Гном без тормозов
Гном без тормозов
Организатор «Оранжевой альтернативы» польский художник Майор о социалистическом сюрреализме, сексотах и евро
На маргиналиях культуры существует много людей, которые ни под одну известную категорию не подпадают, славу и признание не стяжают, однако -всегда интересны, оригинальны, небудничны. А главное - они тестируют культуру на ее способность к переменам, к диалогу, к умению осваивать новые территории. Ибо человек «края» само свое существование превращает в сплошное художественное произведение, в непрерывный спектакль, жить без которого было бы невыносимо.
Именно таков польский художник "Майор" - Вальдемар Фридрих. Кстати, маргиналом его не назовешь - в свое время он добился всемирной славы как организатор движения «Оранжевая альтернатива», - однако всегда действовал именно на грани, далеко не в таких миролюбивых условиях, как, к примеру, голландский "Оранжевый интернационал" (1960-е) или украинские оранжевые (2004 год) - а в Польше времен глухого коммунизма, при генерале Ярузельском. Введенный им в 1981 году режим военного положения напрочь исключал любые проявления недовольства. Но, когда "Солидарность" притихла, на смену ей с непочтительным хохотом выскочила "Оранжевая альтернатива".
"Наша задача - разрушать стереотипы. Это могут быть нормы поведения или клише в искусстве. Страх - это определенная норма, тупость - это определенная норма..."
Так объяснял программные цели нового течения его лидер, историк искусств, бывший активист Студенческого Комитета Солидарности Вальдемар Фридрих по кличке "Майор" в интервью подпольному бюллетеню "Школа". Собственною вся политическая система времен Ярузельского держалась на стереотипах, и страх среди них занимал не последнее место. Лучшее же средство против страха - смех. И, надо сказать, лекари из польских Оранжевых получились отличные.
Собственно, и их первый хэппенинг носил медицинский, даже медицинско-патологический характер. Назывался он «Маневры Иностранного Легиона в дюнах» и проходил вместе с пациентами психиатрической лечебницы, большинство из которых попросту косило в дурке от армии.
Дальше - круче. Во время выпусков официозных теленовостей, напичканных осточертевшей пропагандой, сотни людей в полном молчании выгуливали своих собак, при этом один раз - исключительно по левой, а в другой - по правой стороне проспекта. Однажды на стенах домов на центральных улицах появились густо как вши в бороде бомжа тысячи плакатов с изображением Карла Маркса. Естественно, ничего, кроме издевательской улыбки, такое обилие косматого классика, вызвать не могло. Применялись и более рискованные приемы. Например, в пику режиму военного положения вблизи городского зоопарка Вроцлава была проведена демонстрация с требованием: "Отпустите медведя!". Всем был понятен подтекст акции, и в то же время полиция не могла понять, как ей реагировать. Когда же наконец решились принять меры, откуда ни возьмись появились одетые клоунами "гномские полицейские" и начали очень активно помогать полицейским настоящим. Стражам порядка не оставалось ничего, кроме как ретироваться под общий хохот. Гномы вообще являлись главной ударной силой Оранжевой альтернативы. Ведь собственно майор начинал с того. что рисовал забавные фигурки на пятнах, остававшихся на стенах домов после закрашивания властями антиправительственных лозунгов.
Позже даже появился специальный циркуляр "ОА", который гласил:
«Гном - создание малоизвестное. Ни "Британская энциклопедия", ни "Краткий курс истории Всероссийской Коммунистической Партии (Большевиков)", ни какие-либо иные вселенские труды не говорят о гномах ничего, кроме того, что это крошечные люди, живущие в лесах. Среди тех, кто был близко знаком с гномами - братья Гримм и Белоснежка. Социализм высоко ценит идею гномов, и не только за красный цвет их шляп. В Польской Народной Республике гномов, вероятно, можно будет увидеть 1 июня (Международный День Детей) на Швидницкой улице в 3 часа дня... Гномы из сказок вполне могут оказаться патронами Второй Стадии Экономических Реформ».
Сказано - сделано. В 1987 году на день защиты детей, 1 июня, десятки гномов в красных шляпах танцевали на городской площади Вроцлава, раздавали детям леденцы и пели колыбельные песни. В итоге многих участников забрали в отделение за "нарушение общественного порядка" и "замусоривание территории" (часть леденцов упала на землю).
Вообще, репрессивным органам - армии и полиции - от Оранжевых доставалось больше всего. Например, у Ярузельского вдруг появился конкурент - тоже, естественно, генерал по имени Пумперникель и тут же начал издавать совершенно дурацкие приказы, публикуемые на стенах домов, например: "Объединенные оперативные штабы войск НАТО и Варшавского Соглашения объявляют следующее 9 мая Всемирным днем Гонки Вооружений" или же призывы: "Шпионы всех стран, объединяйтесь!" А в день Народной армии по приказу все того же "генерала" проходили маневры "Дыня под майонезом" под лозунгом "Варшавский договор - Авангард мира". День Народной Полиции почтили выносом на городскую площадь пятиметрового цветка с надписью: "Юность Вроцлава в День Полиции". Что до настоящих полицейских и солдат, то их атаковали с помощью задаривания папиросами, конфетками, цветами и, обязательно, мандаринами.
Реагировали "Оранжевые" и на социалистический дефицит товаров. Уличный хэппенинг на эту тему назвали "Кто боится туалетной бумаги?". Там провозглашались очень серьезные вещи: "Социализм, с его экстравагантным распределением товаров, с его эксцентричной социальной позицией, выдвинул на первый план мечту людей о туалетной бумаге... Чтобы удовлетворить императив прогрессивного мышления, мы придем 1 октября в 4 часа дня на Швидницкую улицу. Пусть каждый принесет с собой туалетную бумагу. Потихоньку вынимайте ее и раздавайте по кусочку людям. Распределяйте ее справедливо. Пусть справедливость начнется с туалетной бумаги". Ниже была поставлена фабричная марка. А приписка заверяла каждого: "Мы можем подтереть и правительству".
С середины 1980-х Оранжевые вовсе распоясались. Например, отпраздновали годовщину Октябрьской революции. Сделали восьмиметровые модели крейсера «Авроры» и броненосца «Потемкин», на фоне которых состоялась битва с участием Буденного, деревянных лошадок и кавалеристов в красных шляпах. На знаменах были начертаны разные послания: "Мы поддерживаем Бориса Ельцина", "Мы требуем восьмичасового рабочего дня для тайной полиции", "Красный борщ". Еще один лозунг гласил: "Мы требуем полной реабилитации товарища Льва Троцкого". Что послужило поводом для сообщения западногерманского телевидения о троцкистской демонстрации. Было арестовано 150 человек. Начальник милиции кричал в рацию: «хватайте красных!» Кроме того, происходило улучшение календаря: например, 1 марта объявили "Днем шпиона". В этот день на улицах Вроцлава появились молодые люди в шляпах, черных очках и плащах со значками КГБ или ЦРУ на отворотах. Они несли слуховые трубки и воронки - как бы "подслушивающие устройства" - и осведомлялись у прохожих о секретных документах. Полиция арестовала десятка два мистификаторов. А как только на Красной площади приземлился дорогой товарищ Маттиас Руст, тридцать молодых людей провели в Познани парад "Маттиас Руст Коммандос", в результате чего пятнадцать участников оказались в отделении. 8 марта 1988 года власти добрались и до самого Майора: он получил два месяца заключения за проведение уличного фарса, в ходе которого привлек внимание к проблемам феминистической гигиены лозунгом "Першинги - Нет, Гигиенические тампоны - Да". Спустя три недели состоялся суд. Свидетели, одетые в оранжевое, и подруга подсудимого, также вся в оранжевом, которая тащила за собой пластмассового игрушечного льва на колесах - давали настолько идиотские показания, что суд несколько раз объявлял перерыв. Наконец, Фридрих был оправдан. После шестичасового заседания суд решил, что раздача гигиенических тампонов "нельзя квалифицировать как преступление, согласно польским законам". Со всей видимостью, силы у карательных органов заканчивались, и вот уже 1 июня 1988 года во Вроцлаве оранжевые роздали две тысячи самодельных шляп для гномов и призвали: "Гномы всех стран, соединяйтесь!" (кстати, на улице Свидницкой во Вроцлаве ныне стоит памятник Гному - тому самому), а в Варшаве в тот же день некий быстро движущийся объект, изображающий соответственно украшенную лысую голову Ленина, объявил "Революцию гномов". На сей раз никого не задержали. Ну а в 1989 году весь режим навернулся безвозвратно. Оранжевый оказался для него смертельным. Очень, очень пророческая история.
Нетрудно догадаться, что, как только прошлой осенью грянуло в Украине, Майор со своими гномами был тут как тут. Снарядили оранжевый автобус и проехались в нем по Украине - до самого Киева, где подарили Ющенко 15 метровый оранжевый шарф.
В этом году Майора вновь предпринял гастрольную поездку (побывал в Днепропетровске, Харькове, Донецке и Киеве) - более артистического плана. Художник привез выставку документов и фотографий, несколько документальных фильмов, рассказывал о прошлом и настоящем гномов. В Киеве же он вместе с местной, сформировавшейся на Майдане группой «Р. Э. П.», подготовил перформенс «Пан Президент», как и выставка, прошедший в Центре современного искусства.
Собственно, самым запоминающимся и в каком-то смысле даже трогательным экспонатом на выставке в Киеве оказалась шоколадная голова Ющенко, выставленная под стеклянным колпаком с предостережением не подходить к ней слишком близко из- за необходимости соблюдать температурный режим. Эту голову активисты «Оранжевой альтернативы» изваяли в ноябре прошлого года вместе с таким же портретом Януковича и предлагали отведать избирателям, чья власть будет слаще. Более-менее целостный вид Виктора Андреевича порождал вопрос: а что же стало с аналогичным Виктором Федоровичем? Очевидно, у многих посетителей выставки возникали самые зловещие предположения...
Что касается анонсированного действа, то оно базировалось на простой концепции подмене политика его виртуальным, телевизионным воплощением: «Президент живет в телевизоре». Вот и был установлен этот телевизор с застывшим Ющенко на экране, перед телевизором - микрофон, к которому вела ковровая дорожка. Каждый мог подойти и задать президенту вопрос, после чего тот оживал, оказывался в другом костюме и на другом фоне и отвечал короткой фразой. Этих фраз авторы перформенса подготовили около десятка, включали их по собственному разумению. Иногда получалось смешно (например, на вопрос «Коли ми вступимо в Євросоюз?» последовал ответ «Ніколи»), иногда не очень, иногда и вовсе невпопад. На следующий день акция была повторена уже на Майдане. Но наиболее интересным экспонатом и участником событий был сам Майор. Есть в этом седом дядьке со слегка разбойничьим выражением лица что-то такое… Одним словом, даже когда он просто стоит рядом и говорит самые общие фразы, от смеха трудно удержаться. А уж когда растечется мыслью по древу…
Одним словом, читайте дальше почти в оригинале, можно сказать.
А во время уже нашей революции Майор с его друзьями был здесь - ездил по стране в оранжевом автобусе, подарил проводникам Майдана 15-метровый оранжевый шарф, устроил пир избирателей с шоколадными головами Ющенко и Януковича...
- Итак, первая выходка в вашей жизни...
- Как-то в школе я сказал, что не пойду на первомайскую демонстрацию, поскольку это же добровольно. Было много шума, скандал. А собственно первого мая я взял какие-то лекарственные капли в маленькой бутылочке. Подошел к трибуне, где стояли партийные деятели, охраннику сказал, что принес капли от сердца для отца, который стоит на трибуне, и ему их необходимо принять. И они меня пропустили. Какое-то время присматривали за мной, но я подошел к какому-то мужчине и начал с ним разговаривать о погоде. И они подумали, что это мой отец. Шла демонстрация, какие-то рабочие на трибуну бросали цветы. Я те цветы собирал. Потом объявили, что моя школа приближается.. Я сказал партийным деятелям: вот, мои идут, и я должен их поприветствовать. И оказался между советским и польским офицером, и бросал цветы на свою школу. Все из школы были совершенно шокированы. Правда, директор оказался очень хитрым - потом рассказывал, что я-де молодой журналист, и что меня специально пригласили на трибуну.
- А сколько вам тогда лет было?
- Восемнадцать. Это такое начало. Потом немного помогали оппозиции, но мне все это казалось смешным. Например, где- то там меня преследовали тайные агенты… Когда за оппозиционерами ходили сексоты, люди нервничали, а я просто смеялся. А во времена «Солидарности» мы уже в университете организовали «Движение новой культуры». Я написал манифест социалистического сюрреализма, где объявил, что являюсь преемником всей классики коммунистической, что раньше был социалистический реализм, а теперь - сюрреализм. И все, что происходит в социалистическом сюрреализме, даже отдельный милиционер, который стоит на улице, является произведением искусства… А во время забастовок сделали сатирическую газету «Оранжевая альтернатива». За это руководство забастовок хотело как-то нас отстранить - потому что мы их высмеивали тоже.
- Когда же появились гномы?
- Когда генерал Ярузельский ввел военное положение, люди писали разные лозунги на стенах, однако их закрашивали. Везде было очень много пятен. И на тех пятнах мы начали рисовать гномиков. А после того, как случился Чернобыль, реальные гномы появились на улице. Перед тем я раздал листовки, в которых написал, что в центре города появились гномики, а выросли они потому, что ели чернобыльские грибы. И чтобы жители города их поприветствовали. Конечно, пришли горожане, но больше всего было милиции. Приготовили мы много разных интересных вещей, но милиция гномиков арестовала. Это было смешно.
- Вы еще, кажется, собирались наделить всех сограждан туалетной бумагой...
- Да, сделали листовку, мол, будем раздавать туалетную бумагу. И опять милиция приехала. И начала обыскивать людей, есть ли у них в сумках туалетная бумага… Меня преследовали, а я убегал на велосипеде, увешанный теми лентами туалетной бумаги, и им не удавалось меня поймать. А я забыл, что в том велосипеде нет тормозов, и разогнался так, что просто въехал в стоявшую милицейскую машину. А милиционеры были так проворны, что поймали меня просто в воздухе. Потом тот, кто проводил допрос, спросил: не стыдно ли мне, что я так выгляжу. А я говорю, что делал хеппенинг. Он все это записал, а потом, когда шел домой, купил себе плинтус. А другой офицер у него спрашивает - куда ты с этим плинтусом идешь? Милиционер ответил: иду в город - делать хеппенинг!
- Почему именно гномики?
- Такой вопрос мне когда-то задали в милиции, когда очередной раз задержали. А я сказал тогда, что не хочу говорить, что обозначают эти гномики. А он дал мне слово чести офицера, что никому не расскажет.
- Ну и?
- Я сказал, почему.
- А мне?
- Я когда думал, что сделать с теми пятнами, так как они были фактически везде, то это мне стрельнуло в голову. Рисовал, чтобы на пятнах просто что-то было. А второй раз - когда уже на улицах шел хеппенинг, гномские шапки одевали. Но милиция смогла сделать невозможными наши действия. Тогда в следующий раз частью хеппенинга стала раздача шапочек. Я думал, что милиция будет снимать с людей эти шапочки. Но она забирала не колпаки, а людей в тех колпаках! Акции повторялись, и каждый раз все больше людей одевали эти колпачки, и каждый раз все больше милиции появлялось, и вся эта ситуация очень комично выглядела. Это привело, в конце концов, к тому, что люди перестали бояться милиции, и шок военного положения миновал.
- Получается, что милиция становилась частью ваших акций?
- Да! А мы же еще сделали даже день сексота. Когда меня в очередной раз забрали, то жаловались: «Что же вы нас постоянно трактуете как статистов в ваших акциях? Это вы непорядочно к нам относитесь, мы же тоже имеем какую-то духовную жизнь!» И спрашивают, какая же будет следующая акция. А я ответил - тут же мне подсказали мысль - что устрою международный день сексота. Всех приглашу - и вас, и КГБ, и ФБР… А они на меня сразу замахали руками: «Только не ФБР! Потому что вы должны радоваться, что имеете в Польше таких сексотов, как мы, что можете устраивать такие действа. А если пригласите ФБР, то не будете иметь никакого шанса».
- Ну и как тот день сексота - удался?
- Часть из нас была в черных очках, у других - газеты с дырками для подсматривания… Я приехал в черной шляпе, одетый серьезно, как агент царской охранки. Но смешнее всего было, что часть людей старалась вести себя как настоящие сексоты. И милиция растерялась, потому что не знала, где настоящие, а где ненастоящие агенты! Те, которые в черных очках - понятно, что ненастоящие, а вот других трудно было отличить. А они еще к тому же спрашивали у тех, настоящих, их удостоверения и руководили милицией как настоящие агенты: того забрать, этого забрать! Перевернули все с ног на голову.
- Какую из ваших акций вы запомнили больше всех?
- Когда я переоделся женщиной. Потому что как только меня замечали - сразу ко мне бросались. Так нарядился, чтобы нельзя было меня узнать: парик, пудра, высокие каблуки. Вышел на улицу, достал маленькую дудочку… А там были другие, по- разному одетые люди - еще какие-то пришельцы из космоса… И тут я начинаю играть на дудке. Двое милиционеров ко мне подошли и говорят - просим пани, идите домой и играйте там. А я молчал, чтобы не поняли по голосу, кто я. В результате взяли меня под ручки и просто занесли в машину. К тому же были злобные и хотели опустить меня просто в лужу, но я как-то выкрутился на тех шпильках. А они и говорят: «Что, куколка не хочет себе зад подмочить?» Еще и добавили: «Такая старая, а такая глупая». А я был страшно нервным и ответил тогда: «Хамы, как вы с женщиной разговариваете!» А один из них начал присматриваться и кричать: «А, это же педераст!» И к водителю машины - о, смотри, здесь «педик». А тот спрашивает: «Где?!» А первый отвечает - вон сидит мужчина, переодетый в женщину. Водитель ко мне присматривается и говорит первому: «Что-то у тебя в голове заморочилось!» А я ему подмигиваю, юбку одергиваю... Первый кричит мне: «Ну скажи что-нибудь!» А я молча кокетничаю. Тут другой орет: «Что ты наделал! Несешь какой-то вздор, а у меня уже пришельцы из космоса удрали!»
- А в участке как вас оформили - как мужчину или как женщину?
- Там вообще забыли у меня документы от растерянности забрать, так я просто вышел оттуда и все. Единственный раз в жизни я почувствовал себя женщиной, и это весьма впечатляюще.
- Кажется, чувство страха вам неизвестно...
- Если оно появлялось, то не потому, что милиция могла забрать. Я больше боялся, что не хватит чего-то из реквизита, или кто-то что-то забудет, или кто-то не придет. Скорее такие опасения эстетического плана намного сильнее, нежели от появления милиции.
- Видимо, пан склонен к риску...
- Не могу сказать, что я более отважен, чем другие. Но в тех вопросах я не боялся, был убежден каким-то образом… Возможно, оттого, что мое воображение не работало в том направлении, что что-то может случиться.
- Ваша деятельность в 1980-х питалась энергией протеста, а сейчас что вас вдохновляет?
- Когда я работал во Франции со студентами, нас подталкивали к действиям проблемы, касающиеся каждого человека, вроде банальные - безработица, политика, проституция, полиция... Например, сделали акцию, в которой работали над стереотипами. Студенты делали интервью на улицах, и только двое полисменов знали, что есть такое слово, по ТВ слышали, - но не понимали, что это значит. И мы сделали из картона такую как бы форму полицейского, а в Париже одна девушка хотела сделать фото настоящих полицейских с ними. Однако они заставили ее вынуть пленку, так как их лица являются собственностью префектуры. А если она хочет сделать их фото, то должна написать письмо в соответствующие инстанции...
- Многие ваши акции имеют выразительно театральный характер. Был ли у вас опыт в этой области?
- Меня театр как таковой только немного интересует. Когда я стажировался у Гротовского...
- У самого?! А когда это было?
- В 1977 году. Меня интересовали хеппенинги, а послание Гротовского было, чтобы каждый не пытался ему следовать, а находил себя сам. А смыслом того, что он делал, являются вещи, которые происходят в человеке. То, о чем он говорил, было близко к практике мастеров дзена, тибетских лам. Он стал известным, потому что творил такие вещи…
- А что он дал собственно вам?
- Это было очень мощное переживание. Мы делали определенные действия вчетвером - я, двое актеров Гротовского и еще один стажер - и это было что-то очень крепкое, сильное, в один момент что-то со мной произошло, и это было потом со мной, когда я уже практиковал медитации.
- У вас таки действительно в биографии много неожиданных страниц...
- Самый ценный опыт - когда я встретил мастера тибетской медитации. Мои мысли должны были быть независимы от всего. Взгляд был прозрачный и чистый. Все было спокойно и в то же время происходило спонтанно... И тогда я понял, что вся наша жизнь создана страхом. Работаем, чтобы есть, все время вынуждены что-то делать - но на самом деле боимся и очень часто убегаем от самих себя. Это, наверное, самое глубокое дело, имеющее отношение к тому, о чем я вам говорю.
- Существует ли сейчас «Оранжевая альтернатива» как движение?
- Разве только как отдельные люди. Но команда 1980-х распалась. И некоторые из них, например, сделали группу, которая называется «Перформированные х...» Это для меня катастрофа, потому что они вроде бы серьезные люди, профессионалы, и вдруг начали вести себя так, как будто им по 16 лет. С ними трудно контактировать, а та музыка, которую они делают, не такая уж хорошая. И жалко, что они не хотят работать с молодыми людьми, потому что каждый из них имеет какой-то опыт. Я думаю, что они что-то не реализовали, когда сами были очень молодыми, панками… И вот вернулись к этому.
- Вообще, Вроцлав выглядит каким-то просто легендарным местом: театр Гротовского, ваше движение…
- Теперь уже во Вроцлаве в центре города рестораны. Нет Гротовского, нет гениального театра пантомимы Томашевского, и я уже не там. Теперь это провинциальный город. Во Вроцлаве большинство домов принадлежат городу, и городская власть имеет большие возможности делать то, что они хотят. Когда-то они сделали выставку «Оранжевой альтернативы» без моего ведома. Но они же не знали, что есть интернет. Был скандал, я писал письмо мэру... Потом еще сделали «Выставку гномов», но говорили, что гномы - от Марии Конопинской, а не только от Майора. Размещали мои афиши, даже не зная, что это я их делал, опять опозорились. Я старался все исправить, разговаривал с мэром, но тот направлял каждый раз меня к какому-то следующему руководителю. А теперь они, наверное, на меня совсем обиделись, потому что я книгу написал - не только о них, но юмористическую, где говорю, что они начали использовать достижения «Оранжевой альтернативы», чтобы сделать рекламную компанию для города. Но так, чтобы я никакого влияния не имел на это. А почему это они делают - потому что имеют определенный бюджет и хотят между собой средства разделить. То есть того Вроцлава уже нет. И это еще раз подтверждает, что власти у людей не должно быть слишком много.
- Если уже говорить о новых временах -все ли вам нравится в сегодняшней реальности объединенной Европы?
- Для меня понятие «европейский» означает деньги евро и Европейский банк, который за них отвечает. И люди в тех странах, где ввели евро, очень много потеряли. Цены выросли, а заработки остались на том же уровне. И во Франции потому завалили Евроконституцию. Они этим сказали, что политики не могут принимать за них решения, потому что политики имеют такой уровень доходов, что на них это не влияет, а для людей это просто удар.
- Возможно ли сейчас делать политику средствами искусства?
- Можно, но когда будет для этого достаточно избирателей. Искусство может очищать политику, но сейчас оно в таком состоянии, что не может повлиять конструктивно, потому что это связано с пассивностью общества, со страхами. Поэтому имеем таких политиков, которых имеем.
- Вы говорили о стереотипах, и я вспомнил один: если художник - то обязательно бедный. Вам удается зарабатывать?
- Удается, но я скорее бедный. Немного занимался бизнесом во Франции - деньги были. Но когда начинал заниматься искусством - тогда деньги исчезали. Нельзя сказать, что я слишком бедный, но - обычный в смысле финансов.
- Кто такой сейчас пан Майор?
- Это очень непростой вопрос…. Я не думаю о себе в категориях страницы из энциклопедии. Я на таком этапе сейчас, что не знаю, что еще может случиться. Но понимаю, что уже перешел через половину своей жизни... Да, когда я говорю, что я на половине своей жизни - то получается, что должен дожить до 104 лет.
- Тогда можно ли сказать, что вы состоялись как художник, как личность?
- Могу сказать, что имел в своей жизни много счастья. У меня были хорошие профессора, я встретился с великими духовными мастерами, принимал участие в двух революциях, мне удается хорошо контактировать с людьми… Это что-то такое, что позволяет сказать: я имею много счастья. Но я это не использую только для себя, что-то делаю и с другими людьми тоже. Прекрасно понимаю, что имею какие-то определенные недостатки в характере, придется согласиться с этим и стараться быть лучшим, но не делать этого насильно, так как можно тогда иметь психические проблемы.
- Насколько мне известно, во Вроцлаве есть памятник гному. А как мог бы выглядеть памятник Майору?
- А уже кто-то спроектировал такой. Цоколь, на краю которого я сижу с бородой в колпаке… Это неизбежно, я думаю. Но имею надежду еще долго жить. Не хочу, чтобы этот памятник был, но влиять не могу. Да и не мое это дело, а тех людей, которые еще когда-то будут жить. Я, если когда-то стану духом, не буду никого пугать таким страшным привидением... Сам я хочу в других местах сделать памятники не себе, а гномам. В Киеве, кстати, тоже было бы хорошо - такой себе гномик, который выходит из апельсина...
(с) Дмитрий Десятерик
Организатор «Оранжевой альтернативы» польский художник Майор о социалистическом сюрреализме, сексотах и евро
На маргиналиях культуры существует много людей, которые ни под одну известную категорию не подпадают, славу и признание не стяжают, однако -всегда интересны, оригинальны, небудничны. А главное - они тестируют культуру на ее способность к переменам, к диалогу, к умению осваивать новые территории. Ибо человек «края» само свое существование превращает в сплошное художественное произведение, в непрерывный спектакль, жить без которого было бы невыносимо.
Именно таков польский художник "Майор" - Вальдемар Фридрих. Кстати, маргиналом его не назовешь - в свое время он добился всемирной славы как организатор движения «Оранжевая альтернатива», - однако всегда действовал именно на грани, далеко не в таких миролюбивых условиях, как, к примеру, голландский "Оранжевый интернационал" (1960-е) или украинские оранжевые (2004 год) - а в Польше времен глухого коммунизма, при генерале Ярузельском. Введенный им в 1981 году режим военного положения напрочь исключал любые проявления недовольства. Но, когда "Солидарность" притихла, на смену ей с непочтительным хохотом выскочила "Оранжевая альтернатива".
"Наша задача - разрушать стереотипы. Это могут быть нормы поведения или клише в искусстве. Страх - это определенная норма, тупость - это определенная норма..."
Так объяснял программные цели нового течения его лидер, историк искусств, бывший активист Студенческого Комитета Солидарности Вальдемар Фридрих по кличке "Майор" в интервью подпольному бюллетеню "Школа". Собственною вся политическая система времен Ярузельского держалась на стереотипах, и страх среди них занимал не последнее место. Лучшее же средство против страха - смех. И, надо сказать, лекари из польских Оранжевых получились отличные.
Собственно, и их первый хэппенинг носил медицинский, даже медицинско-патологический характер. Назывался он «Маневры Иностранного Легиона в дюнах» и проходил вместе с пациентами психиатрической лечебницы, большинство из которых попросту косило в дурке от армии.
Дальше - круче. Во время выпусков официозных теленовостей, напичканных осточертевшей пропагандой, сотни людей в полном молчании выгуливали своих собак, при этом один раз - исключительно по левой, а в другой - по правой стороне проспекта. Однажды на стенах домов на центральных улицах появились густо как вши в бороде бомжа тысячи плакатов с изображением Карла Маркса. Естественно, ничего, кроме издевательской улыбки, такое обилие косматого классика, вызвать не могло. Применялись и более рискованные приемы. Например, в пику режиму военного положения вблизи городского зоопарка Вроцлава была проведена демонстрация с требованием: "Отпустите медведя!". Всем был понятен подтекст акции, и в то же время полиция не могла понять, как ей реагировать. Когда же наконец решились принять меры, откуда ни возьмись появились одетые клоунами "гномские полицейские" и начали очень активно помогать полицейским настоящим. Стражам порядка не оставалось ничего, кроме как ретироваться под общий хохот. Гномы вообще являлись главной ударной силой Оранжевой альтернативы. Ведь собственно майор начинал с того. что рисовал забавные фигурки на пятнах, остававшихся на стенах домов после закрашивания властями антиправительственных лозунгов.
Позже даже появился специальный циркуляр "ОА", который гласил:
«Гном - создание малоизвестное. Ни "Британская энциклопедия", ни "Краткий курс истории Всероссийской Коммунистической Партии (Большевиков)", ни какие-либо иные вселенские труды не говорят о гномах ничего, кроме того, что это крошечные люди, живущие в лесах. Среди тех, кто был близко знаком с гномами - братья Гримм и Белоснежка. Социализм высоко ценит идею гномов, и не только за красный цвет их шляп. В Польской Народной Республике гномов, вероятно, можно будет увидеть 1 июня (Международный День Детей) на Швидницкой улице в 3 часа дня... Гномы из сказок вполне могут оказаться патронами Второй Стадии Экономических Реформ».
Сказано - сделано. В 1987 году на день защиты детей, 1 июня, десятки гномов в красных шляпах танцевали на городской площади Вроцлава, раздавали детям леденцы и пели колыбельные песни. В итоге многих участников забрали в отделение за "нарушение общественного порядка" и "замусоривание территории" (часть леденцов упала на землю).
Вообще, репрессивным органам - армии и полиции - от Оранжевых доставалось больше всего. Например, у Ярузельского вдруг появился конкурент - тоже, естественно, генерал по имени Пумперникель и тут же начал издавать совершенно дурацкие приказы, публикуемые на стенах домов, например: "Объединенные оперативные штабы войск НАТО и Варшавского Соглашения объявляют следующее 9 мая Всемирным днем Гонки Вооружений" или же призывы: "Шпионы всех стран, объединяйтесь!" А в день Народной армии по приказу все того же "генерала" проходили маневры "Дыня под майонезом" под лозунгом "Варшавский договор - Авангард мира". День Народной Полиции почтили выносом на городскую площадь пятиметрового цветка с надписью: "Юность Вроцлава в День Полиции". Что до настоящих полицейских и солдат, то их атаковали с помощью задаривания папиросами, конфетками, цветами и, обязательно, мандаринами.
Реагировали "Оранжевые" и на социалистический дефицит товаров. Уличный хэппенинг на эту тему назвали "Кто боится туалетной бумаги?". Там провозглашались очень серьезные вещи: "Социализм, с его экстравагантным распределением товаров, с его эксцентричной социальной позицией, выдвинул на первый план мечту людей о туалетной бумаге... Чтобы удовлетворить императив прогрессивного мышления, мы придем 1 октября в 4 часа дня на Швидницкую улицу. Пусть каждый принесет с собой туалетную бумагу. Потихоньку вынимайте ее и раздавайте по кусочку людям. Распределяйте ее справедливо. Пусть справедливость начнется с туалетной бумаги". Ниже была поставлена фабричная марка. А приписка заверяла каждого: "Мы можем подтереть и правительству".
С середины 1980-х Оранжевые вовсе распоясались. Например, отпраздновали годовщину Октябрьской революции. Сделали восьмиметровые модели крейсера «Авроры» и броненосца «Потемкин», на фоне которых состоялась битва с участием Буденного, деревянных лошадок и кавалеристов в красных шляпах. На знаменах были начертаны разные послания: "Мы поддерживаем Бориса Ельцина", "Мы требуем восьмичасового рабочего дня для тайной полиции", "Красный борщ". Еще один лозунг гласил: "Мы требуем полной реабилитации товарища Льва Троцкого". Что послужило поводом для сообщения западногерманского телевидения о троцкистской демонстрации. Было арестовано 150 человек. Начальник милиции кричал в рацию: «хватайте красных!» Кроме того, происходило улучшение календаря: например, 1 марта объявили "Днем шпиона". В этот день на улицах Вроцлава появились молодые люди в шляпах, черных очках и плащах со значками КГБ или ЦРУ на отворотах. Они несли слуховые трубки и воронки - как бы "подслушивающие устройства" - и осведомлялись у прохожих о секретных документах. Полиция арестовала десятка два мистификаторов. А как только на Красной площади приземлился дорогой товарищ Маттиас Руст, тридцать молодых людей провели в Познани парад "Маттиас Руст Коммандос", в результате чего пятнадцать участников оказались в отделении. 8 марта 1988 года власти добрались и до самого Майора: он получил два месяца заключения за проведение уличного фарса, в ходе которого привлек внимание к проблемам феминистической гигиены лозунгом "Першинги - Нет, Гигиенические тампоны - Да". Спустя три недели состоялся суд. Свидетели, одетые в оранжевое, и подруга подсудимого, также вся в оранжевом, которая тащила за собой пластмассового игрушечного льва на колесах - давали настолько идиотские показания, что суд несколько раз объявлял перерыв. Наконец, Фридрих был оправдан. После шестичасового заседания суд решил, что раздача гигиенических тампонов "нельзя квалифицировать как преступление, согласно польским законам". Со всей видимостью, силы у карательных органов заканчивались, и вот уже 1 июня 1988 года во Вроцлаве оранжевые роздали две тысячи самодельных шляп для гномов и призвали: "Гномы всех стран, соединяйтесь!" (кстати, на улице Свидницкой во Вроцлаве ныне стоит памятник Гному - тому самому), а в Варшаве в тот же день некий быстро движущийся объект, изображающий соответственно украшенную лысую голову Ленина, объявил "Революцию гномов". На сей раз никого не задержали. Ну а в 1989 году весь режим навернулся безвозвратно. Оранжевый оказался для него смертельным. Очень, очень пророческая история.
Нетрудно догадаться, что, как только прошлой осенью грянуло в Украине, Майор со своими гномами был тут как тут. Снарядили оранжевый автобус и проехались в нем по Украине - до самого Киева, где подарили Ющенко 15 метровый оранжевый шарф.
В этом году Майора вновь предпринял гастрольную поездку (побывал в Днепропетровске, Харькове, Донецке и Киеве) - более артистического плана. Художник привез выставку документов и фотографий, несколько документальных фильмов, рассказывал о прошлом и настоящем гномов. В Киеве же он вместе с местной, сформировавшейся на Майдане группой «Р. Э. П.», подготовил перформенс «Пан Президент», как и выставка, прошедший в Центре современного искусства.
Собственно, самым запоминающимся и в каком-то смысле даже трогательным экспонатом на выставке в Киеве оказалась шоколадная голова Ющенко, выставленная под стеклянным колпаком с предостережением не подходить к ней слишком близко из- за необходимости соблюдать температурный режим. Эту голову активисты «Оранжевой альтернативы» изваяли в ноябре прошлого года вместе с таким же портретом Януковича и предлагали отведать избирателям, чья власть будет слаще. Более-менее целостный вид Виктора Андреевича порождал вопрос: а что же стало с аналогичным Виктором Федоровичем? Очевидно, у многих посетителей выставки возникали самые зловещие предположения...
Что касается анонсированного действа, то оно базировалось на простой концепции подмене политика его виртуальным, телевизионным воплощением: «Президент живет в телевизоре». Вот и был установлен этот телевизор с застывшим Ющенко на экране, перед телевизором - микрофон, к которому вела ковровая дорожка. Каждый мог подойти и задать президенту вопрос, после чего тот оживал, оказывался в другом костюме и на другом фоне и отвечал короткой фразой. Этих фраз авторы перформенса подготовили около десятка, включали их по собственному разумению. Иногда получалось смешно (например, на вопрос «Коли ми вступимо в Євросоюз?» последовал ответ «Ніколи»), иногда не очень, иногда и вовсе невпопад. На следующий день акция была повторена уже на Майдане. Но наиболее интересным экспонатом и участником событий был сам Майор. Есть в этом седом дядьке со слегка разбойничьим выражением лица что-то такое… Одним словом, даже когда он просто стоит рядом и говорит самые общие фразы, от смеха трудно удержаться. А уж когда растечется мыслью по древу…
Одним словом, читайте дальше почти в оригинале, можно сказать.
А во время уже нашей революции Майор с его друзьями был здесь - ездил по стране в оранжевом автобусе, подарил проводникам Майдана 15-метровый оранжевый шарф, устроил пир избирателей с шоколадными головами Ющенко и Януковича...
- Итак, первая выходка в вашей жизни...
- Как-то в школе я сказал, что не пойду на первомайскую демонстрацию, поскольку это же добровольно. Было много шума, скандал. А собственно первого мая я взял какие-то лекарственные капли в маленькой бутылочке. Подошел к трибуне, где стояли партийные деятели, охраннику сказал, что принес капли от сердца для отца, который стоит на трибуне, и ему их необходимо принять. И они меня пропустили. Какое-то время присматривали за мной, но я подошел к какому-то мужчине и начал с ним разговаривать о погоде. И они подумали, что это мой отец. Шла демонстрация, какие-то рабочие на трибуну бросали цветы. Я те цветы собирал. Потом объявили, что моя школа приближается.. Я сказал партийным деятелям: вот, мои идут, и я должен их поприветствовать. И оказался между советским и польским офицером, и бросал цветы на свою школу. Все из школы были совершенно шокированы. Правда, директор оказался очень хитрым - потом рассказывал, что я-де молодой журналист, и что меня специально пригласили на трибуну.
- А сколько вам тогда лет было?
- Восемнадцать. Это такое начало. Потом немного помогали оппозиции, но мне все это казалось смешным. Например, где- то там меня преследовали тайные агенты… Когда за оппозиционерами ходили сексоты, люди нервничали, а я просто смеялся. А во времена «Солидарности» мы уже в университете организовали «Движение новой культуры». Я написал манифест социалистического сюрреализма, где объявил, что являюсь преемником всей классики коммунистической, что раньше был социалистический реализм, а теперь - сюрреализм. И все, что происходит в социалистическом сюрреализме, даже отдельный милиционер, который стоит на улице, является произведением искусства… А во время забастовок сделали сатирическую газету «Оранжевая альтернатива». За это руководство забастовок хотело как-то нас отстранить - потому что мы их высмеивали тоже.
- Когда же появились гномы?
- Когда генерал Ярузельский ввел военное положение, люди писали разные лозунги на стенах, однако их закрашивали. Везде было очень много пятен. И на тех пятнах мы начали рисовать гномиков. А после того, как случился Чернобыль, реальные гномы появились на улице. Перед тем я раздал листовки, в которых написал, что в центре города появились гномики, а выросли они потому, что ели чернобыльские грибы. И чтобы жители города их поприветствовали. Конечно, пришли горожане, но больше всего было милиции. Приготовили мы много разных интересных вещей, но милиция гномиков арестовала. Это было смешно.
- Вы еще, кажется, собирались наделить всех сограждан туалетной бумагой...
- Да, сделали листовку, мол, будем раздавать туалетную бумагу. И опять милиция приехала. И начала обыскивать людей, есть ли у них в сумках туалетная бумага… Меня преследовали, а я убегал на велосипеде, увешанный теми лентами туалетной бумаги, и им не удавалось меня поймать. А я забыл, что в том велосипеде нет тормозов, и разогнался так, что просто въехал в стоявшую милицейскую машину. А милиционеры были так проворны, что поймали меня просто в воздухе. Потом тот, кто проводил допрос, спросил: не стыдно ли мне, что я так выгляжу. А я говорю, что делал хеппенинг. Он все это записал, а потом, когда шел домой, купил себе плинтус. А другой офицер у него спрашивает - куда ты с этим плинтусом идешь? Милиционер ответил: иду в город - делать хеппенинг!
- Почему именно гномики?
- Такой вопрос мне когда-то задали в милиции, когда очередной раз задержали. А я сказал тогда, что не хочу говорить, что обозначают эти гномики. А он дал мне слово чести офицера, что никому не расскажет.
- Ну и?
- Я сказал, почему.
- А мне?
- Я когда думал, что сделать с теми пятнами, так как они были фактически везде, то это мне стрельнуло в голову. Рисовал, чтобы на пятнах просто что-то было. А второй раз - когда уже на улицах шел хеппенинг, гномские шапки одевали. Но милиция смогла сделать невозможными наши действия. Тогда в следующий раз частью хеппенинга стала раздача шапочек. Я думал, что милиция будет снимать с людей эти шапочки. Но она забирала не колпаки, а людей в тех колпаках! Акции повторялись, и каждый раз все больше людей одевали эти колпачки, и каждый раз все больше милиции появлялось, и вся эта ситуация очень комично выглядела. Это привело, в конце концов, к тому, что люди перестали бояться милиции, и шок военного положения миновал.
- Получается, что милиция становилась частью ваших акций?
- Да! А мы же еще сделали даже день сексота. Когда меня в очередной раз забрали, то жаловались: «Что же вы нас постоянно трактуете как статистов в ваших акциях? Это вы непорядочно к нам относитесь, мы же тоже имеем какую-то духовную жизнь!» И спрашивают, какая же будет следующая акция. А я ответил - тут же мне подсказали мысль - что устрою международный день сексота. Всех приглашу - и вас, и КГБ, и ФБР… А они на меня сразу замахали руками: «Только не ФБР! Потому что вы должны радоваться, что имеете в Польше таких сексотов, как мы, что можете устраивать такие действа. А если пригласите ФБР, то не будете иметь никакого шанса».
- Ну и как тот день сексота - удался?
- Часть из нас была в черных очках, у других - газеты с дырками для подсматривания… Я приехал в черной шляпе, одетый серьезно, как агент царской охранки. Но смешнее всего было, что часть людей старалась вести себя как настоящие сексоты. И милиция растерялась, потому что не знала, где настоящие, а где ненастоящие агенты! Те, которые в черных очках - понятно, что ненастоящие, а вот других трудно было отличить. А они еще к тому же спрашивали у тех, настоящих, их удостоверения и руководили милицией как настоящие агенты: того забрать, этого забрать! Перевернули все с ног на голову.
- Какую из ваших акций вы запомнили больше всех?
- Когда я переоделся женщиной. Потому что как только меня замечали - сразу ко мне бросались. Так нарядился, чтобы нельзя было меня узнать: парик, пудра, высокие каблуки. Вышел на улицу, достал маленькую дудочку… А там были другие, по- разному одетые люди - еще какие-то пришельцы из космоса… И тут я начинаю играть на дудке. Двое милиционеров ко мне подошли и говорят - просим пани, идите домой и играйте там. А я молчал, чтобы не поняли по голосу, кто я. В результате взяли меня под ручки и просто занесли в машину. К тому же были злобные и хотели опустить меня просто в лужу, но я как-то выкрутился на тех шпильках. А они и говорят: «Что, куколка не хочет себе зад подмочить?» Еще и добавили: «Такая старая, а такая глупая». А я был страшно нервным и ответил тогда: «Хамы, как вы с женщиной разговариваете!» А один из них начал присматриваться и кричать: «А, это же педераст!» И к водителю машины - о, смотри, здесь «педик». А тот спрашивает: «Где?!» А первый отвечает - вон сидит мужчина, переодетый в женщину. Водитель ко мне присматривается и говорит первому: «Что-то у тебя в голове заморочилось!» А я ему подмигиваю, юбку одергиваю... Первый кричит мне: «Ну скажи что-нибудь!» А я молча кокетничаю. Тут другой орет: «Что ты наделал! Несешь какой-то вздор, а у меня уже пришельцы из космоса удрали!»
- А в участке как вас оформили - как мужчину или как женщину?
- Там вообще забыли у меня документы от растерянности забрать, так я просто вышел оттуда и все. Единственный раз в жизни я почувствовал себя женщиной, и это весьма впечатляюще.
- Кажется, чувство страха вам неизвестно...
- Если оно появлялось, то не потому, что милиция могла забрать. Я больше боялся, что не хватит чего-то из реквизита, или кто-то что-то забудет, или кто-то не придет. Скорее такие опасения эстетического плана намного сильнее, нежели от появления милиции.
- Видимо, пан склонен к риску...
- Не могу сказать, что я более отважен, чем другие. Но в тех вопросах я не боялся, был убежден каким-то образом… Возможно, оттого, что мое воображение не работало в том направлении, что что-то может случиться.
- Ваша деятельность в 1980-х питалась энергией протеста, а сейчас что вас вдохновляет?
- Когда я работал во Франции со студентами, нас подталкивали к действиям проблемы, касающиеся каждого человека, вроде банальные - безработица, политика, проституция, полиция... Например, сделали акцию, в которой работали над стереотипами. Студенты делали интервью на улицах, и только двое полисменов знали, что есть такое слово, по ТВ слышали, - но не понимали, что это значит. И мы сделали из картона такую как бы форму полицейского, а в Париже одна девушка хотела сделать фото настоящих полицейских с ними. Однако они заставили ее вынуть пленку, так как их лица являются собственностью префектуры. А если она хочет сделать их фото, то должна написать письмо в соответствующие инстанции...
- Многие ваши акции имеют выразительно театральный характер. Был ли у вас опыт в этой области?
- Меня театр как таковой только немного интересует. Когда я стажировался у Гротовского...
- У самого?! А когда это было?
- В 1977 году. Меня интересовали хеппенинги, а послание Гротовского было, чтобы каждый не пытался ему следовать, а находил себя сам. А смыслом того, что он делал, являются вещи, которые происходят в человеке. То, о чем он говорил, было близко к практике мастеров дзена, тибетских лам. Он стал известным, потому что творил такие вещи…
- А что он дал собственно вам?
- Это было очень мощное переживание. Мы делали определенные действия вчетвером - я, двое актеров Гротовского и еще один стажер - и это было что-то очень крепкое, сильное, в один момент что-то со мной произошло, и это было потом со мной, когда я уже практиковал медитации.
- У вас таки действительно в биографии много неожиданных страниц...
- Самый ценный опыт - когда я встретил мастера тибетской медитации. Мои мысли должны были быть независимы от всего. Взгляд был прозрачный и чистый. Все было спокойно и в то же время происходило спонтанно... И тогда я понял, что вся наша жизнь создана страхом. Работаем, чтобы есть, все время вынуждены что-то делать - но на самом деле боимся и очень часто убегаем от самих себя. Это, наверное, самое глубокое дело, имеющее отношение к тому, о чем я вам говорю.
- Существует ли сейчас «Оранжевая альтернатива» как движение?
- Разве только как отдельные люди. Но команда 1980-х распалась. И некоторые из них, например, сделали группу, которая называется «Перформированные х...» Это для меня катастрофа, потому что они вроде бы серьезные люди, профессионалы, и вдруг начали вести себя так, как будто им по 16 лет. С ними трудно контактировать, а та музыка, которую они делают, не такая уж хорошая. И жалко, что они не хотят работать с молодыми людьми, потому что каждый из них имеет какой-то опыт. Я думаю, что они что-то не реализовали, когда сами были очень молодыми, панками… И вот вернулись к этому.
- Вообще, Вроцлав выглядит каким-то просто легендарным местом: театр Гротовского, ваше движение…
- Теперь уже во Вроцлаве в центре города рестораны. Нет Гротовского, нет гениального театра пантомимы Томашевского, и я уже не там. Теперь это провинциальный город. Во Вроцлаве большинство домов принадлежат городу, и городская власть имеет большие возможности делать то, что они хотят. Когда-то они сделали выставку «Оранжевой альтернативы» без моего ведома. Но они же не знали, что есть интернет. Был скандал, я писал письмо мэру... Потом еще сделали «Выставку гномов», но говорили, что гномы - от Марии Конопинской, а не только от Майора. Размещали мои афиши, даже не зная, что это я их делал, опять опозорились. Я старался все исправить, разговаривал с мэром, но тот направлял каждый раз меня к какому-то следующему руководителю. А теперь они, наверное, на меня совсем обиделись, потому что я книгу написал - не только о них, но юмористическую, где говорю, что они начали использовать достижения «Оранжевой альтернативы», чтобы сделать рекламную компанию для города. Но так, чтобы я никакого влияния не имел на это. А почему это они делают - потому что имеют определенный бюджет и хотят между собой средства разделить. То есть того Вроцлава уже нет. И это еще раз подтверждает, что власти у людей не должно быть слишком много.
- Если уже говорить о новых временах -все ли вам нравится в сегодняшней реальности объединенной Европы?
- Для меня понятие «европейский» означает деньги евро и Европейский банк, который за них отвечает. И люди в тех странах, где ввели евро, очень много потеряли. Цены выросли, а заработки остались на том же уровне. И во Франции потому завалили Евроконституцию. Они этим сказали, что политики не могут принимать за них решения, потому что политики имеют такой уровень доходов, что на них это не влияет, а для людей это просто удар.
- Возможно ли сейчас делать политику средствами искусства?
- Можно, но когда будет для этого достаточно избирателей. Искусство может очищать политику, но сейчас оно в таком состоянии, что не может повлиять конструктивно, потому что это связано с пассивностью общества, со страхами. Поэтому имеем таких политиков, которых имеем.
- Вы говорили о стереотипах, и я вспомнил один: если художник - то обязательно бедный. Вам удается зарабатывать?
- Удается, но я скорее бедный. Немного занимался бизнесом во Франции - деньги были. Но когда начинал заниматься искусством - тогда деньги исчезали. Нельзя сказать, что я слишком бедный, но - обычный в смысле финансов.
- Кто такой сейчас пан Майор?
- Это очень непростой вопрос…. Я не думаю о себе в категориях страницы из энциклопедии. Я на таком этапе сейчас, что не знаю, что еще может случиться. Но понимаю, что уже перешел через половину своей жизни... Да, когда я говорю, что я на половине своей жизни - то получается, что должен дожить до 104 лет.
- Тогда можно ли сказать, что вы состоялись как художник, как личность?
- Могу сказать, что имел в своей жизни много счастья. У меня были хорошие профессора, я встретился с великими духовными мастерами, принимал участие в двух революциях, мне удается хорошо контактировать с людьми… Это что-то такое, что позволяет сказать: я имею много счастья. Но я это не использую только для себя, что-то делаю и с другими людьми тоже. Прекрасно понимаю, что имею какие-то определенные недостатки в характере, придется согласиться с этим и стараться быть лучшим, но не делать этого насильно, так как можно тогда иметь психические проблемы.
- Насколько мне известно, во Вроцлаве есть памятник гному. А как мог бы выглядеть памятник Майору?
- А уже кто-то спроектировал такой. Цоколь, на краю которого я сижу с бородой в колпаке… Это неизбежно, я думаю. Но имею надежду еще долго жить. Не хочу, чтобы этот памятник был, но влиять не могу. Да и не мое это дело, а тех людей, которые еще когда-то будут жить. Я, если когда-то стану духом, не буду никого пугать таким страшным привидением... Сам я хочу в других местах сделать памятники не себе, а гномам. В Киеве, кстати, тоже было бы хорошо - такой себе гномик, который выходит из апельсина...
(с) Дмитрий Десятерик