им рассказы про дедушку Ленина, да про его ученика - великого Сталина - вот это настоящее дело.
Надо сказать, что сказка про пчелку Майю оказалась далеко не единственной, которую запретили "товарищи".
Сказка Петра Ершова «Конек-Горбунок» была признана контрреволюционной из-за эпизода, когда народ встречает царя восторженным «ура». Цензор также счел своим долгом отметить: «На странице 42 - порнография: «Вишь, старый хрен, затеял: хочет жать там, где не сеял!»
http://1k.com.ua/332/details/9/1
Вообще, сказку о Коньке-Горбунке большевики пытались запретить не один раз.
В 1922 году «Конёк-Горбунок» признан «недопустимым к выпуску» из-за этой сцены:
За царём стрельцов отряд.
Вот он въехал в конный ряд.
На колени все тут пали
И «ура» царю кричали.
В 1934 году в разгар коллективизации цензоры усмотрели в книжке «историю одной замечательной карьеры сына деревенского кулака»
http://ru.wikipedia.org/wiki/Конек-горбунок
Это не исчерпывающий перечень. Реакционным было объявлено творчество признанных классиков русской поэзии - А.С. Пушкина и М.Ю. Лермонтова. Из библиотек изымались сочинения Достоевского, объявленного большевиками «черносотенным» автором.
Изъятию подлежали книги о религиозном воспитании, все дореволюционные хрестоматии, буквари.
Живший в Советской России с 1922 по 1934 годы участник Белого движения, сербский доброволец А.Р. Трушнович вспоминал: «в 1922 году я со знакомым учителем присутствовал при чистке школьной библиотеки. Чистили два комсомольца и учительница, говорившая с иностранным акцентом. Первым делом она стала искать книги религиозно-патриотического содержания, но они были изъяты уже до этого. Затем направилась к классикам и стала бросать на пол книги Достоевского, дважды проверив, не остался ли какой-нибудь том. Одной из самых ненавистных для коммунистов книг были «Бесы», их обладателю грозило три года лишения свободы, то есть столько же, сколько и рассказавшему антисоветский анекдот».
http://www.dk1868.ru/history/zap_korn4.htm
Таким образом, по крайней мере, в первые советские десятилетия под запретом находились произведения отечественной и зарубежной литературы, не только напрямую, но и опосредованно направленные на воспитание патриотизма и пробуждения национального самосознания.
Это потом уже, под влиянием разного рода факторов (прежде всего, из-за начавшейся войны с нацистской Германией, явившей несостоятельность прежних интернациональных идей и обозначившей потребность в патриотизме) - стали постепенно возвращаться и русские сказки, и русская классика.
При этом "товарищи" до самого своего формального краха гневно обличали католиков, составлявших списки запрещенных книг, куда попадали произведения Основоположников. Хотя по большому счету претензии к Ватикану предъявлять следовало уж точно не им, отправлявшим в "спецхран" не только явно "контрреволюционные" книги, но и произведения своих же соратников, по разным причинам попавших в немилость.